Эйфория

— Ты мне даже шанса не даёшь договорить… — обессиленно произносит парень, скрестив пальцы, лежащие на столе. Он поднимает взгляд на Кашина, что сидит напротив и, кажется, даже не собирается смотреть на него. Кажется, что и говорить ему совершенно нечего, вот только это совершенно не так. — Ты говорить нормально не пробовал, постоянно орёшь, — отрезает парень безразличным тоном. Постоянные ссоры ему уже успели порядком надоесть. Больше это не приносит такого адреналина, страха и желания, как в самом начале. — Я ору, потому что ты не слышишь меня. — слова сказанные через боль и скрытую ненависть. — Я не знаю, как тебе ещё объяснить, ты ведёшь себя как псих, ты просто псих, тебе вечно что-то мерещится… — хочется сказать ещё, ровно так же как и Дане, что в обычном порядке вещей просто перебивает его: — Да это ты делаешь из меня психа! Даёшь мне поводы каждый раз. Если б ты вел себя нормально… — Я даю поводы… — от нахлынувшей волны возмущения появляется желание высказать абсолютно всё, что приходит в голову, вот только ком в горле позволяет вымолвить лишь то, что должно зацепить, ударить, причинить боль: У тебя просто больное воображение, ты же постоянно под чем-то, ты параноишь постоянно! — Тушенцов прекрасно знает, что любой упрёк или замечание насчёт нечистого дела Кашина может спокойно вывести его из себя. Он никогда не любил смотреть правде в глаза, отрицал реальность и вместе с тем никогда не замечал того, что происходит перед ним, рядом. — Серьёзно? Это всё, что ты можешь сказать? Ты вообще адекватный? — несмотря на всё, он всё-таки пытается держать себя в руках, хоть это и даётся с трудом. Руслан любит выводить его на эмоции и получать ожидаемую реакцию, — Кашин может просчитать любое его действие наперёд, — а потому пытается не давать ему этого сделать. — Нет, блядь, я не адекватный! Тебя же нормальные люди не окружают. У меня тоже крыша рядом с тобой поехала! — раздаётся громкий хлопок по столу со стороны Тушенцова, а на уголках его глаз уже появляются слёзы. Не этого всего он хотел, далеко не этого. — Так, может, к врачу сходишь?! — наступает недолгая тишина, после которой Руслан медленно встаёт из-за стола и произносит тихим, уже немного сорванным, голосом: — После тебя мне уже никто не поможет. — произносит он, спешит покинуть квартиру, однако его планам не суждено сбыться — Даня быстро подбежал к нему и крепко вцепился в запястье, удерживая на месте. — Ну что ты хочешь от меня? Ты же понимаешь, что это конец, Дань… — больше не «Данечка», не «Солнце», а просто Даня. Он никогда не был в особом восторге от своего имении и потому разрешал его им называть только самым близким — Руслан был в их числе. — Нет, нет, нет. Это не конец, Русь. Точно нет. Ты хоть понимаешь, через что мы прошли? А теперь ты просто хочешь всё это перечеркнуть? Ты, блять, серьёзно? — если Даня и является правым, так это именно в этих словах. Сами их отношения начались со встречи на дне рождения Арины. — А ты понимаешь, что всё, через что нам приходилось проходить, так это нескончаемые ссоры и проблемы? Ты же меня просто не слышишь, при этом не даёшь услышать тебя. У тебя лишь одно единственное решение на все случаи — секс. Серьёзно, всегда одна и та же классическая схема — приползаешь ко мне, говоришь пару слезливых фраз о том, как тебе жаль и ты был не прав. А в чём ты был не прав, м? Ты хоть раз вообще понимал, за что извиняешься? — они всё также стоят друг к другу спиной, хватка парня на руке Тушенцова становится всё крепче, настолько, что вероятнее всего останется след. — Скажи уже хоть что-то… — сил нет у обоих, но как-то закончить это надо. Кашин ещё недолгое время молчит, а после шёпотом произносит: — Я не знаю, что тебе сказать, — рука парня перемещается на талию старшего в попытке обнять. Он не отстраняется, но и не отвечает взаимностью, даже не поворачивается. — Я тоже не знаю, что тебе сказать. Давай сойдёмся на этом и поставим уже эту ебаную точку, наконец? — парень, кажется, не до коцна осознаёт смысл сказанного, - ещё никогда не было такого, чтобы заходила речь о расставании, — они могли долгое время не разговаривать, игнорировать и избегать друг друга, но предлагать закончить отношения — никогда. — Я не хочу тебя терять, — вот и всё. Даня освобождает парня от своих объятий, но лишь для того, чтобы в следующее мгновение развернуть его к себе и прижаться своим лбом к его, так, чтобы их носы соприкасались, чтобы он слышал каждый его вдох и выдох, ощущал их. Он внимательно всматривается в его лицо, пытаясь запомнить каждое его очертание, но запомнить получается лишь красные глаза и медленно стекающие слёзы. Он запускает свои руки в его волосы, закрывает глаза, а он просто продолжает стоять на месте. — Можно подумать, я этого хочу, — Тушенцов отвечает некой взаимностью и кладёт свои руки на плечи парня. — Давай будем честны — как бы хорошо нам не было периодически, наши отношения это совершенно не то, что тебе нужно. Даже не отношения, а я. Я — не то, что тебе нужно, — Ты нужен мне! — кровь Дани начинает медленно закипать, а происходящее выводить его снова на эмоции. — Нет, Дань. Тебе нужен тот, которого ты будешь полностью устраивать и тот, который будет полностью устраивать тебя. Тот, который не будет тебя безнадёжно просить бросить наркотики, курить и пить. Тот, которого будет устраивать твоё поведение. Которого не будет постоянно «истерить», как ты считаешь. Это просто привязанность, не любовь. Блять, да ты даже друзьям меня не представляешь как своего парня! Ты меня стесняешься или… — Я боюсь, что я потеряю репутацию, и получу звание «педик» — Даня перебивает его, а после отстраняется с резким толчком откидываясь на стену. — Да спокойно! Но если даже это у тебя вызывает трудности, то о чём вообще говорить? Мы уже год скрываемся. Хотя скрывать то толком и нечего! — и снова они переходят на крики. — Нечего, блять?! Ты издеваешься? Ах, да, простите, для тебя же наши отношения состоят только из ссор! — на сказанное парень лишь усмехается, а после подходит чуть ближе к младшему и тихим голосом произносит: — Не волнуйся, теперь не будет ни ссор, ни отношений, ни вообще ничего, — сказанное ощущается отрезанным, чем-то тем, что никогда не должно было бы озвучено. — Твоё право, — Кашин потупляет взгляд в пол и рукой указывает на дверь. — Забирай свои манатки и проваливай куда подальше, — таким же тихим голосом, даже шипением, отвечает парень и покидает коридор, услышав последним только громкий хлопок закрывающейся двери. *** Даня долго мечется по комнате, переваривая произошедшее. Он не хочет верить в то, что случилось. Ну нет, ну не должно было это заканчиваться именно так. «Это же ещё не закончено», — проносится в мыслях и попытках успокоить себя самого, что сейчас на деле является необходимым. Рыжий оглядывает свою комнату, а точнее, разбитую кружку, что он случайно задел, смахивая всё со стола; вдребезги разбитая рамка в которой находится фотка с ним и Русланом. Он повторно ударяет кулаком по стене так, что скоро соседи точно должны прибежать на шум, хотя в этот раз удар уже не такой сильный. Каждая фраза, сказанная парнем, проносится заевшим эхом в голове и не даёт покоя. «Не хотел наркомана, значит.. Уже поздно, он есть и сейчас ты его получишь таким, каким никогда не видел», — зловеще твердит голос, пока парень шарит по наволочке подушки, в попытке найти товар. Достает мешочек с парашком, делает дорожку, — для разгона пойдёт, вдыхает — и спешит на выход, вызывая попутно такси. Может, стоило хотя бы немного прибраться. Стоит ему только закрыть подъездную дверь, как на его телефон поступает звонок. Он уже готовится высказать абсолютно всё, что только начинает приходить в его не совсем трезвую голову, как видит, что звонит не тот, кого Даня ожидал услышать. Это даже не разочарование, а скорее обида, ведь он банально не хочет ему хотя бы просто позвонить. Неужели он считает, что всё и правда закончено? — Дань, срочно на базу, — подозрительно тихим, но одновременно обеспокоенным голосом произносит Юлик. — Блять, а подождать это не может? Что за срочность такая? Если побухать, то… — Даня не успевает продолжить, потому что следующее, что он слышит лишает его дара речи. — Руслан погиб.