Город в дыму обещаний

Снег жёг кожу, расплывался каплями по ладоням и напоминал о беззаботности и легкости. В голубых глазах, таких тусклых и потерявшихся в беспамятье, отражались монохромные многоэтажки, прожжённые трубы и дым — едкий и душащий. Курение оказалось ужасной привычкой — будучи смешной на первый взгляд, она приносила расслабление, но вместе с тем и потребность, сонливость и ненависть ко всему живому. Снег падал, разбивался о торчащие чьи-то подоконники, словно странник, которого не пустили на порог тёплого дома. Он долго рассматривал людей. Разных: уставших, улыбающихся, спешащих, расстроенных и ужасно одиноких. В каждом из них он в той или иной степени видел себя. Переживал вместе с ними, но все равно что-то внутри было не полно. Казалось бы, он в городе своего детства, там, где счастье открывалось ужасно долгим, а вместе с тем и мимолетным, как случайное виденье. Он называл себя снегом. Тем самым, который таял, превращаясь в грязь, тем, который слышал шёпот людей, плач и растекался на руках голодного мальчишки. Несясь по миру, он не заметил как попал туда, где когда-то его называли солнцем — вселяющим надежду, тепло и обнимая кого-то дорогого.

очень-очень

Ботинки промокли, чапая по худым и безликим улицам, но почему-то глаза продолжали бегать по лицам прохожих, надеясь, что когда-то Наруто Узумаки найдёт человека с темными и очень живыми глазами. »…- Солнышко! Солнышко! Смотри снег идёт!..» Снег был утомителен, он приносил несчастье. »… — Ты для меня не просто друг, ты самый-самый лучший друг, солнышко!..» Хлюп-хлюп Нескончаемая серая масса, становилось дурно. »…- Солнышко! Мама испекла пирог!..» грязно… мерзко… противно… Люди раздражают, они сгущают краски и ужасно приторно смеются. »… — Ты вырос на целых десять сантиметров, солнышко!..» Маленький, среди толпы работяг, на фоне глупых вывесок небоскребов, он только и мечтал забежать в какую-то подворотню от глаз.

Но они смотрели на него отовсюду.

»… — Наруто, мы больше не дети…»

Хлюп-хлюп Каким же никчемным серым человеком он чувствовал себя сейчас. Сколько детских мечтаний он сумел осуществил, но не осуществил самого важного… »… — Я ужасно болен, Наруто, боюсь, что не смогу встать с кровати до начала лета…» Запах ватрушек, испечённых мамой, разбросанные тетрадки, рисунки на песке — Это было летом, но никак не промозглым морозом. «… — Я рад… Что ты… был со мной…

солнышко»

Снег прекратился. Запутался в собственных линиях вихря. А город замолчал. Он кажется, начал прислушиваться. Слушал он часто, но слышал редко. Город любил разговоры ночью на кухне, песни молодёжи при закате, крики детей из соседнего двора и крики чаек, но он абсолютно не любил слышать слёзы, всхлипы и надежды. Город проглатывал в свою дымную пещеру тех, кто был одинок. Тех, кто важничал и считал себя достаточно самостоятельным. Но также любил ребячество, веснушки и солнце, которое, впрочем, довольно часто скрывал его, показывая лишь тем, кто умел видеть. Но у взрослых на глазах пелена. Они умеют лишь думать. Долго-долго и мучительно. Они любят цифры, факты и научные статьи, они не любят несерьезность и топчут всех, кто не обсуждает политику и абсолютно от них отличается. Так и рождалась масса. Серая, грубая и ужасно заумная. Наруто — солнечный мальчик, выдумщик история про пришельцев и похитителей, ужасно боялся стать скучным взрослым. Наруто «У» — грубоватый подросток, любивший гитару, обклеенный стикерами скейтборд и жвачки из ларька, ужасно боялся остаться в родном городе и забыть, как круто гулять по ночам. Наруто Узумаки — скучный взрослый, художник и любитель цифр, ужасно боялся забыть тёмные глаза человека, который мечтал стать серой массой, но всегда остававшийся иным. Город же засыпал. Он все ещё слушал, привыкал и рассеяно гудел сигналками автомобилей. Он мигал вывесками, настороженно наблюдая за людьми. Он баюкал детей и пугал дворовых котов. Ворота заскрипели и город навострил уши. Он зачаровывал, передавая человека во владения кладбища. Казалось бы, воздух здесь отличался от города, он убаюкивал и пугал одновременно. Привлекал тишиной и отстранял запахом сырости. Панели, кресты, холод от мрамора, но не от снега. Сотни имён, фамилий и цифр. 75 лет 68 лет 93 года 17 л… Снег словно грел мрамор, окутывал дымкой и сторожил от проходимцев. На заснеженном надгробии было высечено лишь одно имя. «Саске» Наруто стирал буквы одну за одной, медленно проводя рукой по холодному серому монументу, словно когда-то по полотну краской. «Учиха» «…- Нарисуешь меня? Нарисуешь?.. Солнышко!..» Тёмные глаза, взъерошенные чёрные волосы, завязанные в тугой хвост на затылке, легкая ухмылка, очки спадающие на нос и книга с цифрами, с их огромным количеством и непостижимостью. «…Знаешь, …У меня есть просьба…» — Нарисуй меня. — сухими губами, сидя на корточках над могильной плитой прошептали мужчина с золотистыми волосами, вихрем взвивавшимися при дуновении ветра. Город слушал, пытался понять значение вылетевших слов. А слёзы сейчас не имели веса, они лишь показывали отношение, но разве оно не было и так ясно? Разве не было ясно то, что так долго пытался сказать когда-то ещё подросток, рисовавший на крыше очень-очень важного друга. «…- Я люблю рамен, особенно с яичной лапшой! — Врешь! — Чего это… не вру я! — Мама сказала, что любить можно только человека, а нравиться может все, что угодно!..» «…- Знаешь, ведь говорить так глупо… Особенно всякие дурости… Согласен, Наруто?..» — И человеку, необязательно говорить, но так же не следует и молчать. — Повторял все так же тихо и пусто. «…- Сходим поесть лапши, Наруто?..» «…- Эй, Наруто!..» «…- Смотри, что выучил, Наруто…» «…- Эту песню я написал вдохновившись тобой, Наруто…» «…- Я очень ценю тебя, Наруто…» Снег таял, купаясь в лучах рассветного солнца. Он отпевал и плакал над теми, кто страдал. Кого-то он наоборот же укрывал, хороня в своём тёплом одеяле, спутывая волосы и затуманивая глаза. — Сходим поесть лапши, Саске? Снег падал, летел, неся городу зов чей-то души. И город услышал, захлопнул двери дымной пещеры и показал одинокой душе солнце. Такое далекое и близкое одновременно.