Перемирие

Лайт, немного взбодрившийся в тишине дороги, спрыгнул на землю, с интересом оглядываясь. Вообще, глядя всю дорогу на Рюдзаки – пока мог глядеть, Лайт не мог отделаться от мысли про вампиров из детских страшилок, и потому неосознанно представлял себе и определённое жилище – старинный эдакий готичный английский особняк, из тёмно-серой, как графит, кладки, с плющом, заросшим окна так, что к лучику света придётся прорубаться. Увиденное его фантазиям соответствовать не спешило – огромный дом, из белого камня, очень светлый. Окружающие подъездные дорожки кусты аккуратно подстрижены аллеями, фонарей столько, что наступающая ночь сразу сбежала, оставив после себя сереющие сумерки. – И надолго вы к нам? – Ларрингтон (нет) тоже спрыгнул на дорожку, отряхивая почему-то руки. – На четыре дня, – Лайт всё ещё разглядывал строение. Это в любом случае лучше того, что он успел навоображать, и, повернувшись к владельцу, весело сверкнул зубами: – Привидения? – Боюсь, я вас разочарую. Но если увидите одно – скажите мне обязательно. Это должно быть интересно, – и, ссутулившись, хозяин побрёл к дверям. «А ещё он – закоренелый агностик», – подумал Лайт. И это даже увлекательно – на секунду Ягами представил, как бы Эл удивился, если б узнал, что боги куда ближе, чем ему кажется. Кстати: Рюука за этот день он кажется и не видел, но, впрочем, новая человеческая земля тоже вызывает у него интерес, и куда больше, чем лайтово аристократическое сборище – он всегда был любопытен. Будем надеяться, в английских садах достаточно яблок... И, ухмыльнувшись, с этими мыслями он зашагал следом к дому. – Вам что-нибудь предложить? Ещё виски, чаю? Просто воды? – Кроме горячей ванны, ничего не хочу, – признался Лайт, отыскивая взглядом свой чемодан. – Я пропах дымом, кажется, до костей. – Хорошо. Когда он, переодевшись в юкату⁸, тихо вышел из ванной, то обнаружил хозяина дома в просторной освещённой гостиной – в довольно необычном положении: на ковре перед камином, наверное, в полтора человеческих роста, – собственно, от которого и шёл свет. Рюдзаки, уже тоже переодевшись в свободный домашний халат, сидел на полу перед монструозной подсвеченной красноватым пастью – и чесал за ухом чёрную кошку, видимо, приблудившуюся: окно в огромной комнате оставалось открытым. Лайт тоже подошёл поближе. Рюдзаки обернулся резко, почти удивлённо – наверняка не слышал его тихих шагов по ковру. Ягами, понаблюдав за картиной, тоже протянул руку к животному: та, учуяв новое и непривычное, уклонилась от его ладони – начав обнюхивать. – Вы вроде не приветствуете только разговоры о собаках, – упомянул Эл с улыбкой. – Кошки к этому списку не относятся? Я слышал – кошки для Японии особенные животные. «Особенная» – о чём навряд ли, впрочем, догадывалась – тем временем продолжала исследовать пальцы Ягами – с неким настороженным недоверием, будто Лайт принёс с собой что-то большее, чем просто чужой запах и касания океана – тень угрозы. – Ваше семейство не разводит собак, господин Ягами? Лайт помолчал. – Лошадей, – наконец ответил он после паузы. Потом усмехнулся: – Но не кошек. – Это, конечно, не лошади, – справедливо заметил Рюдзаки, – но возня с ними всё-таки есть. Он вытащил толстое полено из стопки дров, аккуратно сложенных у камина, – чтобы бросить его в огонь. Алые искры тут же взвились вверх, россыпью, и с урчащим треском пламя довольно стало пожирать подачку: даже кошка отвлеклась от интересной лайтовой руки – с таким многообразием запахов. – Слуги не разожгли камин? – уточнил Лайт. Тот оказался, к слову, ещё и изрядно закопченным, если всмотреться. – Моя горничная говорит, что у неё сегодня разболелись колени – артрит. Так что она отказалась. А тем более, прислугу на сегодня я уже отпустил. – То есть? – Лайт сказал это, наверное, куда резче, чем должен был – сразу стало тихо. Даже огонь, кажется, прекратил трапезу, будто уставившись на него мерцающими красноватыми глазами. Подобное представить, кстати, оказалось легко: Ягами сейчас понял, почему ему показалось, будто Рюдзаки сидит возле огромной разверзнутой пасти, – полка и боковые части огромного камина покрыты старинными барельефами – вьющихся драконов и горгулий. И всё это чудовищное нашествие ползло и извивалось по периметру огненного рта в единой монструозной оргии. – Я, пожалуй, не совсем типичный англичанин, – тихо сказал Эл, слишком тихо, глядя куда-то в собственные колени, на которых лежали его бледные кисти с длинными тонкими пальцами, как будто это он виноват в непонимании Лайта, как можно вот так взять и отпустить слуг. – Не стоит по мне делать выводы. – Наверное, вы устали от моего общества, – заметил он. – Продолжим беседу утром… – Нет, почему, – вдруг возразил Лайт. Совсем негромко, но в этой странной, ненормальной даже для большого пустого дома тишине его голос звучал необоснованно чётко, будто каждое его слово теперь подцепляют крючьями – и кидают на какие-то метафизические весы, где у каждого звука есть вес и сила, будто они могут больше, чем просто удариться о стену – и исчезнуть, но могут, например, поднять волну из пучины. Или вызвать землетрясение. Он, тоже присев – но на холодные плиты перед самым алеющим жарким провалом, медленно провёл пальцем по туловищу морского змея, ползущего по парапету, – к замершей в вечном яростном оскале пасти с острыми тонкими зубами. – Мне не неприятно ваше общество. Он не мог видеть Рюдзаки – спиной, но почуял, как тот бросил на него быстрый взгляд. Лайт запрокинул голову и прикрыл глаза. С мокрых его волос от этого движения стекла холодная капля воды – так хорошо ощутимая рядом с бьющим от огня жаром, скользнула по загривку, и – под широким воротником юкаты – дальше, между лопаток, вызвав не дрожь ещё – но повышенную готовность кожи – как отклик на далёкий вздох моря. Он почувствовал её тонкими, невидимыми волосками на позвоночнике, и – ими же – что Эл тоже её УВИДЕЛ. Он резко дёрнул лопатками – и капля пропала. – Я бы хотел извиниться за своих соотечественников, – сказал вдруг Рюдзаки. Лайт удивлённо на него посмотрел: не потому что ни за кого извиняться не стоило – он так не считал, но потому что – он был уверен – Эл уж точно плевать на чьи-то там промахи и их впечатление перед Лайтом. – Крайне невежливо было говорить о Накодо… Я сказал что-то не то? – когда Ягами, вздрогнув, резко отдёрнул руку от клыков в раскрытой пасти орнамента. Стих, кажется, даже воздух за окном. Даже сердце. Даже огонь. – Япония выиграла у Накодо, – тихо произнёс Лайт, глядя на палец, где стала уже набухать маленькая красная капля, и ровно перед собой – в такую же красную пляшущую стену, и дальше – туда, где никогда даже не был. Свободная юката расползлась у него на груди, и он, ещё не остывшей кожей, чувствовал исходящий от пламени жар – в такт тому, как стал дышать, – глубже. Тяжелее. … А если и был – пусть и не наяву – то только, как говорится, себе на горе. – Я знаю, – ровно пожал плечами Эл. – Но и мы изрядно потрепали ваш флот, – сказал, даже не оборачиваясь, не прекращая возиться с кошкой. Сказал, будто речь шла об игрушечном морском бое. Накодо – последняя решающая битва. Накодо для Японии – победа. Победа – и практически полностью уничтоженная эскадрилья. Пусть даже Королевский флот тоже разгромлен. Накодо – дым, двое суток висевший над островом. Накодо – чёрное от сажи море, что неделю потом, плюясь, выносило на берег обломки. И огромные потери – с обоих сторон. Его отец вернулся тогда. Его отец вернулся – но стали приходить сны. – Я хотел сказать, что это крайне невежливо – спрашивать, что думает о битве победитель, – Рюдзаки повернулся, уверенный, что Лайт знает, почему. Алый свет отражался у Ягами в раскрытых глазах – и мешался с ними. Ему вдруг вспомнились свои же мысли, по дороге сюда по водному простору – о чьей-то душе в лапах океана, развороченной, как живое тельце на экспериментальном столе. Кошка, до сих пор наблюдающая за ними и за игрой пламени, наткнулась на его взгляд – и вдруг, полыхнув двумя мистическими болотными огнями – одним прыжком исчезла в окне – прочь из тёплой комнаты. – Я думаю, нам пора спать. – Что?.. – Лайт так и застыл на пороге – спальни, всё ещё мокрый, и – явно весьма недовольно – разглядывающий огромную кровать. – Все англичане так спят?! – вырвалось у него. – Как я и сказал, могу предложить вам спать на моей кровати. И я говорил, что я не совсем… – Типичный англичанин, я помню, – раздражённо перебил Лайт. От благодушного настроения после их разговора не осталось и следа. – А гостевой комнаты у вас нет?! – нет, в такой абсурд он отказывается верить. Конечно! Особняк размером с замок – и на весь этот замок единственная комната с кроватью?! – Есть, но постель там не готова. А прислугу он уже распустил, ну да, да… – Дайте мне бельё, я постелю себе сам. – Сожалею – но ключи от всех хозяйственных комнат у моего управляющего, а он давно уже спит… Можно, конечно, его разбудить… – Не стоит. – Могу предложить вам комнату для прислуги… – Хватит, – тихо, как выдохнул, сказал Лайт – и Рюдзаки умолк. Нет, странности странностями, но у всего должен быть предел. В конце концов, что это за идиотский балаган?!! К ним приезжает посол государства, с которым они пытаются прекратить многолетнюю войну, – и вместо гостиницы они размещают его у самого чудаковатого типа, которого нашли во всей стране, – размещают буквально в его постели, потому что ему не приготовили комнату?!! Англия решила его не убивать – но вместо этого порвать все связи в черепе?! У неё получилось. И чем интересно этот Эл такой выдающийся, что заслужил почётное право его принимать?! Богаче всех в округе? То есть, по мнению высшего общества, Лайт слишком привередлив для дома меньше королевской резиденции?!.. … но недостаточно, чтобы ему предоставили кровать? Эл посмотрел на него взглядом – виноватого ребёнка – в котором было и сожаление, и искреннее недопонимание – так что Лайт как-то сразу забыл думать о всегосударственном заговоре – не получалось. – Вы можете остаться в моём кабинете – там есть диван. И там натоплено… – Давайте ключ, – бросил Лайт. Он устал, он правда устал, и у него не было никакого желания к дальнейшим выяснениям и препирательствам. Кабинет ничем не отличался от любых кабинетов мира: ничего странного – или детского, что проскакивало в хозяине дома, – чёрное помещение со столом и книжным шкафом за ним. Стол оказался сплошь заваленным бумагами – Лайт даже плечами передёрнул, – жуткий бардак, сам он куда в лучшем порядке их содержал. Наверное, документы по управлению поместьем, что ещё там могло быть? Гораздо больше захламлённого стола Лайта интересовал узкий диван под окном – явно стоит тут вида ради, чтобы деловые посетители могли где присесть, но это горизонтальная поверхность, прекрасно! Швырнув на подлокотник подушку и незаправленное одеяло, он завалился на гладкую чёрную кожу – и провалился в сон. ________________________________________________________________________ ⁸ – традиционная японская бытовая одежда, напоминает широкий хлопчатобумажный халат