После ночи приходит рассвет

      Говорили, что профессор Снейп не любил свет. Выдвигались сложные и витиеватые теории, начиная от той, что в его роду были упыри, заканчивая тем, что он слишком много времени посвящал тёмным искусствам и просто забыл о том, что такое солнечный свет. Конечно всё это было школьными легендами и сущей ерундой.       Раннее утро, и казалось бы, можно ещё немного поспать, но солнечный свет лился из окна и заполнял собой всю комнату, совершенно не оставляя шансов сну.       – Кто раздёрнул шторы?! – недовольно проворчал Северус, вставая с постели и нащупывая голой ступнёй тапочек.       Откуда-то из-за закрытой двери раздалось:       – Ну конечно же я. Посмотри, как там хорошо! И вообще говорят, что пребывание на солнце способствует снижению вероятности развития депрессии.       – Вероятности, говоришь? А они точно имели ввиду солнце рано утром в окне, а не пребывание на свежем воздухе в солнечный день?       – Ты придираешься! – радостно возвестил женский голос.       Ну конечно, он придирается. Не она не дала ему в очередной раз выспаться, а он придирается. Впрочем, ладно, какая теперь разница, если он всё равно уже не спит.       Вообще, он никогда не страдал любовью к ученикам и уж тем более к Гермионе Грейнджер, которая умудрялась быть всегда и везде, мешать, раздражать и люто бесить, но при этом не давая повода даже придраться к ней. Ну или почти не давая. Тогда, ему даже в страшном сне не могло бы присниться, что он будет с ней жить. Однако, всё вышло именно так.

***

      Визжащая хижина... Как же он её ненавидел! Глупая шутка этого чёртового Блэка однажды едва не стоила ему жизни. Сколько бы времени не прошло, а такое не забывается, и Снейп всегда помнил, что такое визжащая хижина. Помнил и ненавидел её.       Наверное то, что именно здесь он сейчас умирал, кроме как дурацкой насмешки судьбы и назвать-то никак не возможно было. Но случилось то, что случилось: лорд больше не верил ему, да и верил ли когда-нибудь? Сейчас уже без разницы, его держали до тех пор, пока он был нужен, а сейчас он был выброшен как ненужная игрушка.       – Вам надо выпить это, профессор! – причитала Гермиона, вливая какое-то жуткое пойло ему в рот.       Ещё бы ему дали спокойно умереть, но нет, вездесущая Грейнджер ползала на коленях рядом с ним, бесконечно доставала что-то из малюсенькой сумочке, которую при всём желании не возможно было бы заподозрить в такой вместительности, вливала ему один за другим какие-то отвары, а он даже не пытался соображать что же это такое.       – Я... Умираю...       Может быть если ей сказать прямым текстом, то она уйдёт? Ведь ушёл же Поттер, значит и эта может включить свой, так восхваляемый старой кошкой разум, и исчезнуть, дав ему спокойно прожить эти последние минуты.       – Нет! Нет! И ещё раз нет! Не говорите так, профессор! – горячо шептала она, размазывая рукавом слёзы по опухшим от рыданий щекам.       Если она так относилась к каждой смерти то так вообще умудрилась сохранить разум в этих условиях? В последнее время вокруг них только и делали что кто-нибудь умирал.       – Я не дам вам умереть, слышите?!       Вот же досада, умереть и то не дадут. Он попытался ухмыльнуться, но где уж там, тело и не собиралось повиноваться ему. В качестве протеста он просто закрыл глаза. А она... Положила его голову себе на колени и начала напевать какую-то бессмысленную песенку.       Странно, но ту ночь они пережили. Чудовищная ночь, о которой оба предпочитали не вспоминать, но которая навсегда останется в их душах.       Они не должны были вообще остаться в живых, Тёмный лорд был силён, умён, опытен. Как противник он был опасен на двенадцать по десятибалльной шкале. Кто-кто, а Снейп это знал. Но ночь закончилась и настал рассвет. Их так и нашли: Гермиона сидела навалившись на стену, и обнимала еле живого профессора, что-то тихо ему напевая. Кажется, тогда её сочли душевнобольной, решив, что от пережитого стресса она слегка двинулась. А между тем она была логична и последовательна как никогда. Это он оценил уже позже, вспоминая и понимая что именно она ему давала. Особенно с учётом, что варила эти зелья про запас, кажется, тоже она.

***

      Когда говорили, что профессор Снейп не любит свет, это была полнейшая и чудовищнейшая чушь. Он любил свет, но вот свет не очень-то любил его.       – Напомни мне: как меня угораздило на тебе жениться? – спросил Снейп поправляя старомодный сюртук, который с завидным упорством носил под мантией даже дома и в который уже успел переодеться.       Гермиона налила ему в чашку кофе из маленькой турки. Она мастерски владела банальнейшей бытовой магией, она помнила сотни заклинаний наизусть, но всё равно варила кофе в турке на огне. Он только пожимал плечами, недоумевая, но в общем-то не имея ничего против.       – Держи. Как ты любишь – без сахара и молока, добавила чуточку корицы.       Он кивком поблагодарил её за заботу. А Гермиона между тем продолжила:       – Насколько я помню это было так: ты пришёл ко мне, вручил мне набор самопишущих перьев в подарок и печально-замогильным голосом сказал, что в газетах в очередной раз треплют моё имя. Что Скиттер совсем потеряла чувство меры, если оно у неё когда-то и было, и без зазрения совести пишет, что я твоя любовница. И что в такой ситуации ты можешь только жениться на мне, чтобы не видеть больше этого беспредела.       – Точно. Я был идиотом.       – Но с огромным чувством справедливости, – кивнула Гермиона.       – То есть то, что я был идиотом ты признаёшь? – нахмурился Снейп, отпивая кофе из чашечки.       – Ну в целом...       Не договорив, Гермиона рассмеялась и поцеловала мужа в морщинистую щеку.       Это и впрямь были странные отношения. Сначала им двигало чувство долга, потом любопытства, потом он и сам не заметил, как она стала его дурной привычкой. Их свадьба была самой тихой среди свадеб героев той войны. Ну подумаешь, двойной агент и всезнайка Грейнджер наконец-то решили пожениться, после двух лет сплетен и перешептываний за своими спинами. Вот свадьба Поттера и девицы Уизли там да, туда не пришёл только ленивый, о ней говорили, кажется, даже в магическом сообществе далёкой Никарагуа. На их же свадьбе было двенадцать гостей, из который десять со стороны невесты, и чета старших Малфоев со стороны жениха.       Люди не перестали сплетничать и шептаться, бесконечно находя для этого новые и новые поводы. Но тут личной вины Снейпа уже не было и он мог только посочувствовать своей супруге, читая очередной бредовый опус мисс Скиттер. По крайней мере его совесть была чиста.       – Я это запомню, – он продолжал хмурится, пытаясь сделать тот самый грозный вид, которого так боялись когда-то его ученики.       – Ты говоришь это уже двадцать третий год, с тех пор как мы поженились.       Он до сих пор и сам не знал любил ли он эту женщину. Лили он любил, до дрожи, до холода в руках, до боли в висках. Любил и потерял, не сумев удержать рыжеволосую ведьму рядом с собой. А с Гермионой не было ни восторга, ни сердечной боли, ни той страсти, выжигающей изнутри. И удерживать эту рыжеволосую ведьму не надо было, она и сама никуда не собиралась уходить. Но между тем раз за разом он, проклиная свою глупость, побудившую предложить ей стать его женой, он и не собирался разводиться. Рядом с Лили он умирал, рядом с Гермионой он жил.       – Что ещё сказать женщине, которая запретила мне умирать, – усмехнулся он.       А за окном их домика цвели ромашки. Целое поле пахучих желто-белых ромашек. Иногда Гермиона собирала их в букет и ставила его на стол, но чаще она просто раскрывала окно, позволяя аромату цветов проникать в дом. А ещё в их доме всегда было много света. Спорить с этим было бесполезно, каждое утро, стоило ей проснуться и она первым делом раздёргивала все шторы, уверяя, что просто ей так больше нравилось. С этим он тоже смирился, сколько бы лет не прошло, а она всё равно помнила ночь, когда он умирал на её руках. Помнила и боялась. Только начавшийся рассвет приносил ей надежду и веру в то, что у них есть ещё хоть что-то впереди.       У них был свет, и ромашки, и утренний кофе, и его недовольное ворчание, и редкие визиты шумного семейства Поттеров. Он жил жизнью, которую никогда и ни при каких условиях не мог бы даже представить. Но вот теперь жил, и, чёрт возьми, ему это нравилось.       Иногда ему приходила в голову странная мысль: убивая, Нагайна со своим ядом передала ему что-то своё, вовсе не свойственное ему самому. Это что-то не смогло его убить, но изменило изнутри. И ему оставалось только принять это новое, принять и жить уже с ним. А может, это просто переосмысление ценностей, оказавшись на грани смерти.       – Спасибо за кофе. Знаешь, мне кажется ромашки не плохо бы смотрелись на этом столе, – Снейп поставил пустую чашку в раковину.       – Думаешь? – Гермиона посмотрела за окно, туда где росли её любимые ромашки.       Уже к обеду они будут стоять здесь. Вроде бы для него, но на самом деле для неё. И в этом была своя, необъяснимая прелесть. А ведь всё началось с того, что однажды он не умер. Да и как умереть, если одна несносная девица запретила это делать.