Поцелуй за 6 секунд

      Они стояли в комнате Бакуго, впервые за долгое время не зная, как заговорить. Все эти полтора месяца слова срывались с их языка так естественно, будто они общались всю жизнь, а теперь Кацуки хмурил брови и стоял со скрещенными на груди руками напротив Тодороки, который, кажется, вообще не знал, куда себя деть, потому что его взгляд метался от одного угла комнаты к другому, будто в поисках спасения, но ничего, кроме оглушающей тишины не происходило.       Когда они приняли душ, Бакуго молча дождался, когда Шото переоденется и поманил его за собой наверх. И теперь они оба стояли вот так, в домашней одежде, с мокрыми волосами и с абсолютно потерянными лицами, отойдя друг от друга на добрых два метра.       Поцелуй в окружении стены огня вышел таким естественным, и совершенно точно взаимным, именно поэтому теперь они оба совершенно не знали, с чего начать, потому что оба никогда ни с чем подобным не сталкивались. И, судя по тому, что оба согласились на разговор, игнорировать произошедшее никто не собирался, но никто и не решался открыть рот первым. Наконец, Шото решительно сжал кулаки и спросил. — Не хочешь ничего сказать? — Не особо, — тут же ответили ему.       Тодороки глубоко вдохнул, собираясь с мыслями. Сейчас или никогда, верно? Он ходил с мыслями о Бакуго Кацуки в голове начиная с первых усердных тренировок вместе, и, чем сильнее они сближались, тем отчаяннее он хотел большего. Его лишь смущал тот факт, что, скорее всего, это было одностороннее чувство, но теперь, когда он убедился в обратном, он должен сделать всё, чтобы это не упустить. Поэтому он мужественно поднял взгляд и начал медленно надвигаться на Бакуго. Тот поднял тревожный взгляд, но не попятился. — Недавно я смотрел интервью с ученым, который рассказал одну очень интересную особенность человеческого тела, — вкрадчиво начал он. — Вот как? — сглотнул Кацуки, глядя как Шото сократил расстояние до метра. — Да. Он сказал, что мужья, которые целуют своих жен на прощание перед уходом на работу, живут на 4 года дольше. — Почему? — почти прошептал Бакуго, встречая глаза напротив очень близко. — Дело в том, что при поцелуе выделяется окситоцин — гормон, который снижает тревогу и запускает механизмы доверия, — Тодороки мягко положил руку на плечо Кацуки и прохладными пальцами проскользнул под футболку, поглаживая ключицу. — Я этого не знал, — надломленным голосом ответил Бакуго, чувствуя от чужих прикосновений табун мурашек по спине и рукам. — Но есть одно условие, — продолжил Шото, запуская вторую руку под влажные светлые волосы и нежно сжимая пальцы. — Какое? — тихо прошептал Кацуки, кладя трясущиеся руки на чужую талию. — Поцелуй должен длиться не менее 6 секунд, иначе не сработает.       Бакуго с силой сжал талию в своих руках и дернул на себя. Они столкнулись в взрывном объятии на полпути, и их губы сомкнулись. Гораздо крепче, чем в первый раз, и в сотни раз горячее, чем в окружении настоящего огня. Они жадно втягивали губы друг друга, будто наконец дорвались, будто была поставлена финальная точка в том, что между ними все это время происходило. Бакуго чувствовал только, что это правильно — сминать и кусать губы Шото, что ему это нужно — слышать, как он часто дышит, что он не ошибается, отступая назад и утягивая за собой доверчивое тело.       Кацуки оторвался от поцелуя, сел на кровать и подхватил Тодороки под коленки, усаживая на свои бедра. Он тягучими, змеиными движениями заполз руками под футболку и провел кончиками пальцев по гладким ребрам. Шото слегка выгнулся от этого прикосновения и зажмурил глаза в удовольствии. Бакуго любовался им, глядя снизу. Он ощущал уже горячие руки вокруг своей шеи, которые нежно прижимали его лицо к своей груди.       Шото посмотрел вниз в горящие желанием красные глаза и лукаво улыбнулся. Он провел кончиком пальца по нижней губе Кацуки и поймал взволнованный вдох. — Ты знал, что отпечаток языка так же уникален, как и отпечаток пальца? — Не знал, — сознался Бакуго и хитро наклонил голову.       Он поднял вверх футболку Тодороки и провел кончиком языка по ребрам. Сверху раздался нервный выдох, и Шото дернулся в его руках. Бакуго стянул через голову его футболку, крепко обхватил за поясницу и широким движением лизнул тонкую шею. Послышался громкий стон, но Тодороки будто был не здесь — он тонул в ощущениях, и ему некогда было думать о своей реакции. Он просто хотел еще. И Бакуго давал ему больше. Он склонился и поцеловал каждый кубик пресса, на который еще недавно с таким приятным удивлением смотрел. Затем он вернулся к чувствительной шее и оставил мокрую дорожку поцелуев от ключицы до уха. Он прикусил пухленькую мочку уха и вновь услышал стон, но такой тихий, будто Шото пришел в себя и попытался сдержаться. Кацуки вернулся к его губам. Он сходил с ума и хотел ощущать вкус его губ постоянно, бесконечно, хотелось запомнить их форму, хотелось вдохнуть поглубже его сладкий запах и навсегда запомнить его, чтобы в моменты, когда они будут далеко, суметь воспроизвести его в памяти. Потому что это самый лучший воздух, которым он когда-либо дышал. Он даже не представлял, как сильно хотел этого, пока не инициировал столкновение их языков. И чем больше Шото давал ему, тем более алчным ощущал себя Бакуго. Ему нужно, чтобы Тодороки был его, поэтому он оставит на нем столько следов, сколько сможет. Его отпечатки пальцев и языка будут везде. Он не спрашивал, что Шото думает об этом, он слушал его дыхание и сердцебиение, и они отвечали вместо него.       Бакуго ощутил, как нетерпеливые пальцы дергают его за футболку. Он послушно поднял руки, и ее стянули через голову. Шото жадно выдохнул ему в губы и посмотрел вниз на самую стройную талию в мире. Он собственнически обхватил ее ладонями так, что Кацуки стало больно, но ему как будто даже понравилось. Он улыбнулся сияющим от возбуждения глазам и резко перекинул Тодороки боевым захватом на спину. Но прижал к постели так нежно, что не осталось сомнений в том, что они сейчас точно собираются не драться. Бакуго сполз вниз и несколько раз поцеловал плоский живот. Шото становилось жарко, и он начал терять терпение. Он метался то вправо, то влево. То смотрел на Кацуки, то запрокидывал голову, безмолвно открывая рот. — Если ты будешь сдерживаться, я перестану тебя целовать, — предупредил Бакуго и тут же положил ладонь на самую возбужденную часть тела Тодороки. Тот протяжно застонал и и сжал в кулаках простынь. — Другое дело, — похвалил его Кацуки, и медленно приспутил чужие шорты, впрочем решив сразу же избавиться и от них и от белья.       Когда он увидел горячее и твердое возбуждение, его тут же потянуло вперед. Он с любопытством облизнул головку, ощущая на языке соль. Шото был чистым и вкусным, он хотел попробовать еще, поэтому он сомкнул губы вокруг Тодороки и мягко опустился вниз. Сверху раздался несдержанный скулеж, и ногти Шото случайно прорвали ткань простыни, но никто не обратил на это внимания. Бакуго впервые в своей жизни не анализировал то, что он делает. Лишь следовал зову интуиции, не полагаясь на опыт.       Тодороки наверху ощущал, что умирает, совершенно точно умирает, иначе просто нельзя описать то, что он сейчас чувствует. Он не мог представить Бакуго таким никогда, и теперь, когда он улавливал всем своим естеством его настоящую, такую нежную и заботливую сторону, у него кружилась голова. И ему нужно было больше, намного больше Кацуки. Поэтому он выбросил вперед руки и настойчиво потянул его на себя за плечи. Бакуго повиновался. Он расставил локти по обе стороны от лица Шото и заглянул в безумные глаза, которые от сияющего возбуждения стали в тысячу раз красивее. — Бакуго, я хочу быть ближе, — прошептал Тодороки, дрожащими руками стягивая вниз чужие шорты.       Они вместе помогли Кацуки избавиться от последней одежды, и теперь между ними не осталось ни одной преграды. Это шокировало тактильные рецепторы настолько сильно, что когда Бакуго навалился сверху и их тела соединились на всю длину, они оба не сдержали громких стонов.       Дальше никому было не важно, что произойдет. Всё, что было нужно — уже здесь. Они смотрели друг другу в глаза, когда Бакуго первый качнул бедрами. Шото приподнял и вновь откинул голову на подушку, стараясь вернуть сознание в норму, но оно уплывало от него. Он чувствовал вокруг только Кацуки, и важнее этого не было ничего.       Бакуго медленно и горячо целовал приоткрытые губы, которые не находили сил сомкнуться от переполняющих тело ощущений. Тодороки мог только часто дышать, высоко стонать и подаваться навстречу так жарко, как только мог, потому что нужно ближе, еще ближе.       Тогда Кацуки опустил правую руку вниз и обхватил разгоряченное место их соприкосновения одной рукой. Обоих затрясло с такой силой, что, казалось, еще чуть-чуть, и они вместе с кроватью улетят на орбиту земли. Насколько много между ними сейчас происходило, настолько мало им этого было. Шото двинул бедрами, и теперь уже он услышал возбужденные стоны Бакуго прямо у своего уха. Они двигались в такт, но беспорядочно целовали всё, до чего могли дотянуться их губы. Когда Кацуки нежно поцеловал рубцеватый шрам на лице Шото, тот протяжно захныкал, и Бакуго понял, что он близок к разрядке. Они слегка нарастили темп, и Тодороки совсем перестал сдерживаться. Он хотел закричать, и он закричал. Высоко, звонко, словно его довели до этого силой. Но его оглушила нежность и осторожность Бакуго. Он кончил первым, и из его глаз брызнули слезы. Спустя пару секунд он ощутил, как Кацуки вгрызается ему в плечо и душит оргазменный стон в его коже. Они замерли на несколько долгих секунд, стараясь отдышаться. Очень хотелось пить, но еще больше хотелось снова прижать человека напротив, но этому мешала белесая жидкость, растекшаяся по животу Шото. Кацуки стер все следы испорченной простыней, которую теперь всё равно только выкинуть. Он аккуратно отодвинулся от Тодороки и лег рядом.       Они молчали, впитывая атмосферу произошедшего всей кожей. Было приятно ощутить телом прохладу комнаты после жаркой близости друг с другом. Поэтому они позволили себе полежать так еще немного, прежде, чем Шото подал голос. — А ты знал, что ученые рекомендуют начать встречаться тем, кто только что переспал? — Ты это только что придумал, не так ли? — улыбнулся Бакуго, поворачивая голову и встречаясь взглядом с самыми чудесными на свете глазами. — Да, — кивнул Тодороки. — Ну, раз ученые говорят…