Existence

      Когда участники импровизированных похорон начали расходиться, Помни, до того оцепенело наблюдавшая за ними со стороны, вдруг ожила. Будь реальность вокруг них мультяшной, а не видеоигровой, над головой арлекинши могла бы вспыхнуть лампочка.        — Рагата? — осторожно окликнула она. — Я могу одолжить у тебя бумагу и карандаши?       Тряпичная кукла отозвалась не сразу. Ее плечи все еще дрожали, а улыбка, когда она все-таки повернулась к Помни, была зыбкой, как рябь на воде.        — Что?.. А. Да, конечно!       Набор для рисования и какой-никакой художественный талант, позволивший поставить на пустой «гроб» Кауфмо рамку с портретом, как оказалось, принадлежали Зубл, а не Рагате. Они, впрочем, равнодушно позволили Помни взять коробку мягких детских карандашей и цветастый альбом, не задавая вопросов и не указав, когда их следует вернуть.       Отмахнувшись от неловкой попытки Рагаты завязать разговор («Значит, тебе нравится рисовать, Помни?»), арлекинша шмыгнула в комнату, которую теперь должна была считать своей.       Там, растянувшись на кровати, она потратила несколько листов и большую часть вечера на неуклюжий портрет. Кажется, в своей прежней, настоящей, жизни Помни никогда не увлекалась рисованием. Карандаши в ее руках долго отказывались переносить на бумагу даже нечто настолько простое, как низкополигональный облик персонажа старой компьютерной игры.       И все-таки Помни не отступала, продолжая портить лист за листом. Непривычная работа занимала ее разум достаточно, чтобы остальные мысли съежились на краю сознания, милостиво согласившись дать пару часов передышки до ночных кошмаров.       Наконец то, что вышло из-под оранжевого и зеленого карандаша в руках арлекинши, приобрело достаточно узнаваемые очертания. Прикусив от старания язык, она дорисовала и крупными мазками заштриховала шляпу. Теперь получилось почти похоже: когда настоящий образ неизбежно начнет ускользать из памяти, Помни даже сможет поверить, что тот, с кем она провела всего пару часов, выглядел именно так.       Еще некоторое время арлекинша провела, складывая из листов с неудачными попытками бумажные цветы. Вот это она, скорее всего, уже делала (возможно, когда-то в детстве), иначе едва ли смогла получить даже такой неказистый результат.       Закончив, Помни расчистила от больших кубиков с буквами и прочей цирковой ерунды один из углов комнаты. Там она поставила на башню из трех кубиков лист с портретом, прислонив его за неимением рамки к стыку стен, и разложила вокруг растрепанные цветы.        — Гаммигу… — неловко произнесла она, начав неожиданно для самой себя громко и тут же поспешно понизив голос. — Мне… Мне жаль, что так получилось. Я действительно думала, что привести тебя в Цирк будет лучшим вариантом, и не знала, что… что Кейн… что все так закончится. Прости меня, если сможешь.       Помолчав, арлекинша неуверенно продолжила:        — Может, ты просто вернулся обратно к своим друзьям… Может, ты сейчас счастлив, ни о чем не подозревая. Но я не уверена, что это тот же ты… и поэтому я решила попрощаться с тобой вот так. Глупо, да? Наверное.       Попытавшись улыбнуться, Помни вдруг поняла, что плачет.        — Я просто хочу сказать, что ты был… настоящим. По крайней мере, таким же настоящим, как я. Не то чтобы это было серьезным аргументом, учитывая, что я… я сама не… Неважно! То, что я тебя помню, будет значить, что ты однажды существовал. У тебя были мысли, были желания, ты сам принял решение помочь мне и пойти со мной. Ты жил. И ты умер, поэтому я решила почтить твою память вот так.       Умолкнув, арлекинша сделала шаг назад, тут же упершись в спинку кровати. Она вдруг почувствовала себя глупо — ну, то есть еще глупее, чем чувствовала все время после появления у нее самой идеи этого прощания.       Даже на фоне той маленькой церемонии, которую устроили для Кауфмо, дело рук Помни выглядело жалким. Самой арлекинше не стало лучше — наоборот, ее одиночество как будто стало ощущаться острее.       И все-таки, это ощущалось нужным. Правильным. Словно, прощаясь с Гаммигу таким образом, Помни выцарапывала для него маленькую частичку существования. Ничтожное, но все-таки материальное доказательство реальности существа, всего несколько часов назад разделявшего с Помни одно ощущение потерянности.        — Прощай, — прошептала арлекинша, забираясь на кровать и закрывая глаза. — Я буду тебя помнить.