Убийца без ружья

Через 3 дня

– Хван, всё норм? – спросил Сынмин у своего приятеля. – Ты сам не свой. – Вроде да, а вроде и нет. Просто чувство такое странное... Меня явно что-то тревожит, но я не знаю что именно. Словно сердце рвётся что-то поведать, но мозг обрубил все связи. – Закрой глаза и просто представь что-нибудь. – Зачем? – не со скрытым любопытством спрашивал старший. – Просто закрой. Что видишь? – Хёнджин закрывает глаза и на секунду болезненно улыбается, правда в следующее мгновенье широко распахивает их, будто немного шокированно. – Ох, я не о том подумал. Давай ещё раз. – Так, а о чём ты подумал? – Это на важно. – Ещё как важно! – Помнишь ту шлюшку, Ли Феликса? Не могу забыть его. – Ну вот и ответ. – То есть ты хочешь сказать, что меня волнует какой-то раб? – Для любви нет границ, – пропел Ким с интонацией влюблённого подростка. – Предлагаешь ещё раз трахнуть его? – Я этого не говорил, – Мин развёл руками. – Для начала проведи с ним ещё какое-то время. И кстати говоря ты с этим не затягивай, а то мало ли мелкий че-нить учудит. Он в 143 комнате. Не ест, не пьёт, лишь спит и пытается убить себя. Телохранителей на него не напасёшься. После этой фразы Хван сорвался, словно он не в себе, и понёсся к своей любимой(?) жертве. Сынмин прав. Этот чёртов Ким Сынмин снова прав. Остановившись у порога, Хёнджин легонько постучал, хотя знал, что дверь была не заперта. В эту комнату могли входить только несколько человек из прислуги и пара телохранителей, которые охраняли вход день и ночь, сменяя друг друга каждые 6 часов. Замок не имел смысла, Феликсу всё равно не сбежать, но в случае, если он вновь решит выкинуть что-нибудь (в последний раз парень угрожал проткнуть себя металлической заколкой с заостренным концом, которую одна из служанок носила в волосах, а Ли бессовестно выхватил её, прямо из причёски) открытые двери не помешают уж точно. Меньше времени придётся тратить на эти подгнившие замки. – Ликси, можно войду? Ликс? Я вхожу. Хван открывает дверь и не видит никого, но успевает услышать звук закрывающейся двери в туалет. Он проходит через всю комнату и без усилий отворяет её. На закрытой крышке унитаза сидел дрожащий младший, подтянув ноги к телу и обвив их руками. Откуда у него только силы встать нашлись? Феликс снова хотел испарится, но никак не проживать этот мучительный ад снова. Парень уверен, что Хёнджин не просто так сюда явился. Ему явно что-то от него нужно. А что есть у жертвы похищения? Правильно. Ни-че-го. У него даже одежду отобрали, подкинув какую-то безразмерную футболку, свисающую с него, будто платье, и шорты, тоже явно раза в три больше его талии, которые держались только за счёт верёвочки на них. Хван подошёл и, на удивление для обоих, обнял Ликса. Крепко. Почему-то ему захотелось пригреть крохотное солнышко в изгибах собственного тела, унять его дрожь и забрать боль себе. Ли ничего не делал, лишь тихонько всхлипывал. Сопротивления бесполезны, станет только хуже, он уже усвоил урок. – Ликси, нужно покушать. Этой ночью тебе понадобится много энергии. – Н-не н-адо, пожалуйста, прошу, господин... – Все уже решено, просто расслабься. Хёнджин поднял напуганный комочек и переместил его на кровать. Руки и ноги были ледяными, глаза опухшими от слез, волосы потрёпанными, а одежда свисала большими бесформенными мешками, края которых теребили маленькие ручонки. – Ты замёрз? – в ответ послышался лишь тихий всхлип. – Малыш, если сегодня ты будешь послушным, то я тебя не обижу, не причиню боли, и условия твоего проживания улучшаться. Но это не точно, ничего обещать не могу. Хван насильно взял ручки Феликса и начал их расцеловывать. То, как горячие губы касались худых конечностей, которые уже не вырывались, на удивление оказалось приятным и немного расслабляющим. Старший расцеловывал всё лицо и каждую веснушку, удивляясь, как он раньше не заметил эти поцелуи солнца на милом личике. Когда Хёнджин перешел на ноги, он запустил руки под майку, лаская, обтягивающую ребра, тонкую и чувствительную кожу, а в последствии вернувшись и на животик, рисуя на нём новые картины пухлыми губами. Ликс лишь тихонько постанывал от удовольствия, немного извиваясь от приятных ощущений. Он не отталкивал, когда старший стягивал с него одежду и припадал обратно уже к оголенной коже, усыпанной сотней мурашек. Ли находился в раю, но ублажал его демон. Он бы хотел, что бы это длилось вечно, но его отрезвила знакомая и такая ненавистная фраза: – Малыш, раздвинь ножки. И Феликс подчиняется, послушно выполняя приказ, пока легкие наполняет уже знакомый запах страха. На сколько хватит такого Хвана? Он лишь будет надеяться, что хотя бы до конца их сегодняшней встречи. Хёнджин отыскал на полке приготовленную служанками смазку. Он предположил, что это было поручением Сынмина, ведь тот будто знает всё наперёд. Часто его слова и предсказания сбываются, из-за чего Хван может восхищаться им до конца своих дней. Мужчина смазал один палец нужной консистенцией, о которой в прошлый раз и речи не шло, а после достаточно резко ввёл половину пальца в сжимающуюся дырочку. – Крошка, ты мне так палец оторвёшь. Расслабься. – Н-не получается, – на глазах вновь выступили слёзы, не давая возможности нормально видеть, отчего ещё страшнее становилось. Парень знает, что старший может воспринять это по-своему и причинить намного больше неприятных ощущений. Но почему-то в голосе его отчётливо слышалось беспокойство. Точно ли это тот самый "господин"? Может ли быть у него брат близнец? Хван прошлый и Хван нынешний совершенно разные. Прошло не так уж и много. Людям не свойственно меняться в столь короткие сроки. Это не он, либо всё очень скоро изменится. – Чщщ, а если так? – старший обхватил маленький, недавно возбудившийся, член и провел пару раз вверх-вниз, на что Ликс громко простонал. Хенджину понравилась эта реакция. Тогда он сделал ещё пару таких движений, наблюдая за сменяющимися эмоциями на личике солнышка. Феликса никто и никогда ещё не трогал так. Словно в крови разливается сильнодействующий наркотик, заставляющий поддаться ощущениям и расплавится в руках незнакомца. После этого довольно простого действия, он тихонько просил ещё, надеясь, что это может продлиться хоть ещё какое-нибудь время, даже самое незначительное. – Нет, нельзя, – разрушает мечты помолодевший голос. – Если кончишь сейчас, то сильно устанешь, а я не смогу тебя хорошенько оттрахать, – рука перешла на впалый животик, который поднимался и опускался, временами содрогаясь. В ход пошёл второй смазанный палец. – Б-больно... Не нужно, пожалуйста! Господин... – молил Ликс, и Хван его услышал. Почему он остановился? Почему ему стало так больно на душе? Мужчина и сам не знает, либо не хочет принять жестокую правду, продолжая купаться в собственной лжи. Да, это то, на что старший рассчитывал – он сломал его. Но тогда почему хочет защитить? Пригреть, утешить? Неужели он и в правду влюбился? Рука вновь вернулась на член, доводя до оргазма за считанные секунды. Ликс содрогался, находясь между небом и землей. По венам потекло расслабляющее тепло, а когда пришёл в себя спустя минуту заметил, что пальцы из ануса давно исчезли, как и сам Хван. В его уставшей головке крутились два вопроса: что это было, а главное почему? На ум так и не пришло ничего внятного, но зато явился "его господин", так ещё и с подносом полным еды. Феликс через силу и боль встал с кровати, направляясь в уборную в надежде спрятаться, кинув отговорку, что якобы хочет умыться. – Куда собрался? Тебе поесть надо. – Не хочу, – еле слышно пробормотал младший перед тем, как его ноги запутались, и он так глупо на ровном месте упал без чувств. Феликс не знает сколько провалялся, но проснулся он от теплых поцелуев, усыпающих всё тело и согревающих вновь замёрзшие конечности. Хван услышал тихие стоны сверху, а значит Ли очнулся. Хёнджин отстранился и подполз ближе к голове, усаживаясь подле. – Ликси, – спокойным и очень ласковым голосом говорил он, поглаживая и массируя голову, отчего в груди сердце пропустило несколько ударов и, будто восполняя потерю, стало биться в разы быстрее, – нужно немного покушать. Вот смотри – манка. Я сам её приготовил и добавил побольше сахара. Сам поешь или тебе помочь? – Почему ты такой? – прошептал Ли, смотря в пустоту. Его грустный голос, его пустой взгляд... Хван, придурок, ты его убил! Ты убил душу этого милого ребенка! Зачем ты это сделал!? – Прости меня, солнце.