У-веселительная неделя

Кондиционеры мерно шумели, создавая под куполом сада лёгкий ветерок, пахнущий весенними цветами. Колёса кресла-каталки тихо шуршали по прорезиненной дорожке. — Знаешь, дружище, — сказал сидящий в кресле старик, подняв руку, чтобы коснуться кончиками подрагивающих пальцев нежных белых лепестков на низко наклонившейся ветке. — Была такая старая песня — утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести. И смотри — цветут… — Если очень захотеть — их можно и на Фиксе вырастить, — проворчал У, толкая кресло вперёд. — На Марсе нормальная для твоих хрупких костей гравитация, но неужели нельзя было выбрать какой-нибудь, я не знаю, Альдебаран? Там медобслуживание всяко получше, и техники криогенных установок опытнее… — У, хватит. Мы уже сотню раз это всё обсудили. Голос твёрдый — прорезается ещё сквозь старческое дребезжание и общую слабость. Капитанский тон, отработанный на мостике, никуда не девается, покуда капитан жив — У по себе знает. — И всё-таки… — Я хочу увидеть её. Пока я жив. Пожалуйста. Старик схватился за горло — и У крепко сжал его плечо. Цветки яблони, падавшие по направлению ветра, усыпали колени старика. — Коль, у тебя почти не осталось времени. Я вызываю Бурана. У хотел уйти, но на его запястье сжались чужие пальцы. — Нет, — хватка у Коли была что надо — не на сто семнадцать лет, может, на человеческие шестьдесят. — Одновременно с Алисой. Я дотяну. Космион… Напоминает о себе, но он ждёт. Пока он во мне, я не умру. — Грёбаные религиозные фанатики, — У встал на колени, взял руки Коли в свои и посмотрел снизу вверх в выцветшие от времени и потерь глаза лучшего друга. — Ты и Глот. — Мир праху его, — усмехнулся Коля — новость о том, что из самой охраняемой в галактике тюрьмы на Титане сбежал бывший глава пиратского альянса, разлетелась во все уголки вселенной. — Уже совсем скоро. Всего пара дней. Я уйду в криозаморозку на период ожидания, ты сам всё проконтролируешь. У, я в порядке. Правда. Он не лгал. У помнил его рыдающим на капитанском мостике, когда корабль женщины, которую он любил, Метеоры, превратился в звёздную пыль у него на глазах, пока они под прикрытием пробивали Кире Селезнёвой дорогу в сердце пиратского альянса, к Глоту. У помнил его стоящим возле палаты, в которой шевелила ручками, весело гуля, маленькая Алиса. Помнил, как Коля шёл сквозь пламя по частной клинике на обстреливаемом планетоиде, чтобы добраться до криокапсулы с собственным сыном, Бураном, и полностью поседел за один день. Коля правда был в порядке. Это сам У не был. — Краас вышла на связь, — прошептал он, поглаживая покрытые старческими пятнами кисти у себя в ладонях. — Они с Кимом и Ункаасом пытались тебя найти. Я ответил, чтобы летели на Марс, ничего не объяснял. Сам поговоришь с ней. — Краас опять будет надо мной ворковать, — поморщился Коля. — Мало ей Кима и Ункааса… Вернётся Буран — пусть берёт его под крыло. У улыбнулся. Маленькие наследники самой секретной организации сопротивления пиратскому альянсу, «Лиги справедливости», Ким, Буран и Ункаас, названный в честь последнего могиканина (Краас залпом читала классические книги Земли и активно участвовала в фандомах), держали всю галактику в лёгком страхе. Слух про Трёх Капитанов, одолевших джунгли Эвридики и подстреливших Большого Дракончика, шёл по вселенной уже год. То, что после столь высокого подвига все трое получили самых настоящих пиздюлей от старшего состава Лиги, осталось под грифом «секретно». Краас вечно нервничала, что дети убьются об очередную опасность, но У был уверен — о них с годами будет ходить всё больше и больше историй. Согласно земной поговорке, от осинки не родятся апельсинки — а Коля и его команда были такими осинками, из которых вытачивали колы для уничтожения мифических вампиров. — Буран сам кого хочешь возьмёт под крыло, — вздохнул У, сорвал цветок яблони и протянул его Коле. — От сердец и почек дарю тебе цветочек. Помнишь? В первые годы, когда У потащился в космос вслед за детьми-авантюристами, Коля часто учил его земным шуткам и поговоркам. Многие укоренились в привычках — а позже все они обросли таким количеством заимствованных на всех концах вселенной вещей, что сложно было сказать, откуда что пошло. — Помню, — Коля взял цветок, погладил его по трепещущим лепесткам. — У, я так устал… В погоне за безопасностью вселенной для одной розововолосой девочки прошла его долгая, насыщенная жизнь. У понимал, что его лучший друг принадлежит к другому виду, что умрёт раньше на добрую сотню лет, но всё равно оказался к этому не готов. Только рядом с Колей и его компанией У понял, что никогда не дружил с Глотом. То, что он принимал за дружбу, было максимум взаимовыгодным сотрудничеством. Глот не ценил его, не скучал по нему — разве что как по необычной игрушке, с которой забавно было проводить время. Коля принял его, как брата, дал ему чувство дома, сделал частью команды, заработавшей себе бессмертие в сердцах и памяти народов миллионов планетарных систем… И теперь У терял его — просто потому, что пришла старость. А старость — единственное, перед чем медицина любой из галактик была бессильна. — Я не знаю, как дальше жить без тебя, — честно сказал У, потянув Колю на себя и осторожно приобняв за всё ещё широкие, но уже хрупкие плечи. — Как-как — полетишь по вселенной с нашими оболтусами, нахлебаешься от одного Бурана ещё, — заметил Коля с усмешкой, обнимая его в ответ. — Скучать будет некогда. А если ещё и Алиса следом увяжется… Где она, там и Кира. Отведёшь душу наконец, лебедь ты белый, а не пират. Они расхохотались над старой дружеской шуткой. Ветер трепал седые Колины кудри и светлые, крашеные волосы У. — Может, на той стороне есть свои звёзды, — прошептал У и поцеловал Колю в лоб. — И мы ещё попутешествуем среди них вместе. — Может быть, — тихо отозвался тот. — Спасибо, что был со мной все эти годы. У меня никогда не было и уже не будет друга лучше, чем ты. Слёзы подступили к глазам, но У улыбнулся. — У меня тоже, Коль. У меня тоже.