Спокойной ночи, Шота

Пожалуй, самое ужасное в работе учителя, не шумные коллеги, постоянно пытающиеся наладить тобой общение, и даже не проблемные подростки, вечно нарушающие правила, из-за которых приходится терпеть выговоры от начальства. Самое ужасное в работе учителя — отсутствие сна. И Айзава как никто другой знает, что это такое. Помимо проведения занятий и тренировок, отчёты директору и проверка домашних работ могут затянуть учителя в свой омут на целую ночь. Не только его, любого. Но, смотря на других учителей, у мужчины складывалось ощущение, что они работают в разных местах или даже на разных профессиях. Ладно, с большинством коллег в близких отношениях Шота не состоит и не знает, как они проводят свой досуг вне академии. Но как с этим справляется его собственный муж Айзава не понимал. Он, вроде, живёт с человеком уже почти десять лет, но за это время практически ни разу не видел его уставшим. Человек, совмещая работу учителем, про героем и радиоведущим ведь должен уставать, верно? Вот и сейчас, сидя за ярко освещающим комнату монитором и попутно копаясь в непроверенных эссе, Сотриголова думал о том, что где-то на радиостанции муж сейчас весёлым и звонки голосом трещит о чём-то для своих верных слушателей. Мужчина тяжело вздохнул и открыл верхний ящичек стола, вытащил оттуда спасительные капли для глаз, но не успев ими воспользоваться, он вдруг услышал звук поворачивающегося замка и подёргивание дверной ручки. Тихо, даже почти бесшумно, тень на цыпочках прошла в коридор и положила ключи на тумбочку, попутно стягивал с себя старую кожанную куртку, затем, кряхтя, сняла сапоги. И вот, наконец, еле-слышные шаги начали потихоньку приближаться к спальне. Дверь в неё практически всегда оставалась открытой, поэтому через пару секунд в дверном проёме показались ноги (которые почему-то были в дырявых носках), руки в кожаных перчатках без пальцев и, наконец, голова, на которой красовалась длинная уложенная лаком шевелюра. — Шота? В голосе супруга читалось удивление и даже какое-то разочарование. — Шота, сейчас пять часов утра. Пять, мать его, часов. Скажи, ты ведь ложился спать сегодня, правда? Шота не знал, что ответить. Его плохосоображающему мозгу до сих пор казалось, что сейчас десять вечера. Его муж пытается поспать перед ночным походом на радиостудию, а он только начинает возиться с ненавистными документами. — Я.... Уже заканчиваю. — Пробубнил Айзава и вернулся к работе. Ямада нахмурился. Его явно не устраивал такой ответ со стороны супруга. Наверное, он ожидал, что тот извинится и по одному его требованию ляжет в постель. Но когда это вообще срабатывало? Айзава всегда стоял на своём. — Шо... — Мик подошёл к мужу вплотную и поднял его лицо вверх. — Шо, ты видел свои глаза? На них живого места нет, они же просто краснющие! — Глаза Хизаши, казалось, тоже сейчас станут красными, но далеко не от переработки. Ещё чуть-чуть и он готов будет заплакать. Зачем так себя изводить? Ямада никогда этого не понимал. — Глаза? Да, я как раз хотел... — Сотриголова поднял руку, в которой всё ещё находились капли, вверх, но муж опередил его. — Лечь спать, Шо. Кажется, ты хотел лечь спать. Мик выхватил тюбик у Айзавы из рук и лично закапал спасительные капли ему в оба глаза. — Ты же понимаешь, это не шутки. Я пытаюсь помочь, но ты ведь меня не слушаешь. — Голос Ямады был на удивление тихим. Он тоже выглядел далеко не бодро, но единственное отличие его от Сотриголовы было в том, что завтра по расписанию уроков английского не было, и он спокойно мог отоспаться дома, в отличие от классного руководителя, который должен появляться на работе каждый день. — Извини.... — Единственно, что смог выдавить из себя Айзава. Ему очень не хотелось расстраивать мужа, но свою работу он выполнять был обязан. — Мне правда нужно сделать ещё кое-что. Мик явно был не в восторге от такого ответа: — Нет, ты сейчас же выключаешь компьютер и ложишься в кровать! Разве это так сложно? — Послушай, это важный... — Айзава было хотел возразить и даже повернулся лицом обратно к ноутбуку, но сделать ему ничего не дали, ибо муж тут же вырубил его. — Уговаривать я ещё его должен. Вдруг Шота ощутил, что его пятая точка оторвалась от стула, и он, словно не взрослый мужик, а маленький лёгкий котёнок, оказался на руках Ямады. — Вперёд. Без лишних разговоров, Хизаши отнёс супруга в постель, абсолютно не обращая внимания на его протесты и попытки вырваться. Уложил его на мягкий матрац, укрыл одеялом, а сам лёг рядом и крепко обнял (чтоб убежать соблазна не было). — Что ты творишь? — Возмутился Айзава и тут же зевнул. Но вместо ответа со стороны мужа он услышал.... Пение? Сначала негромкое мычание убаюкиваюшей мелодии, а затем и полноценную песню. Мик негромко напевал простенькую колыбельную, поглаживая мужа по голове всякий раз в определённые моменты, как будто бы в такт мелодии. А у Айзавы просто не было сил противиться. Как только голова его коснулась подушки, он ощутил всю ту усталость, что скопилась у него за последний день. Негромкое пение убаюкивало, а веки с каждой минутой становились всё тяжелее и тяжелее. Закончив напевать колыбельную, Ямада улыбнулся. Муж мирно сопел под боком, больше не пытаясь уползти из его цепкой хватки обратно за рабочий стол. Мужчина подошёл к рабочему месту супруга и, отыскав на нём телефон, выключил все будильники. — Спокойной ночи, Шота.