Disadvantages of being a genius in love

Щелчок. Тишина солнечного утра на Пир-Поинте крошится вдребезги, так некстати подставляя Веритаса Рацио. Сегодня воскресенье, и он проводит заслуженный официальный выходной в кровати своего парня. Около девяти часов утра телефон Авантюрина зазвонил, нарушая их покой. Теперь же Рацио вынужден лежать и ждать, пока блондин закончит свой, судя по всему, неотложный звонок. Вставать и совершать какую-либо продуктивную деятельность совершенно не хочется, поэтому Веритас развлекает себя наблюдением за чужим лицом, разминая затекшие после сна мышцы. С другой стороны провода, вероятно, вещают что-то важное наподобие уточнений по поводу открытия нового филиала казино, но Авантюрин не утруждает себя сильной вовлеченностью в диалог. Лишь изредка хмыкает в ответ, лениво устраиваясь поудобнее среди подушек. Продолжая слушать чужой непрекращающийся поток информации, он рукой тянется к лучу света, проникающему в комнату через полупрозрачные шторы. Пальцами пытается поймать пылинки, отчего его пижама слегка задирается, оголяя узкую талию, которую Веритас сжимал в объятиях этой ночью. Именно в таком положении Авантюрина и запечатлевает Рацио. Тянется к своему смартфону, смахивая с него шерсть одного из трёх котов, живущих в их квартире и вечно путающихся под ногами. Неуловимо для чужих полуприкрытых глаз он наводит камеру смартфона на залитую утренним солнцем фигуру, намереваясь осуществить своё действие практически незаметно, и… Ах да. Щелчок. Авантюрин удивлённо распахивает глаза и поворачивает свой корпус к Рацио, вопросительно поднимая бровь, будто задавая безмолвный вопрос: «И что это сейчас было?». Веритас слегка злится на сдавшую его технику (надо было проверить, включен ли беззвучный режим, чтоб его) и мотает головой, улыбаясь краешком губ. Фотография все равно выходит очень красивой, словно светящейся изнутри. Авантюрин в скором времени завершает звонок и поворачивается корпусом к Рацио, слегка хмурясь. — Удали, — звучит немного обиженно и неуверенно. — Я не накрашен. Веритас выгибает бровь, блокируя телефон, и обращает всё своё внимание на парня напротив. — Это не является необходимым для тебя действием. Ты красив всегда, это точный факт. И я даже не подумаю удалять. — Док, ну чего тебе стоит? — блондин подбирается ближе, садится на кровати, подбирая ноги под себя. — Абсолютно ничего, однако у меня другая мотивация. Я просто не хочу. — профессор пожимает плечами, с полуулыбкой смотря на чужое возмущенное лицо. — Веритас, — горячо шепчет Авантюрин, почти с комичным отчаянием смотря в чужие глаза. — Я прошу тебя, удали! — Нет, — Веритас говорит твёрдо, отрезая любую возможность к протестам. — И вот как мы поступим: я поставлю это фото себе на заставку. Оно будет там до тех пор, пока ты не перестанешь переживать из-за обычной фотографии. Со стороны Авантюрина слышится вымученный вздох, когда он падает обратно на подушки, а после усмехается и подбирается к Рацио, проводя рукой по чужой щеке. — Что, нравлюсь? Профессор неопределенно хмыкает, утягивая блондина в долгий и ленивый поцелуй. Этим утром им точно некуда спешить. Фотография с заставки телефона Рацио никуда девается, несмотря на возмущённые взгляды Авантюрина и несколько его неудачных попыток угадать чужой пароль, чтобы убрать её собственноручно. Более того, она настолько органично вписывается, что для Рацио посмотреть на фотографию лишние три секунды утра после отключения будильника становится так же рутинно, как почистить зубы или же позавтракать. Впрочем, с Авантюрином всегда было так — привычно и правильно. Он удивительным способом заполнял те неприветливо пустые места в сознании Рацио, которые не были затронуты преподаванием, исследованиями и человеческими потребностями по пирамиде Маслоу, до этого пропускавшими третью ступень. В самом начале их отношений Веритас почти что паниковал от резкой смены его планов на ближайшие десять лет, которые теперь включали и Авантюрина тоже. В основном его. Быть любимым и любящим оказалось проще, чем дважды два — четыре, естественней, чем закон всемирного тяготения, но одновременно с этим глубже и чувственней. Авантюрина хотелось. Во всех смыслах — хотелось приходить после тяжёлого дня в университете и давать себе возможность сбросить мраморную маску, расслабляясь в чужих руках. Хотелось делиться новыми успехами или же неудачами в научной сфере, хотя Веритас и знал, что Авантюрин от всего этого далек. Слушал он всё равно с искренним интересом. Хотелось смотреть в чужие глаза пристально и не отрываться ни на долю секунды, пока Авантюрин двигался на нём, задавая ритм, не давая пошевелиться. Это становится для Веритаса Рацио аксиомой — Авантюрин во всём. Начиная от самых потаённых уголков души, заканчивая далеко не идеальными завтраками и заставкой экрана телефона. Постепенно и оттуда Авантюрин перебирается на заставку ноутбука, когда Рацио неожиданно для самого себя меняет уже приевшиеся древнегреческие статуи на утреннюю фотографию своего парня. Спустя несколько дней его искренние помыслы оборачиваются против него. Поскольку Веритас Рацио — пусть и слегка смягчённый семейной жизнью, но всё ещё преподаватель, он оказывается в свой нерабочий день в университете, потому что Жуань Мэй снова в командировке, а студентов, пусть половина из них приходят лишь отсидеть уже опостылевшие пары, нужно учить. Это мягко говоря раздражает, так как больше всего на свете Веритас ненавидит незапланированные форс-мажоры, о которых ему сообщают лишь за несколько часов до. Не имея ни малейшего желания разглагольствовать целый час к ряду, он громко произносит, оглядывая ничего не выражающие лица присутствующих в аудитории: — Итак, читать вам лекцию сегодня я не намерен, — начинает довольно строго. — Так что посмотрим и законспектируем презентацию. Можете не писать, но профессор Жуань Мэй вернётся лишь в конце недели, а вы далеко не гении, поэтому к опросу на следующем занятии, который проведу я, подготовиться вы не сможете. Последние слова вызывают кое-какую вялую и недовольную реакцию у аудитории, но Рацио лишь усмехается. Он всегда выступает за право выбора: не хотят учиться — пожалуйста, но выше нуля в таком случае не получат. Абсолютная справедливость. Рацио включает демонстрацию экрана для студентов и с некоторым запозданием понимает, что на заставке его ноутбука всё ещё стоит фотография Авантюрина. Сонного. В пижаме. Вашу мать. Мысль об этом стреляет поздно, но подло и в спину, прошибает холодным потом, пока Веритас пытается с невозмутимым лицом открыть программу. Руки слегка напряжены, а мышка предательски заедает и не хочет нажиматься. Он поджимает губы, стараясь не смотреть в сторону студентов. Естественно, такой масштаб катастрофы не остаётся незамеченным — по аудитории разносится восторженный гул, а кто-то даже присвистывает. Ни для кого не секрет, что профессор Веритас Рацио встречается с господином Авантюрином, потому что блондин каким-то образом успевает знакомиться с некоторыми студентами в те дни, когда ждёт своего парня в университетской курилке. Рацио совершенно не против публичности его отношений, но такой способ оказывается неожиданным и ужасающе стыдным, ведь изображение Авантюрина отображается огромной проекцией над кафедрой, словно рекламный баннер. Он не сомневается — фотографии уже распространяются по университету со скоростью ударной волны. В конце концов нужный файл с презентацией открывается, и Веритас громко ударяет кулаком по кафедре с абсолютно непроницаемым лицом, обращая на себя внимание студентов и подавляя желание громко выругаться. — Успокоились. Смотрим презентацию. — сухо говорит он вместо этого. Естественно, на студентов это совершенно не действует, и профессор слышит их перешептывания до самого конца дня, всё больше раздражаясь. Нет ничего плохого в том, что фотография его парня показана. Однако в душе Веритаса неприятно оседает разочарование в самом себе, в своей непривычной невнимательности. Фрагмент, запечатлённый конкретно на этой фотографии — чересчур личный и трепетный, принадлежащий только им двоим. Именно поэтому Рацио отмахивается от язвительных комментариев Герты, когда вваливается с бледным лицом в деканат. Он быстро сгребает свои вещи, буквально швыряет незаслуженно пострадавший сегодня ноутбук в сумку и уезжает домой. К черту всё. Веритас приоткрывает дверь в квартиру с каким-то по странному детским ощущением о том, что где-то накосячил. Раздражение и стыд улетучиваются, остаётся лишь неприятное послевкусие. Пока он снимает верхнюю одежду, в холле появляется Авантюрин в своей злополучной пижаме. — Что, док, настолько нравлюсь? — тянет усмешку, смотря в упор. — Стелла прислала мне фото с сегодняшней лекции. Авантюрин трясёт телефоном в руке, на экране которого отображается, судя по всему, сделанный студенткой снимок. Насмешливо щуря глаза, блондин ведёт рукой вдоль шеи, расстегивает пару пуговиц на рубашке, стараясь смутить, а у самого уголки глаз красные. Потому что для Авантюрина это действительно много значит. Потому что они оба знают, каких усилий требовала его открытость в общении. Сколько разговоров предшествовало моменту, когда Авантюрин стал показывать любые свои стороны, не притворяясь. И сейчас, когда пусть и непреднамеренно, его уязвимость вдруг вышла за пределы их с Веритасом отношений, ему страшно. Рацио, конечно, всё понимает. В очередной раз винит себя, ноутбук, Жуань Мэй и весь университет с его бесконечными заменами в целом. Он сжимает губы в тонкую линию, подступая ближе, и, набрав воздуха в лёгкие, произносит: — Я идиот. Он не винит в этом любовь. Возможно, она правда периодически заставляет большую часть его интеллекта исчезнуть, но одновременно с этим запускает работу нейронных связей, заряжает дофамином и… Чувствами, что важнее всего. Глаза Авантюрина слегка расширяются, когда он в очередной раз усмехается. Ведёт плечами, слегка склоняя голову к плечу, словно сбрасывая тревожащие его на данный момент мысли. — О? Не знал, что эти два слова могут стоять у Вас в одном предложении, уважаемый профессор… Договорить он не успевает, потому что Веритас преодолевает разделяющие их шаги и прижимает Авантюрина к себе, упираясь подбородком в родную блондинистую макушку, шепча: — Я влюбленный идиот. Блондин фыркает на столь неестественную для кого-то вроде Рацио фразу, но тянет его на себя за воротник рубашки, заставляет склониться к лицу и целует настойчиво, всё ещё слегка расстроенно, но доверчиво. Возможно, для их общего спокойствия профессору придётся заставлять студентов удалять фотографии с сегодняшнего занятия, пусть это и звучит, как что-то невыполнимое. Совершенно точно, что перед Авантюрином потребуется извиниться несколько раз, успокаивая и заверяя, что всё вернётся в привычное русло. Всё это Веритас осуществит немного позже. Сейчас мир профессора Веритаса Рацио сужается до ощущения трепетного прикосновения губ Авантюрина к его собственным.