Голос болезни

Сабина лежала в уже остывшей прохладной ванне, уставившись в потолок. Обдумывала свой тяжёлый день. Думала о том, какая она в последнее время тупая, неуклюжая в разговоре стала, и как очень лень стало краситься, чистить зубы, рассчёсываться. Тяжело. Даже голову сейчас еле помыла и лень вылезать из ванны, хотя надо и та устала лежать в ней. Так же её не покидает ощущение, что кто-то смотрит на неё. Даже сейчас она еле как отбросила это ощущение. Через какое-то время Сабина все таки вылезла из ванны, укутала тело в полотенце и подошла к зеркалу. Намазала пасту на щётку, и начала чистить зубы. Всплюнув в раковину, снова словила ощущение, что кто-то за спиной стоит и смотрит. Когда она посмотрела на щётку, то обнаружила на ней кучу черных ниток, которые опутали саму щётку, хотя до этого она была без них. Сабина с криком швырнула её в раковину и отскочила. В зеркале она увидела себя с тепло светящимися глазами. Когда она в ужасе закричала - открытый рот тоже искристо сиял изнутри. *** Через какое-то время Сабине диагностировали шизофрению. Хотя она была убеждена что это все реально, что её кровь сияет солнечным светом, но ей не верили. Тогда она схватила канцелярский нож при сестре и своей матери и пока её с криками пытались остановить от самоповреждения, хватая за локти, руки, талию, за что могли схватиться, она еле высвободила одну руку и резко полоснула себе ляжку, оставляя короткую, но глубокую царапину, однако там была обычная кровь. — Вот же, блин! Видите?! — Сабина видимо так не считала. Родственники решили, что все таки нужно её госпитализировать, как советовал им психотерапевт. Сабине было всего 15 лет, поэтому мать могла решить за неё, ложиться ей или нет. Когда они навещали её, она с ними не разговаривала и даже не смотрела на них. Ведь так приказал внезапно возникший голос в её голове. Родственники же решили, что Сабина обижена, что её кинули в психушку. В этом есть доля правды, ведь Сабина не хотела ложиться, но хотела поговорить с мамой, попросить чтобы та забрала её. Психиатру говорила что слышит бархатный мужской голос как из старого барахлящего радио. Он говорит, чтобы та не разговаривала с близкими, иначе их может тоже коснуться беда, которая настигла её. Он переберется к ним в голову и подчинит их себе так же, как подчинил её. Ещё он говорил, чтобы она делала вид, будто потеряла память и не знает их. Она не хочет этого делать, но боится перечить ему. Поэтому если они придут, она будет делать так, как он сказал. Так же она сказала психиатру, что свое имя он пока оставит в тайне, поэтому та пока может называть его Кукловодом. Ночью он гладил её по голове в кожаных перчатках, а перчатки пахли свежей кровью. Она даже ощущала влагу на своем лбу и на волосах, словно её обмазали этой самой кровью. Она скорчила лицо, зажмурила глаза и попыталась отвернуться к стенке. Чувствовала запах гниющего мяса под кроватью. Ей часто снились кошмары, связанные с ним. Как светящиеся нити тащат её по полу где лежали гвозди и стекло, она визжала и её кожу на теле раздирало, и её все больше приближало к сотни лицам на стене которые чрезмерно широко улыбались и изнутри их улыбки сиял свет, так же и из их глазниц. Только лица их были белыми и фарфоровыми, без волос и тела. Ей отрывало пальцы, потом руку, свернуло колено в обратную сторону. Когда она была уже рядом с ними, их лица будто смазало вниз как краску на холсте и она проснулась. Так же ей снилось, как её старшую сестру душили эти светящиеся нити. Что глаза вытекали из глазниц с кровью, при этом так же сальные нити и гной сочились из её пор и выглядело это гипертрофированно, поры и содержимое в них были слишком большими. Когда вышли сальные нити и гной, её поры стали расширяться и выглядеть как чёрные маленькие ямы. Сабина больше не хотела засыпать. Кукловод начал требовать все больше и больше, а его угрозы становились все более угнетающими и жуткими. Он требовал полной покорности и послушания, и наказывал уже за каждую мелочь. Например, ей больше нельзя было пользоваться столовыми приборами. Можно было есть только руками или как кошки и собаки. Потом ей запретили пить воду, только в воскресенье ей было разрешено. Нельзя было общаться с соседками по палате. Только по воскресеньям. Нельзя смотреть в глаза медсёстрам и санитарам, иначе с ними случится неудача. Когда она все таки случайно посмотрела, он сообщил ей, что та медсестра свернёт себе ногу этим вечером. Сабине стало страшно и виновно за это, ведь та медсестра была к ней очень добра. В итоге так и случилось якобы, Сабина была убеждена, что у медсестры вывих, поэтому она не пришла. Однако, это случилось лишь в сознании Сабины, медсестра же в то время отдыхала и просто отработала свою смену, потому и не пришла. Когда она все таки случайно заговорила вне воскресенье ночью со своей соседкой по палате, Сабина извинилась сразу же, сказав что теперь ту будут всю ночь насиловать бесы. Этого не было, но Сабина видела, как какое-то черное существо легло рядом и обняла её соседку и просто лежало всю ночь. Сабина тогда отвернулась к стенке и тихо заплакала. Та пыталась доказать что ничего не произошло, но Сабина была четко уверена, что все произошло так как сказал Кукловод. Все соседки спорили с ней и считали, что Сабине промыли мозги на чистую как будто, что у неё бред. Психиатры даже и не пытались ей что-то доказать, четко понимая, что Сабина начала страдать бредовыми идеями и у неё нарушено критическое мышление, она потеряла связь с реальностью и верит во все, что скажет ей этот голос. Он мог сказать ей любую чушь и она верила. В туалете после того как она помочилась, сразу села рядом с унитазом и начала как котенок лакать мочу из толчка. Девочка, вошедшая в туалет начала оттаскивать её от унитаза, отшвырнула к стене и дала пощёчину, вскрикнув: — ты что, блядь, совсем одурела что ли? Ты чо мочу пьешь, дура?! Сабина заплакала, её лицо скорчилось в гримасу боли, а плечи затряслись от слёз, она опустила голову. Ей самой так противно и страшно, что жить расхотелось. Неизвестно, какие ужасы её ждут дальше. Та девушка сухо и спокойно сказала потом: — Я щас медсестру позову. Вкус мочи потом долго не сходил с языка. Сабину отправили в изолятор. Там Кукловод запретил ей плакать, тогда она начала кусать себя и выдёргивать пряди с висков, чтобы спустить всю моральную боль через физическую. Сабина умоляла Кукловода пощадить её, но тот сказал, что будет изводить её до последнего, пока она не будет душой и телом покорной ему, словно марионетка. Мол, она недостаточно покорная и послушная, она живая, и в этом её якобы проблема. Он не видит в ней пустоту, её психика еще не отключила чувства на очень длительное время, чтобы спастись от дикой разрушающей боли. Ей нужно страдать больше, чтобы потом перестать чувствовать себя живой. Ей должно уже быть все равно на все, она должна больше ничего не хотеть и ни на что не надеяться, не иметь ни радостей, ни боли. То есть уподобиться тем пациентам, которые стали как полные овощи из-за лекарств. При этом, чтобы результат был длительным и у неё было меньше шансов реабилитироваться, снова почувствовать себя живой. Сабина боялась этого и совершенно не хотела заходить в это состояние, но поняла, что другого пути нет. Есть лишь надежда, что ей помогут правильно подобранные лекарства. Но пока она не видит результата, надо подождать, когда он появится. Мучительно хотелось пить, но до воскресенья надо было ждать ещё два дня. Кукловод был не умолим, как она не просила ночью сделать поблажку в обмен на какое-то другое действие, он просто стоял у кровати и ласково улыбался одними губами, хотя внутри ясно было, что он упивался её болью. Его взгляд был тёплым, он поглаживал её по голове и по спине и сказал, что если она будет очень стараться, то все закончится быстро. Надо просто испытывать очень много боли, чтобы прийти к нужному результату. Или так же добиться этого с помощью тяжёлых препаратов. Но больше он нуждается все таки в её боли, он питался её болью. Сабина в слезах говорила, что не хочет боли, не хочет смерти, а хочет жить как прежде, но понимает что как прежде не будет, а значит, что теперь она будет действительна стараться. Пути другого нет, она не в силах перечить своей галлюцинации. Раньше её жизнь казалась пресной и тоскливой, а теперь кажется блажью. Сабина завидовала другой пациентке с шизофренией, которая сохранила более менее критическое мышление и способна не повиноваться своим голосам, даже если из-за этого у неё начинается паническая атака. Она понимала что так точно не может и не умеет, и вынуждена ломать свою жизнь по приказу какого-то голоса. По ночам она видела вдали коридора стоящую в полный рост куклу, у которой лысая голова, высокий лоб и как будто заячья губа. Её взгляд был устремлён прямо Сабине в душу. Когда она стояла в зале рядом с другими пациентами на прием вечерних таблеток, опираясь об подоконник - сзади резко постучали в окно, заставив Сабину в ужасе отскочить и посмотреть на окно. Никого, и половина людей обратила внимание лишь на Сабину, другим было все равно. Так же когда она лежала на кровати, под ней начали скрести по верхушке, царапать. Сабина зажмурилась и просто ждала когда это кончится. В кабинете у психиатра Кукловод потребовал молчать о том, что он ей говорит и внушает. В итоге Сабине нечего было врачу сказать, кроме того что она чувствует себя очень плохо, разбитой и угнетённой, в самой пучине мрака. Что не надеется на хорошее будущее. Страшно жить, страшно умирать. И что Кукловод запретил Сабине рассказывать о том, что он ей говорит. Утром он запретил ей кушать все, кроме хлеба. Заставил сдирать с висков головы волоски и есть их. Требовал, чтобы она это делала незаметно. В туалет ей можно было ходить лишь под чьим-то присмотром, чтобы Сабина не пила мочу с унитазов. Клали под капельницу, чтобы та получала питание, раз ей запретил голос есть что-то кроме хлеба. При этом Сабина соврала, мол, это уже другой голос приказал, не Кукловод. Медсестра заметила, что у неё на висках раздражение и как будто проплешины, но Сабина ничего не ответила по этому поводу. Каждый день ей хотелось плакать, но она лишь кусала себя до мяса, особенно губы и щеки с внутренней стороны. Изнутри живота она ощущала чье-то движение, как будто деревянное что-то толкается, по ощущению как четыре пальца, которые щупают её живот изнутри. Потом она поняла, что там пять. Чем страшнее ей становилось, тем больше было давление изнутри, толчки. Сабина подумала, что сейчас ей разорвёт живот, не выдержала и зарыдала в голос. Санитарка обняла её и успокаивала тихим спокойным голосом. Вскоре толчки и прикосновения прекратились, и девушка действительно начала успокаиваться. Потом Сабина начала думать, что теперь на той санитарке порча легла, а она этого пока не знает и не узнает, потому что скоро умрёт. Понимая, что назначенные лекарства ей не подходят, её лечащий психиатр их поменял. После новых Сабина перестала видеть кошмары и начала больше спать. Ей все время казалось что у неё волосы шевелятся, а правый глаз подменили на протез. Он плохо видит и кажется более тяжёлым и твердым. Сабина ничего уже не хотела. Эмоции оскудели, истерики временно прекратились. Так же она видела, как одной пациентке в тарелку подложили человеческий язык, а другой вместо чая налили темной густой крови и та спокойно им запивала гречневую кашу. Сабина наблюдала это с равнодушием и тоской на душе. Когда она проходила мимо открытого кабинета медсестры, заметила что за столом сидит пластмассовая кукла в полный рост с нарисованными глазами и губами, в парике в цвет волос медсестры, которая в этот момент дежурила. Сабина съёжилась и пошла дальше, опустив взгляд. Засыпая, она снова оказывалась в той ванне, где все и началось, только ванна была в крови, а не в воде. Снова ощущение, что рядом кое-кто стоит и смотрит. Просыпаясь, она из ванной уже оказывалась в своей постели, будто резко вынырнув. Сабина стала медлительной и её речь была заторможенной, она была крайне пассивна и другие пациенты все время подгоняли её, пихали в плечо, чтобы шла быстрее в очередь за лекарствами. В кабинете у психиатра Кукловод подошёл к ней сзади и положил руки ей плечи, пока она с тоскливым выражением лица и опустив взгляд в пол вяло и тихо говорила про свое состояние и галлюцинации. Говорила, что результата мало, галлюцинации и голос с ней все ещё присутствуют, но паника и тревога отпустила, хотя она просто измучена. Психиатр посмотрела на Кукловода и растерянно резко опустила взгляд на стол, ибо тот ей мягко улыбнулся. Женщина чувствовала плохую энергетику и что за девушкой кто-то стоит, но не ожидала что оно как-то откликнется на неё и та почувствует положительные эмоции этой энергетической субстанции. Она всегда умалчивала момент, что умеет тонко чувствовать энергетику и астральных существ и паразитов. И Сабине она об этом тоже не скажет. Но при этом девушке еще добавили дополнительное лекарство и повысили немного дозу другого. Сабине было тяжело вставать, ходить, у неё была повышенная утомляемость, она уставала даже если ничего не делала. Даже повернуться набок требовало усилий, Сабине приходилось уговаривать себя перевернуться чтобы рука не затекла. Руки в кожаных перчатках залезали ей в рот, поглаживали язык, щеки изнутри, и потом доставали из глотки светящиеся нити, заставляя ту содрогаться и задыхаться, горло резало болью, он уже другой рукой помогал себе вытягивать нити из её глотки, и через какое-то время она просыпается и с криком вскакивает. Снова хочет плакать, глубоко дышит и ложится, снова кусает пальцы и жмурится от боли. Утром когда все встают по расписанию она ни в какую не желала вставать и игнорировала всё, что ей говорили. Её буквально как куклу поднимали, одевали, за неё постель заправляли, тащили на завтрак и сажали, ибо она была совершенно как овощ и молчала, игнорировала вопросы и все остальное. Взгляд все время был потуплен. Не хотела есть, как и обычно, но тут даже к хлебу не притронулась, хотя Джон пока не запретил есть хлеб. Теперь Сабина знала, что его зовут Джон. Ответ, зачем ей теперь это знать — лишь в его голове. И как ни странно, она начала испытывать привязанность к нему, словно у неё возник Стокгольмский синдром на свою же галлюцинацию. Джон тоже стал более тепло к ней относится, но жестокость свою не усмирил. Её уговаривали поесть, но она даже не реагировала на звуки и речь. Не важно, ласковую или уже строгую, даже если начиналась ругань и крик. — Елки палки, опять на капельницу тащить придётся. Не ест ничего. Трясли за плечи, снова поднимали, снова тащили куда-то. Капельница. Кровать. Сон. Потом на таблетки. Капельница. Снова кровать. Но этой ночью она начала визжать, долго, не в силах остановить собственный крик, и её не смогли как-то словесно успокоить, заткнуть руганью, вкололи транквилизаторы и отправили спать в изолятор, предварительно привязав к кровати. Утром сказала своему врачу, что Джон хочет забрать её в свой мир, в свой театр, и попытался ускорить пульс сердца на максимальную, чтобы вызвать сердечную смерть. Когда она ощутила что сердце бешено начало колотится, ей стало невыносимо страшно, думала, что умирает. В итоге опять положили в изолятор и привязали к кровати, хотя она умоляла не делать этого, рыдала. Медсестра решила, что в таком состоянии её голос будет требовать самоповреждение. Сабина просила не оставлять одну, но ей ответили, случится что - кричи, я подойду. К утру Сабина была обнаружена мёртвой с остекленевшим взглядом и с вытекшей слюной. Как выяснилось, у неё действительно остановилось сердце. Так же у неё был до крови несколько раз прокушен язык и щеки с внутренней стороны. Санитарка, которая сидела у изолятора была в полном ужасе, ведь в ту ночь Сабина больше не издала почти ни звука, стоило закрыть изолятор. Было какое-то короткое кряхтенье, кашель и всхлипы, но они длились совсем недолго и та не придала этому никакого значения. Родственники не могли поверить в это и думали, что у неё случилась передозировка от таблеток, хотели подать в суд, но потом точно подтвердилось, что причина была не в лекарствах. Психиатр, которая чувствовала это существо рядом с ней — уволилась и не могла перестать ощущать чувство вины и ужас от этой ситуации. Ей хотелось максимально отстраниться от этой ситуации, забыть, как страшный сон. Видимо, это была не совсем болезнь, а возможно астральный паразит, который присосался к девушке и которого врач старалась игнорировать, делая вид, что его нет, и что скорее всего у неё самой психика не в ладах.