У Ханьгуан-цзюня есть сокровищница

Вэй Ин хохочет, когда раздраконенный Лань Чжань подхватывает его на руки и тащит куда-то. Он любил так — вывести из себя, чтобы потом верещать, пока его втрахивают в ближайшую горизонтальную поверхность. Чтобы Лань Чжань рычал на ухо, хватал за шею и брал так, как хочет — как они оба хотят. Чтобы мелкотня потом стыдливо отводила взгляды, не зная, куда себя деть. Чтобы лицо дядюшки пунцовело на следующем семейном обеде. Чтобы Цзэу-цзюнь прятал смешки в чашке с чаем. Кажется, тащат его не в Цзинши. Вэй Ин предвкушающе облизывается. Когда это произошло в первый раз, он даже немного испугался. Лань Чжань, обычно стоически выдерживающий его бесконечную болтовню о том, как ловко он высосал досуха очередного зазевавшегося индюка, вдруг подхватил его на руки и вынес из дому. Вэй Ин поморгал, но не стал противиться — может, подумал он, его возьмут на холодных источниках? Он готов потерпеть дубак, если его дорогой муж согреет его собой. Предпочтительно изнутри. Но Лань Чжань шёл совсем в другую сторону — на обратную сторону горы. Кролики?.. Нет, ещё дальше, выше по склону. Лань Чжань занёс его… в сокровищницу. Свою собственную — набитую золотом, серебром, сверкающими камнями, шелками и прочими роскошными предметами, которые не выставишь в жилой части Облачных Глубин. Вэй Ин знал, что у драконов был пунктик на обладание партнёрами, но от идеи взять его прямо в пещере с драгоценностями, как одну из них, у него вся ци сконцентрировалась в нижнем дяньтяне. — Хочу тебя приковать, — голос Лань Чжаня эхом отразился от стен пещеры, и всё возбуждение разом схлынуло с Вэй Ина. У драконов был пунктик на обладание партнёрами, а у Лань Чжаня был один очень интересный пример — его собственная мать, пленница Облачных Глубин, которая так и не смогла покинуть пещеры Цинхэн-цзюня и умерла от одиночества, медленно и мучительно. И вот у Вэй Ина в голове он сам — прикованный, обманутый. Завёрнутый в шелка и предоставленный самому себе, лишь надеющийся на супружескую милость. Скучающий в своей золотой клетке, обречённый забытым предметом пылиться в сокровищнице самого дорогого человека. Лань Чжань бы не стал?.. — Ненадолго, — спохватился названный и взял его руку между своих, видимо, считав опасения мужа. — Если позволишь, — почти робко добавил он. Вэй Ин вдохнул через зубы. У драконов был пунктик на обладание, а Лань Чжань — самый верный и честный из них. Как-то раз он случайно порвал Вэй Ина во время их весенних утех, а потом ещё с неделю ходил бледной тенью самого себя на расстоянии четверти чжана от него. А когда восстановившийся Вэй Ин в праведном раздражении поинтересовался, когда его спутник уже удосужится к нему прикоснуться, упал на колени и сидел в позе повинного ученика, пока Вэй Ин насилу его не поднял и не размягчил скорбное выражение лица губами. Вэй Ин доверял мужу. Если он выскажет хоть признак неудовольствия, Лань Чжань тут же его отцепит. Лань Чжань спросил, прежде чем его приковать. Лань Чжань любит и уважает его. Лань Чжань не бросит его тут одного. — Ненадолго, — согласился Вэй Ин, и Лань Чжань тут же пришёл в движение, в возбуждении размахивая хвостом. Разгладил кусочки золота на небольшой площади, натаскал шелков со всей пещеры, создавая импровизированную подстилку, на которой свободно уместятся двое. Придирчиво оглядел свою работу и, подумав, притащил ещё шелков так, что теперь ложе чуть возвышалось над золотом. Повернулся к Вэй Ину с осторожным, почти надеющимся выражением, постукивая хвостом по сверкающему полу пещеры. — Очень хорошо, — кивнул Вэй Ин, облизывая губы. — Ты сделал для нас замечательное ложе. Ты такой молодец, муж, — хвалит он, припоминая, каким интимный процессом для драконов было приглашение в гнездо. Лань Чжань вспыхнул ушами, подхватил его под коленки и повалил на шелка, пристально разглядывая расширяющимися вертикальными зрачками, а потом потянулся вбок. На лодыжке защёлкнулись золотым обручем кандалы, уходящие куда-то в блестящие залежи. Вес приятно тяжелил ногу, металл облегал не так плотно, чтобы причинить боль, но и не так свободно, чтобы мешаться. Лань Чжань взял его ногу и блаженно поцеловал, в восхищении смотря на Вэй Ина — привязанного, спрятанного, принадлежащего. Его тогда имели двое суток почти без перерыва — благо, нечеловеческая кровь позволяла, — а потом, вытащив из пещеры, с неделю обхаживали — кормили с рук, баловали подарками и контрабандным вином, целовали и подлечивали драконьей ци — с самым удовлетворённым и наполненным выражением лица, которое Вэй Ин когда-либо наблюдал у мужа. Вот и сейчас, внезапно подхваченный перевозбудившимся мужем на руки, он лишь хохочет и машет рукой младшим адептам на прощание. Там его бережно кладут на шёлковое ложе — они натаскали туда подушек после того, как Вэй Ин натёр себе колени в один особо яростный заход — и любуются. Гладят по лицу и волосам, преданно заглядывают в глаза. Поднимают под лопатки, чтобы подержать в руках, наслаждаясь запахом. — Лань Чжань, — мурлычет Вэй Ин, прислоняя лобную ленту мужа к губам. — Лань Чжань, А-Чжань, эр-гэгэ, — дразнит он и стонет-хихикает, когда Лань Чжань толкается в его бёдра через слои одежды. Хорошо. Хорошо, когда его разворачивают, как подарок, из ханьфу, тут же прикладываясь губами к тем местам, что открылись. Хорошо, когда его трогают внизу, там, где неприлично даже говорить, не то что трогать, чтобы проверить растяжку. Она отличная, как и всегда — потому что они делают это каждый день, и каждый день Вэй Ин проводит в предвкушении. Но то, что Лань Чжань проверяет, всё равно приятно. Плохо, когда его оставляют на постели одного, чтобы нащупать кандалы — но сразу же хорошо, когда муж вдавливает его своим телом в подстилку, застёгивая золотой обруч не глядя. Хорошо, когда в него входят одним плавным, слитным движением. Хорошо, когда он теряет счёт времени, лёжа под мужем стонущей лужей. Хорошо, когда его, полуспящего, отстёгивают и поднимают на руки, как невесту. Когда целуют лицо, медленно, удовлетворённо, и несут домой. Когда моют в горячей воде с какими-то вкусно пахнущими маслами. Когда обтирают бережно, когда массируют повреждённую кожу с заживляющими мазями. Хорошо, когда укладывают в свои объятия — крепкие и уверенные. Когда позволяют уткнуться в грудь носом, вдыхая запах сандала и чего-то своего, лань чжаневского. И совсем хорошо, когда одним поздним вечером в мае лекарь поздравляет Ханьгуан-цзюня и его супруга с ожиданием наследника. Хо-ро-шо.