CHARMED

Мирный и тихий (нет) ужин плавно перетек в легкую попойку, когда домой явилась Ирина Певчая. Леву уложили спать, и тогда семья Череватых разошлась на полную, достав из мини-бара бутылку самогона. Конечно, дебоширить надо было очень тихо, поэтому они развалились на диване и креслах в гостиной, чтобы поиграть в «Я никогда не», как подростки. Просто Лена, разговорившись с Дафной, сразу поняла, что девчонке это надо. «Я никогда не воровала кресты в тюремной церкви…» — от Дафны, и Влад пьет. «Они заряжены негативной энергетикой!» — прозвучало в оправдание. «Я никогда не пел на похоронах» — поддевка уже от Череватого, чтобы Ира НЕ ВЫПИЛА. «Я никогда не становилась причиной дележки двух парней» — аккуратное от Лены, чтобы Дафна выпила и разговорилась — было видно, что девочке надо выговориться. И так и вышло. Булгакова даже разревелась, с двух сторон обнимаемая Леной и Ирой, пока ахуевающий от жизни Влад бегал на кухню за стаканом воды для несчастной. И так по кругу. По несколько кругов, пока все вусмерть не ужрались и не уснули. Чета Череватых ещё спала у себя, когда Дафна, которую подселили в кровать к Ире, проснулась от телефонного звонка. — Выруби эту адскую машину, — взмолилась Певчая, спрятав голову под подушку. — Ща-ща-ща, — захрипела Дафна, тупо уставившись на экран. Неизвестный номер. — Алло? — Дафна Михайловна Булгакова? — пробасил серьезный мужской голос. — Да, это я. — Это из полиции. *** На самом деле, Перси тоже времени зря не теряла. И раз уж Олег внезапно заделался в благородные рыцари и стал буквально единственным, кто переживал о ее состоянии, Персефона просто… развела его на слабо. Короче, они тоже пили. Ну, наверное, имели право после того, как за благое дело еще и получили. А Перси и вовсе еще и со стороны Саши прилетело. Да и… Олег, в конце концов, не такая уж и плохая компания. Сказали бы ей это на пару лет раньше, в жизни бы не поверила. И даже грядущее совместное испытание не смутило! Короче, надо было видеть выразительный взгляд Башарова, известного алкоголика, когда в назначенное время в готзале его встречали четыре одинаково помятые физиономии. — Вы, четверо, вчера вместе что ли были? — лукаво поинтересовался Марат. — Нет! — выпалили в один голос Перси, Дафна и Олег и только один Влад почти пропел: — Та не-е. Только с Дафнюшкой. — Случилось что-то, о чем мы не знаем? — эта ситуация явно раззадорила пыл ведущего, он аж приосанился и поправил пиджак в предвкушении пиздеца. — Случилось что-то, о чем я не знала… — многозначительно пробурчала Дафна. Блять. А ведь ей вечером надо в ментовку. Интересно, Олегу тоже уже звонили? — У нас просто намечается семейная поездка, Марат. Поэтому Димка едет на испытание первым, а мы чуть позже подтянемся, — почти как ни в чем не бывало объявила Персефона, растягивая впервые за долгое время накрашенные губы в улыбке. Просто если бы не накрасилась, то распугала бы тут всех своей рожей. Даже гримеров. Не хотелось ни есть, ни спать, ни делать что-то — просто напала вселенская апатия. Усилилась она после осознания того, что объяснять ей свою поездку с ведьмой никто не собирается. Ей вообще ничего объяснять не собирались, поэтому Перси пошла по тактике наименьшего сопротивления — пила и долбила мозги временно освобожденному от обязанностей хорошего парня Олегу. В какой-то мере она вдруг начала понимать Рому. Кстати, об этом. Вызов в ментовку — это хоть какой-то движ во всем дерьме, в котором Перси уже тонула. Вообще, когда ты промышляешь чернокнижием, к походам в ментовку ты так или иначе готов. Не то что бы сильно хочется — поэтому та же Перси, например, старалась сильно не светиться, — но готовишься, продумывая аргументы, что ты не занимаешься никакой некрофилией, вообще не хотел никому навредить, и ты не псих, как могло бы показаться с первого взгляда. Конечно, психованной тебя посчитают в любом случае, но тогда, в идеальном плане Перси, она пускала в ход свое какое-никакое, но все-таки обаяние. Но вот, признаться, в ментовке по поводу соучастия в избиении человека она еще не была. Интересный опыт. Самое забавное было смотреть за совершенно невозмутимой реакцией Олега. Он этого звонка как будто и ждал, само спокойствие. Сто процентов, попадает в полицию не впервые, и Перси даже стало интересно когда-нибудь его об этом расспросить. Или он просто и сам себе не хотел признавать, что очень хотел увидеться с Дафной. Ее, как Перси поняла, Рома тоже приплел. Поэтому… будет очень интересно. И вдруг Башарова озарило. Он поочередно посмотрел сначала на Дафну, потом на Персефону. Затем на Влада и Олега. Подумал немного, выбирая своей жертвой Олега, еще не связанного узами брака, и провокационно поинтересовался уже у младшей Булгаковой: — Дафна… решили сплавить Шепса сестре? Девушка бросила затравленный взгляд на Олега и затем гневный — на Марата. — Ага, щас, — Дафна вскинула подбородок и, переборов свою гордость, сошла со своего места и подошла к младшему Шепсу, беря его за руку. А костяшки-то снова разбиты. На этот раз… об лицо Ромы. Булгакова вздрогнула, но все равно переплела их пальцы. — Как бы сестру ни любила, но… Надо сказать, провокация Башарова на похмельной Дафне сработала. Повелась девочка. — Я все равно хочу тебя пополам перекусить, — шепнула она Олегу. — Но даже не думай от меня свинтить. — Ну слава Анатолию, — выдохнул Череватый. — А то она нас с Ленкой вчера затрахала, чесслово. Свинчивать Олег и не планировал — странно было бы сбежать от своей же внезапно подобревшей девушки. И даже рискнул сжать ее ладонь, но не мог не бросить быстрый взгляд на Перси с молчаливым вопросом в глазах — глючит или нет? Если не глючит, то он даже согласен оказаться перекушенным. Персефона демонстративно вздохнула, закатив глаза. Олег, на самом деле, очень хороший… но иногда просто забавный дурачок. — Завидую, — неожиданно громко вырвалось у старшей Булгаковой. — Да чему тут завидовать? — вдруг заговорил Саша. — Не отношения, а американские горки. Конечно, между ним и Мэри вчера ничего не было. Он знал, что явилась Керро по определенной причине — он должен ей крупную сумму за открытие своей мастерской. И потому банально решил умаслить свою бывшую, чтобы та не буянила в открытую, вываливая все его скелеты из шкафа. Даже назвал ее «своим лисенком», как говорил раньше. Шепс прекрасно понимал, что это может доставить боль Персефоне, но на кону была его репутация. — Александр просто эксперт по американским горкам, — самым ангельским голоском немедленно парировала Перси быстрее, чем Олег даже успел осмыслить сказанное и вспыхнуть. — Поэтому мнение Александра, несомненно, стоит учитывать. Он ведь и про их гениальные планы с Олегом не знал — по крайней мере, это ей сказал сам младший Шепс. И не знает, что Перси там была наживкой, ну, буквально. И не знает, что в заявлении Ромы она тоже фигурирует. Хотя мог бы и спасибо сказать, что она вообще на него не забила и даже попросила кого-то его забрать! И тем более не знает, сколько Перси рыдала совершенно не ожидавшему такого всплеска эмоций Олегу. Он вообще ничего не знает. — Профессионал, да? — внезапно поинтересовался Башаров, как будто бы даже что-то понявший. И если бы Перси была чуть более трезвой и в чуть менее нестабильном состоянии, она бы вряд ли вообще продолжила диалог. Но сейчас немедленно выдала: — Именно. С ним-то одно удовольствие на американских горках кататься. То наверх летишь, то падаешь, а потом опять наверх, а потом что-то долго падаешь… А вот тут даже Марьяна присвистнула. — Перси, ты пытаешься мне что-то сказать? — Саша невозмутимо выступил чуть вперед, чтобы иметь возможность видеть девушку. Она сама захотела этих отношений, разве нет? Он не давил на нее, разве что немного пофлиртовал. А девчонка начала активно толкаться навстречу. — Я уже не то что говорю, — и даже Перси сохраняла спокойствие, хотя обычно всегда мгновенно шла на попятную, — я кричу. Только меня никто не слышит. И она отвернулась от него, сосредотачивая все свое внимание на несколько растерявшемся Башарове. Думает, что только он может обижаться? Что только его может что-то задевать, только он может высказывать ей претензии? Дьявол, да она даже не представляла, чем они там с Керро занимались вообще — но никто ей объяснять и не хотел. И только сейчас Персефона начинала понимать, что она предательски устала… быть удобной. Потому что одно дело быть удобной, когда всю твою заботу и готовность отдать себя ценят. А сейчас… — Кхм, предлагаю перейти к итогам зрительского голосования… — начал Башаров, явно не находя себе места под слишком пристальным взглядом чернокнижницы. Итого — Марьяна набрала 5,4 балла, а Влад и Дафна разделили по 9,3. *** Уже после съемок Дафна подошла к Перси и Олегу, скрестив руки на груди. И только она открыла рот, как явился и Саша. — Это что такое? — поинтересовался он. — Погоди, Саш, — стопорнула его младшая Булгакова. — У нас намечается путешествие к ментам, и стоит поторопиться, пока те сами не явились задерживать Олега. — Что, простите? — старший Шепс отзеркалил позу Дафны, тоже скрестив руки. — А ты не знаешь? Эти двое сговорились. Перси завлекла Рому, а Олег избил. — Вы двое ебанулись?! — обращался Саша уже к виновникам происшествия. — Не ори, — мрачно попросил Олег. Умеет же одним своим появлением в последнее время столько напряга принести. — Сам разберусь. Перси его, конечно, о таком исходе давно предупреждала. Но будь Олег на месте этого гребанного Ромы, девочек он бы точно впутывать не стал. Понятно же, что это личная война самого Олега и Ромы. Но, раз хочется ему так, пусть будет. Все равно ментовкой Олега уже не удивить. — Пошлите уже, — вклинилась Перси, словно ничего такого и не произошло. — Опоздаем, а нам еще на испытание. Ну, если Олега выпустят из Москвы. На испытание, проходить которое у нее нет никаких сил и желания. — Пошли, — покачав головой, согласилась Дафна. *** Поездка в такси до нужного отделения полиции прошла в напряженном молчании. Дафна тупо пялилась в окно и сминала собственные взмокшие от страха пальцы. Аж в горле пересохло. Что же натворили Перси и Олег, блять! Уже на подходе к участку младшая Булгакова притормозила Шепса, коснувшись его предплечья. — Если тебя арестуют, тебе пизда, — строго говорит она. — Мы-то штрафом отделаемся максимум, а ты… Причем пизда — в первую очередь от меня. — Побои — это административка. Три часа максимум, — пожал плечами совершенно невозмутимый Олег. — На уголовку не наскребет, как бы не извивался. Хотя уголовку Шепс ему — ладно, и себе тоже — обеспечить мог бы. Возможно, если бы с ним не увязалась Перси, которая, хоть и подстрекала, но все равно служила определенным контролем для Олега. — Меня пугают его обширные познания в этом, — задумчиво заметила Персефона, все больше подозревая, что криминальная история у Олега уже была. Больно он… продуманно бил, хотя и взбесился. — Но да, подтверждаю, Олег ему даже ничего не сломал. Но не исключаю, что Ромыч мог себя и с лестницы спустить. — Перестаньте, — усмехнулся Олег, задержав взгляд на Дафне. — Я же сказал, разберусь. — Но если у него, например, сотрясение, то уже уголовка, — напомнила младшая Булгакова. — И у него отец… В общем, сам говорил, что мои проблемы — твои тоже. Значит, и наоборот. Да и Рома… Рома блять. Почему Дафне до сих пор было больно думать о том, как тот валяется дома весь в синяках и кровоподтеках? Как ее некогда любимое лицо сейчас обезображено? Ладно. Выдохни, девочка. Но выдыхать, как выяснилось, придется еще нескоро — стараниями отца Соболева Олега решили прокатить по 13-му пункту 213-й статьи УКРФ с задержанием на двое суток до выяснения обстоятельств, что позже может повлечь за собой суд и арест. Как итог — из участка на свежий воздух вышли лишь сестры Булгаковы. Полиция признала, что смс была отправлена с телефона Дафны, но у нее оказалось алиби. А вот Перси могла влететь на штраф… — Довольна? — трясущимся голосом спросила младшая Булгакова у сестры. — Его же теперь посадить могут! Чем вы думали?.. — Сходи еще, блять, Саше пожалуйся, — немедленно огрызнулась Перси. Штраф-то не пугал — это к черту. Жутко спокойный Олег, который явно делал вид, что у него все прекрасно, исключительно ради того, чтобы они не нервничали — очень даже. — Я еду к твоему уебку. — Нет уж, — Дафна тут же встала перед сестрой, перегородив ей путь. — Он станет слушать только меня. И сердце так забилось, ухнуло куда-то вниз. Младшая Булгакова вообще стала плоховато себя чувствовать. Должно быть, сказывается похмелье. Или стресс. И — хвала Афродите — у Перси звонит телефон, буквально разрывается. — Ответь, — кивает Дафна. — Я тебя тут подожду, покурю. Но ждать она, конечно, не станет. Перси чертыхнулась, сразу узнав номер, с которого был звонок. Кто бы сомневался. И ей ведь буквально стоило разблокировать эту прекрасную женщину только сегодня, так реакция сразу не заставила ждать! Выругавшись и в силу не менее плохого состояния даже не поняв, что Дафна ее сейчас обведет вокруг пальца, Перси взяла трубку, сразу выдав мрачное: — Что на этот раз? — Слушай сюда, шалава малолетняя. Даже не надейся, что ты останешься с Сашенькой дольше пары недель. — на том конце провода послышалось чуть ли не змеиное шипение, из-за которого Персефону передернуло, — Ты из себя вообще ничего не представляешь, ты ничтожество, которое только и умеет руки резать, да истерики разводить. Пытаешься Сашей манипулировать да? Я сразу это поняла! — в этот момент Перси чуть воздухом не подавилась. Это она еще и манипулирует Сашей?! Возмутительно! — Надо было, чтобы собаку эту бешеную никто не остановил и она тебя прям в готическом зале переломала. — если бы Гасанова это услышала, она бы и Людмилу пополам сложила. Знала бы мамаша Шепс, что Перси её любименького сыночка от Нино защищала! — Поверь мне, я сделаю всё, чтобы он вернулся к Мэри. Этого короткого срока, что она будет тут вполне хватит. В конце концов у нее просто выпал телефон из рук. Экран, скорее всего, тут же пошел сеткой трещин, а эта конченная женщина что-то еще орала в трубку. Перси не то что не слушала, она не слышала. В приступе остервенелой ненависти она каблуком наступила четко на мобильник, а потом еще раз, и еще, и еще… Для ни в чем не повинного смартфона даже ее вес оказался слишком тяжкой ношей. — Ненавижу, — как в бреду повторяла Перси. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу… Она же не просто так это говорит. Она же не просто так абсолютно уверена в том, что они, блять, снова воссоединятся. Значит повод есть. Кто же, как не любимая мамочка, все про своего сына знает? И попрекает-то. Все то же самое говорит. И что руки режет, и что истерики устраивает. Про шалаву тоже не для красного словца берет. И про страхи ее понимает прекрасно. Она все знает. Знает, куда давить. Знает, как ей сделать больно. И успешно делает. — Даф… — просипела Перси, не узнавая собственный голос. Но когда она повернулась, рядом никого не было. Предательское осознание того, что она сейчас буквально совсем одна, выбило у нее воздух из легких и заставило пошатнуться. Перси зажала рот ладонью. Беспокойный взгляд метался туда-сюда, не фокусируясь на одной точке. Какая-то сердобольная бабулька подошла к ней, спрашивая, все ли хорошо, но Перси ее только оттолкнула, бросаясь вперед. Неугомонная женщина еще кричала ей вслед, напоминая о брошенном телефоне, но Персефона ее не слышала. Окончательно разочаровавшаяся в молодежи старушка бросила телефон там же, где он лежал. «Довольна?» «Он самоутверждается за твой счет» «Ты ничтожество, ты из себя ничего не представляешь» «Я могу тебя отпустить» И то, как он Керро обнял. Они о чем-то говорили. Теперь это. И даже тогда, когда наехал на них перед ментовкой… он ведь даже за нее не переживал. Ей засигналила машина, которая, видимо, должна была довезти их до аэропорта, но Перси только показала вслед средний палец. Ничтожество. И правда, ничего из себя не представляющая. Кроме истерик и постоянных попыток привлечь к себе внимание — ничего. Нич-то-жест-во. Ей было плохо. В ушах шумело, грудь болезненно сдавило, а воздуха не хватало. И просто хотелось, блять, кого-нибудь… чтобы хоть кто-то оказался рядом. Даже сейчас внимание привлекает. Хах. Может, и правда лучше было бы, если бы Нино ее прямо тогда и пришибла? Из злополучной машины выскочила одна из администраторов, пытаясь окликнуть ее, но Персефона не слышала, исчезая в ей одной известном направлении. *** Тем временем, Дафна быстро ретировалась с территории полицейского отделения — прыгнула практически в первое попавшееся такси (спасибо, что еще остались машины без приложений) и упорхнула. Рома, на удивление, ответил ей сразу же, как она ему позвонила и назначила встречу в ближайшей к его дому кофейне — так свидетелей больше. И когда она приехала, он уже был там. Сидел в самом темном углу, на голову натянут капюшон, все лицо в смачных гематомах… Дафна подошла тихо-тихо и опустилась на стул напротив. — Привет… Ром. И ее голос звучал так, словно она вот-вот расплачется. Точно скулеж. Он молчал. Просто смотрел на нее здоровым глазом, пока он почти смертельно заплыл. Она его не узнавала. И внешне, и внутренне. Подозрительно… спокойный. — Прости меня! — не выдержав, выпалила девушка. — Я не знала, что они собираются сделать, клянусь! Она же так привыкла оправдываться перед ним… — Все в порядке, малышка, — а парень протянул руку и накрыл ее дрожащие пальцы своими. — Это я сам виноват. Прости меня ты. У Дафны глаза от шока распахнулись. Она смотрела и смотрела на Рому, как на умалишенного. — Знаешь, как говорят, — он усмехнулся, но было видно, с какой болью ему это дается — по лицу пробежала мелкая судорога. — Имея, не ценим. Я должен был бороться за тебя, а вместо этого боролся против тебя. Я заслужил то, что этот твой… — чувствовалось, что слова застревают у него в горле. — Новый парень со мной сделал. — У тебя сотрясение что ли? — с подозрением уточнила девушка. — Не без этого, — и вновь усмешка, сопровождаемая гримасой боли. — Но, Даф… Ты всегда будешь моей маленькой чудесной нимфой. И тогда Булгакова не выдерживает. Плачет навзрыд, пересаживается к Соболеву на диванчик, обнимает крепко-крепко — знает, что это в последний раз. А он прижимает ее к себе, целует в макушку разбитыми губами, успокаивает, шепчет всякие глупости, лишь бы его девочка не плакала. Она пролила достаточно слез из-за него. — Я не злюсь на тебя, — она шмыгает носом, говорит сдавленно. — И прощаю. — Я знаю, знаю, — он гладит ее вдоль очертаний почти прошедшего синяка на щеке. — Ты всегда была такой. У тебя слишком… большое сердце. — Я рада видеть тебя трезвым. И Рома хрипло смеется, качает головой. Как же он скучал. — Ром. Ты должен забрать заявление. — Отец меня прикончит, — возражает Соболев. — Ради меня, — а Дафна почти умоляет. — Я же одна знаю тебя… таким. Знаю, что ты хороший человек. Пожалуйста. Я желаю тебе счастья, и ты мне пожелай. И он смотрит в ее глаза. Не может оторваться. Заплаканная она такая милая. Вздернутый носик покраснел, а глаза кажутся зеленее. Роме ещё предстоит смириться, что он больше никогда не увидит ее. Не услышит. Не прикоснется. И предстоит смириться с тем, что он сам все сломал. Что он едва не сломал ее. — Ладно, — выдыхает он после долгого молчания. — Поехали в участок. И… спасибо, что дала возможность поговорить с тобой. Даже если это последний раз. *** Спустя полчаса они уже в участке. Снова. Дафна сидит, как на иголках — где, мать ее, носит Перси?! Ей так нужна ее сестра сейчас. Жизненно необходима. Она смотрит на мельтешащих в приемной ментов, смотрит в спину Роме, что говорит с дежурным на тему своего заявления. Все как в замедленной съемке. И почему-то так больно-больно. Будто сердце дверью прищемили. Когда ее жизни скатилась… вот в это? И с чего вдруг у нее так кружится голова, словно ее вот-вот вывернет прямо на пол? Чертов Череватый со своим самогоном. Она, залипая в спину Соболева, даже не сразу заметила, как вывели Олега. От одного только вида Ромы так близко к Дафне Олега едва не перекрыло снова — перспектива уголовки казалась при этом мелочью. Осознание того, что теперь он этому уебку обязан, заставляло почти что скрежетать зубами. И в голове сразу нарисовывались картинки того, как Дафна за него просила, и… Нет. Хотя у Олега до сих пор оставались проблемы с контролем агрессии, потому что за своих близких он закипал буквально за полсекунды, у него хватало мозгов, чтобы не продолжать конфликт. По крайней мере, не сейчас. Не здесь. Блядство. — Пошлите отсюда, — рыкнул Шепс им обоим. В принципе, это был уже хороший знак. Дафна тут же подскочила, как ошпаренная. Испугалась. Сердце колотится так, что, кажется, все вены и артерии вот-вот лопнут от перенапряжения. И она просто истечет кровью. Тут, на скамье в приемной участка. Она поплелась молча, послушно опустив голову. Соболев тоже не сказал ни слова, когда увязался за Булгаковой и Шепсом. Крайне неловкое трио. Они выходят на солнце, и Дафна тут же кидается к мусорке — ее выворачивает наизнанку всем прекрасным завтраком, приготовленным Еленой Череватой. Рома реагирует мгновенно — подбегает, держит ее волосы, пока девушку тошнит. — Прости, мужик, — вдруг он говорит Олегу. — Просто я стоял ближе. И только когда желудок оказывается совершенно пуст, Дафна оседает прямо на асфальт. Перед глазами мигают звездочки, и становится ещё хуже, когда Рома вдруг говорит: — О, смотрите, телефон разбитый. И что же еще собрался подготовить этот увлекательный день? Олег только успевает осознать, что хмырь помогает — он бы не поверил, если бы не видел своими глазами, что Рома в моменте оказывается лучше него, как случается это. Телефон он узнал сразу — насмотрелся уже. Картина, более-менее, складывается быстро. В этот момент Олегу кажется, что он себе самому на горло наступает, себе, всей своей гордости. Его и самого, кажется, сейчас вывернет от осознания того, что он вообще собирается делать, но… вместо того, чтобы слиться, Олег только сильнее наступает себе на горло и принимает как будто бы самое мужское решение за все двадцать пять лет жизни. Потому что, ради Дафны, Олег на своих проебах готов учиться. — Отвези ее домой. — Должно было звучать как просьба, получилось, скорее, приказом, но тут важен был сам факт. И все-таки, склонный еще к некой доли ребячества, Олег не удерживается от предупреждающего: — Если с ней хоть что-нибудь случится, тебе не жить. Пора бы уже и Саше сделать хоть что-то здравомыслящее. И Олег до него докопается. Даже если он там, блять, в Эстонию собирается. — Я разберусь, — пообещал он Дафне. Один раз (ладно, не один) проебался — больше такого точно не будет. — Я ее не обижу, — пристыжено откликнулся Рома, помогая бледной, как полотно, Булгаковой подняться с асфальта. — Поехали, малы… кхм. Поехали. Так сложно не обращаться к ней по-привычному. И как ему с этим смириться? *** — Налей мне тот чай, — привычный для Саши акцент Мэрилин звучал сейчас очень чужеродно. — Вон, который… Как это по-русски? — С брусникой. — Да, — улыбнулась Керро. — С брусникой. Старший Шепс чувствовал себя. странно. С одной стороны, он даже скучал по своей лисице — было в этом какое-то токсичное удовольствие. Но с другой… Он не мог отделаться от мысли, что он — предатель. Саша заваривает чай, они с Мэри усаживаются за стол, за которым раньше она так часто готовила свои неумелые ужины, как вдруг на кухню почти врывается Олег. Последняя слабая надежда на то, что Перси сорвалась к Саше (долбанный любитель американских горок), разбивалась вдребезги. Таким образом список очевидных мест закончился. Допытываться до Дафны в ее состоянии было бесполезно, и Олегу казалось, что его сейчас разорвет на кусочки. Он не мог сейчас находиться рядом с любимой девушкой, оставляя с ней не самую устраивающую его альтернативу, хотя Дафна нуждалась именно в нем, в Олеге, но не мог он проигнорировать и неожиданную пропажу ее сестры — и ради Дафны, и потому, что Перси стала его подругой. Реально, подругой, которая поддержала его кровожадную затею, прекрасно понимая, что потом огребут оба. Вдобавок ко всему телефон разрывался от звонков съемочной группы, потому что он срывал испытание в Новгородской области, оставляя Диму одного; да и поездка в ментовку оставила после себя увлекательные впечатления — чего только стоило осознание того, на что пошла Дафна, чтобы его вытащить… А Саша здесь чаи распивает. В то время, как Олег обрывал ему телефон, надеясь не тратить драгоценное время на поездку до дома. Пока он успел объехать пол-Москвы, ища Сашину же девушку и просто проебывая время, которое он должен был уделить Дафне. — Привет, Мэри. Керро ему нравилась — как человек, как отдельно взятая личность. Срываться на нее кажется как будто странным, но в голосе звучит лед. — А тебя, — это уже к брату, — на телефон отвечать не учили?! И все-таки, на кухне он задерживается. — А ты звонил? — так же холодно поинтересовался Саша. — Я думал, вы втроем ускакали в полицию, как горные козлики, послав меня к черту, разве нет? Его, признаться, очень задело то, что Перси и Олег скрыли от него избиение, мать его, человека. Поэтому он решил пока заняться насущным — своими делами. Так и знал, что все само собой рассосется. Чем больше Саша говорил, тем сложнее оставалось сохранять контроль. Но… очевидно, что очередным скандалом лучше Олег не сделает никому. Пора было брать себя в руки. Хотя забавно, что такие новости он выдаст именно при Мэрилин. — Перси пропала. И тут внутри у Саши все похолодело. С одной стороны — он разозлился на Булгакову. По-любому опять занялась какой-то детской херотой. Ещё и Олега подослала, чтобы ему нервы потрепать. Но с другой… Мало ли, что девочка может натворить в таком состоянии? Аж глаз дергается от этой мысли. — Это как? — его голос звучит сейчас как-то глухо. — А Перси это кто? — как ни в чем ни бывало, с наивной улыбкой поинтересовалась Керро. Саша скрежетнул зубами, глядя на Олега этим не-смей-говорить взглядом. Если Мэри тоже заистерит, то пиши пропало. Она ж его по судам затаскает. — Наша подруга из «Битвы Сильнейших», — пояснил он сам после долгой паузы. — А-а, — протянула Мэрилин. — Я просто «Битву» уже не смотрю. — Сестра моей девушки, — чуть помедлив, дополнил Олег. Так, для убедительности, раз он продолжает печься в первую очередь о себе. Ответный взгляд младшего из братьев так и говорил — «завязывай со своими играми, Саша, пока не стало поздно». У него же сразу по лицу все видно, что думает насчет этой ситуации. Злит. Перебарщивает уже. Но… И тогда Олег вспомнил про то, что основную улику он с места пропажи забрал. Телефон пострадал ощутимо, но, в принципе, можно попробовать подшаманить, если дело станет совсем плохо. — Ее нигде нет, телефон вот такой. Вещи все тоже дома. О том, что последнее ему с телефона Дафны сообщил странно взволнованный Рома, Олег предпочел умолчать. — Да блять, — выругался Саша сквозь зубы, и желваки под скулами заиграли. И что ему теперь делать? Полиция не примет заявление до определенного момент. Дафна, получается, ничего не знает о местонахождении сестры. Ебаное говно. — Олег, тебе разве не пора на испытание? Пора уже прогнать младшего брата и взять все в свои руки. *** Уже дома Дафна металась по комнатам почти в панике — что могло случиться с ее такой замкнутой в последнее время сестричкой? Сашу хотелось просто задушить. Хотелось взять инструменты Перси и навести на него самое страшное проклятье, чтобы умирал медленно и мучительно. Она ведь предупреждала! Знала, что так будет. Сейчас ей не хотелось оставаться одной, поэтому младшая Булгакова без страха попросила Рому остаться с ней. Она нуждалась хоть в ком-то. И было ей так плохо физически, что хотелось на стенку лезть. В какой-то момент Дафна без сил рухнула на кровать в комнате сестры и всхлипнула, уставившись в потолок. Соболев неловко мялся рядом. — Ром, — сипло просила девушка. — Только не уходи пока, хорошо? — Я не уйду, — заверил ее Рома поспешно, сам от своих слов и теряясь. Он понимал, что не верить его обещаниям Дафна имела полное право. Но и уходить не хотел. Не знал, что вообще должен делать, что имеет право делать, но посчитал, что обязан оставаться рядом. — Может, врача? — осторожно предложил Соболев. Физическое состояние девушки его сильно напрягало. — Не, — отмахнулась Булгакова и попыталась ровно сесть. — Мне просто очень нервно. И страшно. И я вчера пила с Череватыми, так что одно наложилось на другое. Это было неловко, ведь они теперь в статусе бывших. Сидят у нее дома, в комнате Перси, и просто… Пялятся друг на друга, как идиоты. И то, как он переживает за нее, невольно трогает сердце. Но все уже в прошлом. Верно ведь? Дафна просто сильно нервничает. Перси, блять, что же ты натворила?.. — Я знаю, что у вас с моей сестрой были. напряженные отношения. Но скажи, пожалуйста, убеди меня, что все будет хорошо. — Не были, а есть, — машинально исправил ее Соболев. Он еще помнил, как развлекалась Персефона, пока новый парень Дафны его бил. Этот слишком звонкий, в половину не такой мягкий, как у Дафны, голосок словно лезвием пронзил его голову и там и остался. У Перси тоже были — и есть — все причины его не переваривать. Но… Рома бы хотел разрешить все вопросы еще и с ней. — То есть, я хочу сказать… — Из-за всей этой ситуации он чувствовал себя идиотом. — Не говори о ней в прошедшем времени. Еще успеет меня проклясть. И вдруг, именно в эту секунду, в некогда родных глазах загорается огонек безумной идеи. И Рома, ничерта не понимающий в этой их магии, реагирует снова гораздо быстрее, чем успевает подумать: — Не знаю, что ты хочешь сделать, но в таком состоянии лучше не надо. И уже не приказывает даже. Наоборот, все интонации и формулировки полны мягкости. — Я должна узнать, где она, — спорит Дафна, внутренне истекая нежностью к такому Роме. — Она мой близнец, я смогу почувствовать, не в беде ли она, не затратив много сил. И тогда она подрывается с кровати — благо, они уже в комнате Перси. Младшая Булгакова собирает все необходимые атрибуты из ее комода, раскладывает на ритуальном алтаре, зажигает свечи, задергивает плотные шторы — Персефона повесила именно такие, чтобы солнечный свет точно не мешал работе. Но только стоит Дафне попытаться сосредоточиться… как у нее перед глазами все начинает вертеться, ноги ватными становятся… Рома едва успевает ее поймать, чтобы головой о паркет не приложилась. Знание устройства квартиры Булгаковых в этот момент как никогда играет Роме на руку. Аккуратно, как фарфоровую, он перекладывает Дафну на кровать сестры, а сам бросается за аптечкой. В мыслях добрым словом невольно вспоминает Персефону — это ведь из-за ее чернокнижных фокусов у них дома всегда есть нашатырь. Ему кажется, что прошла целая вечность. Дафна не приходит в себя мучительно долго, и Рома как-то невольно начинает представлять, что с ним сделает ее парень, когда вернется. И в момент, когда Соболев уже готов был вызывать скорую, Дафна вдруг с шумным вздохом села на кровати. — Я сейчас буду вызывать врача, — на мгновение сорвавшимся голосом предупреждает ее Рома, позволив себе роскошь — взять ее за плечи, опасаясь, что девушка сейчас бросится продолжать свой ритуал. Дафна тут же накрывает его руку своей — чисто по привычке, пока второй опирается о пружинистый матрас. Ей, и правда, очень хочется подскочить и узнать, что с Перси, где она, но. Ей реально нехорошо. — Ладно, — в итоге девушка соглашается со своим бывшим. — Вызывай «скорую». Померят давление, дадут таблетку. И я продолжу. Рома тяжело вздыхает, но с таким компромиссом соглашается. «Девушка, 20 лет, упала в обморок, до этого сильно тошнило» — слышит она его голос из коридора, куда он ушел звонить. А сама сидит и усиленно думает, думает, думает. И, когда он возвращается и садится рядом с ней, Булгакова почти против своей воли задаёт вопрос, который не могла не задать: — Почему ты не был таким со мной, когда мы были вместе? — Я не знаю. Он не хотел ей врать — больше никогда, но и не знал ответа. Кроме очевидного — он идиот. Рома вполне ловко находил оправдания себе всегда, но сейчас оправдывать себя не хочется. Потому что проебался. Потому что своими же руками разрушил все хорошее, что между ними было. Потому что он, очевидно, оказался Дафны не достоин. Все просто, но одновременно с этим чертовски сложно. А он все так же не может оторваться от ее бездонных глаз. Времени как будто бы проходит совсем немного. Может быть, это Роме где-то в глубине души хотелось подольше остаться с ней. Однако скорая оказывается действительно скорой, и вскоре он наблюдает за тем, как две взрослые женщины перекладывают Дафну повыше на подушки, меряют ей давление и спорят о чем-то на вообще непонятных ему терминах. В перерывах крестятся, когда цепляют взглядом Соболев не знает, куда себя деть, но врачи быстро находят применение и ему — и вот он уже накапывает в воду какие-то капли, чтобы сбить подскочившее у Дафны давление. «Шестьдесят», — говорит одна, но вторая возражает ей — тридцать. Мол, шестьдесят будет много. Почему вдруг Дафне чего-то станет много (если больше, значит быстрее поможет?) Рома не понимает, но все указания исполняет с исключительной послушностью. И когда спустя какое-то время давление начинает опускаться вниз, а бешеное сердцебиение замедляться, эти две женщины поворачиваются к нему с какими-то… особенными улыбками. И Рома окончательно теряется. Растолковав это как-то по-своему, одна из фельдшеров выносит вердикт: — Да все понятно, молодой папаша… — Молодой человек, — демонстративно наставляет его на пусть истинный вторая, — надо ж как-то лучше за своей беременной следить. И единственное, на что хватает Рому, это еле слышно переспросить: — Беременной?.. Дафна не сразу врубается в то, что ей говорят — она просто смотрит на стремительно бледнеющего Соболева, которого, похоже, вот-вот придется откачивать самого. Но что его так взволновало? Ей же уже лучше. Но потом приходит осознание. — Что… Что вы сказали? — Так вы ещё и не знали, — звонко хохочет фельдшер. — Когда была последняя менструация? А Дафна просто открывает и закрывает рот несколько раз, как глупенькая аквариумная рыбка, а потом хватается за телефон — проверить приложение для месячных. Шесть дней… Шесть дней задержки! Как она умудрилась это проебать?! Тем временем, Рома вдруг резко оседает на пол, и хохотушки-женщины уже копошатся вокруг него. Дафна же… она, так и лежа на подушках, касается своего плоского живота. И ахуевает. Значит, и та паническая атака не просто так случилась? И сегодня… Пазл складывается воедино. Блять. Блять. Блять! Пока она сидит, уставившись в одну точку, ей звонит Олег. Булгакова пялится на телефон максимально бешено и вдруг почти требует: — Ром, умоляю, ответь, я не могу! — Это я ему еще должен отвечать?! — От волнения голос Соболева звучит на пару тонов выше, а бригада скорой продолжает потешаться — кажется, сегодня они точно нахватаются много поводов для обсуждений. Но… перед Дафной он устоять не может. В итоге берет ее телефон, нажимает на кнопку приема вызова и с каким-то подобием агрессии бросает в трубку: — Да?! И не сказать, что вот именно сейчас он реально на ее парня злился. Просто… Рома даже сам не сразу осознает, насколько рад за Дафну. И хотя где-то внутри тревожным уколом остается то, что ребенок — не его, он… он чертовски рад. За нее, потому что самая прекрасная девушка на планете станет не менее прекрасной матерью, и… Короче, задушевные беседы с Шепсом в план пережившего сегодня все американские горки мира Ромы не входили. — Воу-воу, полегче. — Олег, однако, точно расположен поговорить. — Как она? — Лучше всех! — немедленно отрезает Рома самым жизнерадостным тоном. Справедливости ради, он не соврал. — Все, давай… — Чет мне тон твой не нравится, — опасно замечает Олег, и тогда Рому предательски прерывает: — Мужик, я тебе минут через десять все расскажу, — ладно, не все, но точно хоть какую-то более-менее стройную версию, потому что жить-то хочется, — с Дафной все хорошо, но я сейчас тут, блять, просто закончусь, поэтому позвоню потом! И бросает трубку. Откладывает снова разрывающийся телефон в сторону, садится на край кровати рядом с Дафной. У него было не так много времени, чтобы переварить информацию и, кажется, начать врать Олегу, потому что Дафна вряд ли пока в состоянии что-то рассказывать. И тогда Рома касается ее ладони — так, кончиками пальцев, чтобы просто… чувствовать. И чтобы она чувствовала его все еще осторожную поддержку. И пока истощенное наркоманией и алкоголем сердце грозится выскочить из груди, Рома, смотря на не менее ошарашенную Дафну, с абсолютной искренностью признает: — Я тут щас с тобой просто помру уже, я тебе клянусь. — Не говори никому, — жалобно просит Булгакова. — Я тебя умоляю, я… У них с Ромой ничего не было последние месяца два-три. И Дафна прекрасно знает, с кем в последнее время было. И это пиздец. Пиздец, потому что они так мало вместе, потому что плохо друг друга знают, потому что ей, блять, всего двадцать лет! И ей страшно. Ей просто чертовски, мать его, страшно! Потому Дафна, громко всхлипнув, валится в объятия Соболева и рыдает. Рыдает, выплескивая весь негатив последних недель. Сейчас ей нужна поддержка близкого, в идеале — сестры, но та… Черт, Перси! И тогда она ревет пуще прежнего. — Я не скажу, — снова пообещал ей Рома, будучи абсолютно уверенным в том, что слова своего не нарушит. А по волосам и спине гладит — буквально едва ощутимо, нежно. — Но потом, я тебе клянусь, я сбегаю из страны и становлюсь нелегалом где-нибудь в Африке. Потому что иначе, если новоиспеченный молодой папаша узнает, кому стала известна такая новость первой, он его точно четвертует. Дафна смеется сквозь слезы, бьет Рому кулачком по плечу. Не готова она его отпускать. Просто не готова. Как и к другому не готова… У нее снова звонит телефон. Девушка тяжело вздыхает, но берет его в руки — правда, звонит уже не Олег. На экране высвечивается «Батя» с черным сердечком, а это куда хуже. Михаил Булгаков был человеком смешливым, но в гневе. мягко говоря, страшен. И без реального повода он звонит редко. Так… он что, просканировал дочерей?.. не дай, Афродита… — Алло? — и голос ее ломок в эту секунду, как стекло. — Дафна, — как она и думала, голос отца понизился на пару тонов. — Вы там совсем распоясались, я смотрю?! — Дорогой, не кричи на нее, ей нельзя, — рядом с ним в трубке слышится нежный голос матери. — А что не кричать? Что не кричать? — закипает Михаил. — Персефона приезжает к нам, вся трясется, без телефона! Я проверяю вторую дочь, а она там сидит с тем, кто ее ударил, причем брюхатая от другого, о ком мы узнали из телевизора! — Пап, — вновь всхлипывает Дафна. — Пап, мам, не говорите пока Перси, хорошо? — Ладно уж, — вздыхает отец. — С сестрой сама разбираться будешь. Но ублюдка из нашей квартиры гони сейчас же! И младшая Булгакова бросает трубку. Никуда она Рому не выгонит. Ей сейчас так плохо и страшно, что она заставит его сидеть с собой до самого возвращения Олега. *** Два дня до следующего готзала прошли неловко. Дафна старательно избегала встреч с Олегом, хоть он был намерен проведать его — наплела про кишечный грипп. Мол, потому и тошнило, потому и Рома нервничал. А что — ему можно было «болеть», а ей нет? Также она пыталась созвониться с Перси через маму, но та ограничивалась короткими ответами самым убитым голосом. Сама же Дафна… Схоронила свою тайну, которая скоро не будет тайной, если она что-то не предпримет. Срок маленький — около двух-трех недель, как показал новый современный тест на беременность. И да, она опять рыдала, уткнувшись в Рому, когда узнала результат. Вот и сегодня в гримерке она сидела совершенно без сил. Терпеливо ждала, когда ее намалюют, чтобы все это закончилось поскорее. А потом просто уткнулась в «тик-ток», лайкая шипперские видосы про себя и Влада. Угарно же, че. Настроение поднимает. И, да — про Нино и Костю тоже лайкала. Потому что… так надо. И тут как раз в гримерку вошла Гасанова, бодро помахав Дафне и сразу подойдя к ней… Как дуре не застегнувшей сумку, из которой торчала коробочка от теста. — Это не то, о чем ты думаешь! — всполошилась Булгакова, скорее застегивая молнию. Нино, которая изначально даже и не посмотрела на сумку Дафны, тут же стремительно перевела на неё взгляд. И увидела коробочку от теста на беременность. Оке-е-ей. Стоп. Что? У женщины в этот момент кажется упала челюсть, и она стояла с приоткрытым ртом, удивленно пялясь на испуганную девушку. Но потом Гасанова встрепенулась, и в одно движение, выдвинула рядом стоящий стул и уселась на него прямо перед Булгаковой. — Я не думаю, что мне показалось, — хриплым от удивления голосом пробормотала Нино, — Мне, наверно, надо сказать: поздравляю? Но Дафна на поздравления реагирует так же, как и на любые упоминания беременности до этого — ее глаза вмиг предательски увлажняются. Она начинает сбивчиво лепетать: — Нино, пожалуйста, не говори никому. Ни одной живой душе. Или мертвой. Да, тем более мертвой — он же медиум. — всхлип. — Олег не знает. Перси не знает. Знают только родители и Рома… Ну, мой абьюзер-бывший, который, став бывшим, оказался не таким же и абьюзером. Н-да. Вот это тирада. Молодца, Даф. Гасанова ошарашенно выдохнула, а потом принялась успокаивать девушку. Она мягко обняла Дафну и стала поглаживать по спине, пока у самой в голове крутился просто огромный рой мыслей. Что значит её бывший оказался не таким уж и абьюзером? Ребенок от него? Или от Олега? Если от Олега, то когда успели? Они же знакомы всего два месяца. Почему все так быстро? Казалось бы это не её проблемы, и чего ломать над ними голову, но за Дафну было отчего то сильно тревожно. Все-таки Нино успела к ней прикипеть, а потому смотреть на заливающуюся слезами в истерике Булгакову было честно говоря тяжело. Сердце щемило от вида плачущей Дафны. — Дети, когда вы научитесь пользоваться презервативами, — тяжко вздохнув тихо ответила Нино. У неё к счастью подобных ситуаций не было, но сколько историй про свадьбы по залету и аборты она слышала от своих знакомых в молодости. Ужас! Девушка почувствовала себя лучше в объятиях Гасановой. Сколько же она в последнее время ревет — просто стыд да и только. И вообще ситуация — реальный кринж. Дафна, перестав рыдать в голос, с благодарностью отстранилась от Нино. — Спасибо тебе большое, ты всегда так меня поддерживаешь… Я не знаю, как я во все это вляпываюсь. Моя жизнь с каждым днем все хуже и хуже. Она вздохнула и потянулась за бутылкой воды, но и та норовила выскользнуть из рук — все против Булгаковой. Отглотнув немного, Дафна поднялась и подошла к зеркалу, чтобы поправить макияж. Спасибо, что не особенно расплылся. Хорошо, что она, по заветам сестры, сделала непрогляд на собственную беременность — иначе весь готзал бы почувствовал. Теперь знает Нино… Но Дафна уверена, что ей можно доверять. — Моей сестры сегодня не будет, — но она все равно поспешила сменить тему. — Не думаю, что проигнорировать твое состояние сейчас было бы хорошей идеей, — произнесла задумчивая Гасанова, которая уже готовилась ловить бутылку из чужих рук. Когда же Булгакова подошла к зеркалу Нино последовала за ней, и, встав чуть позади, активно встряхнула её за плечи, чтобы та немного расслабилась. В её движении так и сквозили слова «не парься, малышка, все разрешится». — Персефоны не было и на самом испытании, — резюмировала женщина, — Интересно теперь, как будет проходить готический зал. Её же по факту оценить и нельзя. — Да, у нее сейчас… проблемы. Чертов Саша, — Дафна покачала головой. — Не хочу, чтобы это казалось сплетнями, но ты и так в курсе, что явилась Мэри. Так вот он теперь вокруг нее скачет. — Саша, тот еще ловелас. Любит своих девушек на прочность проверять. Ждет когда же они ему пизды вставят, — отозвалась Гасанова, закатив глаза. Выбрала же Персефона на свою голову самого сложного Шепса, — Он и Мэри, мною блять испытывал. Я то, конечно смеялась со всех этих шуточек с романтическим подтекстом, но лисичку жалко, — вспоминая то, милое прозвище, которым Саша раньше называл Мэри, произнесла Нино. Оно так приелось между ними двумя, что уже и сама Гасанова называла так Керро. Подходит же ей, — Не представляю, что у неё творилось тогда в голове, но зато видела как она исходится в ревности. — еще бы, Мэрилин как только узнавала, что испытание вместе с Сашей проходит еще и Нино, так сразу закатывала ему истерики, которые непременно попадали в эфир, — И Персефона видимо решила ему тоже показать свой характер. Но по другому, — сделала свой вывод Нино. Честно, она даже не представляла, как женщины находятся с такими как Шепс. Именно в полноценных отношения, с человеком, от которого не знаешь, что ждать завтра, она бы никогда не смогла состоять. Он ни маме своей слова против не скажет, так еще и к бывшей по первому зову прибежит. У Нино с такими мужчинами разговор короткий — чемодан, вокзал и нахуй. Но… ей наверно все же легче говорить, чем той же Персефоне. Она ведь его действительно любит. И это видно. *** На месте, где обычно стояли трое экстрасенсов, сегодня можно было увидеть лишь двоих — Диму и Олега. Дафна стояла сразу следом за своим парнем и ощущала себя… странно. В ее чреве сейчас развивался его ребенок. И это ее убивало. Страшно, как же чертовски страшно. — Сегодня у нас… интересный день, — вступил Марат. — Ведь третий экстрасенс отказался проходить испытание. Более того — просто не явился на него. Дафна, не расскажете, почему? — Кишечный грипп, — ляпнула Булгакова. — У нас… Небольшая эпидемия. Поскольку Персефоны не было ни на испытании, ни в готическом зале, оценки выставлялись только Диме и Олегу. Матвеев от наблюдателей получил скромные девятку и две восьмерки. Не густо. Но как утверждал сам Дмитрий ему мешали дневной свет и толпа, из-за чего он не очень хорошо прошел испытание. Как-будто его это оправдывало… Зато Шепс удостоился сразу всех десяток, красота! — А теперь перейдем к оценкам экстрасенсов! Начнем с Дмитрия Матвеева! — объявил Марат, и экстрасенсы стали переворачивать свои карточки с оценками один за другим. Семерка от Нино, восемь от Влада, девятка от Марьяны, которая сильно удивила самого Матвеева, девять от Саши и Дафны, и еще одна семерка, уже от Кости. К нему у Димы и возник вопрос в первую очередь. — Конечно, интересно почему Константин поставил такой балл, — поинтересовался чернокнижник, недовольно скрещивая руки на груди. — Иногда надо действовать не благодаря, а вопреки. Мне в какой-то момент показалось, что ты сдался. А я считаю, что нужно идти до конца, — объяснил свою позицию Константин, и его тут же поддержала Нино. — Полностью согласна с Константином. Мне показалось, что в какой-то момент ты жестко потерял интерес к истории. Ты выполнил свою часть задания и ушел на задний план. Особенно на консилиуме. Возможно потому, что тебе не понравилось, что не все внимание уделялось только тебе, — саркастично подметила Гасанова, — приходится же делить все внимание на двоих. — Дима с этим был, конечно же не согласен, но другие экстрасенсы в общем были согласны с ними. Многие подметили то, как Матвеев затерялся на фоне своего приятеля. И тогда пришло время оценок Олега. Дафна перевернула фото со своей десяткой с сердечками (удостоила, наконец, раньше их только Череватому рисовала), далее Нино тоже с десяткой, и далее — тоже. Отличились с девятками лишь Костя и Марьяна. — Я горжусь вообще его работой, — выступила Дафна. — Все сделал мощно, все рассказал. Люблю тебя, Олеж. Однако, на последней фразе у нее сорвался голос, и уголки губ задергались. В совокупности с тем, что перед испытанием Олег успел напиться, попасть в ментовку, почти заработать себе уголовку, вроде как научиться терпеть Рому, объехать пол-Москвы в поисках Перси, наехать на Сашу, а потом еще выдвинуться в эти Боровичи, почти сразу начать съемки и даже что-то сказать, и это все при условии того, что с его девушкой в это время был ее бывший, его бы вполне устроили и единицы. Однако обилие высоких оценок приятно греет душу… только взгляд невольно цепляется за пустое место в их тройке. Обернувшись на Дафну, Олег приобнял ее за талию, ошибочно решив, что перемены в ее настроении связаны как раз с этим. — Я тоже тебя люблю, — немедленно откликнулся он, после очередной катастрофы готовый об этом кричать хоть на весь мир. Марьяна, однако, в этот момент демонстративно закатила глаза. — Олег, может, есть вопросы к кому-то? — поинтересовался у него Башаров, явно чувствуя, что экстрасенсы сегодня… немного вяленькие. Душа ведущего требовала скандалов. — Да не особо, — честно отозвался младший Шепс. — Марьяна — просто Марьяна, а Костя… бум десяток закончился на Диме, больше не ждем. — Я просто очень редко ставлю десятки. Нужно действительно показать класс, чтобы я поставил такую оценку! — возмутился в ответ на это Константин. — А Диме ты в прошлый раз поставил десятку авансом! А сейчас ты говоришь, что для тебя это редкостью, — подколола Нино Костю. Ну это правда было немного забавно, что он путался в своих показаниях. — Я знал, что ты это спросишь! — улыбнувшись, ответил Костя. Все же было в рвении Гасановой к справедливости что-то такое цепляющее и располагающее к себе. — Пока за идеально пройденное испытание, а не авансом, только ты удостоилась десятки, — напомнил женщине Гецати, из-за чего та мгновенно превратилась в довольную, кошку, которая объелась сметаны. — Какая честь! — саркастично отозвалась Нино, но потом залилась смехом. Ладно, это было действительно приятно, что из всех экстрасенсов, за восемь выпусков от Кости десятку получила только Гасанова. Когда оценивают действительно жестко, такие баллы еще ценнее. — Ну, раз уж вы сами об этом заговорили, — издалека начала Марьяна, внезапно вмешавшись в разговор. И было видно, как напрягся Олег, видя, что взгляд Романовой останавливается на его молчаливом сегодня брате. — Очевидно, что система авансов должна себя изжить. Вот Саша, была бы здесь балеринка, ты бы поставил ей десятку просто так? — Марьяна… — предупреждающе окликнул ее Олег, но Марьяна, очевидно, слушать и не планировала. — Да ладно, не делайте вид, что вам всем с этого нормально. Так старательно драли Влада и в хвост, и в гриву, когда он уходил, а сейчас вдруг понимающие стали? — Цепкий взгляд ведьмы прошелся по всем коллегам, особенно задержавшись на Олеге и Дафне. — А кое-кто, — тут, естественно, намек был на Нино, — тут и вовсе говорил про несерьезное отношение к эзотерике. Меня забавляет ваше игнорирование этого побега, ведь все мы прекрасно понимаем, в ком причина. — Дафна сказала уже, что Перси заболела, — почти процедил Саша. — Марьян, тебе так нравится совать нос в чужую личную жизнь, потому в собственной звенящая тишина? — Какая страшная болезнь, раз бедная балеринка не смогла даже сообщить о ней съемочной группе, — с наигранным сочувствием отозвалась Марьяна. Попытку откуситься она не оценила. Для Александра Шепса прозвучало совсем слабенько. Балеринка расслабила, получается? — Наверное, при смерти лежит, не иначе. На американских горках долго каталась? В конце концов, они все видели и чувствовали очевидное напряжение между старшими Шепсом и Булгаковой на прошлом готзале. — Рот закрой, — в итоге практически выплюнул Саша. Лишь сейчас он смог сделать вывод о том, что Дафна, выходит, общалась с сестрой, если говорит за нее. И была бы она так спокойна, если бы с тобой все было плохо? Хотя… что-что, а спокойной младшая Булгакова не кажется. — Мы закончили с оценками на сегодня? Вот и всё, — уже огрызался Саша. — Я ухожу. — Ухожук, — рассмеялся Влад. — О чем я и говорила. Система авансов должна себя изжить. Наставите девочкам своих десяток, — и своим выпадом в адрес мужской части экстрасенсов Марьяна легко и непринужденно зацепила и девушек — особенно остро выглядела ее фраза из-за сегодняшнего диалога Нино и Кости, — они уши развесят, а потом вон… болеют. Бедняжки. *** Вечер после такого особенно неприятного готзала Олег и Дафна проводили дома у Булгаковых. Сидели на диване перед телевизором, где как раз показывали «Отряд Самоубиц». — Знаешь, — заговорила девушка. — Я ведь была на премьере этого фильма. И мне очень не понравилось, как его сняли — сделали слишком добрым что ли. И наивным. В комиксном «Отряде» месиво, все друг друга ненавидят, и все умирают. А про Джокера и Харли — отдельный разговор. Я всегда любила насилие и качели в их паре, как бы странно это ни звучало. Если Перси любила «Марвел», то Дафна всегда любила «ДиСи» — именно за жуть и мрачность Бэтмена. Но сегодня… с чего вдруг ее пробрало на такие разговоры? «Поэтому ты раз за разом выбирала своего Рому?», — мимолетно пронеслось в голове Олега. Вслух, конечно, озвучивать он ничего не стал. Только аккуратно поинтересовался: — Это ты к чему? — Да просто, — пожала плечами Дафна. — Всегда это бесило в этом фильме. Любимая пара детства раньше была. Безумец и чуткая девушка, которая думала, что может его спасти. Драматично же, не находишь? Получается, посыл был понят правильно. Олег вздохнул, притянув девушку ближе к себе. Коротко поцеловал в макушку, справедливо возражая: — Драматично, но не жизнеспособно. Безумец оказывается не способен на любовь, а чуткая девушка эти отношения перерастает. Или ему хотелось так думать. — Да, так в комиксах и случилось… — тихо ответила Дафна. Но добавлять, что до сих пор ждёт воссоединения Джокера и Харли, не стала. — Олег, — она чуть пересела, выбираясь из кольца его рук, чтобы мочь заглянуть в глаза. — Мне нужно тебе кое-что сказать… И что-то ему подсказывало, что разговор, начатый с беседы про психов, а потом перешедший к «мне нужно тебе кое-что сказать», вряд ли мог закончиться чем-то хорошим. Но Олега жизнь в последнее время долбала достаточно метко, чтобы он, по ощущениям, был готов ко всему. Или все-таки не ко всему? — Давай, я тебя слушаю. — Дело в том, что я… Беременна. — Я. Я… Тебя люблю. Я очень рада, что встретила тебя, и вообще… Спасибо тебе за тебя. А на экране Харли как раз клялась Джокеру, что будет жить ради него.