Видно по глазам

Тьмой не прогнать тьму — только светом. Ненавистью нельзя победить ненависть — только любовью.

Мартин Лютер Кинг

      Неделя пролетает быстро, Микки и глазом не успевает моргнуть. Кто-то может подумать, что работа в отделе поведенческого анализа ФБР — это целыми днями выслеживать и ловить преступников, а также спасать жизни с утра до ночи, но вообще-то большая часть их работы достаточно рутинная: писать отчёты по недавним делам, разбирать запросы от полицейских, которым требуется совет или предварительный профиль, помогать прокурорам в подготовке дел к судам. Много бумажной работы, но Микки это нравится — почти также, как нравится работать в поле. В конце концов, это две стороны одной монеты — одного без другого не существует.       Он уже заканчивает отчёт, когда замечает, что к его столу направляется Джей Джей, и на её лице выражение, которое он отлично знает — выражение, которое означает, что она что-то задумала.       — Какие планы на вечер? — спрашивает она, опираясь обеими руками на его стол.       — Особо никаких. Планировал выпить пиво и посмотреть повтор Кабс. А что?       — Мы с Прентисс и Гарсией думали пойти выпить, может, потанцевать. Присоединишься?       Что ж, может, он и присоединился бы. По крайней мере, он точно знает, что эти девчонки умеют веселиться.       — Остальные тоже идут?       — Рид поедет в Вегас к маме на выходные, Хотч, как обычно, с Хейли и Джеком… А Росси сказал, что это не его формат.       Микки ухмыляется. Да уж, формат Росси — это какая-нибудь итальянская музыка, элегантный ресторан и абсурдно дорогое вино.       — Может, это и не мой формат тоже. Я не особо люблю танцы.       — Я, кажется, сказала «выпить», — она подмигивает, и Микки ощущает какое-то ребяческое желание включиться в её игру и тоже её немного поддразнить.       — Не знаю…       Она наклоняется ниже, светлые прямые волосы мажут по плечам и мягко спадают вперёд, обрамляя лицо.       — Ты правда собираешься отпустить трёх беззащитных женщин одних в такое опасное место, как бар?       Он подавляет смешок. Беззащитные женщины, ага. Не хотел бы он с одной из них столкнуться в тёмном переулке… даже если они будут без пушек.       — Так с этого и надо было начинать! Если что, охранникам по нынешним временам платят дорого. Не знаю, сможешь ли ты себе такое позволить… Два пива, не меньше.       Она прячет улыбку — безуспешно, — пытаясь сохранить максимально серьёзное лицо.       — Мне нужно проверить сбережения… может быть, и смогу.       Он закатывает глаза и сдаётся первым.       — Конечно, я пойду. В «Романс», как обычно?       — Ага. Увидимся тогда, — она выпрямляется, добавляет, прежде чем отойти: — Два пива? Не думала, что ты продаёшься так задёшево.       Микки улыбается и бросает ей вдогонку:       — Сучка.       Кажется, Джей Джей умеет улыбаться даже спиной.       «Романс» — это небольшой, но уютный бар, старый и без претензий — потёртные деревянные столы заполняют узкое пространство, светло-зелёные стены украшены сотнями разных плакатов и знаков, а полы не помешало бы помыть. Они здесь бывают периодически — собираются выпить, вот как сегодня, в основном потому, что это самое ближайшее к штаб-квартире место. Когда девочкам хочется танцевать, им приходить уговаривать барменов сдвинуть несколько столов и переключить вечно играющее тихое кантри на что-нибудь повеселее. Зато тут наливают не самое ужасное пиво и вполне приличный виски, а значит, что это место достаточно хорошо для Микки.       Он сидит за стойкой, потягивает пиво и смотрит, как Джей Джей уничтожает парочку завсегдатаев в дартс. Джей Джей была права: «выпить» — это его формат развлечения. Ему нравится это чувство расслабления, которое даёт алкоголь; позволяет временно снять обычное напряжение. Не то чтобы он напивается постоянно, вообще-то. Не то, чтобы он вообще напивался хоть раз за последние годы. Он может это контролировать, и это ещё одна вещь, которая напоминает: он смог уйти от того образа жизни, на который, казалось, был обречён, если смотреть на его семейку. С детства он думал, что по-другому не выйдет — он просто не может не стать похожим на отца, человеком, неспособным противостоять разрушительным желаниям. Но вот он, здесь, и у него вроде как это получается.       Мысли закономерно переходят на Бена — человека, который и показал ему, что есть другой путь; человека, который приложил много усилий, чтобы доказать ему, что этот путь стоит того, чтобы по нему двигаться, несмотря на все сложности. Хотя, вообще-то, был совсем не должен это делать. Микки его уже шесть лет не видел — с последней поездки в Чикаго. Звонил, чтобы поздравить с днём рождения и Рождеством, конечно, но трудно назвать это задушевным общением. А теперь, может быть, потому, что он встретился с Мэнди, и это было хорошо, он думает, что стоит навестить и Бена тоже. С другой стороны, он не уверен, что готов вернуться в Чикаго. Ему трудно даже себе объяснить, почему.       Гарсия садится рядом, в руке — отвратительно розовый коктейль.       — Чего грустишь?       — Не грущу, а думаю. Ты попробуй, может, понравится.       Пенелопа игриво толкает его в плечо.       — Мы на работе и так всё время думаем. А сюда пришли, чтобы повеселиться! Так что бросай это.       Он смотрит на её лицо, на светлые тугие кудряшки, ярко накрашенные глаза и массивные красные очки. Весь внешний облик Гарсии и её поведение — это заявление, которое она так легко выразила в только что сказанной короткой фразе. В их работе столько тёмного, страшного, что они не могут позволять этому проникнуть в другие части их жизней. Когда он только начал работать, Гарсия его ужасно раздражала: все эти её розовые тетрадочки, и пушистые игрушки, и через край бьющая эмоциональность, и игривые фразочки, которые кажутся такими неуместными, когда им приходится разбираться с насилием и убийствами. Потом он понял — это её способ защититься от тьмы. Правда, то, что он её понял, не значит, что она перестала его периодически раздражать.       Он понимает, что опять потерялся в своих мыслях, только когда слышит:       — Земля вызывает Микки, приём!       — Извини, — он улыбается углом рта.       — Тебя что-то беспокоит?       Глаза Пенелопы полны искреннего сочувствия, но Микки не в настроении обсуждать это, — особенно учитывая, что он не особо понимает, что именно его беспокоит, и беспокоит ли вообще.       — Да нет… Просто… типа, настроение такое. Не обращай внимания.       — Как скажешь, — она бросает ещё один озабоченный взгляд, забирает коктейль и идёт к кухне, видимо, чтобы устроить в этом месте немного танцев.       Может, Гарсия и была права, думает он, когда с усилием заставляет себя ни о чём не думать сегодня вечером. Он позволяет Джей Джей обыграть себя в дартс (вообще-то, она очень хороша, и он не уверен, смог бы победить, даже если бы не поддавался) и болтает о какой-то чепухе с Эмили. И это круто. Гарсия подмигивает ему, когда он поднимает в её сторону стакан. На её лице написано что-то вроде «Я же тебе говорила», и он улыбается. Хорошо.

***

      А понедельник начинается за круглым столом конференц-зала.       — Прошлой ночью в Чикаго было обнаружено тело Виктории Мартинес. Она была жестоко избита и задушена, — говорит Гарсия, пока на экране появляются фото с места преступления. Очень знакомого места, до холодка по позвоночнику — исписанные бесчисленными тегами бетонные стены под путями электрички. Стоит ли удивляться, что если уж они едут в Чикаго, то сразу в Саус-сайд? Микки не знает, что чувствовать по этому поводу.       — Двадцать три года, родом из Милуоки, — читает он вслух полицейский отчёт. — Сбежала от приёмных родителей в шестнадцать.       — Сбежавшая из дома проститутка. Можно ли представить жертву из группы более высокого риска? — качает головой Прентисс.       — Также были обнаружены следы сексуального насилия. Очень много следов, — продолжает Гарсия.       — Изнасилование, избиение, удушение, — Прентисс подчёркивает интонацией каждое слово. — Это садист.       — У него могут быть приводы за насильственные преступления. Может, драки, побои?       — Я составлю список тех, кому предъявляли обвинения за последний год, — говорит Гарсия.       Да уж, это будет внушительный список. Микки почти сочувствует ей.       — Это очень много ярости. Есть ещё жертвы? — спрашивает Рид.       — Эм… вообще-то, да, но это не люди. За последний месяц шесть… — Гарсия коротко и судорожно вздыхает, прежде чем продолжить: — шесть щенков были найдены избитыми и задушенными, и слава Богу, что у нас нет фото, потому что мёртвые собаки — это перебор.       Микки мельком думает о том, насколько редко такое встречается — чтобы местные полицейские заметили красные флаги зоосадизма и связали это с первым же убийством с подобным модус операнди. Обычно их вызывают, когда уже есть несколько тел. Ему трудно представить, чтобы кто-то из полицейских, которых он помнил по детству, был бы таким неравнодушным. Похоже, в Саус-сайде появился хотя бы один неплохой коп.       — Почему мы уверены, что это один и тот же субъект? — уточняет Росси.       — На всех местах преступления найдены идентичные образцы ДНК. Правда, совпадений по базам нет, — отвечает Хотч.       — Для него это про власть. Чтобы задушить кого-то, требуется много усилий. Ему нравится быть близко к жертве, чувствовать, что он решает, жить ей или умереть, — задумчиво произносит Росси.       Хотч кивает, выключает свой планшет:       — Этот субъект только что перешёл от животных к людям. Нужно остановить его до того, как это перейдёт в серию. Вылетаем через полчаса.       В самолёте Рид продолжает обсуждение:       — Все убитые животные были обнаружены в сравнительно небольшом радиусе, в районе, где проживают преимущественно представители среднего класса, но тело Виктории было найдено совсем в другом районе.       — Он покинул свою зону комфорта, чтобы совершить первое убийство. Пытался запутать следы? — предполагает Прентисс.       — К тому же в хорошем районе сложно найти жертву, — отмечает Микки. — Это вынужденный выбор, скорее всего.       У него есть сильное подозрение, что субъект выбрал именно Саус-сайд, чтобы совершить первое убийство, потому его слава бежала впереди него. Любой, кому было нужно, знал, где в Чикаго можно с наименьшей вероятностью наткнуться на копов. Но об этом он пока помалкивает. Никто не знает, кроме, наверное, Хотча, который читал его личное дело, что они едут на его малую родину. И Микки предпочёл бы, чтобы так и оставалось.       — Вообще, зоосадизм более свойственен детям и подросткам. Что, если он ещё молод? — предполагает Рид.       — Но обычно переход на людей они делают в районе лет двадцати пяти, — возражает Росси. — Или позже.       — Ну, у нас тут, похоже, вундеркинд нарисовался. Убийства собак были всего через пару дней друг от друга, — Микки чувствует мерзкий привкус во рту. Он знает, что это — так всегда бывает, когда его одолевает тревога. Знать бы ещё, что её вызвало. — Уверен, он скоро выйдет на поиски следующей жертвы.       — Дейв, вы с Прентисс езжайте к судмедэксперту, — распоряжается Хотч; самолёт начинает плавно снижаться. — Джей Джей и Рид — на место преступления. Милкович, мы поедем на станцию, познакомимся с детективом.

***

      Детектив, ведущий это дело, очень даже примечательный. Микки думает, что было бы сложно не заметить в толпе этого высоченного рыжего парня. Он довольно молод, ровесник самого Микки, может быть, но почему-то Микки не может его вспомнить ни по школе, ни как-то ещё. Может, он и не из Саус-сайда, конечно.       — Добрый день, я агент Хотчнер, — Хотч пожимает его руку.       — Детектив Галлагер, спасибо, что приехали, — отвечает парень.       — Это агент Милкович, — представляет его Хотч, и Микки в свою очередь жмёт руку детективу. Даже странно, насколько маленькой кажется ладонь Микки в его гигантской ладони.       — Мы подготовили для вас конференц-комнату, — Галлагер показывает на большое помещение со стеклянными стенами. — Я вообще, когда услышал о том, что этот парень делает, знал, что нужно серьёзнее подойти к расследованию, но начальство не посчитало, что собаки стоят того. Если что-то будет нужно, спрашивайте. Что есть, мы уже здесь разместили, — он кивает на стену, где прикреплена карта.       Микки подходит ближе. На карте разноцветными стикерами отмечены места, где были найдены животные. Они разбросаны довольно близко друг другу в Вест-сайде, и, несмотря на то, что это довольно далеко от места, где было обнаружено тело Виктории, Микки легко понимает, что связывает эти места.       — Гляди, — он машет рукой, привлекая внимание Хотча. — Станция электрички прямо тут… и там. Это без пересадок. Я думал, почему он уехал так далеко от своей комфортной зоны, но если он пользуется электричкой, то это имеет смысл. Легко приехать, легко уехать, не привлекая особого внимания.       — Да, в этом случае территориальный разброс становится его преимуществом, — соглашается Хотч. — Может, у него нет доступа к автомобилю?       Микки кивает.       — Выходит, он начал с собак в его собственном районе, а когда набрался храбрости, прыгнул в электричку и нашел Викторию.       Они молчат пару секунд. Телефон Хотча звонит, и звук неожиданно остро прорезает повисшую тишину.       — Это Прентисс, — Хотч включает громкую связь. — Эмили, что у вас?       — Мы думаем, он подросток. Коронер считает, что, судя по размеру синяков, он не очень крупный.       — Плюс, он очень неорганизованный, — добавляет Росси. — Неопытный, небрежный. ДНК свою оставил повсюду, не пытался скрыть улики. Бросил тело недалеко от домов, не подумал о возможных свидетелях. Слишком импульсивно для взрослого.       — Мы тоже так думаем, — соглашает Микки. — Скорее всего, он пользуется электричкой, чтобы ездить по городу, потому что у него нет прав или доступа к машине.       — Я перезвоню Гарсии, пусть расширит поиск по насильственным преступлениям до несовершеннолетних.       Что ж, у них не так много информации, но всё же того, что есть, и не мало. Микки думает об этом, пока курит за углом полицейского участка. Для начала у них неплохой такой набор выводов, который позволит сузить профиль. Что было бы хорошо, если бы не приходилось с минуты на минуты ожидать сообщения о новой жертве. Если их субъект реально подросток, то он просто не сможет противостоять желанию повторить, не после того, как он уже почувствовал вкус крови.       Микки едва выкуривает половину от сигареты, когда видит, что прямо к нему идёт рыжий детектив. Бля, а это теперь у всех хобби такое — тревожить его во время перекуров?       — Поделишься? — спрашивает Галлагер, нависая над Микки. Этот засранец, похоже, почти на голову выше. Микки закатывает глаза, но протягивает пачку и зажигалку. Они курят в тишине какое-то время, а потом Галлагер внезапно произносит:       — А я тебя помню.       — Откуда? На семинарах у нас был?       — Не-а. Я в одном классе с твоей сестрой учился. А ты можешь помнить моего брата, Липа, он был на твоей параллели.       Микки поднимает брови.       — Охуеть, Филипп Галлагер? Его я помню.       — Приятно видеть, что кто-то из нашей дыры добился успеха, — усмехается Галлагер.       — Ну, у тебя вроде тоже все не так плохо?       Он морщит веснушчатый нос.       — Как скажешь. Я думал, будет немного иначе.       — Давно работаешь?       — Примерно год.       О, это Микки понимает. Ничего простого нет в том, чтобы быть новичком в отделе. Но это часть пути. К слову, он чувствует, что ему интересно узнать больше об этом рыжем копе. Если он учился с Мэнди, значит, ему не больше тридцати. Но он работает всего год, и уже детектив. Микки понадобилось три года, прежде чем он получил место детектива, несмотря на его диплом. Это выглядит как интересная история, но он не спрашивает, конечно. Это просто не его дело. Вместо этого он говорит:       — Слушай, я знаю, как это работает. Четыре года в полиции Цинциннати проработал, прежде чем пошёл в Академию. Со временем станет лучше, когда другие офицеры поймут, что на тебя можно положиться. Незачем ныть, детектив.       — Я даже близко ничего похожего на нытье не сказал, — возражает Галлагер.       — По глазам видно, — Микки поддразнивает его, просто потому что это почти очаровательно, насколько все эмоции отражаются на его лице.       — А ты настоящая заноза в заднице, да?       Микки улыбается на это — по-настоящему улыбается, наверное, в первый раз с тех пор, как они приземлились в Чикаго.       — Может быть.       И тут телефон Галлагера звонит. Микки смотрит, как он хмурится, и что-то подсказывает, что его предположения подтвердились.       — Обнаружили ещё одно тело.       Микки бросает окурок в мусорку.       — Бля. Средь бела дня. Это было быстро.