Одна на двоих

Отодвинув полог палатки, Рокэ зашел внутрь и застыл на пороге. Не смотри. Он отмер, подчиняясь внутреннему голосу, приблизился к столу, заваленному картами, свитками, письмами и приказами – все было оставлено в том виде, каким он помнил, покидая это место. Разве что выполнили его поручение и притащили несколько бутылок вина, которые тускло блестели в свете зажженных свечей. Рокэ стянул перевязь, бросил пустой пистолет и кинжал поверх карт, снял мундир, откинув его, не глядя, на дальнее кресло, с которого он соскользнул с тихим шорохом на землю, но Алва даже не обратил внимания. Он медленно обошел стол и тяжело рухнул в кресло, отстраненно разглядывая чье-то вскрытое письмо, но не разобрал бы в нем сейчас и строчки. Спальное место в палатке всегда было отгорожено только легкой занавеской. Сейчас этот угол оглушающе темнел, Рокэ сам приказал осветить только рабочее пространство. Но глаза все равно возвращались туда, точно эта полутьма манила к себе, звала и вопила только одному ему слышным зовом… Он дернул завязки рубашки, но они были давно распущены. Потянулся к бутылке и схватил кинжал, чтобы избавиться от сургуча. Должно быть, руки совсем его не слушались, иначе как объяснить, что он впервые с детства умудрился порезаться, открывая вино? Звякнуло откинутое лезвие. Рокэ в отупении уставился на собственную ладонь. Вчерашний шрам, уже подживший, пересекал новый порез, который задевал едва видимые буквы. Едва видимые… - Столь скоро?.. – громко фыркнул Рокэ, неожиданно хохотнув тяжелым, режущим слух смехом. Почему же тогда он все еще не лишен всех чувств? Главный ужас всей этой мистерии с метками… неужели выдумка, как и половина сопливых легенд и омерзительных историй о бескрайнем счастье?.. - Плевать, - прошептал Алва, отхлебнув вина прямо из горла бутылки. Кагетское. Он поморщился от терпкости и ощутимого кислого привкуса. Ничего лучше, конечно, здесь не найти. Можно было бы потрясти верных кэналлийцев, его люди всегда умудрялись протащить с собой пару бочонков «Крови», именно ей они праздновали победы своего маршала, но идти сейчас куда-то он не желал и едва бы смог. Словно в ответ на его мысли кто-то потоптался у входа, не решаясь заглянуть в палатку Проэмперадора. - Вон! – рявкнул Алва, громко стукнув бутылью о стол. Неудачливого визитера тотчас и след простыл. Рокэ сполз в кресле, прикрыв глаза. Но сделал это зря – перед ним тотчас же возник Дикон. Молчавший, немного хмурившийся – он столь очаровательно злился... Рокэ, пожалуй, обожал до нелепости это насупленное юное лицо. Звонко смеявшийся Дикон… Удивленно распахнувший свои ясные, похожие на горный ручей, глаза. Очаровательный, с вечно растрепанными волосами, которые уже сильно посветлели от беспощадного южного солнца… Карлос бы посмеялся, что он все же нашел свою белокурую любовь… Невнятно процедив ругательства сквозь зубы, Рокэ снова потянулся за вином. Зря он вспомнил брата. Зря он вообще думает о ненужном. Эти кошкины метки… От них не было никакой пользы, ни разу, одни несчастья, как ни посмотри. Лучше бы им никогда было не встречаться… Он хорошо запомнил то зимнее утро, когда проснулся и заметил на своей ладони слова. «Вам это не понравится». Маленький двенадцатилетний Росио вначале немыслимо разозлился. Ему показалось, что это дурацкая шутка – Карлос как раз гостил в замке и обожал подшучивать над младшим братом. Однажды такое уже случалось, пару лет назад – тогда Рокэ проснулся с изрисованным масляными красками лицом. Было больно, когда Франсина, старая горничная матери, пыталась отмыть его от засохших разводов. Карлос смеялся до колик в животе, подлец… Рокэ первым делом и сейчас побежал к деревянной лохани, выплеснул туда полный кувшин воды и долго тер ладонь, но лишь Создатель знает, что за краску использовал его нахальный братец в этот раз. Пока мальчика вдруг не озарило – он вспомнил, что у мамы на руке тоже вроде бы были слова, только другие, на канэлли, и смотрелись гораздо изящнее… Может, это какой-то семейный ритуал, о котором он пока не знал? Рокэ нахмурился, обдумывая этот вариант. Такое было возможно. Отец вообще мало с ним общался, а мама могла просто забыть рассказать. От обиды на собственное семейство Рокэ заперся в своих комнатах и гнал всех слуг прочь, но его детского гнева хватило ровно на полдня, потом ему стало скучно, и он все же отправился в покои матушки. Долорес Алва внимательно рассмотрела слова на его руке, окутав его объятиями и приятным ароматом жасминового масла, которое предпочитала всем прочим благовониям. - Это семейная тайна? – с надеждой поинтересовался Рокэ, залюбовавшись очень красивым, но все чаще печальным лицом матери. Однако сейчас она улыбнулась, ее светло-карие глаза, похожие на мед, посветлели, словно в этих трех простых словах она увидела то, что не смог бы увидеть никто. Рокэ часто потом вспоминал именно это выражение ее лица. - Это подарок судьбы, - мягко заметила матушка и рассказала ему о метках. Собственно, о метках он слышал и раньше – об этом иногда болтали мальчишки в городе, куда они с Карлосом выбирались вдвоем, покуда отец был в Олларии. Порой он слышал хихикающие разговоры служанок, обсуждавших каких-то предназначенных. Но особенно никогда не интересовался этими сказками, тем более у него были интересы поважнее – он любил читать о пиратах и завоевателях, о рыцарях и повергаемых ими в прах злодеях… Карлос учил его фехтовать и иногда они даже повторяли сцены из самых его любимых книг, правда, Рокэ часто доставались роли негодяев. Метки не имели ничего общего с настоящими приключениями. - Мне она не нравится! – хмуро сообщил он матушке. Та легко рассмеялась, стиснув его сильнее в объятиях. – Хочу от нее избавиться. - Что ж, тебе придется к ней привыкнуть, cariño*, - с веселым вздохом возразила она. – Не каждому так везет в этой жизни, Росио, потому что ты теперь точно знаешь, что где-то есть человек, созданный именно для тебя. - У меня уже есть вы, матушка, - глухо и упрямо отозвался Рокэ, уткнувшись лицом в ее плечо. – К чему мне еще кто-то? - Когда-нибудь этот кто-то понадобится тебе столь сильно, что вы обязательно повстречаетесь. И ты навсегда забудешь, что это за дикий зверь – одиночество. Звучало слишком сложно и непонятно. Рокэ не стал уточнять, ему еще предстояло терпеть насмешки брата, который просто взбесился, как заметил метку на его руке. Он изводил его шутками, довольно злобно насмехался над умом несчастной суженой, которой не посчастливится полюбить этакого наивного дурачка, как Росио. Особенно Карлосу нравилась старая марикьярская присказка о светлых косах, которую они часто слышали в городе, и он не давал теперь покоя брату, дразнив его блондинкой-олларианкой, которая где-то ждет его и готовится горько плакать, когда узнает, насколько к ней жестока судьба... Рокэ, конечно, быстро догадался, что Карлос просто завидует. У него самого никаких меток не было, хотя ему уже скоро должно было стукнуть восемнадцать. Матушка рассказывала, что из всех его братьев и сестер метки были лишь у Рубена и у Инес. Рубен погиб вместе с возлюбленной, когда их лодка попала в шторм, а Инес жила в Багряных землях, должно быть, в действительно счастливом браке. Рокэ на самом деле было жаль Карлоса, потому что, несмотря на все свое сопротивление и все горячие заявления, с момента появления метки он стал много читать о них, и решил, что в общем-то они вполне себе подходят под понятие «приключение» – попробуй найти свою предназначенную среди многих сотен людей! Рокэ поморщился от отголоска собственных глупейших дум и представлений детства. Он откупорил вторую бутылку вина и все же наполнил кубок, случайно обнаруженный на столе у стены, наполовину скрытый свитками. Чрезмерная романтика и собственная дурость на удивление довольно долго присутствовали в его картине мира, что невероятно злило покойного отца. Рокэ одержимо искал предназначенную везде, куда его заносили учеба, служба, поручения… Он искал ее в Кэналлоа, на Марикьяре, в Багряных землях, в Торке и в Сэ. Искал ее и в Олларии, разумеется, но нигде не находил. Шли годы и поиски, начавшие походить на манию, стали утомлять и злить. Ли как-то предположил, что она могла еще не родиться, и Алве не нравился этот вполне разумный вариант. Бесконечные любовницы ревниво убеждали, что метки – пережиток прошлого, и надо слушать сердце, а не чьи-то замыслы свыше. Рокэ находил в этом зерно истины, и все же повелся как дурак, едва появился малейшая надежда на то, что он ее нашел. В тот день он возвращался из дворца привычной дорогой, которую предпочитал в последнее время – в одном из домов, выкрашенных синей краской, жила прелестная блондинка, которую он как-то заметил в окне. Говоря по чести, он и впрямь чаще обращал внимание на белокурых женщин. То ли они действительно были ему всех милее, то ли воспоминание о старых шутках давно погибшего брата настолько застряло занозой в сердце, что он подсознательно всю жизнь замечал в первую очередь светловолосых дам… Кто знает? Только Леворукий. В любом случае, он выбрал именно тот путь и тот день. Сопровождавших его сегодня кэналлийцев он отправил вперед, сам же пустил коня легким шагом, высматривая заинтересовавшую его девицу. Белокурая прелестница в этот раз была в саду и призывно улыбнулась, стоило ему коснуться шляпы в знак приветствия. Она даже пугливо приблизилась и Рокэ придержал жеребца, прищурился, раздумывая о том, стоит ли флиртовать с определенно незамужней девой – он мало знал о ее семье, встречал только несколько раз ее отца и брата при дворе. Внезапно поднявшийся ветер вдруг бросил ему прямо в лицо целый ворох лепестков с ближайшей глицинии, и Рокэ зажмурился, тряхнув головой. - Вам это не по нраву? – с нежным смехом поинтересовался тонкий голосок и сердце Рокэ остановилось. Ему послышалось? Что она сказала? Как она сказала? Это знак? Что с меткой? Ведь это был знак?.. Все эти мысли бешено кружились в голове, пока он во все глаза уставился на явно смутившуюся девушку, которая, однако, все еще стояла в саду, разделенная с ним цветущей изгородью. Черный конь, чувствуя нервозность хозяина, нетерпеливо всхрапнул, переминаясь с ноги на ногу. - Что вы сказали, сударыня? Повторите! – стараясь обуздать дрогнувший голос, бросил Рокэ, улыбнувшись ей со всем обаянием, на которое только был способен. - Спросила, вам не нравится? Цветы, сударь, я говорила о цветах… Вернувшись домой, Рокэ долго пялился в камин, вертя в руках бокал, и обдумывал то, что произошло. На данный момент эти слова были самым близким, что он когда-либо слышал в отношении метки. Возможно ли, что просто некто допустил ошибку, вырисовывая фразу на его ладони? Люди ошибаются, а… боги? И все же, несмотря на все сомнения, Рокэ загорелся идеей проверить надпись на руке девушки, которая до того была всего лишь симпатичной незнакомкой, но уже назавтра он знал о ней все – имя, родословную, какие-то милые увлечения, интересы и то, чем она занималась целыми днями. Рокэ вновь отправился к тому дому, добился разрешения писать девице и вернулся в особняк совершенно влюбленным. Когда после он вспоминал те дни, наполненные какой-то нездоровой страстью и нелепой поэтичностью, он мог только язвительно смеяться и презрительно вздыхать. Разумеется, никакой надписи на ее руке не было вовсе. Его метка так и молчала, но, возможно, он увлекся Эмильенной Карси просто назло столь ветренной, глупой судьбе, которая просто-напросто забыла о нем. История с девицей кончилась в итоге прескверно, а Рокэ навсегда отбросил мысли о метке и поисках возможной предназначенной. Алва потряс бутылку, и понял, что она пуста. Неудачно отпихнув ее в сторону, случайно уронил – она прокатилась по столу и, упав с края, разлетелась на мелкие осколки. Рокэ рассеянно цокнул языком, подумав, что надо сказать Дикону, чтобы тот распорядился убраться в палатке… Дикону… В груди заныло резко и больно, настолько, что Ворон охнул, поморщился, с силой приложив ладонь к нарывавшему месту, будто можно было зажать эту рану. Возможно, именно так и умирают проклятые чувства? А потом не остается просто ничего, как и предрекали все свитки? Скорее бы… Рокэ со стоном уткнулся лицом в свой сжатый кулак, лежавший на столе. До одури хотелось напиться, до полнейшего беспамятства и отключения сознания. С ним такое случалось пару раз за всю юность, но сейчас он как никогда желал забыть обо всем на свете. Нельзя. Ему надо проститься. Он повернул голову, уставившись в пугающую тьму в спальном углу. Нет, рано… Рано. Он все еще не готов его увидеть... Рокэ потянулся за новой бутылкой, чуть вздрогнув от боли в саднящей раненой ладони. На День святого Фабиана он не собирался в Лаик. Да, это было бы вопиющим нарушением церемониала, наверняка коронованная чета дулась бы на него как минимум месяц, а Ее величество – и того дольше. Но Ли предположил, что будет весело – только тогда Рокэ вспомнил, что среди «жеребят» нынче был малыш Арно. Он со скукой поприветствовал Его величество, перекинулся парой шутливых фраз с Сильвестром, равнодушно поцеловал дрожавшую, кошки знает отчего на этот раз, руку Бледнейшего Гиацинта королевства, не отказал себе в удовольствие поизводить старого затхлого гуся вопросами о его родичах в Дриксен, после чего, наконец, устроился в кресле, подготовленном специально для него. Лионель мелькал где-то позади, Милля он еще не видел, а пара дворян не придумала ничего лучше, как именно сегодня о чем-то его просить. От них удалось отделаться только благодаря начавшейся церемонии, когда оглушительно завопили трубы. Первую часть он пропустил, потому что тщетно пытался давить смех в кружевном платке с фамильной монограммой, наблюдая за разъевшимся Свином на белоснежном коне. Зрелище было еще потешней, чем его не столь давнее явление с вертелом вместо шпаги. Во всяком случае, настроение поднялось, и он даже нашел происходящее не таким скучным, как в прошлом году. Рокэ склонился к перилам, с любопытством разглядывая мальчишек на площади. Герольд принялся называть имена присутствовавших дворянских отпрысков с упоминанием всех титулов. Сияющий довольством младший Колиньяр Рокэ не понравился вовсе – такие горделивые попугаи приносили одни лишь неприятности, это он прекрасно знал по опыту. Катершванцы позабавили несомненным внешним сходством со своим родственником, бравым воякой, которого Алва знал очень хорошо. Скучающая физиономия Валентина Придда, впрочем, позабавила не меньше – своего брата он не напоминал вовсе, а вот на батюшку точно был похож, оставалось надеяться, что лишь лицом. Он подмигнул разглядывавшему галерею младшему Савиньяку, отчего тот смущенно ухмыльнулся и покосился, очевидно, на приятеля рядом. Тот взглянул наверх следом за ним и Рокэ безошибочно определил, что перед ним сын заколотого когда-то Эгмонта. Ричард Окделл был бледен до синевы, его слегка вело, но тем не менее он старался удержаться на ногах. Нервничает? Ах, да… Дорак ведь что-то говорил вчера про него… Запрет! В самом деле… И мальчишка в курсе. Рокэ уже хотел было взяться рассматривать кого другого, но руку вдруг непривычно закололо, словно он умудрился ушибиться и сам того не заметил. Рокэ потер ладонь и невольно вернулся взглядом к лицу Ричарда. Юноша определенно был не здоров. Интересно, что с ним? Не травили же его в Лаик, в самом деле? Алва чуть склонил голову на бок, изучая это юное северное лицо, с прямыми классическими чертами. Откровенно говоря, Окделл был не в его вкусе. В его жизни случались связи с мужчинами, правда, довольно редко. В юности было любопытно испробовать все способы утоления телесной страсти, поэтому, едва вырвавшись из-под надзора отца, он многое себе позволял в окружении молодых вояк. Позже, при развращенном дворе Олларов, у него были самые разные романы – Рокэ знал, что красив на вкус большинства людей, которых встречал в своей жизни, поэтому на отсутствие внимания со стороны женщин или мужчин было грех жаловаться. Сам он выбирал, как правило, смазливых юношей, смелых и дерзких, совершенно опьяняющих, подобно молодому вину, стоило позволить им себя коснуться… Ричард Окделл не был похож ни на кого из его случайных любовников. Он был не лишен привлекательности, но это была определенная, строгая красота, свойственная практически всем старинным домам эориев – то, что Кругами художники и поэты называли породой. Рокэ подобный тип внешности всегда казался скучным, и он попросту с такими людьми ни разу не связывался. Тогда почему он уже столько времени был не в силах отвести глаз от надорского мальчишки, угрюмо скользившего раненным взором по Лучшим Людям королевства? Определенно было что-то завораживающее в его бледном облике, даже с очень нездоровым румянцем. Он искусал все губы, должно быть, нервничал из-за того, что ему предстояла немалая доза унижения. Рокэ были знакомы эти чувства – излишняя гордость и обреченная готовность выстоять во что бы то ни стало, отчетливо читавшаяся в потемневших серых глазах. Ли хотел было сдернуть его пораньше, похлопав по плечу, когда основных унаров разобрали с пафосными речами и показным самодовольством. Но Рокэ отмахнулся, все рассматривая едва заметно дрожавшего юношу на площади, где осталось несколько человек. - Рокэ, что ты задумал? О, да сам Чужой не разобрался бы в том, что творилось в голове у его самого ярого поклонника… - Ричард, герцог Окделл, - лениво бросил он, привлекая всеобщее внимание. – Я Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу. Кажется, Лионель едва слышно простонал позади. Рокэ ухмыльнулся, пробуя на вкус эту идею – подумать только, оруженосец! За какими кошками он ему сдался? Что ж, разбираться будем в процессе! Мелкий гордый Окделл вызывал слишком много любопытства в душе, чтобы не пожелать изучить предмет внимания поближе. Юноша помедлил, потом все же стал подниматься к нему. Вело его уже просто неприлично, точно он был сильно пьян – Рокэ, конечно, знал, что нет, но весь двор сделает абсолютно неверные выводы. Что тоже, в общем-то, будет забавным. Геральд помог Ричарду, направив в нужную сторону. Алва успел уловить горячечный взгляд и не на шутку насторожился, опасаясь, что внезапный оруженосец умудрится свалиться прямо на дам во главе с тоже напряженно выпрямившейся королевой. Он решительно протянул к нему руку, рассчитывая поймать горе-мальчишку, который при ближайшем рассмотрении оказался довольно высоким. Юноша почему-то отпрянул от руки помощи и вместо этого с завидной силой отдавил ему ногу. К своей чести, Рокэ довольно редко грубо выражался, да и вообще ругался в обычной жизни. Только в исключительных обстоятельствах. Он мог вспылить из-за неприятных новостей, мог сорваться на глупейшего противника, который не понимал изысканный сарказм и его тонкий юмор, мог нагрубить в ответ на абсолютнейшую грубость… Боль в отдавленной северным увальнем ноге внезапно заняла лидирующее место среди всех тяжелых случаев за всю его жизнь, требовавших немедленной реакции и заодно проверки памяти. Должно быть, последний раз он столь грязно выражался во время обитания на «Каммористе». Пока он, хмурясь, потирал наверняка распухшую ногу сквозь сапог, юноша совершенно не куртуазно вскрикнул, побледнел точно снег в этом своем стылом Надоре, и свалился в самый настоящий обморок. Дамы заахали, кажется, старый больной гусь заверещал о лекаре. Рокэ, позабыв о собственных ранах, стремительно нащупал пульс на шее лежавшего у ног оруженосца. А стоило ли так называть мальчишку, который не произнес ни слова клятвы? Любопытный юридический прецедент, надо будет уточнить у Инголса при случае. - Да и вы до роскоши любопытны, юноша, - со смешком тихо заметил он все еще лежавшему без сознания герцогу, разглядывая его немного внимательнее. Он тут же увидел распухшую кисть, потянулся за кинжалом на поясе. Штанцлер закричал так, словно на его глазах в муках умирала сама великая Талигойя: - Рокэ Алва! Не смейте! - Рискните меня остановить, - игриво предложил Ворон, ловким движением вспоров перчатку на пострадавшей руке своего, как он надеялся, оруженосца. Ладонь была скверно перебинтована, смазана чем-то вонючим и абсолютно бесполезным. - Граф Савиньяк, распорядитесь об экипаже, - бросил он, не глядя, но точно зная, что Лионель все сделает в лучшем виде. Окделла пора было уносить, пока гусь не решил, что вепрям будет лучше в его родном пруду. Он отвлекся лишь на необходимое прощание с Их величествами. Сильвестру, судя по мрачной физиономии, было что ему сказать, но Рокэ совершенно не желал сейчас это слушать. Иногда он задумывался, до сих пор, почувствовал ли он что-то уже тогда. Да, рука непонятным образом ныла, будто бы предвидя все, что его ждало, но за все эти годы Рокэ настолько отстранился от сказочных историй о метках, что о своей в самом деле не вспоминал даже мельком. Глупейшая ошибка, разумеется, но даже он со своим черным юмором, готовностью к неожиданностям любого рода и верой в разные мистические байки не смог бы представить ничего из произошедшего. - Вам это не понравится, - проворчал вовсе не немой и похоже даже не заносчивый Окделл, и мир Рокэ с грохотом перевернулся с ног на голову. Отвлеченный резкой болью, он не сразу вслушался, но тут просто застыл столбом. О, Росио, насколько же мало ты ценишь насмешки той самой судьбы, на которую десятилетиями копил обиду... Он развернулся к постели, поймал испуганный, наивно-потерянный, крепчайше зацепивший его еще на площади взгляд. Зрелище чарующее, если так подумать. Захотелось почему-то рассмеяться, но Ричард и без того смотрел на него так, будто на охоте потерял все оружие, а на него в этот момент пер самый настоящий лев, куда уж больше пугать это блаженное создание. Этого просто не может быть. О, в самом деле… - Я думал, вы уже заметили, - пролепетало чудо в одеяле, вложив ему в руку желанное доказательство, в поисках которого он когда-то изъездил половину Кэртианы. Глядя на изысканные ругательства, красиво вившиеся по чужой ладони, Рокэ одолело поистине злое веселье. И после этого кто-то посмеет говорить с ним серьезно о Создателе? Да это же издевательство в чистом виде! Интересно, понимал ли юноша, что тут написано все то время, как заимел этот плевок богов на своей ладони? А юноша в ответ вдруг что-то сотворил с его собственной меткой и Рокэ ошеломленно воззрился на него во все глаза. Вот это вот соблазнительное создание он счел всего несколько часов назад не привлекательным? Ричард в ответ уставился на него сияющими прозрачно-серыми глазами, похожими на чистейший родник. Он немного покраснел, отчего захотелось тут же коснуться столь свежего, соблазнительного лица, провести пальцем по нижней, заманчиво припухшей губе, а еще попробовать на вкус… Рокэ моргнул, сбрасывая наваждение, язвительно хмыкнул, дразняще повторил жест не состоявшегося оруженосца, и мальчишка едва не лишился снова чувств. Он не помнил, на чем они тогда расстались. Всю ночь он пил, как проклятый, прямо в библиотеке, разбил несколько бокалов и пару бутылок (о чем жалел), кажется, нанес непоправимый вред паре старинных книг из фамильной библиотеки и к утру так и не придумал что ему делать со своим счастливым приобретением. Он не придумал ничего и после, когда едва не лишился глупого юнца в дурно спланированном покушении. Не придумал ничего в Алвасете, разве что с каждым днем все больше и больше погружался в немыслимо завораживающую картину совместной жизни с Ричардом, который оказался в самом деле привлекательнее и интереснее почти всех его прочих любовных увлечений. Юноша был молод, наивен, порывист и любознателен. Он был не глуп, смешлив и обидчив в равной мере. Велся на любые провокации и дулся даже на самые незначительные шутки. Он приходил в потрясающий восторг от массы абсолютно обыденных вещей, вроде ярких фруктов, морских обитателей, задорных песен, красивых видов… И сам завораживал своей реакцией и своими эмоциями. Он увлекал, его было просто невозможно не дразнить. С ним вообще было довольно легко рядом. Рокэ безошибочно ловил это лишенное лукавства или кокетства смущение и волнение, он мог с точностью до минуты сказать, когда в юноше стала появляться привязанность и определенный интерес к нему самому. И Рокэ тонул во всем этом, с каждым днем погружаясь все глубже и глубже, и все еще не представляя, что же со всем этим делать. Ворону, в целом, никогда не требовалось много времени на принятие решений. Он привык считать себя человеком деятельным и редко сомневавшимся. Но тем нелепей и ужасней казалась вся эта ситуация с предназначенным, когда от Рокэ не зависело вообще ничего. Ричард не укладывался в рамки привычной ему жизни, он не знал, как вписать в нее внезапно свалившегося на голову юношу… С девицей, конечно, было бы проще, но что он мог предложить не просто мужчине, а еще и герцогу, который, к примеру, рано или поздно обязан продолжить свой род? Все осложнилось, когда он заметил откровенную влюбленность Ричарда, хотя тот, впрочем, и не думал ее скрывать. Рокэ Алва никогда в жизни не заботился о собственной репутации – чем хуже о нем думал весь мир, чем больше пороков и злодейств ему приписывали враги, тем веселее было это или подтверждать, или игнорировать. Особо ретивых и говорливых он привык убивать на дуэлях. Но что прикажете делать с неискушенным герцогом Окделлом, который и так уже стал обрастать сплетнями, просто согласившись стать оруженосцем такого распутника и негодяя, как Алва? А если выяснится, что у них взаимные метки? Страшно представить, что с этого может поиметь старый интриган Штанцлер. Особенно если эти Твари Чести решатся прикончить мальчишку просто так, чтобы достать его, Ворона… За всем этим, конечно, скрывался еще один страх, самый главный – Рокэ тоже привязывался к Ричарду. Заметив в себе это влечение, он разозлился, почти как когда-то в детстве, столь сильно и абсурдно. Было бы, возможно, логичным винить в этом магию меток, но Рокэ отбросил это оправдание сразу, потому что точно знал, что магия тут не при чем. Ричард ему в самом деле понравился, стоило только начать узнавать его получше. В его жизни давным-давно не было настолько искренних людей, не умевших лгать, обманывать и во всем искать выгоду. Во многом Дикон оставался еще очень юн, но иногда показывал себя более зрелым, чем можно было представить в его годы. На легкую иронию Алвы о том, что сказал бы покойный батюшка, узнай он о решении сына принести клятву его убийце, Ричард неожиданно серьезно сообщил: - Ведь это была линия? Он свой выбор сделал. Думаю, это был честный поединок… И я убежден, что отец не нашел бы и слова против того, кого выбрал для меня Создатель. Мы больше не будем об этом говорить, монсеньор. Почти против воли Рокэ впечатлился. За полтора месяца в Алвасете он много над чем шутил, чем дразнил и изводил юношу, но эту тему больше не поднимал, да и что еще тут можно было выяснять? Дикон напоминал ему летний ветер, налетевший в жару и приятно охлаждавший кожу. Он освежал его давно ставшие циничными представления о жизни, людях и любовных связях. Будучи самого строгого воспитания (а Рокэ был в этом уверен, как ни в чем, припоминая краткое знакомство с его благочестивой матушкой и донельзя скучного Эгмонта), юноша, тем не менее, не чурался телесного и чувственного. Рокэ часто вытаскивал его в море, учил нырять – прекрасная возможность вдоволь поиграть с маленьким эсператистом. Да, это был один из многих хитрых планов, которые он реализовывал в эти дни – как быстро оруженосец сбежит от него, стоит позволить себе чуть больше? Небрежно пройтись рукой по плечам, обещавших уже совсем скоро стать широкими и сильными, внезапно ухватить доверчивого юношу за пояс, прижаться теснее, дав почувствовать, что он плавал с мужчиной, державшим его в почти объятиях… Но Ричард не сбегал, он довольно приятно для глаз краснел, бросал в ответ немыслимо-обжигающие взгляды, кусал свои и без того яркие губы… Рокэ часто вспоминал свои первые впечатления, неужели он правда додумался сравнивать своих случайных любовников и юного Окделла, еще и посчитал, что в том недостаточно смелости и дерзости? О, всего этого оказалось в Диконе с лихвой. Легкие нотки ответного нахальства стали проявляться все чаще, стоило северному герцогу привыкнуть к его обществу. А о том, что Рокэ доигрался, он сам понял, когда предназначенный решился его поцеловать. Справедливости ради, Алва сам довел юношу, он делал это весь вечер, играя ему, только ему одному – никого больше он просто не замечал в той таверне, вернее сразу отвел горожанам лишь роль зрителей и невольных помощников. Весь тот знойный вечер был посвящен Дику, и один Леворукий поймет, как же сам себя Рокэ умудрился загнать в эту ловушку. Все остальное в тот вечер стало результатом долгого хождения по кругу и отрицания того, к чему они довольно быстро успели прийти за каких-то пару месяцев – оба хотели друг друга, и это желание оказалось столь сильно, что они быстро превратились в двух одержимых, мало чем отличавшихся от зверей. Ворон мог порадоваться лишь тому, что письмо от Дорака пришло весьма кстати. Война – что может быть прекраснее для охлаждения голов, чресл и всего того, что надо было срочно остудить, причем им обоим. Он и в самом деле посчитал, что им необходимо время прийти в себя. То, что этим резвым отъездом из Алвасете он сумел обидеть Ричарда, он осознал только в Тронко, когда почуял неладное, почти перестав ощущать эмоции Ричарда, к которым успел привязаться за все время их жизни вместе. Оруженосец никуда не делся, он появлялся утром с вежливым приветствием, холодно передавал ему послания, молча выполнял все поручения, смотрел насуплено, едва ли не обвиняюще, стоило отвести свой озадаченный взгляд в сторону. И вот в таком взаимодействии пролетел целый месяц. Браво, Рокэ, и это тебя называют Первым любовником королевства? Впрочем, обиду своего предназначенного Алва счел в чем-то освежающе-забавной. Вероятно, стоило уже наконец стать серьезнее. Или начать воспринимать всерьез другого человека, особенно отчетливо сознавая, что он к нему чувствует в глубине души. Но разве Рокэ когда-то мог признать собственную ошибку? Немного отрезвило его внимание со стороны свояченицы губернатора, рыжей фигуристой дамы-хохотушки, которая не чуралась откровенно висеть на нем после ужина у своего высокопоставленного родственника, отпускала недвусмысленные намеки прилюдно и всячески заманивала в совместное уединение. Ричард, пылая щеками на недовольном лице, сбежал сразу после третьей перемены блюд и Рокэ в какой-то момент поймал себя на желании сбежать следом. Но вовремя появившийся епископ Бонифаций, шумный, беспардонный и как никогда нужный тем вечером, позволил легко отделаться от резвой рыжеволосой обольстительницы, которую всего несколько месяцев назад Рокэ и не подумал бы отпускать. А наутро возле оруженосца напыщенно ехал на своем коне Оскар Феншо-Тримейн, и Ворон, непринужденно вздохнув, решил, что сбежать вчера все же следовало… Но он не представлял себе, что эта странное приятельство с важничавшим пустозвоном неожиданно настолько окрепнет, что Ричард теперь станет мелькать рядом с ним постоянно. Рокэ мало кого в своей жизни ревновал – как-то поводов не было, да и в себе обычно Алва был уверен, как ни в ком, а может быть ревновать было попросту некого. И вот это яростное недовольство в душе, бурлящее раздражение, переходящее в гнев, выплескивавшееся через край от любого чужого взгляда и улыбки, опустошало и впечатляло. Он едва ли не рычал каждый раз при виде не умолкавшего ни на секунду Феншо и смеющегося рядом с ним Дика. Рокэ абсолютно точно ревновал, и ревновал страшно. Омерзительное открытие. Разумеется, с этим всем надо было что-то срочно делать. Вначале он попытался высмеять дружбу оруженосца, и Ричард неожиданно посмел защищать этого павлина, хотя до того едва ли позволял себе с Рокэ разговаривать дольше нескольких минут второй месяц. Оскорбившись до глубины души, Алва все же решил сменить цель, и стал высмеивать самого Феншо, прямо при мальчишке, однако генерал со своими предложениями и упрямством напоминал безмозглого барана, который попросту игнорировал и иронию, и угрозы. В итоге Рокэ впал в отвратительное расположение духа и все в лагере теперь старались сторониться Проэмперадора, едва завидев его ледяное лицо на горизонте. Тем утром он дожидался Ричарда у реки, мрачно созерцая унылый горный пейзаж. Дикон опаздывал – еще в Алвасете Рокэ понял, что его юный герцог слишком любит поспать по утрам. Поэтому нелегкие попытки поднять того на тренировку быстро стали регулярными для него самого, Хуана и еще ряда слуг, но в целом приносили Рокэ определенную долю удовольствия, как бы он не старался на словах упрекать в обратном. Ричард был до нелепости мил и растрепан со сна, и вызывал любые желания, но упражнения в фехтовании были среди них на самом последнем месте. - Простите, монсеньор, - глухо пробормотал явившийся Окделл, поправляя криво застегнутый колет. - Меньше торчите с Феншо у костра по ночам, и просыпаться станет легче, - язвительно процедил Рокэ, встав в позицию. Ричард ожидаемо вспыхнул, но промолчал, вынимая шпагу из ножен. Фехтование сразу началось агрессивно. Алва налетел, точно смерч, и уже через минуту обезоружил полусонного Дикона. - Сосредоточьтесь. Ричард стиснул губы до того, что они побелели, быстро поднял шпагу с травы и попробовал перейти в атаку, но Ворон не дал ему и шанса, двигаясь просто с ненормальной скоростью. Злое веселье, с которым он комментировал в то утро любой промах оруженосца, в итоге довело Ричарда до того, что он тоже разозлился до кошек. Делу это не помогло, ему без конца приходилось бегать за отлетавшим в сторону оружием под ироничные подколы и едкий смех. Вспылив, в какой-то момент Дик совершил неудачный выпад, запнулся на ровном месте и умудрился ухватиться за шпагу Рокэ голой рукой. Внезапно звонко вскричав, он осел прямо на землю и впервые в жизни перепугавшийся Алва тут же бросился к нему, упав на колени рядом. - Дайте взглянуть! - Пустите! - Дикон! Смешавшись от столь редкого обращения из его уст, Ричард затих и позволил Рокэ рассмотреть рану. Некрасивый порез задел часть ладони и пальцы с внутренней стороны, залив всю руку кровью. - Жить будете, - спокойно бросил Алва, достав платок из кармана штанов. Он бросил мимолетный взгляд на молчавшего оруженосца и замер, заметив, что темно-серые сейчас глаза просто переполнены слезами. – Что вы… Рана пустяковая. - Я почти… Почти ее… случайно… Я никогда!.. Никогда не хотел… Он задохнулся от эмоций, Рокэ даже пошатнулся от наплыва чужих чувств, боли, испуга и разочарования. Он сглотнул, пытаясь абстрагироваться от этой огромной штормовой волны, мощно обрушившейся на него. За почти два месяца охлаждения отношений между ними, Рокэ даже отвык столь остро чувствовать Ричарда так близко. - Объясните толком, - как можно мягче попросил он, аккуратно прижав ткань к порезам. - Я… - Дикон судорожно вздохнул и, слава Чужому, попытался совладать со всеми своими чувствами. – Я едва не задел метку… Рокэ внезапно захотелось рассмеяться, но он сдержал себя усилием воли. Секунда на раздумья… Он потянулся к отброшенной шпаге и быстро полоснул ею по собственной левой руке. - Что вы!.. – Дикон порывисто схватил его за пальцы пострадавшей ладонью, уронив платок в траву. - Теперь у нас с вами дополнительные метки, две вместо одной, раз уж вы столь дорожите ими, - легкомысленным тоном заметил Рокэ, ощутив неожиданно приятное тепло, разлившееся по кисти, по-видимому, от чужого прикосновения. - Какая глупость, - пробормотал Ричард и сжал его руку в своей, смешав их красную густую кровь – она текла яркими ручейками по запястьям, капая прямо на землю. - Отрадно знать, что теперь и вы находите такие раны глупыми. Они не стоят ваших слез. Алва поднял платок, встал и, потянув Ричарда на себя, заставил подняться с колен. Они отошли к реке, где он молча опустил их руки в прозрачную воду, наблюдая, как красные всполохи смывает горное течение. Дикон притих рядом с ним, откровенно рассматривая что-то в его лице, словно забыл, как он выглядит за время охлаждения меж ними. До чего ж нелепая, почти любовная сцена, точно из второсортного романа… И отвратительно волнующая. - Ваша забота… внезапна, - шмыгнув носом, пробормотал в итоге Дик. - Цените, юноша, - фыркнул Алва, сделав тугую повязку из собственного платка. - Я думал… Ричард осекся и опустил глаза. Теперь уже Рокэ с определенной жадностью уставился на него, отметив про себя, что веснушки на носу оруженосца стали более заметны на загоревшей коже, обратил внимание, как посветлели густые брови и спутанная копна волос, отросшая уже ниже ушей. Дикон снова искусал губы и до одержимости захотелось провести по ним пальцем, ощутить их наощупь – хотя бы так… - Договаривайте, - хрипло приказал Рокэ и Дикон вздрогнул, видимо, почувствовав теперь его эмоции. Он поднял недоверчивый взгляд прямо на него. - Я думал, что больше вам не нравлюсь. Рокэ хмыкнул. А потом все-таки засмеялся. Дикон дернулся, хотел было отнять руку, но Рокэ не пустил. - Нравитесь, - тихо, но уверенно бросил он. Ричард замер и вскинул на него засиявшие глаза. До чего красиво… Почему-то стало так легко, словно мгновенно исчезло вокруг вообще все, а они остались. - Вы ведь не стали бы… шутить о таком? – неуверенно проронил Ричард, несмотря на свой счастливый взгляд. - Никогда, - хмыкнул Рокэ, поднял его пострадавшую руку к губам и быстро коснулся ими дрогнувших пальцев. Дик пугливо огляделся – в это утро они были одни у реки, что случалось не так уж и редко, мало кто вставал в такой час в лагере из тех, кто мог бы им помешать. Успокоившись от увиденного, Ричард снова взглянул на эра, и несмело улыбнулся, столь ярко, почти ослепительно, что сердце невольно ускорило свой бег. - Мы с вами все же провели ритуал, Рокэ, - как-то застенчиво и заговорщически прошептал Дикон, сжав его руку сильнее. Алва приподнял брови и снова рассмеялся. - Сомневаюсь, ведь богам вдобавок требовалось плотское единение. - Оно было! - Мой неискушенный милый герцог, мне стоит заняться вашим просвещением в самое ближайшее время, - насмешливо и слишком чувственно сообщил Рокэ, любуясь раскрасневшимся Окделлом. – Но все же мы проявили поразительную беспечность, затянув с этим непристойным обрядом… Сколько там остается по времени? Неделя? - Пара дней, - едва слышно выдал Ричард, прикусив нижнюю губу. Внутри Рокэ похолодел. С этими ссорами, ревностью и игрой в молчание он совсем забыл, как близко они подобрались к самому краю… Но вид Ричарда перед ним тут же вновь увел мысли не в ту сторону. - Прекратите так делать, - властно потребовал Рокэ, склонившись к нему. – Иначе я поцелую вас прямо здесь. Ричард испуганно округлил глаза, что было бы довольно смешно, не будь это столь соблазнительно. Кошкины метки, война и слишком долгое воздержание… С тяжелым вздохом Алва отпустил его и быстро поднялся на ноги. Дик поспешно вскочил следом. - Закончите свою тесную дружбу с Феншо, - ровно бросил ему Рокэ, стараясь, чтобы это не прозвучало как приказ. - Оскар – хороший человек! – встрепенулся Ричард, они вернулись к месту неудавшейся тренировки. - Право слово… - раздраженно процедил Алва, потом бесстыдно решился на откровенную манипуляцию: - Вы можете исполнить мою просьбу, юноша? - Вы можете не называть меня «юношей»? – проворчал оруженосец, нахмурившись. - Как же мне вас звать? – против воли развеселился Рокэ, склонив голову на бок. - Мне понравилось, когда вы звали Дикон, - вспыхнув, глухо признался Ричард, подпнув мелкий камушек в траве. Рокэ хищно ухмыльнулся, нагнулся, подхватил шпагу с земли и изящным движением отправил ее в ножны. - Согласен, если согласитесь вы. Дикон смущенно завозился со своим оружием, но кивок Рокэ все же заметил. И расслабился. Леворукий, как же глупо… Беспечная, страшная нелепость. Куда подевалась хваленая интуиция, чутье, все то, что он в себе ценил и за что невольно благодарил высшие силы время от времени? Все молчало, ни единого проблеска настороженности или предчувствия чего-то дрянного… Феншо исчез со своим отрядом следующим утром, еще в сумерках. А Рокэ, погруженный в романтичные, местами откровенно порочные думы, едва ли обратил на это должное внимание, отдав приказ Коннеру и Шеманталю следить за сей вылазкой, которую в целом ожидал от глупца-генерала уже несколько дней. Только к обеду Рокэ понял, что Ричарда в лагере нет. Осознание того, что он сбежал с Феншо-Тримейном, просто ошеломило Алву. Это совершенно не укладывалось в голове, особенно после вчерашнего примирения. Еще намедни за ужином Дикон улыбался, казалось, ему одному, когда он бродил кругами вокруг костра, где примостились перекусить его кэналлийцы и оруженосец с ними. Утром он его не увидел за завтраком, но Ричард часто досыпал при первой возможности, поэтому Рокэ, посмеявшись про себя, не стал никого посылать за ним, дав время Окделлу немного отоспаться. Глупец. Алва поднялся с кресла и ощутимо пошатнулся. Невиданное дело, всего несколько бутылок вина не способны выбить Кэналлийского Ворона из колеи, это всем известно. Невесело усмехнувшись, он обогнул стол, схватил первый попавшийся подсвечник с дрожавшей свечой и двинулся к спальне, если можно так назвать койку, сундук с личными вещами да скромные предметы для умывания в углу палатки. Ричард был здесь. Эмиль весьма аккуратно уложил его на походную кровать – сейчас казалось, будто юноша просто спит, с позволения своего эра, который рядом засиделся допоздна за бумагами… Убедившись, что Окделла нет в лагере, Рокэ бросился к лошадям, наплевав на все расчеты и четкий план, продуманный с адуанами заранее. Эмиль Савиньяк, заметив его маневры, кинулся за ним, уточняя, что случилось, пока Ворон мрачно, самостоятельно и быстро седлал Моро. Времени не было. Это было так ощутимо, словно он пытался нагнать вчерашний день, пришпоривая обезумевшего от быстрой скачки жеребца. Но конь и без того летел, словно птица, вероятно, вдвое сократив дорогу до места, где их внезапно остановили посланные вперед, следить за Феншо, адуаны. Коннер бесстрашно бросился к Моро, который едва не взвился на дыбы, но-таки позволил перехватить узду. - Монсеньор, а я к вам как раз навострился. Неужто не доверяете? – оскорбленно прошипел Клаус, заставив жеребца остановиться. Лово радостно, но молча завертелся у ног Моро, чудом не попав под копыта. - Где они? – задыхаясь, выпалил Рокэ, спрыгнув с коня. - В рощице у ручья разбили место, скоро дрыхнуть, стало быть, - зашептал Жан, сидевший в кустах. - Вы видели с ними Ричарда? - Как же, - проворчал Клаус, отводя Моро в сторону, - ваш барчук у них некто завроде плененного. - Что вы сказали? - Связан он, - буркнул Шеманталь. – На што он им только… У Рокэ буквально закружилась голова от острого облегчения, нелепой радости и определенной доли тревоги. Ричард не бросал его… - А зачем ваш барчук им сдался, монсеньор? – с любопытством влез Коннер, настойчиво потянув его вниз и заставив присесть на корточки. От ответа его избавил Эмиль, наконец-то нагнавший его с отрядом кэналлийских стрелков и нескольких адуан. Пока новоприбывшие тихо переговаривались между собой, делились новостями и усмиряли коней, Рокэ напряженно обдумывал план действий. За какими кошками Феншо забрал Ричарда он не представлял. Разве что и впрямь его ревность оказалась не беспочвенной? Но надо быть совсем идиотом, чтобы украсть оруженосца у Первого маршала, еще и подвергнуть его жизнь опасности. Об умственных способностях генерала-павлина он и без того был крайне невысокого мнения, сейчас же ко всему этому добавился чистый гнев и ледяная ярость собственника. Феншо он готов был прикончить лично, в эту самую минуту, наплевав на суд и прочие мелочи. - Когда ожидаете нападения? – спокойно поинтересовался он у Клауса после того, как все прибывшие расселись прямо на земле вокруг него. - Седуны раньше, чем под утро не полезут, знаю я их. - Вас заметили? - Трое следили, больше не следят. - Хорошо, - Рокэ сделал глубокий вдох. – Как отреагируют бириссцы, если в лагере вдруг начнется заварушка? - Рокэ… Что ты задумал? – нервно вмешался Эмиль, пока Коннер напряженно нахмурился, обдумывая вопрос. - Немыслимое злодейство, конечно, - равнодушно бросил он, не сводя потемневшего взгляда с адуан. – Клаус? - Полезут, чего тут думать, монсеньор, да вот как прикажете отбиваться с двух сторон? - Рокэ! - Я хочу забрать Ричарда, - холодно бросил Алва, вперив в побледневшего Эмиля злой взгляд. – Постараемся сделать это тихо, но за ними следят и в любой момент вылезут, воспользовавшись ситуацией. - Жабу его соловей, как пить дать, - тоскливо согласился Коннер. – Да и барчук ваш при сем Феншо постоянно, а ну как станет им прикрываться… - Феншо не жилец, - процедил Рокэ, яростно сверкнув глазами. – План поменялся и надо действовать быстро. - Росио, он ведь не простой тьенент! Как ты будешь объяснять это семье и… - Милль, мне нет ни малейшего дела до родичей этого ублюдка, - неприятно улыбнулся Алва и развернулся к открывавшемуся виду на разбитую внизу стоянку, дав понять, что разговор окончен. Еще полчаса потратили на тихие объяснения адуан по расположению теперь уже точно противника – Клаус даже набросал простейшую схему палкой на земле, особенно обрисовав то место, где устроился на ночлег сам Феншо. Отчаянно не хватало хладнокровия и определенной доли предвкушения, с которыми он обычно бросался в драку, не важно шла ли речь о дуэли или бое. Сейчас он был взвинчен до предела, полон сомнений, смятения и дрянного страха за жизнь своего предназначенного. Любому другому он бы сказал, что в таком состоянии не стоит ввязываться в схватку с кем угодно, но выхода у него все равно не было. Решено было разделиться – Рокэ с Клаусом, Миллем и еще парой верных кэналлийцев пойдут вперед, постараются освободить Ричарда и не разбудить людей генерала при этом. Остальные должны были действовать по старому плану и дожидаться нападения барсов, в какой бы момент оно не случилось. Они дождались наступления ночи, хотя Рокэ просто с ума сходил от того, что Дикон был столь близко, но абсолютно недостижим прямо сейчас. Эмиль пытался отвлечь его разговорами, но помогло мало. Алва подвязал волосы в хвост, вооружился кинжалом – своим старым другом еще с юношеских времен. Двигались они быстро и бесшумно – Ворон был точно кот, гибко и стремительно скользивший в темноте, остальные двигались ему след в след. Когда подошли к слабо горевшим кострам, Рокэ дал знак Дьегаррону обезвредить часовых, сам обогнул несколько солдат, спавших под походными покрывалами. Как он ни старался, Ричарда разглядеть среди лежавших то тут, то там людей было невозможно, как и проклятого Феншо. Рокэ припомнил схему Коннера и устремился к левому краю расположившихся на ночлег. То, как он тихо крался, со стороны напоминало причудливый танец теней и движений. Дикона он заметил у большого валуна, тот привалился к нему, с угрюмым видом то ли глядел в костер, то ли дремал, а руки действительно у него были связаны за спиной. Что-то теплое разлилось в душе при виде хмурого бледного лица любимого оруженосца… Раздался свист и Ворон резко обернулся. Не успели. Барсы поперли из темноты, похожие на стаю насекомых. Рокэ выхватил шпагу и неожиданно успокоился. Его привычная стихия. Зазвенела сталь, на него набросились двое седоголовых, и он раскидал их за минуту. Успел помочь Миллю, на которого кинулся рычавший черноусый, и он полоснул барса по горлу кинжалом. Алва быстро оглянулся на костер, но Ричарда не увидел, зато Феншо, вскочив на ноги, озирался с чрезвычайно идиотским видом, бездумно махал шпагой и пытаясь сбросить сон. По всей округе раздавались выстрелы. От бирисской пули Рокэ каким-то чудом увернулся, стремительно упал на колено и полоснул лезвием по ногам стрелка. Еще одного барса вырубил рукоятью шпаги прямо в лицо. У него при себе был пистолет, но пока приходилось довольствоваться сталью. Крики заполонили все вокруг, помимо яростных воплей и стонов боли, непонятная чужеродная брань разносилась то тут, то там, впрочем, талигойцы и кэналлийцы тоже не отказывали себе в выражениях. Рокэ смахнул влажные пряди с лица, двинулся к костру, сейчас оставленному всеми. Кто-то подсек его и он, падая, резво перевернулся через голову, успев заблокировать удар кинжала своим. Бой был коротким, но грязным. Рокэ вытер чужую кровь об одежду убитого и развернулся к костру. Что-то было не так. Только сейчас он осознал, что не чувствует Ричарда, хотя находился к нему столь близко – а уж нападение бириссцев на отряд вызвало бы бурю эмоций у его впечатлительного юноши. Похолодев от нехорошего предчувствия, Рокэ бросился вперед, к валуну, где видел его совсем недавно. Голоса, звуки сражения, ржание перепуганных лошадей – все отошло на второй план. Ричарда он обнаружил у того самого камня, где впервые заметил его, казалось, всего несколько мгновений назад. Рокэ метнулся ближе, роняя шпагу и кинжал. Он бережно перевернул лежавшего на боку юношу и почти сразу увидел расползшееся, черневшее в свете костра пятно в области груди. Его связанный предназначенный поймал пулю и, похоже, погиб мгновенно. Рокэ медленно выдохнул через рот, заторможенно отвел пряди спутанной челки с навсегда побелевшего лица. Не уберег. Эта мысль гремела в голове, как набат, заглушая все вокруг. Он грубо стиснул юношеские плечи, страстно желая услышать стон боли, вскрик или возмущенный шепот – что угодно, лишь бы поверить в то, что он ошибался, что глаза ему лгали, и Дикон все еще жив, не оставил его навеки одного. Позади раздался глухой вскрик, будто во сне Рокэ слышал голос Эмиля, но не обернулся. К чему ему – в его руках было единственное, что имело значение… И сердце его больше не билось. Милль приблизился и положил ему руку на плечо, крепко сжав его пальцами. Да, он тоже любил герцога Окделла, отстраненно подумал Рокэ. Он чувствовал себя сейчас как под водой. Оглушение никак не удавалось сбросить, но он попробовал шевельнуться и попытался развязать все еще стянутые веревкой запястья Дика за спиной. - Телеги не найти? – хрипло бросил Рокэ в пустоту, пальцы соскользнули с узла – руками его не распутать. - Я поищу, - тихо отозвался кого-то из кэналлийцев. Рокэ заторможенно потянулся к валявшемуся у ног кинжалу, когда услышал еще один голос: - Господин Первый маршал… Я желаю объясниться!.. Ворон молниеносно выхватил пистолет из-за пояса и выстрелил, не оборачиваясь, на звук. Феншо рухнул всем телом в траву, из его развороченного пулей лица захлестала ручьем кровь. Алва молча убрал пистолет и, взяв кинжал, медленно подцепил им веревку, стараясь не задеть бледную кожу на запястьях юноши. Никто не сказал ни слова, да Рокэ едва ли обратил на это внимание. Немного в себя он пришел только когда вернулся Дьегаррон и сообщил, что телеги не будет. Тогда он встал, бережно поднял Дикона на руки, даже удивился тому, что юноша настолько легкий. Заметив Моро, нетерпеливо бьющего копытом рядом с удерживавшим его перепуганным адуаном, он направился к ним со своей ношей. - Возвращаемся. Эмиль, со мной. Хорхе, займитесь пленными. Встретимся в лагере. Назад они не спешили, дорога заняла часа три, не меньше, но Рокэ едва ли это сознавал – Моро двигался практически сам, пока его седок в молчании глядел все время только на юношу в своих руках. В лагере пришлось передать Дика Эмилю, тот тихо обещал позаботиться о нем, пока Рокэ отдавал распоряжения вернувшимся стрелкам и генералам. Повысил повеселевших Жана и Клауса, приказал им первым делом похоронить Феншо-Тримейна. Дьегаррон и Вейзель, не дожидаясь распоряжения, сразу отправились устраивать больше полусотни плененных седунов. Когда Алва, наконец, остался один, над горами взошло солнце, но этого никто не заметил. * Рокэ медленно отвел занавеску в сторону, шагнул к койке, не глядя пристроил свечу на сундук рядом с изголовьем. Тишина вокруг пугала, будто и правда за пологом палатки царила ночь. Но это было не так – день в разгаре, и лишь здесь, в этом месте, он как будто бы сумел остановить время, спрятав их вдвоем от всего мира… Но, впрочем, кто бы поручился, что это так – Рокэ совершенно не представлял, который сейчас час и сколько он тут сидел и пил. А Дикон спал. Тем самым вечным сном, о котором он сам, бывало, грезил в его годы. После смерти Карлоса, потом – матери. Еще раз после Винной… Но, впрочем, тогда же он наконец-то повзрослел и взялся за ум, жаль отец не дожил. А вот Дикон уже не повзрослеет. Рокэ без сил опустился на пол у койки, спиной к ней. Надо было захватить вино с собой. Как же люди прощаются? Рокэ никогда не умел, а ведь сейчас здесь лежал единственный человек, которого соизволила подарить ему судьба, но, может, то был Леворукий, кто теперь поймет. Не сберег его он сам, а вот дар был, ничего не попишешь. Алва утомленно потер лицо, пытаясь собрать мысли вместе. Он искоса взглянул на бледный профиль юноши. В неярком свете свечи он выглядел столь спокойно и умиротворенно. Опаленные солнцем ресницы покоились на белых щеках, отбрасывая тени, которые удлиняли их, словно смерти требовалось делать лица напоследок еще привлекательнее, красивее. Мол, жалей теперь всю жизнь, глупая птица, если вспомнишь, конечно, потом кого потерял… Рокэ потянулся к холодной руке, которая всегда была шире, чем его собственная. Левая… Интересно, столь драгоценные для Дика строки тоже таяли по часам? Алва медленно развязал грязный платок, заляпанный его собственной кровью в том числе. Нет, пока еще можно было разглядеть безобразные ругательства, которые он когда-то ляпнул сгоряча, хотя вязь кэналлийских букв заметно посветлела. Едва затянувшаяся рана выглядела насмешкой, словно он посмел разозлить богов, оставив на священной ладони собственную метку… Нет, это же Рокэ сделал со своей рукой, а Дикон всего лишь сражался с его гневом… Мысли непривычно путались, похожие на испуганных зверей, которые разбегались, как на охоте. Алва провел пальцами вдоль запекшейся корочки раны. Никогда больше его юноша не вздрогнет от этого жеста, глаза не потемнеют от охватившего наваждения, будившего желание и инстинкты. А ведь он даже успел помечтать о том, какого будет приласкать эту метку в порыве страсти, сливаясь с ним душой и телом… Наивные, смешные, проклятые мечты. Гнев и сожаления сплелись внутри в тугой узел, мешая вздохнуть. Он тяжело усмехнулся чему-то, вспомнил, что забыл кинжал на столе, но у Ричарда был свой, фамильный. Рокэ привстал на одно колено, аккуратно вытащил из кожаных ножен на поясе оружие самого Святого Алана, подумать только… Интересно, Дика могли бы тоже признать Святым, со временем? Почему нет, написать его матушке, что сын погиб по вине кэналлийского отродья, возможно, сердобольные надорцы канонизируют, без всяких эсператистов, невинно убиенного юношу… Рокэ покачнулся, оперся ладонью на твердую, мертвую грудь. А все-таки ты пьян, Росио. Ворон пренебрежительно фыркнул, игнорируя внутренний голос, сосредоточил все внимание на лезвии. Прекрасная работа. Ведь он думал подразнить Ричарда как-нибудь тем, что этот стальной «поросенок» не имел никакого отношениях ни к вепрям, ни к Окделлам – во всяком случае до того дня, как Алан не прикончил им своего предназначенного. Что ж, у этого оружия есть определенная история, столь схожая с их собственной. Рокэ полоснул по своей ладони, левой. Она и так второй день терпела порезы, случайные и нет, так что этого он просто не почувствовал. Потом бережно взял руку своего мертвеца, аккуратно прорезал ровно по вчерашней ране, склонив голову набок, рассматривая сделанное. Ну давай же, ты связала нас при жизни, свяжи и теперь, вдруг мы свидимся хотя бы в Лабиринте… У мертвых не идет кровь. Рокэ бездумно прижался своей раной к другой, посмертной. Сжал руку предназначенного крепче скользкими, бордовыми влажными пальцами… - Ваши цвета, Ричард, - с усмешкой пробормотал он, любуясь кровавым рукопожатием. Потом перевел взгляд на белоснежное лицо своего северянина, ищуще скользнул глазами по скулам и подбородку, по шее, видневшейся в развязанном вороте рубашки. Что-то мутно блеснуло в неясном свете свечи. Заинтригованный, Рокэ выпустил руку Дика из своей и потянулся проверить. Когда они с ним фехтовали по утрам, в обиженно-раздраженном молчании, перебрасываясь лишь насмешками или огрызаниями, Рокэ замечал цепочку, предполагая, что, должно быть, оруженосец носил свой медальон Повелителя – такой же был у него самого. Но, вытянув сейчас украшение на свет, он понял, что ошибался. Это был медальон, но явно не столь давно сделанный на заказ, в виде небольшой ракушки. Пальцы не слушались, но он все же сумел открыть его, уставившись на крупную жемчужину в обрамлении мелких камней. «Какая красота! Неужели именно из них создают украшения…» – восторженный голос Ричарда, словно легкий ветер, прошелся по палатке, заставив Рокэ ощутимо вздрогнуть. Он стиснул медальон в руке, судорожно сглотнув. Что ж, это по праву его. Кинжал, кольцо, шпага – он отправит родным Окделла все его вещи в Надор, но это… Он с силой рванул его на себя, порвал цепочку, аккуратно переложил украшение в другую руку, словно лишь теперь вспомнил, что эта была вся в крови. Лишь сейчас заметил, что вымарал ею даже шею юноши, оставив темневшие пятна на белевшей в полутьме коже. В целом, это было даже красиво… - Вы знаете, Дикон, - почти светским тоном заметил он, скользнув влажным пальцем по ямке под кадыком, размазывая следы по груди юноши, видневшейся в вырезе, - у алат есть любопытные легенды о разнообразных тварях. Вы бы, несомненно, оценили столь жуткие сказки… Мне, собственно, сейчас вспомнилась та, что о кровопийцах. Мертвецы восставали из могил, поили своих жертв собственной кровью, и те навсегда привязывались к своему создателю, становясь их спутниками на Круг, или два. Или вечность… Как жаль, что я не подобное отродье самого Заката, не правда ли? Однако мысль эта завладела его сознанием, он вдруг подался ближе, пересел с пола на жалобно скрипнувшую койку, бережно сдвинув лежавшее тело в сторону. - Что скажите, насчет последнего поцелуя? – шепнул Рокэ, с небывалой нежностью скользнув по безмятежному лицу предназначенного пальцами. – Вы мне его задолжали, на прощание… Он стиснул ладонь в кулак, поднял его повыше, наблюдая, как капли крови неспешно падают и оседают на мертвых губах, которые еще вчера юноша наверняка кусал в смятении… Отбивался ли он, когда его увозили? Пытался ли избежать… Нет же, Рокэ, ты думаешь не о том. Он прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Вопрос лишь в том, где же он теперь был и куда ему возвращаться?.. Открыв глаза, он воспаленным взором уставился на любимое лицо, которое умудрился раскрасить столь ярко, бесстыдно, как у девиц в домах развлечений в Кэналлоа или Олларии… Поневоле залюбовавшись, он размазал кровь по холодным губам юноши неожиданно дрогнувшим пальцем, почти тут же подался вниз, сцеловывая ее с одержимым пылом. Он не чувствовал больше ответа, чужого тепла кожи, податливой и такой желанной… Но зато чувствовал дыхание смерти в ледяной твердости и изгибе губ – она уже завладела этим телом и давала понять, что его ласке здесь не было места. Он со стоном оторвался от мертвого рта, мир задрожал и закружилась от навалившегося вдруг осознания и отчетливого чувства потери. Рокэ уронил голову на лишенную жизни грудь, прижался к ней щекой, улегшись неудобно, но так, чтобы дотянуться своей левой рукой до левой руки Дикона. Он потерся носом о рубашку, вдохнул родной запах, желая впитать его в себя весь, на память, пока она еще его не оставила. Он едва слышно запел старинную колыбельную, которую ему, бывало, напевала матушка. Прошло столько лет, а он помнил все слова, хотя ни разу не исполнял ее с юности:

Баю-баю, милый, в песенке поется и вода струится, а коню не пьется. Та вода ночная, темень гробовая, под мостом чернеет, песню запевая. Что она укрыла, смыла по дороге, замела подолом у себя в чертоге? … Леденела грива, кровь ручьем бежала, в конском оке стыло серебро кинжала. Быстрину подковы раскололи с ходу. Но потоки крови обгоняли воду. … Он к речной прохладе жарких губ не тянет. Все зовет кого-то, лишь на горы глянет. И тревожит горы жалоба глухая, мертвою рекою в горле затихая…**

Рокэ, должно быть, впал в забытье или же это был сон. Он увидел смеявшегося, растрепанного Дикона на берегу моря, тот заманивал его поплавать, хотя на горизонте занимался скорый шторм – облака почернели, как и дикие темные воды, но Ричард настаивал, звал и ждал. Рокэ не стал возражать, бросил лишь быстрый взгляд под ноги, которые обдало ледяными брызгами. - Ну же, Рокэ, - окликнул Ричард, который уже уплыл вперед. – Ты ведь не оставишь меня одного… Ворон встряхнулся, быстро зашел по пояс, преодолевая бушевавшую природу. Дикон улыбнулся ему и нырнул прямо с головой. Рокэ нырнул тоже, широкими гребками под водой устремившись к юноше. Тот ждал его, зависнув в водяной невесомости, и тут же обвил руками за шею, смеясь прямо там, в синеющей глубине, отчего их разделило множество пузырьков, устремившихся к поверхности. Рокэ зажмурился, властно потянул Дикона ближе, целуя наощупь… - Мм… Тяжело… Сон ускользнул, будто его не было. Под ухом каменным обвалом что-то грохотало, размеренно и гулко. Во сне казалось, что это стучало его сердце. Нет, не его… Не его. Рокэ вскинул голову, завороженно уставившись на грудь Дикона в распахнутом пыльном колете и мятой рубашке. Она дышала… Алва торопливо коснулся Ричарда, ощупывая грубо, недоверчиво. Тот пошевелился, поморщился и пробормотал: - Уже встаю, встаю… Рокэ тяжело сглотнул, во рту словно поселилась горечь. Он застыл, словно окаменевшая статуя, прямой и оглушенный. Что же, безумие… Не самый худший вариант, если так подумать. Многие и без того считали его сумасшедшим, так что, почитай, особо никто и не удивится… А потерять разум, наверное, предпочтительнее, чем лишиться всех чувств напрочь? Впрочем, будто бы у него был выбор. Последний дар от проклятых богов, не иначе… Рокэ хрипло, резко рассмеялся, зажмурившись до радужных кругов перед веками. Ричарда разбудил этот страшный смех, он испуганно встрепенулся, порывисто сел и, моргая со сна, уставился прямо на предназначенного, который был сейчас столь близко, что их разделяло только дыхание. Ворон приоткрыл глаза. Общее. - Рокэ? – удивленно пробормотал оруженосец, уставившись на их все еще сплетенные руки, измазанные засохшей кровью. Алва заторможенно повторил его взгляд – он вообще не помнил, когда взял его за руку и выпускал ли ее вовсе. - Что… что происходит? Ворон медленно разжал пальцы. Те разлепились неохотно, с отголоском боли, которая заставила Рокэ нахмурится. Он взглянул на Ричарда, юноша встревоженно вглядывался в его лицо, словно что-то в нем искал… Какой знакомый взгляд. Как это жестоко, Леворукий! - Где мы? – тихо прошептал Ричард. Рокэ потянулся к его лицу, бездумно прошелся большим пальцем по нижней губе. Кровь давно засохла, хотелось ее стряхнуть, она портила эту северную красоту, как пятна грязи на белом снегу. - Я тебя измарал, - глухо признался он, убрав руку, но, не в силах перестать его касаться, пристроил ее на шее юноши. Дикон в ответ вдруг высунул кончик языка и облизал губу, словно не поверив. Слишком жестоко. - Я не понимаю, - заметил Ричард, для верности вытер рот тыльной стороной ладони, в замешательстве уставившись на легкий бурый след. – Что вы сделали? - Сошел с ума, - с готовностью отозвался Рокэ, с нежностью огладив юную шею. Кадык так похоже дернулся вверх, как у живого. - Я помню… последнее, что помню… Создатель, Оскар! Он видел нас, вчера у ручья, видел, как вы… как вы поцеловали руку… Сказал, что не может оставить меня в столь сложном и стыдном положении, еще про то, что Люди Чести должны непременно выручать друг друга! Разрубленный змей! Я говорил, чтобы он не лез не в свое дело, но он меня не слушал... Он меня ударил!.. - Я его убил, - равнодушно сообщил Рокэ, заметив, как потемнело выразительное лицо Дикона. – Жалеешь его? - Нет, - вспыхнул Ричард и, замешкавшись на секунду, вдруг порывисто обнял его за шею, обдав запахом земли, костра и собственным, до боли ему знакомым. Но… где же запах смерти?.. – Я в самом деле поверил, что больше вас… тебя… не увижу!.. - Глупости, - машинально отозвался Рокэ, ощущая как теплое тело, сжимавшего его в своих руках, согревает его самого, будто морозной зимой он вошел с холода в натопленное жилище. – Я бы никогда этого не позволил. - И что теперь? – Дикон чуть отстранился, встревоженно приподнял свои выразительные брови. – Что вообще случилось? Расскажите же толком! - Ты умер, - охотно сообщил Рокэ будничным тоном. – Я пил, после прощался. Теперь же обезумел. Ты почти ничего не успел пропустить, mi tesoro. Дикон отпрянул, на лице его мелькнул не то ужас, не то гнев. А может, оба сразу, во всяком случае он поджал губы и стал очень, очень похож на себя самого при жизни. Прекрасно, быть сумасшедшим, оказывается, совершенно захватывающее занятие… - Это не смешно, - с укором заметил Ричард. - Да, - согласился Рокэ и медленно улыбнулся. – Но, вероятно, в дальнейшем мы это исправим. Не уверен, насколько смешной можно вообще считать такую жизнь… Хотя, полагаю, и в ней можно найти особый смысл. - Ты меня пугаешь, - очень тихо бросил Дикон, и Рокэ, наконец, сумел услышать и оценить столь интимное обращение от своего юноши. Прелестно! Его сердце взволновано откликнулось даже на подобный выверт больного воображения… С этим можно было существовать. Ричард уставился на свою левую руку, которая выглядела устрашающе со всей этой засохшей кровью. Наверное, стоило его омыть... - Ты меня тоже напугал, - со всей вежливостью напомнил Рокэ, стараясь не терять нить беседы. – Я не успел даже попрощаться. - Да что же… - Пуля. Возможно, от лезвия я бы сумел спасти, - задумчиво поделился Алва, склонив голову набок. – Во всяком случае, я хоть что-то бы делал, не чувствуя лишь одну проклятую беспомощность... Ричард испуганно опустил глаза, судорожно прижал руку к животу, потом к груди. Заметив пятно крови, рванул рубашку в сторону, оглядывая себя, и тяжело выдохнул. - Не задело! Смотри же! Рокэ с любопытством посмотрел на распахнутый ворот. Вместо раны теперь был виден красный след, отчетливо выделявшийся на бледной коже, словно когда-то очень давно Дикон успел пораниться в этом месте. - Дивно, - пробормотал Алва, протянул руку, но так и не коснулся его. – Воистину, разум помешанного способен объяснить, пожалуй, все на свете… - Рокэ! – Дик резко схватил его за плечи и с силой тряхнул. - Пожалуйста, приди в себя! - Так я в себе, - мягко заметил Ворон, наслаждаясь тревогой на лице юноши. Любая эмоция после спокойствия мертвого лика теперь выглядела отчаянно желанной. – С тобой, что гораздо важнее. Ричард прикусил губу, в смятении обежал глазами палатку. - Ты что-то сделал, я не понимаю… Какой-то ритуал, верно? - Ритуалом больше, ритуалом… - Рокэ внезапно осекся и застыл. Он неожиданно широко распахнул свои огромные глаза, и Ричард шумно сглотнул от невиданного зрелища. Алва покосился на него, обдумывая внезапно пришедшую на ум мысль. Медленно потянулся и отвел в сторону мятую, грязную рубаху оруженосца. Потом лихорадочно пошарил взглядом по лицу предназначенного, отметив его здоровый цвет. Одернув руку, тут же ухватился ей за запястье Дикона и без труда нащупал немного ускоренное биение сердца. Потом тихо выругался. Проклятье, если он еще хоть что-либо понимал в этой жизни… Надо убедиться, что Окделла живым видит не только он – это первое. Рокэ резко поднялся на ноги, шагнул было к выходу из палатки, но потом внезапно передумал. - Нет, ты идешь со мной. Он схватил Дика за руку и тот поскорее выбрался из кровати, благо Эмиль не подумал его разуть. Вот кто был нужен сейчас со своим трезвым умом и сострадательной натурой… Рокэ отогнул край, на мгновение ослепнув от солнечного дня. Кошки Леворукого, да сколько ж прошло времени… Не больше шестнадцати часов. Ричард крепко сжимал его ладонь в своей и это немного придавало сил и по сути – веры. Опасные эсператисты, прав был Алваро, предупреждая с ними не связываться. Рокэ проглотил истерический смешок. Эмиля он заметил у лошадей и так громко окликнул, что вспорхнули редкие птицы на старом дереве, возле которого располагались кони командующего состава. Граф Лэкдеми обернулся и тут же поспешил к нему. Впрочем, все кто сейчас был вокруг, тоже уставились на бледного Проэмперадора, явившегося миру. Заметив столько взглядов, Рокэ передумал выходить, так и остался на месте, спрятав Ричарда в тени палатки. - Что с тобой случилось? – изумленно проронил Эмиль, приблизившись. Ах, тот кровавый поцелуй… Чужой знает, что напридумывают потом солдаты, узрев разукрашенного Первого маршала. Рокэ молча притянул Дика к себе и тот шагнул ближе, а Эмиль запнулся, едва не упав. Он совершенно точно тоже его видит! От облегчения и сотни обрушившихся мыслей разом Рокэ ощутимо повело и теперь уже Дикон его поддержал, не дав позорно свалиться на глазах у половины армии. - Что за… Росио… Какого… - Он не выходец, - зачем-то сообщил Рокэ, пытаясь дышать глубже и унять головокружение. - А кто? - Дикон. - Что ты натворил, во имя Создателя?! Захотелось рассмеяться, но Алва сдержал охватившее его болезненное веселье в последний момент. - Только не подумай ничего лишнего, - с кривой улыбкой попросил он, понизив голос. Что ж, Эмилю можно будет рассказать, он все-таки друг, а о метке Алвы он и без того знал уже много лет. – Я тебе все объясню позднее, клянусь честью. - Рокэ! Он боком оттеснил Дика снова в палатку и скрылся там же, опустив полог. Благословенная тишина уже не помогала. Кровь в ушах зашумела бурным потоком, ладонь согрело тепло, живое, близкое, нужное… - Юноша… - хрипло начал он и осекся, вспомнив. – Дикон… - Монсеньор… - К кошкам сеньоров, говори как раньше, - гаркнул Алва, развернувшись. Он яростно схватил его за шею, с силой потянул на себя, жадно целуя губы – мягкие, влажные, шершавые от частых укусов и абсолютно точно отвечавшие ему со всем пылом страсти. Они едва не свалились прямо на тканевую стену, но Рокэ, ухватив его за талию, оттеснил обратно в спальню, повалил на койку, которая отозвалась предупреждающе-громким скрипом, но сам не рискнул опуститься сверху – он пристроился на коленях на полу, удерживая Дика в руках. Тот склонился к нему, обхватив его лицо, целуя так, как еще не целовал, сталкиваясь языком, зубами, судорожным дыханием… Со стоном Рокэ оторвался от желанного рта, глотнул воздуха и уткнулся лицом в тяжело дышавшую грудь оруженосца, наслаждаясь просто осознанием самого этого процесса. - Что же ты сделал? – слабо прошептал Ричард. – И как вы… ты это сумел, Рокэ? - О, если бы я знал, - невнятно отозвался тот. - Ты не можешь чего-то не знать, - убежденно заметил его юноша и Алва фыркнул, заливаясь легким, музыкальным смехом. Да когда же он столь счастливо смеялся в последний раз – не припомнить уже, да и не за чем. - Есть несколько мыслей, – выдохнул в итоге он, мимолетно коснувшись губами того места на груди Ричарда, где еще несколько часов назад зияла некрасивая рана от пули. - Расскажи. Я только по лицу эра Эмиля осознал… ты ведь не шутил… - Я в общем-то редко шучу о серьезных вещах, - строго заметил Ворон, откинув голову назад, чтобы видеть любимое лицо. - Я бы поспорил, - как-то по-своему, ласково бросил Дик, мягко заправив локон чернильных волос ему за ухо. Только теперь Рокэ подумал о том, как же они оба выглядят сейчас. Поднявшись с неизменным изяществом, он отошел к кувшину с водой, смочил в ней полотенце и вернулся к Ричарду. Он бережно оттер его доверчиво подставленную щеку и шею от кровавых ржавых пятен, ухватил его за руку, протер ее с силой, смывая застывшую кровь, и изумленно приподнял брови. Все порезы затянулись, и если бы не тонкие, едва заметные шрамы, можно было бы поверить в то, что они ему просто почудились. А вот буквы налились красным и отчетливо читались на коже. - Потрясающе, - прошептал он и невольно взглянул на свою ладонь. Вот его порезы выглядели неприятно свежими и никуда исчезать не собирались. Ричард решительно отнял у него ткань и теперь уже он стирал с него следы почти одолевшего безумия. - Говори, - тихо попросил он. - Я оживил тебя, - медленно проронил Рокэ, словно и сам не верил теперь в то, что произносил. - Да, это… это звучит противоестественно и дико… Но как? - Возможно, кровью, - задумчиво отозвался Ворон, чуть нахмурившись. – В той книге… Помнишь ли, ты показывал ее мне до отъезда из Алвасете. Там точно было что-то об одной жизни на двоих. О высшем даре, который доступен избранным… - Да-да, - оживился юноша, коротко пройдясь влажным полотенцем по шее Рокэ. – Там еще было о шестнадцати днях? Я тогда подумал, что мы напутали со сроком… - Не днях. Часах, - осторожно проговорил Алва, точно пробуя слова на вкус. – Полагаю, можно считать, что я разгадал, отчего предназначенными становятся мужчины, пускай и столь редко… - Повелители, - прошептал Дикон, округлив глаза. Теперь он и сам вспомнил их давнюю беседу в особняке на улице Мимоз. - Да, - снова согласился Рокэ, поймав недоверие и искры потрясения в его взгляде. - Ты сказал, что для Повелителей смысл меток не только в любви… - Верно. Полагаю, столь же верным будет признать, что они буквально могут вернуть друг друга из Заката. Но у них есть лишь шестнадцать часов после смерти одного из них, чтобы попытаться это сделать. А как и что именно для этого требуется – никому неизвестно. В той книги еще что-то было об утери сведений за давностью лет. С учетом того, с какой редкостью метки возникали у двух Повелителей в разных Кругах, в том нет ничего удивительного. - И ты… просто смешал нашу кровь? – неуверенно прошептал Ричард, рассматривая его пристально, чрезмерно пылко и с очень явным обожанием во взгляде. - Я… - Рокэ помедлил, потом хмыкнул, с силой надавил на глаза ладонями, потом провел от них к вискам. С этим ритуалом надо будет обязательно разобраться обстоятельно, во всех подробностях. Можно ли воскресить умершего еще раз или им дан лишь единственный шанс? Что именно он провернул, что судьба засчитала за успешную попытку? Почему «одна на двоих» – означает ли это, что он поделил свою жизнь, «отдав» половину Ричарду? Если так, то все не столь уж радужно – на каждый возможный несчастный случай с Диконом не напасешься… Так или иначе, если говорить о них с Ричардом, все это было гораздо большим подарком судьбы, чем обретение любимого человека. Все внутри Рокэ тотчас запротестовало при этой мысли, и он напряженно улыбнулся. – Я очень сильно желал, чтобы ты был жив – это то единственное, в чем я абсолютно могу быть уверен из того, что предпринял. Ричард нервно смял тряпку в руках, взволнованно раздумывая о чем-то своем. Его рассеянный взгляд вдруг упал на сбитое покрывало. - О, нет… Я ее порвал… Он потянулся и аккуратно подцепил свой медальон с жемчужиной, о котором Рокэ успел вообще позабыть за всеми событиями последних часов. - Что ты загадал? – странным голосом поинтересовался он, приподняв одну бровь. Ричард привычно, стремительно и совершенно прекрасно покраснел, торопливо поспешив спрятать украшение в один из внутренних карманов колета. - Загадал никогда не расставаться, - смущенно признался он, почти дерзко стрельнув глазами в предназначенного. Рокэ потер лицо и глухо рассмеялся, его одолевала дичайшая усталость, какой он, казалось, не испытывал прежде. И в то же время душу наполняло потрясающе светлое чувство умиротворения. Он нашарил руку Дика и переплел их пальцы. - Возможно, есть шанс, что я все понял неверно. - Что… Что это означает? – встрепенулся Ричард и Рокэ решительно потянулся к его приоткрытым губам.