Все не так плохо

В деревенской суете дни проходили быстро и незаметно. Вечерняя медитация каждый раз отменялась и не из капризов, а из-за усталости. То грядку прополоть, то позднюю малину собрать, то покормить прожорливых курочек. Не сложно, но с непривычки Лань Чжань с ног валился. К тому же, слишком много событий, слишком много людей как для такого малонаселенного городка. Убеждался Ванцзи в этом всякий раз, как выходил из дворика. Все время ему кто-то встречался на пути, и все равно: шел он в магазин, в сад за ведерком яблок или просто изучать местность. И всевозможные тетушки и дядюшки без конца выспрашивали: кто он есть? откуда? чей? Немного раздражало. Но где он еще непринужденно поговорит с незнакомцами посреди дороги? Некоторые же люди встречались чаще других. Как вот милая девушка по имени Ло Цин Ян. Она часто гуляла по улицам с красивенькой розовой коляской, откуда слышался звонкий детский лепет. Ванцзи удивлялся ее способности не попадать колесами ни в одну яму, где сам частенько подворачивал ноги. Так она еще и все внимание концентрировала на дочери. Или были люди, которые просто прекрасно запоминались. Вот как, Мо Сюаньюй например. Специфическая… персона. История знакомства с ним, вероятно, отложится в памяти видеокассетой на отдельной полочке, с пометкой "Не для чувствительных!" Глупейшей, страннейшей истории знакомства он никогда ни от кого не слышал и точно не переживал сам. До момента, пока не довелось пережить… Прохладным утром Ванцзи не надеялся нигде никого увидеть во время пробежки. Хотел спокойно потренироваться наедине со своими мыслями под пение ранних пташек. Добежал до самой опушки погруженный в себя и не отвлекался бы, если б не… – Эй, ты нарушишь построение круга!– донеслось где-то из-за деревьев испуганным высоким голосом. Ванцзи тотчас тихо покорно остановился, хотя от испуга захотелось выругаться.– Выйди из круга, это опасно. Владельцем голоса и, похоже, автором "круга" оказался худощавый парень с гнездом из волос на голове и большими палками в руках. За ними он, наверное, и ходил в лес, но чем срубил – не ясно. – Прошу простить меня,– на свой страх и риск начал Ванцзи,– но я не вижу здесь никакого круга. В траве действительно ничего не было видно, однако незнакомец обиженно на него взглянул, безразлично бросил ветки себе под ноги и пошагал по линии видимой только ему фигуры. Окончив он встрепенулся, в несколько прыжков оказался рядом с окаменелым парнем и тихо-быстро заговорил: – Все нужно делать очень-очень осторожно. Никто не должен ничего заподозрить, хотя некоторые начинают… Я ничего о тебе не расскажу ему, но и ты никому не рассказывай обо мне. Я не знаю, как он отреагирует на других, на тебя, на меня!– Он драматично взмахнул руками и присел на траву, собирая свои разбросанные палки. Напоследок он тихо сказал:– Поэтому лучше не влезай. Иди. Молчи. Не мешай… Еще никогда Лань Чжань не хотел кого-нибудь так сильно послушаться и в ту же секунду выполнить просьбу. Он вышел за пределы круга, внимательно глядя под ноги, все же разглядев его пределы: мокрую землю и красные капли на нескольких травинках. В ту же секунду Ванцзи сломя голову убежал домой. Но история этого знакомства не стала самой страшной потому, что мама со смехом объяснила сыну: – Это – Мо Сюаньюй. Он сошел с ума после того как единственный из семьи выжил в пожаре. Он не опасен, просто немного нетакой. Именно после печального объяснения без подробностей, он и отнес историю на отдельную полочку к странному и глупому, и весь день ходил, как в воду опущенный. Пока не пришел Вэй Ин, посмеялся над рассказом, пересказанным матушкой, а затем серьезно добавил: – Он же сказал никому не рассказывать. Это уговор, а ты его нарушил. Никто не знает, что он сделает с теми, кто знает об этом… Вэй Ина с тех пор он избегал. Как и Мо Сюаньюя. Как и вообще выходить со двора, но если Ванцзи не выходит к людям – люди приходят к нему. А вернее, к маме часто приходили подруги в гости и до позднего вечера, до мгновения как пение сверчков становилось громче их звонких голосов, они сидели в небольшой беседке. Аромат травяного чая и звонкий смех доносились до комнаты Ванцзи почти каждый вечер. Имен этих подруг он так и не вызнал. Все женщины звали друг друга сестрами с теплотой и нескрываемой заботой. В этом всем был свой уют. Мысли против воли укладывались в теплую постельку и укрывались пуховым одеялком. Не думалось ни о всяких сумасшедших, ни о красавчиках с глупым юмором, даже о прошлом не думалось. Не хотелось? Нечего было хорошего вспомнить..? А всё же усталость отступала. Медитация была уже ненужонной. Только на прихваченную загаром кожу падала ночная одежда, он сразу укладывался спать и спал сколько влезет. Долго, как того ужаснйшего и лучшего дня в его жизни, проведенного в поезде… Единственное, что его мучало – брат. Вернее его отсутствие. Все, что он раньше рассказывал брату – теперь он рассказывает маме. Пьет с ней чай, обсуждает музыку, книги, играет на стареньком пианино в ее спальне дуэтом. Но все не то. Мама не так хорошо его понимает, что б без слов. Не знает многого. Хоть Ванцзи и любит их одинаково, все равно. Мама – не Сичень. И как бы здорово им здесь не было вдвоем, его не хватает… – Мам? – Что?– отозвалась она, не отводя глаз от шитья. – Я помню, ты мне звонила отсюда, когда я еще доезжал. И писала раньше,– решил он начать издалека, неясно чего.– Но линия связи здесь едва появляется, об интернете – молчу. – Ох-х, да, с этим здесь беда,– женщина вздохнула и отложила пяльцы в сторону.– Ближе к дому Цзянов связь лучше – за их озером стоит вышка, но она стара, как мир. Потому пользы от нее на большом расстоянии маловато. Можешь сходить туда,– вдруг ее взгляд стал мягко-пронзительным, вплоть до самой его сути. Она беспрекословно спросила, даже не спросила – точно знала:– Хочешь написать брату. В ответ он осилил лишь кивнуть, не сводя глаз с фасоли. Фасоль не сводила глаз-точечек с него, лежала безразлично большой разноцветной кучкой, ждала пока и ее переберут. Но пальцы перестали слушаться. Идти никуда не хотелось, а тем более туда. Туда, где его неправильно могут понять. Где какие-то незнакомые люди. Туда, где Вэй Ин. При мысли о парне, внутри что-то не очень приятно шевелилось, щекотало. Хотелось верить, что это тошнота. Поэтому и их общение он пытался минимизировать. Но, похоже, это не помогало, потому что опять же: подумал, а в животе что-то упорхнуло, помчалось в ноги, оставляя после себя морозный след, от которого хотелось укутаться во что-нибудь. Жаркий ветерок согнал с Ланя дурацкие ощущения и мурашки с ног.

☾

В тот же вечер он уже шел в незнакомом направлении, ведомый кваканьем лягушек и схематическим изображением нарисованой мамой дороги. Не видно ни зги, а потому его и не заметят – не заговорят – не нужно будет оправданий… Так он думал по дороге, параллельно стараясь не убиться в тех ямах, потому что фонариком он себя, снова же, выдаст. Думал, пока пробирался поближе к озеру сквозь аккуратные кусты шиповника. И пока проверял злополучные черточки на телефоне, росшие пропорционально его приближению к камышу, тоже думал, что это конец его приключениям на сегодня. Индюк тоже думал – в суп попал. Пока всматривался в тусклый экран, очень банально споткнулся и прокатился вниз с невысокого бугорка. А там уже его встретили садовые фонарики, педантично высаженные вдоль дорожки цветы и несколько пар удивленных глаз, сверкавших весельем, что с осторожностью всматривались в темноту кустарников. – С вами все хорошо?– Первой встрепенулась девушка и порывалась было подбежать к ночному гостю, но знакомый юноша ее остановил. Поднялся с причала и пошлепал босыми ногами по дорожке, оставляя на досках мокрые следы. Выдернул из земли фонарик и решительно направлялся прямо на Ванцзи. А тот не мог шевельнуться от стыда, боли в ноге и зарождающегося снова чудного ощущения. Напрасной же панике он избрал поиск решения. Лучшим в тот момент казалось одно единственное: пробежать несколько метров, прыгнуть в воду и не выплыть. Однако боль разрасталась, а Вэй Ин все приближался. Пути отступления обрывались, как канаты на ящике из Гудини. В отличие от мастера – парень исчезать не умеет. В эту секунду подошло бы что угодно: раскол земли, метеорит, мистическая волна со спокойного озера. Но чуда не случилось. Садовый фонарик неохотно осветил его лицо, которое из последних сил держало маску невозмутимого спокойствия. Усянь же удивленно воскликнул: – Лань Чжань?!