У-веселительная неделя

Когда ты — благородный космический пират, это приговор. Не смертный, конечно, не такой, какой выносит Совет Безопасности Звёздной Федерации… Но это — как клятва. Никогда не бросать якорь, никогда не прибиваться к одному берегу. Ты — метеорит, ты — комета. Планета-бродяга. У тебя нет собственного порта, нет корней… — Кира, не здесь. У не может поверить в то, что говорит. Ему приходится осаживать свою ранее вечно сдержанную бывшую противницу. Её дочь спит за стеной, звукоизоляции на кухонном островке нет и не было. — Идём в спальню, — говорит Игорь, отставляя чашку с травяным чаем. Этот конкретный приволок ему У с рыночного планетоида на краю Млечного пути. После стольких лет странно летать легально, но он нашёл себе подходящую работу — курьерские перевозки дорогостоящих товаров хорошо оплачиваются, и не все знают обходные космические пути так, как он. «Яндекс.Космос» души в нём не чает, все срочные заказы предлагают в первую очередь ему, так что и после амнистии У живёт не хуже, чем до. Даже в чём-то лучше — например в том, что ладони Киры гладят его по животу, а её язык скользит вдоль уха. Игорь молча открывает дверь спальни, и У тащит Киру за собой на буксире. Когда ты — благородный космический пират, ты и мысли не допускаешь о том, что когда-нибудь обрадуешься закрывшейся за тобой двери в маленькую комнату с хорошей звукоизоляцией, что твои сердца замрут в груди от уверенных и бережных рук на лице, от жадных, ищущих ладоней, гладящих по животу. Благородные космические пираты не верят в любовь. В честь — да, но не в любовь. У всегда был романтиком. — Ну снимай это, скорее… Не первый раз, но нетерпеливая, разгорячённая Кира, как всегда, ласкает зрение и слух. У верит — и не верит, конечно. Невозможно до конца поверить, что после стольких лет подозрительности и осторожности Кира будет с ним рядом такой дикой, но преданной кошкой. У протягивает руку. — Якорь? — Спрашивает Игорь, берёт его ладонь в свои, нежно целует. Сердца начинают стучать вразнобой, привычно заходятся от заботы в его голосе. У разворачивается и целует — Игоря. Его история с Кирой длинна и полна недомолвок, ошибок, препятствий… Игорь — как мыс Надежды, как самый светлый и тёплый человек во вселенной, принял и полюбил его практически сразу, когда У открыл перед ним душу. Его рот влажный и горячий. У жмурится, льнёт ближе, гладит по бокам, будто прячась от настойчивого внимания Киры. Он ей не верит. Глупо, наверное — любить, трахаться так, что стены ходуном ходят, но в моменты уязвимости, когда находит грусть, когда воспоминания о былом туманят глаза слезами, жаться к тому, кто, как считаешь, примет тебя. Или притворится, что примет. Он бродяга — кому он нужен здесь по-настоящему? Разве что Алисе, которая вся на поверхности. Он здесь — диковинная игрушка, опасный зверь, прирученный по какой-то ошибке… — У, ты не здесь. Кира, вдумчиво целовавшая его шею, делает шаг назад. У открывает глаза и видит, что Игорь хмурится. Что остаётся? Глаза в пол, правду и только правду. — Я, наверное, сегодня посплю у себя. Чувствительная кожа горит под одеждой, ему хочется, чтобы его обняли, ласкали, гладили, выцеловывали. Чтобы жар тела сливался с другим жаром, чтобы Кира открывалась ему, а он — Игорю, шаткая, но самая устойчивая конструкция в его жизни. Он не знает, свой ли здесь по-настоящему. Игорь садится на постели, тянет У за руку на себя. Усаживает на колени, заставляя широко раздвинуть бёдра — поза открытая, беззащитная. Кира подходит сзади, стягивает с него светлую рубашку, бросает на пол и начинает кончиками пальцев гладить по шрамам. Будто по оголённым нервам — У чувствует, как Игорь медленно скользит ладонями то чуть ближе к внутренней стороне его бёдер, то чуть дальше. — Словами. Через рот. Правило, которое установил Игорь. Лучше рассказать и страдать, чем не рассказать, и страдать ещё больше. Справедливое правило, так-то У всегда ему следовал, но последнее существо, с которым он был настолько честен и открыт, было его дочерью — да Алиса теперь почти приблизилась. — Страшно, — вынужденно говорит он, отворачиваясь. Признавать такое для него на грани невозможного. — Почему? Кира неглупая, но ей часто недостаёт тонкости чувств, доступных Игорю. Иногда У понимает, почему в этой семье Игорь отвечает за разговоры по душам, а Кира — за силовые методы. — Иди сюда, — говорит Игорь, мягко прикасаясь губами к губам У, прижимается языком к щели между, скользит в рот. У жмурится, расслабляет плечи, накрывает руки Игоря на собственных бёдрах. Ответить на поцелуй легче, чем на вопрос. От соприкосновений языком по коже бегут мурашки, где-то между сердцами зарождается сладкая дрожь. Игорь целует жарко, отрывается — и ждёт, пока У потянется за добавкой. Не затыкает ему рот, перекрывая воздух, как Кира. Целоваться с ним — словно танцевать, каждое движение ждёт ответного, и всё — по невидимому согласию. — Ты не уверен, что мы тебя любим, верно? Не в бровь, а в глаз. У потрясённо распахивает веки. Игорь улыбается с лёгкой хитринкой. — Ты что, умеешь читать мысли через слюну, профессор? Нервный смешок срывается с губ — и Игорь прихватывает ртом его нижнюю губу, лижет чувствительную кожу. Словно снимает кокон с души — обнажает всё, что внутри, достаёт через возбуждение наружу. — У, но мы же… Кира прямолинейна — и отстранена. Разговоры о чувствах для неё пострашнее будут, чем для У. Ей чертовски повезло выйти замуж за Игоря. — Тихо, — Игорь ведёт носом вдоль щеки У, приникает поцелуем к нежной коже под углом челюсти. У запрокидывает голову — так хорошо. — Я люблю тебя, чувствуешь? Осторожные руки тянут завязки на штанах, освобождают ноющий от невнимания член. Игорь не спешит, не давит — он греет и даёт осознать, что происходит. У краем сознания улавливает кивок — шорох ткани за спиной, оканчивающийся где-то у пола, и Кира кладёт ладони ему на поясницу, прижимается губами к спине, чуть прихватывает кожу. Неожиданно это — интимнее, чем самые жаркие ласки. Он буквально открыл ей спину, и она оправдывает его доверие. Непохоже на всё, что было между ними до. Раньше У начинал и заканчивал их близость, долго лежал без сна на краю постели, глядя, как обнимаются Игорь и Кира. Чувствовал себя лишним, но всё равно стремился. «Я хочу, чтобы ты всегда был рядом», — сказала сонная Алиса, обнимая его перед сном. Одна фраза — и он вспомнил, что вообще-то не говорил о своём месте в их семье ни с кем, кроме неё, самой младшей, отчаянной и уж точно физически в нём не заинтересованной. — Я чувствую, что ты хочешь меня, — отвечает У. Причинение самому себе эмоциональных страданий — один из вариантов селфхарма. Игорь усмехается, прижимается лбом к его лбу, дожидается, пока У встретится с ним глазами. — Подумай ещё. Почувствуй. У смотрит. Игорь моргает медленно, словно сонный земной кот, не пытается закрыться. Зрачки увеличены — «если человек смотрит на кого-то, кого любит» … — Ты не… Не причинишь мне вреда. Не вопрос — утверждение. У случалось подставляться партнёрам, которые и не думали его беречь. Игорь кивает, целует его в награду, нарочно задерживаясь языком на коже. Кира вздыхает — тёплая щекотка в ямках над ягодицами. — Ещё, — просит она и ладонями ласково проводит вверх, до чувствительных лопаток, и вниз, к поджавшимся ягодицам. — Я могу открыться. Довериться. Игорь дёргает завязки штанов в стороны, резко и сильно — и они распадаются по швам. Свежее изобретение, у каждого костюма свой триггер, каждый восстанавливается за минуту в регенераторе. Бельё У не признаёт — его гениталии за ненадобностью обычно спрятаны в паховом мешке, и только под ласками четырёх рук сейчас являются на свет. — Ещё, — шепчет Игорь, вдыхая запах У с кожи и целуя его в плечо. Накрывает резко, сильно — У дёргает треугольник на воротнике Игоря, и его одежда тоже разлетается на куски ткани, удобно и быстро. — Я… Нужен вам? Не ответ. Вопрос. Игорь, впрочем, не ругает его за это — он может окрикнуть, не сдержаться, если устал, но после всего, пережитого У, он — само терпение. — Да. Без тебя мы не удержимся вместе и недели. У знает, он видел это — Игорь и Кира любят друг друга, но за десятилетие, проведённое порознь, стали слишком разными. Он скреплял их, как скобы скрепляют металл, который нельзя сварить — настолько он тонок. — Я заново научилась любить с тобой, — признаётся Кира, обнимая его за пояс, трётся щекой о бок. — Я открывалась и говорила, только когда ты смог это сделать. Я ведь сделала гораздо больше жуткого, чем ты. Это правда. Звёздная Федерация не выбирала средства и учила своих адептов тому же. Возможно, он единственный, кто помешал человечности Киры исчезнуть — такую её, окончательно загрубевшую сердцем, Игорь точно не смог бы принять. — Я эгоистично нуждаюсь в том, чтобы ты был рядом, — голос Игоря чуть дрожит, руки — нет. У толкает его в плечи, приподнимается и, отставив задницу, наклоняется над Игорем, вылизывая его живот. Это щекотно и не так уж приятно, возможно, но У дуреет от запаха и вкуса, Игорь сминает в пальцах его волосы, а Кира достаёт смазку и скользит внутрь У, растягивая привыкшие к этому мышцы. Простое, почти животное желание, и в то же время — У вновь успокаивается, когда Игорь ныряет пальцами в его рот, гладит изнутри, а взгляд зажигается, словно сверхновая. От этого взгляда хочется спрятаться, он слепит. Так не смотрят на тех, кого хотят выкинуть за порог. Так смотрят на тех, без кого дышать сложно. Кира вынимает из него пальцы, забирается на кровать и встаёт в коленно-локтевую, прогибается, расставляет колени, касается грудью простыни. У скользит следом, направляет себя в неё, толкается во влажное и горячее, благодарно целует в плечо, повторяет телом её изгиб. Игорь накрывает его собой, входит медленно и осторожно, в несколько движений, его рука упирается в постель, прямая и сильная. Он — сверху, они соединены, плоть к плоти, ближе уже просто некуда. У пробует начать двигаться. Тот, кто посередине — всегда главный, без его координации их трио распадётся. Крышу сносит практически сразу, потому что вперёд — сладко, назад — сладко, нет отдыха и момента перерыва, везде он напряжён, растянут, раскрыт. Кира трётся щекой о постель, стонет в такт каждому его движению, Игорь тяжело, размеренно дышит, он тихий, звука не добьёшься, но вены на руке выступают от напряжения. У разматывает планомерно, он то ускоряется, почти доводя себя до пика, то вновь замедляется, ласкает языком шею Киры, позволяет Игорю покрывать свои плечи поцелуями. Ноги начинают дрожать, У рвано стонет, едва не придавливая Киру собой, но Игорь не даёт ему упасть — подхватывает ладонью под живот, глубоко входя, прижимает к себе и крепко, короткими жёсткими толчками заставляет его вбиваться в Киру. Та хватается руками за простынь, практически крича от удовольствия — её короткие громкие стоны сливаются в один звук. У дрожащей рукой дотягивается до её клитора, трёт совсем недолго — и Кира соскальзывает с него, дрожа всем телом, откатывается в сторону. Игорь утыкает его самого лицом в постель, щекой на пятно Кириной слюны, и движется глубоко, резко, обостряя ощущения. У скручивает минуты через полторы. Оргазм вытряхивает из него душу, а Игорь, тут же выйдя, спускает ему на поясницу. Горячее и вязкое растекается по коже. Придя в себя, они кое-как вытирают друг друга и обессиленно валяются на смятой постели. — Хорошо, что душевая в комнате, — вздыхает Кира. — Плохо, что тесная. — Прямо как в звездолёте, — ностальгически улыбается У. Кира смеётся, уткнувшись ему в плечо, а Игорь гладит их обоих по головам, потому что лежат они щеками у него на животе. Мир третьей от собственной звезды планеты оказывается местом, где любовь жива — по крайней мере, У знает, что для него лично это правда. Наверное, так не полагается жить настоящему благородному пирату. Но это к лучшему.