insaniac

после замечательного вечера, казалось, зародилось что-то новое, еле ощутимое. такое, что на подушечках пальцев еле чувствуется. кир ходит по квартире весь вечер, из угла в угол, давит полуулыбку. порывается написать и узнать любую глупость, рандомно скинуть смешной скачанный тикток, но останавливает себя. это все завтра. им надо отдохнуть. но ни завтра, ни послезавтра не наступает для кира. почти неделя проходит в удушающей тишине, словно день сурка. акума не отвечает курседу на сообщения. ни на какие.

21 июля

ку

20:46

чем занят щас?

20:46

не прочитано

23 июля

куку акукума

12:03

поматросил и бросил да??

12:03

я так и знал.

12:04

не прочитано

25 июля

блч это не смегно ксли честно

02:34

я хотел бв с тлбой уивдеться мб чем помочб смогу

02:36

как тф заебвл молчатььтьбь

02:44

не прочитано

25 июля

ладно я протрезвел

16:55

и ты не заебал

16:55

ответь просто на сообщения

16:56

хоть шифром блять я устал гадать что с тобой бро

16:57

не прочитано

26 июля

тя не было на треке

23:23

и на площадке той тебя тоже нет

23:24

да я как тварь поехал туда думал может ты рефлексируешь но нет не угадал

23:25

бля тебя же не убили где-то......

23:29

не прочитано

кир сходит с ума. он гниет в одиночестве. единственное, что приносило ему эмоций – ушло. оно просто пропало. непонятно, где искать сережу. не ясно ничего. и это, с одной стороны, печалит его, а с другой – раздражает. пять дней не выходить на связь не то, что стал бы делать парень ради смеха. курсед просто устал ломать голову, что могло случиться. в голове, как всегда, не лучшие эпизоды. то напали с ножом, то разбился, пока ехал, то свел счеты с жизнью сам. хуй знает, что в голове у этого студента. все эти дни развлечением кира были алкоголь и игры. пару заездов, которые он выиграл, не в счет, потому что того вкуса, который был на его языке даже при проигрыше, он не ощутил. тело медленно разлагалось, мозг переставал работать. ему было легко признать, что акума стал занимать важное место в его жизни. теперь, когда его нет, он тоскует, словно сережа - игрушка на полке магазина, которую можно взять в аренду. кир хочет купить его. навсегда.

27 июля

ты мудак самый настоящий

20:36

куда ты делся вообще а

20:37

меня бесит что я вечно думаю о том где ты и как ты понимаешь?

20:37

прочитано

это «прочитано» скользит по глазам. настолько непривычное и уже неприятное, что в одночасье вспоминаешь, что раньше все было по-другому.

АЛЕ ТЫ ГДЕ ТВАРЬ

20:38

боже просто скажи что с тобой

20:39

забери меня кир отсюда 20:39 [адрес] 20:40 умоляю 20:40 это был дом сережи. ебаный дом, где все это время был сережа. жил, существовал, растворялся и сливался с обоями. что еще делал – непонятно, но написать ему не мог, попросить помочь тоже. курсед буквально вылетает из подъезда, прыгает на водительское сиденье и едет по указаниям навигатора. это та же детская площадка, где они проводили время вместе, но двором ниже. если бы только кир знал, что нужное место было так близко к его догадкам, сразу бы начал долбиться в дверь чужой квартиры. серые девятиэтажные панельки отдают весь ужас и мрак прошлого, в котором их строили. излишняя романтизация не натягивает розовые очки, заставляя посмотреть на них под другим углом. это все то же уныние, как ни крути. даже детский смех не красит эту раскраску так, как нужно. никакой обложки, только реальность. на фоне хендаев и ниссанов его мустанг кажется невиданной акцией щедрости, словно хочешь – вот тебе груша для битья. все, что не вписывается в стандарты – должно быть уничтожено. сначала кир, как все приличные люди, звонит в домофон. женский голос дежурное спрашивает «кто?». обычное «почта. откройте. надо газеты разложить» ее не устраивает. ни капли милосердия. а потом он просит какого-то мальчика притвориться соседом, мол ключи забыл, никого дома нет, а собственный домофон не работает. и забытая доброта просачивается в ее голосе, она открывает дверь. курсед дает мальцу две купюры, благодарит за помощь и пропадает в темном подъезде. внутри все так, как было в его детстве. половина стены покрашена в зеленый, почтовые ящики сломаны и открыты, бетон на ступеньках откалывается. пешком он доходит до четвертого этажа и начинает долбиться в дверь. раздраженная просьбами открыть подъездную дверь женщина свою входную открывает даже без уговоров. она встречается взглядами с молодым парнем, собирается захлопнуть дверь, но нога в проходе этому препятствует. – здравствуйте. вышло так, что мне срочно, ну прям очень, нужен ваш сын. дело важное. можете позвать его? – он давит голос, выражается аккуратно, чтобы не зародить конфликт. ноль эмоций на лице, кроме неприятной, буквально натянутой улыбки. ему нужно и жизненно необходимо увидеть акуму. – его нет дома. ушел. – она жмет плечами, мол, не знаю ничего про него, не интересуюсь местонахождением. через такое кир уже проходил и больше не собирается. – тогда, позвольте. – он распахивает дверь, все-таки несмотря на свою худобу, комплекцией он точно выигрывал эту женщину. – нет дома говорите. ага, ага. – недовольства слышны на весь этаж, она кроет его матом, просит выйти и грозится полицией. на фоне всего этого из открытой двери он замечает его. эти темные волосы, которые высовываются из-за куска дерева, он не спутает ни с какими. – малой, у тебя мало времени. собирайся и съебываем. – кричит кир. несмотря на всю непонятность и запутанность ситуации, и дураку понятно, что тут что-то произошло. и это что-то стало причиной пропажи сережи. все это пиздец, как напрягает и заставляет нервы попрыгать, но с разыгравшимся адреналином лучше не играть. через минуту ударов матери акумы, которые кир спокойно терпел, пытался ее успокоить, парень наконец выходит с сумкой вещей. он весь трясётся и оглядывается по сторонам. акума быстро обувается под крики матери о том, что это наглость, и что он самый ужасный и нелюбимый сын, даже не отвечая на ее выпады. они выбегают в подъезд, а потом наружу, на светлую и слишком яркую улицу. идут в молчании до машины. и почему-то это все так нагнетает. словно сплитовый сейчас был агентом под прикрытием и прошел очередную миссию, забрал ценный приз с собой. что там дальше по сюжету? – я.. не знаю, что говорить, кир. не представляю, какой наглостью будет просить пожить у тебя какое-то время. – только сейчас курсед замечает, как тот трясётся. его заплаканные глаза снова потеряли свой цвет. опушку летнего леса вырубили злодеи. – заткнись, придурок. что ты несешь вообще? расскажешь все позже, а сейчас выбирай, какое комбо ты хочешь заказать в маке. – они выезжают из дворов, курсед выруливает левой рукой, не смотря на собеседника, чтобы не смущать его пристальным вниманием. сережа скатывается по сиденью, закрывает лицо руками и мелко вздрагивает. он громко шмыгает, пытаясь скрыть тот факт, что плачет, но такой масштаб пиздеца вряд ли получится утаить. сплитовый кладет свободную руку на чужое плечо и просто поглаживает. это все, что, пока что, доступно в его арсенале сочувствия. – ты в безопасности сейчас, сереж. я не дам тебя в обиду больше. – с большим трудом эти фразы вылетают изо рта водителя. курсед не страдает эмпатией. курсед эгоист, и ему не нужен никто. как выяснилось, кроме зеленоглазого парнишки на соседнем сидении. и это, почему-то помогает. акума пристёгивается, забыв об этом в начале, подставляет руки под боковой обдув в салоне, сидит спокойно. больше не утирает щеки от слез. только, теперь они, как и глаза, все красные. нездоровый румянец, думает кир, делает сережу только привлекательнее. а после поцелуя он появится вновь? – блять. я ебанулся... – шепчет курсед, не надеясь, что его шипение можно разобрать. эта конченная мысль теперь, почему-то, не перестает крутиться в голове. акума неожиданно спрашивает, что случилось. – нет, нет, все нормально. наверное. и это сомнение в голосе катается от кончика языка до самого мозга. нормально ли то, что он, возможно, где-то в теории, внутри своей черепной коробки, допустил мысль о поцелуе с сережей? ответ на вопрос мысли давать не хотят. и это все только усложняет. он обещает себе больше не воспроизводить рядом с сережей такое и ему подобные слова. но когда он сидит рядом, а его лицо напоминает ебаный эмоджи из айфоновской раскладки, который пожалеть только хочется, внутри что-то кипит. не так, как при гонках. сейчас оно не выплескивается за края. ровные всплески не выходят наружу чаши. кир не эмпат, он знает. кир не станет помогать собаке со сломанной лапой, голодному котенку возле магазина, старой бабушке с тяжелыми пакетами. это не его долг. но, почему-то, с приходом темноволосого, как будто все правительства мира, наложили на него обязанность ухаживать за ним. и это даже не обременяет. это приносит одно удовольствие. – все было так странно. – начинает сережа. он понимает, что потом не сможет все рассказать. да и какое-то чувство внутри говорит, что кир должен узнать ни секундой позже. – мой отец, он пьет очень много. мать настучала ему, что я, как будто бы не отдал им все деньги с заезда. мол скрываю крупную сумму, сбегу от них и оставлю. оставлю без сына или без денег, не уточняет. – вот они оба и обозлились на меня. отец въебал несколько раз так, с руки, но это было ну, обыденностью, так что я не удивился. – на этом моменте кир сжимает руль сильнее. что значит «обыденностью»? там какие-то практики садомазохизма заведены в семье или что? – а потом он взял что-то в руки, не увидел, и уебал по голове. так уебал, что я контужен был. ну, то есть, сознание потерял на несколько дней. это пиздец. кир даже не представлял, что пока он писал ему, то писал почти мертвому человеку. – поедем в травму после мака. отказов не слышу, я глухой, сорян. – улыбается, пытается приободрить, но состояние сережи его, блять, пугает. что теперь с его головой – непонятно. там от обычного ушиба до сотрясения по одной дороге идти пару остановок. дальше заезжают в макавто, оставляют немного чаевых просто так, остаются на парковке. сереже все еще неловко есть перед кем-то, особенно когда за него снова платит кир. думает, что вернет, но там, кажется, сумма заоблачная уже. придется всего себя закладывать или продавать на органы. слишком уж много делает для него сплитовый. возразить не может, знает, что кир будет зол на него за это. акума чихает пару раз, извиняясь за это. – у тебя тут... грязно. – курсед зеркалит лицо, показывает, где есть мусор. после многих промахов, тянется сам. привлекает внимание глаз своей рукой возле губ, но только поддевает чужой нос, заливаясь смехом, облокотившись на чужое тело. квакает, пока сережа сидит и осознает, что его просто развели глупой детской забавой. улыбается неловко, бьет по волосам легко, мол, еблан, что ты творишь. – эй, у тебя что от матери любовь к ударам передалась? я пока тебя ждал, словно на ринге оказался. – ухмыляется, видит, что сережу такие шутки не задевают, и выдыхает. иначе был бы сто процентный проеб с его стороны. – да, и я буду требовать с тебя миллионы денег. – подмигивает, мол, точная копия мамаши, но кир уверен, что акума так бы делать не стал. он другой, в отличие от своих родственников. курсед кивает его словам, обещает сам сыпать цветные бумажки под ноги темноволосого, чтобы шел, как по дорожке, улыбается и треплет чужую макушку. это он, конечно, сделает, но только после травмпункта. выложит купюрами путь до дорогущей машины, чтобы сережа не запачкал свою обувь городской грязью. и уверяет, что сделает так еще раз, когда будет делать предложение. сережа смеется.