Заслужили ли мы право на счастливый конец?..

      Уже несколько дней после признания Ирмы состояние Лу сильно ухудшилось. Девушка постоянно пропадала на работе, выполняя тёмные поручения Приора, уже полностью зайдя в это болото, полное грязи и интриг, а самое главное — опасности. Йонас понимал, что своими комментариями об ужасной работе лучше никому не сделает, отчего старался лишь молча кривить лицо, обнимая уставшую подругу. Все это время хилер жил в квартире псионички. Готовил, стирал, убирал. Добирался домой сам, ибо не хотел нагружать и отвлекать девушку от дел.       Дом стал для неё безопасным местом, где отбросив всё притворство, могла почувствовать себя в безопасности. В тепле любимого человека. После последнего их совместного разговора с Ирмой и Томой прошло много дней и ночей, а они так и не поговорили. Лу терзала себя сильнее, чем когда-либо. Она хотела рассказать хилеру все, но не могла. Эту ношу нельзя рассказывать посторонним. Даже близким. Йонасу. Родному. Точно ей непостороннему. А всё равно нельзя. Девушка понимала, что парень умный, не станет рваться сломя голову с Манифестом крови рассказывать всем правду-матку или поднимать бунты. Хотя, кто знает, каких пределов может достигнуть его гнев. И во что это выльется после.       О друзьях, точнее, которые когда-то ими были, думать совершенно не хотелось. А не получалось выбросить. Забыть их предательство. Она рассказала о них Приору, обрекая на смертную казнь. Так поступают с предателя, не только Цервки или народа, но и близкими. Что делают с теми, кто сделал больно или предал? Убирают из жизни. Буквально это или в переносном смысле. Как угодно. Этот человек перестает существовать для тебя, оставляя дыру в сердце, в истории. Отметиной, некрасивой, глубокой. Которую после нужно будет непременно исправлять, забывать и идти дальше. Учиться жить без этих людей.       Именно об этом думала Лу, сидя на мокром, после дождя, кафеле балкона. Нагая, в черном кружевном белье. Холод, пробивший тело, стал незамеченным по ощущениям; он не мог заглушить вихрь мыслей. Меж пальцев тлела сигарета, к которой так и не притронулась девушка. Смотрела вдаль, пытаясь отыскать там хоть какой-либо намёк на надежду. Знак, что все будет хорошо. И завтра наступит солнечный день — предвестник счастья. Но небо окутала пелена серых туч, надвигающася в сторону небоскребов Центра, утром хлынет и там. Серость заполнит весь Нью-Пари, а затем начнется Штурм. И кто знает, выживет ли после этого хаоса и безумия кто-нибудь. Приор, Жонсьер, Кей или Даниэль.       В таком виде её застал Йонас: безжизненную и уставшую. Мужчина хотел помочь. Излечить боль в душе любимой. Он же хилер. Он может затянуть любую рану: от обычного пореза, до глубокой раны на сердце, но рану в душе, будь-то она и на сердце — не мог. Не умел лечить души, мог лишь тело. И от этого начинал себя ненавидеть, что так просто позволяет Лу обрекать себя на терзания. Девушка не может выдать тайну. Йонасу она к Единому не сдалась. Главное сейчас было одно: чтобы Лу наконец-то выспалась, а утром не подпрыгивала на треклятую работу, не прощаясь вымученной улыбкой, спешно обняв.       Тело сразу пробило мурашками от холодного ветра. В последнее время в Термитнике слишком дождливо, унылее, чем раньше. Даже яркие вывески и музыка изо всех щелей баров и клубов не спасали ситуацию. Наоборот, дрожь от стен переходила и на тело. Пробивал озноб, било в висках. Надоело.       — Я хочу тебе рассказать, — начала Лу знакомую хилеру речь. Как написанная на повторе. — но не могу. Ради твоего же блага. Ты должен выжить. Я не могу жертвовать тобой. — взгляд грустных серо-голубых глаз метнулся в сторону мужчины— Йонас. — голос предательски дрогнул; в уголках глаз заблестели накатывающиеся слезы.       Не выдержав больше стоять и издеваться, мужчина прильнул к псионичке, усаживая к себе на колени. Согревая кожу, проводя широкими ладонями по спине, ногам и рукам.       — Не бойся. — шептал на ухо хилер — Мне нет дела до тайн Приора или Церкви, если это не касается тебя. И не угрожает тебе. Слышишь, Лу? — ее лицо оказалось в тёплых ладонях мужчины; их глаза, полные страха за друг друга. — Ты справишься. Я рядом, я всегда тут. Я не исчезну. — мимолётный поцелуй в щеку, а за ним убийственное:       — Я люблю тебя, мой воин.       И тут воин не выдержала, всхлипнула, прижавшись к мужчине сильнее, запустив пальцы в соломенные волосы. Она понимала, что стоит ей сказать, как взаимны их чувства, что тоже любит Йонаса, за эти пойдет и все остальное. Она наконец откроет ту часть себя, которая всегда убегала. Которая была намного нежнее и пугливее, чем казалось.       — Я никогда не отвернусь от тебя, Лу. — всего словах не было ни капли сомнений. Как после всего, что они пережили, Йонас мог отвернуться от нее? Теперь, кроме их совместного счастья главным для Йонаса не было ничто. Лу — его семья. Его свобода и вера. И без неё, он — существует, а не живет.       Только сейчас, в голову пришло осознание — хилер может потерять ее и, кто знает, может это последняя их ночь. Последнее проведенное вместе утро. Борясь с плохими мыслями, хилер прижимал девушку все ближе и ближе к себе, закрыв от всего мира. Став им. Тем миром, где они оба счастливы и живы. Объятья перешли в поцелуи, быстрые и пылкие. Они же, после, сменились на тягучие, медленно отстраняющиеся и так же начинающиеся снова. Безумие и страх за жизни обоих накрыл их, Лу не знала, это она плачет или он. Свои слезы ощущает на коже или Йонаса.       Отранившись, девушка уткнулась носом в его шею, прерывисто втягивая воздух. Каждый раз понимая, что она жива. Она знала, что у них есть шанс. Шанс на счастливый конец. Без ограничений и обязанности перед чистыми. Конец, полный свободы. Где они смогут завести детей и остепениться, где права между псиониками и чистыми равны.       В полудреме, Лу не могла больше скрывать и таить. Это точно не секрет, о нём сказать не стыдно:       — Я люблю тебя, Йонас.