sinners

      зависть. одно из самых отравляющих чувств этого мира. красный флаг, тревожный колокол, надпись кровью. вещь совершенно отвратительная, расползающаяся по душе нефтяным пятном. одна искра, хоть самая маленькая — и готов страшный, особо разрушительный пожар. кайзер не видел в этом чувстве ничего такого страшного, пока смотрел, как это переживают другие, глядя на него. не видел — пока не почуял сам. одним из множества оттенков чувств, которые вызывал у него исаги, как раз-таки была зависть. странно, но михаэлю даже казалось одно время, что колющие сердце кристаллы влюблённости — и те не так болезненны, как эта чёртова зависть. он всё смотрел и смотрел на йоичи, и каждый раз ловил себя на совершенно позорной мысли — «я хочу такую же жизнь, как у него, хочу тот же простор для будущего, ту же свободу; хочу иметь его гибкий ум и изобретательность, его способность каким-то волшебным образом находить общий язык даже с врагами». в конце концов, его самого кайзер тоже хотел, но это сейчас не главное. кайзер так чертовски сильно завидовал. ему в голову бы не пришло, что когда-нибудь найдётся тот, кто заставит его ощутить это, но чёртов исаги йоичи, — провалиться ему сквозь землю, — взял и нашёлся. свалился на его голову, понимаешь ли… мучайся теперь. зависть медленно душила михаэля. он мог думать лишь о том, как бы культурно позаимствовать все вышеперечисленные качества у исаги, и ни разу о том, как самому создать нечто подобное. или, может, не самому — вместе с ним (о, эта идея так отвратительна в глазах кайзера, вы себе не представляете). он продолжал смотреть на исаги, и это ощущалось, как порез битым стеклом по глотке, как сотня ударов по рёбрам и дробление костей в порошок, как тысяча ножей в печень. и тем не менее, он не смел отворачиваться. тихо, медленно умирал изнутри. …йоичи это видел. михаэль даже не заикался об этом — в какой-то момент даже перестал разговаривать с ним совсем, ибо болезненный взгляд и кусание губ до крови ярче всяких слов, — но йоичи чувствовал. сначала он тоже завидовал кайзеру, пусть и не так надрывно. смотрел и думал — «я достичь его мастерства, хочу получить его силу; хочу иметь его холодный ум и острый язык, его влияние; он как я, только немного лучше. мой идеал». прошло время, и исаги понял — силы и мастерства вполне можно добиться своими силами, а холодную голову кайзер благополучно потерял. забирать-то и нечего уже. где йоичи знать, что голова слетела с широких кайзеровских плеч как раз из-за него. что он сам виной всему, что в последнее время случилось с его «идеалом». он продолжал смотреть. это ощущалось, как лететь в пропасть и предчувствовать смерть, как видеть навсегда почерневшее небо, как услышать восемь сотрясающих воздух нот и навсегда потерять слух. и тем не менее, он не смел отворачиваться. …исаги за свои слова и действия отвечает. сам сломал — сам и соберёт. осторожно, трепетно, по крупицам — из сотен осколков сложит прекрасное целое. своё персональное чудо. собственное всё из ничего… в обмен на свободное сердце. то самое, которое кайзер и хотел у него забрать. хотел — и всё-таки смог.