любовь и могила.

★

Ванна – единственное место, где Кашин мог расслабиться. Когда тело погружалось в тёплую воду, мысли сами улетучивались, оставляя в голове приятную тишину. Прикрывая глаза и наслаждаясь приятной температурой жидкости, появлялось обманчивое желание поспать. Данила мог проводить в этом месте несчитанное количество времени, ведь только тут он мог ненадолго забыть о всех тяготящих проблемах. Парень откидывает голову назад, рыжие локоны пропитываются водой, принимая более тёмный оттенок. Лениво зачесав мокрые волосы назад, Данила открывает глаза. Смотря наверх он не находит ничего нового. Всё тот же обшарпанный потолок, и висящая лампочка, что по своему виду грозилась в любой момент оторваться. Глаза вновь слезятся. И неясно от чего именно. То ли от чересчур яркого света, что был таким же белым, как и во многих больницах; то ли от ненавистной бессонницы, из-за которой глаза и в помине не знали об отдыхе. Обводя взглядом помещение, Данила натыкается на пустую бутылку из-под шампуня. Зря он открыл их. Теперь слезы уверенно скатываются по щекам, пока голубые глаза смотрят на рисунок мяты. В голове невольно воспроизводится воспоминание. — Да не шевелись ты, придурок, — совершенно беззлобно говорит Кашин, выливая на ладонь шампунь. — Всё-таки это уебанская идея, — спорит Руслан, но на месте всё же застывает. Татуированные пальцы массируют кожу головы, распределяя шампунь по волосам. Пена стекает по спине шатена, на что тот слабо дёргается. Данила оставляет на его щеке еле уловимый поцелуй, дабы хоть немного снять напряжение, и продолжает перебирать тёмные пряди. Тогда руслан совсем расслабляется, назад поддаётся, и мычит удовлетворённо на приятные массирующие движения. Мятный аромат ударяет в нос, хочется вдохнуть его ещё и ещё, но чужое бормотание заставляет поторопиться. — Моё мнение насчёт подобной гейской хуйни остается таким же, Дань, — фыркает Руслан, пока смывает со своей головы мятный запах. — Да ладно тебе, мне всё понравилось, — зарываясь в полотенце, противоречит рыжий. Данила ненавидел эти внезапные вспышки воспоминаний. Мало того, что они оставили на нём непоправимые шрамы, так ещё и приходят в голову день ото дня, заставляя вспоминать от чего именно мучается Кашин. Теперь истерический плач и всхлипы слышны на всю квартиру. Что ж, поход в ванну тоже безвозвратно испорчен. Выходит Данила кое-как. Парня шатает из стороны в сторону, глаза у него ещё краснее чем обычно, а ноги совсем не слушаются. Только же было всё нормально! Какого хуя ему приспичило наткнуться взглядом на эту несчастную бутылку, блять? Теперь грудная клетка снова разрывается на части, и в голове творится полный пиздец. Воспоминания его голоса заставляют начать реветь ещё сильнее. Подушку нещадно сжимают пальцы, слёзы скатываются по щекам, перемешиваются с влагой от волос и впитываются в ткань. Все вокруг напоминает о нём, Данила точно не сможет спокойно жить. Но выбросить все эти вещи, или, хотя бы, сложить их в отдельное место рука не поднималась. Слишком непривычно было без них, это единственное, что осталось от умершего парня. Прошло более двух лет, а Кашин так и не научился жить без него. Дни проходили одинаково: проснуться с надеждой, что его смерть – это сон, понять что это не так и разочароваться ещё сильнее. Всё это произошло слишком резко, Данила никак не смог бы к этому подготовиться. Казалось, что такое произойдет с кем угодно, но точно не с Русланом. Кашин просто не мог принять его смерть. Ему постоянно кажется, что сейчас откроется дверь, войдёт Тушенцов с тяжёлыми пакетами из продуктового и привычным: «Я дома!» Недосып и стресс смешались воедино, отрубая парня на ближайшие несколько часов. Когда он проснётся, всё будет ровно так же. Как бы Кашин не внушал себе, что все прошло и он не горюет – это не так. Годы не помогли растворить боль, они лишь поспособствовали осесть страданиям где-то внутри, и постоянно напоминать о том трагическом дне, в котором Даня лишился своего смысла жизни.

★