Настоящая любовь

- В молчанку решил со мной поиграть? Казалось голос звучал вдвойне громче из-за тишины, что была в комнате. Тошнота подкатывала к горлу, щёки из-за чего-то покраснели, а глаза настойчиво смотрели в угол. - Просто скажи, почему ты не хочешь их подписывать? Саша, несмотря на внутреннию дрожь и готовность разрыдаться прямо сейчас, сидел прямо. Как будто Миша не понимает из-за чего? Действительно, была одна фамилия, теперь другая. Да Саше впринципе сейчас что? Из князи в грязи, как говорится, падать уже некуда, и так валяется за плинтусом. - Я не хочу терять последнию гордость. Еле слышно сказал Саша, но Миша в тишине кабинета, конечно, услышал. Поднял взгляд от бесчисленной кипы документов на столе и перевёл на Сашу. Тот почему-то взгляд не отвёл. Хотя знал, чем это карается. Почувствовал вдруг какую-то смелость, уверенность и гордость. Он - бывшая столица некогда великой Российской Империи. Не будет он тут бегать на побегушках у нынешней столицы республики и выполнять все её прихоти по первому приказу. Наверное, схожее ощущает солдат, идущий на смертный бой. Точно такую же уверенность, что не первый и не последний бой, переживёт. С боями это было схоже. Только тут, что солдаты, что главнокомандующий - одни и те же люди, и происходит это не на поле, а за закрытыми дверями в кабинете Кремля. - Что прости? Сам-то понимаешь, что сказал? Миша залился смехом, ручку положил на чернильницу и сложил руки в замок. Смотрел на Сашу, будто он знал ответ на главную загадку человечества. - Мне уже поменяли название. С меня достаточно. Фамилия это многовато. Романовы слишком великая фамилия, чтобы менять её на Невского. Только потом понял, что сказал, невыносимо хотелось встать и уйти, но бег от проблем обеспечивает только их увеличение. Поэтому с тремором в руках наблюдал, как издёвская улыбка поблекла и выражение лица стало каким-то отрешённым. - Ты у нас из огня да в полымя, я смотрю. Тебе из-за наводнения в голову смелость ударила? По другому я объяснить не могу, почему ты ведёшь себя так, словно раздаёшь мне приказы. Не забывай, кто здесь начальник, а кто подчинённый. Саша как-то аж сгорбился и вновь отвёл взгляд от такой отрезвляющей речи. Действительно, сейчас Саша повёл себя слишком дерзко, ему не по статусу. - Извини. Произносить это слово было мерзко, он не виноват, а почему-то извиняется. Где такое видано? Столица Российской Империи извиняется, тем более ни за что. Он и просто так-то не извинялся. Миша встал со своего места, Саша тут же вскочил со стула и отошёл поближе к двери. - Излишне. Московского эти действия только раззадорили, он шёл на него, а Саша отчайно пытался пройти через стену. Обнял его, грубо прижимая к себе руками. - Ну чего ты себя так ведёшь? Саша обнял в ответ. Сколько бы Миша ужаса не творил, каким бы подлым предателем не был, Саша всё равно его любил. Страдал из-за того, что Миша может повернуть им так, как хочет, может ударить, наорать, оскорбить, а в ответ получит тепло и любовь. Саша почему-то думал, что если любить чуть сильнее, то Миша обязательно придёт в себя. Жестокость жестокостью не победить. Да? - Я хотел получить поддержку, а не это. Прошептал Саша, уткнувшись носом в плечо. - Я же делаю это для твоего блага. Почему ты не понимаешь? Я отмазывал тебя, как мог, но доверие ко мне не безграничное. И если что, то достанется не только тебе. Может, и вправду Саша принял поспешное решение? Миша же это сделал не просто так из-за того, что ему стало скучно. Он решил обезопасить Сашу. Правильно, фамилия выглядит подозрительно. А Невский не так уж и плохо звучит. Тем более, ещё и Мише может прилететь. Точно не за что, если у Саши грехи и есть, то Миша только и делает что работает на благо страны не покладая рук. - Хорошо, я подпишу. "Только давай постоим так ещё немного", хотел добавить Саша, но отказался. У Миши куча дел, на Сашу, к сожалению, времени выделено не так много. Миша тут же его отпустил и пошёл обратно к столу, Саша последовал за ним. Взял ручку, поставил красивый росчерк со всей аккуратностью, на зло Мише выводил заглавную р, а после над основной частью фамилии вывел что-то вроде короны. Вообщем, наверное, сделал самую красивую подпись за всю жизнь. Миша смотрел с каким-то недовольствием, а после того, как ему протянули документ, засунул его в какую-то другую стопку и протянул Саше удостоверение личности. Серая книжка с красным текстом на обложке, от такой безвкусицы затошнило. В СССР всё почему-то либо серое, либо красное. И если эти цвета по отдельности, то даже неплохо, но вот если вместе, то какой то ужас. Открыл. Первое, что его встречал - это новая фамилия Невский. Внизу была фотография. - Мда. Фотография осталась с прошлого удостоверения и это была самая ужасная фотография в его жизни. Даже сейчас, после наводнения и довольно напряжённого разговора с Мишей он выглядел лучше. Миша протянул руку, чтобы забрать удостоверение и выяснить, что ему так не понравилось, но не успел, в дверь постучались. Саша сразу выпрямился. - Войдите. И все в кабинете уставились на дверь, в ожидании гостя, что прервал их недоромантику. - Здравствуйте... Костя осёкся, как зашел в кабинет и увидел Сашу. Романов проглотил ком в горле, засунул удостоверение в карман пиджака и встал, чтобы выйти. - Товарищ Невский, мы не закончили. Но не тут то было. Саша развернулся, даже не смотря на Костю, тот как будто прирос к двери. - Ну, Товарищ Уралов, у меня не так много времени. Костя встрепенулся, подошёл ближе и протянул документы через Сашу. Романов представил, как звонко бы хрустнула рука Кости, если бы Саша потянул её вниз и с помощью болевого завел её Косте за спину, а потом сломал. От таких мыслей Саша даже улыбнулся, что не скрылось от Миши. Косте гарантирована пизда. Саша Мише не улыбнулся даже при встрече, а как Костя пришёл, чуть не засмеялся, пусть не от совсем хороших мыслей. - Вот как с этими документами закончите, можете ехать в Екатеринбург. Миша выудил большую пачку бумаг из одной стопки, значительно уменьшив её объем. Судя по тому, что звук за спиной Саши не раздавался после того, как стопка ушла из его поля зрения, Уралов с места не сдвинулся. Миша, как ни в чём не бывало, начал дальше что-то перебирать и подписывать, но видимо и его уже достала эта напряжённая тишина (они с Сашей могли вполне себе вдвоём так помолчать, Костя им не нужен), в совокупности с таранящим взглядом, которым Костя, видимо, умудрился окидывать двоих. - Ещё какие-то вопросы? Миша выжидающе посмотрел на Костю, Саша уже устал от всего этого и просто лёг головой на стол. Наблюдал за тем, как пылинки под светом лампы, единственного источника света в кабинете, оседают. - Товарищ Московский, разрешите обратиться? Миша устало вздохнул и посмотрел на него, как на дурака. Саша даже в голос рассмеялся, нет, ну не придурок ли? Миша недовольно на него посмотрел, мол, сядь нормально. Да что за день, все его взглядом таранят. - Не к вам, к товарищу Романову. Саша поднялся со стола и почему-то машинально потянулся рукой к удостоверение, словно там тоже будет написано Романов. - Невскому. Поправил Московский. - Невскому. Повторил Костя, к удостоверению тянутся перестал, вспомнил, что несколько минут назад сам видел, Романова там нет, есть до жути противный Невский. - Обращайся. Кинул Миша и вновь вернулся к злощастным бумагам. Саше захотелось вырвать одну прямо из под носа, чтобы посмотреть, что Мишу привлекает больше, чем Саша. - Саш, я поговорить хотел. Могу тебя в коридоре подождать, если ваш разговор не затянется. Залепетал Костя. Саша устало вздохнул, на ещё один разговор его сегодня не хватит, он просто хочет прийти домой, укутаться в одеяло и заснуть, желательно, чтобы в объятьях Миши. - Через... пятнадцать минут мой рабочий день закончится. Прошу меня простить, ни чем не могу помочь. Миша хмыкнул, но словно опомнившись, что он не на один с Сашей, сделал вид, что прочистил горло. - Это личный разговор, не по работе. Мягко сказал Константин, кладя ему руку на плечо, этот жест не ускользнул от Миши. - Всё, с меня достаточно, у товарища Невского скоро рабочий день заканчивается, а мне с ним ещё договорить надо. До свидания, товарищ Уралов. До свидания. И товарищ Уралов ушёл, судя по тому, что через несколько секунд послышался звук закрывания двери. - Ты обижаешься на Константина? Даже сейчас взгляд от своего листочка не отвёл. - Что за слово такое?! Мне же не сто годиков, я не обижаюсь, я... не могу и не хочу я с ним говорить. Это была моя семья, думаешь какие у меня чувства? Всё равно, что тебя бы расстреляли. Только потом понял, что ляпнул. В кабинете повисла гробовая тишина. "Ну всё, пора выбирать себе кладбище." - единственное, о чём подумал Саша. Но зато теперь Миша смотрел на него, и обратно переводить свой взор на листочек не собирался. - Товарищ Невский, мне не нравится ход ваших мыслей. Тут Саша значительно не выдержал. Хватит с него. Революция - он терпел, расстрел царской семьи - он терпел, поменяли название - он терпел, даже сейчас, когда ему поменяли фамилию, он терпел, но больше терпения у него не осталось. - А знаешь почему? Да потому что я не думаю, как ты, для меня Ленин не герой и Сталину в ноги я падать не собираюсь. Да, мне не нравится здесь, я говорю об этом прямо и мне всё равно, хоть в Магадан отправляйте, куда хотите, в Сибирь, да хоть за Полярный круг! Только Петербуржцев трогать не смей, они люди честные, работают, как надо. Так что их не тронь. И вот что я хочу ещё сказать, династия Романовых началась с крови ребенка, ей и закончилась. Как большевики начали править с крови так они и закончат, помяни моё слово. Я то думал, что великий учитель Михаил Юрьевич за свои, сколько там тебе, семь веков выучил, что история циклична. Но, судя по последним событиям, такое чувство, что нет. После того, как сказал, вздохнул полной грудью, словно камень, что лежал на душе столько лет, спал. Сейчас ему и вправду глубоко насрать. Что с ним сделают, Саша не знал и знать не хотел. - Имеете какие-то претензии к советской власти, товарищ? Миша сидел спокойно с гордо поднятой головой. Вдруг спокойствие ушло, он чётко осознал, что сделал. С таким же успехом можно было под кабинетом Сталина это же орать. И сейчас, когда Миша давал ему шанс, надо им воспользоваться. Поэтому когда сердце упрямо хотело кричать да и раскидывать эту самую советскую власть по фактам, мозг упрямо твердил один верный выход. - Нет, товарищ Московский, прошу меня простить. Для его упорства и несогласия время ещё найдётся, только не сейчас, надо немного подождать, Саша чувствует. Кто знает, через что ему придётся пройти в будущем? Точно не Саша, но одно знает точно: всё обязательно будет хорошо. Это Саша знал, в этом он был уверен как ни в чём другом. Чем больше горе, тем больше будет счастье в будущем. - Иди домой, я скоро буду. Саша подорвался с места и вышел из кабинета. На выходе из Кремля его ждал никто иной, как Костя. Курил. Саше тоже невыносимо захотелось. - Саш, давай поговорим. Костя тут же подлетел к нему, кинув окурок куда-то в сторону. - Дай папиросу. Давайте-давайте, товарищ Уралов, дедушка Ленин завещал делиться. Невольно посмотрел на мавзолей, сам знал, что там большими буквами было написано "ЛЕНИН", даже где, поэтому посмотрел на это место и мысленно задал вопрос: "вы же не обиделись за это на меня"? Сам и рассмеялся, он теперь с покойниками говорит, голова окончательно уплыла. - А Маркс каждому иметь своё. "Аргумент" - кивнул Саша. Только вот своя "ВОЛНА" закончилась, причём дня два назад, жил просто чудом, по всей видимости. Костя выудил пачку, в тусклом свете Саша разглядел название "Герцеговина Флор". Костя шикует, табак первого класса, который сам Сталин курит. - Любым папиросам даст фор "Герцеговина Флор". - сказал Саша, когда получил папиросу. А когда стрельнул ещё и спичку у Кости, жизнь вообще замечательной штукой показалась. Когда ещё такой табак покуришь? Разве что у Миши спиздить. - А поговорить? - сказал Костя ему вслед, когда Саша поджёг папиросу и ушёл, оставив его один на один со спичкой. - Шестую заповедь знаешь? Конечно знаешь, куда ты денешься? Что гласит?Не убей. Убил? Убил. Заповедь получается, нарушил, грех получается. А в церковь ходил? Нет. Прокричал ему Саша развернувшись. - Я, конечно, вторую заповедь Иисуса: "возлюби ближнего своего" выполняю, и грешников прощаю, но не говорю с ними по соображениям собственной совести. Может, ты сквернословить начнёшь, душу не только себе, но и мне мараешь, а я не грешник. На последней фразе от самого себя тошно стало, он и не грешник - это слова антонимы, даже сладкое и солёное стоят ближе, нежели это. Шёл, смотря себе под ноги, окурок на полпути кинул куда-то в сторону. Чего о чистоте-то заботиться? Теперь всё вокруг грязно, как и сам Миша. Хотя нет, Миша сколько бы зла не творил, всегда останется святым, он любимчик у Бога, иначе Саша не знает, как объяснить то, что после всего дерьма, что он переживает, он вновь встаёт прекрасный, с гордо поднятой головой, а любимчикам, как известно, всё прощается. Грязный здесь Саша, это он погряз во лжи и, как положено, уронил голову, когда "справедливость" восторжествовала. Шёл и шёл. Злой на весь мир или на самого себя. Только потом, когда осознал, что прошёл уже дохуя, а домой не пришёл оглянулся. Ничего не понятно. - Да чёрт бы побрал эту Москву. Но чёрт побрал его. С одной стороны забор, с другого какой-то дом плачевного вида. Дунешь - развалится, серьёзно. - Колпачный переулок. Прочитал Саша с деревянной таблички на доме. Вопрос номер один: как он здесь оказался? Вопрос номер два: как ему прийти туда, куда ему надо? Ответ: хрен его знает. Что вполне логично, обычно маршрут он знал, а если не знал, то был с Мишей, которому маршрут не нужен. Но Миши рядом нет. К сожалению. Из двери сомнительного заведения на углу вылетел, лёгкой пьяной походкой, мужик. Именно мужик. Мужчина, по мнению Саши, либо Миша, либо солдат из Преображенского полка, который честь Родины защищал. Этот не подходит ни под одно описание. - Уважаемый, не подскажите как до Лубянского проезда 28 добраться? Крикнул ему Саша. Мужик тут же обернулся в его сторону. - А чё, не товарищ? Или тоже, как эти считаешь? Вот исключили из КСМ и главное за что? Да, в церковь я каждое воскресенье хожу. Может, я там дворником, мать твою, работаю. Да и даже если не работаю. Как моя вера партии-то мешает? Они пытаются одну идеалогию другой заменить. И главное зачем? Нам же и православным хорошо жилось. А надеется и верить нам во что? В партию и в великого, царство ему небесное, Ленина? Нет, ну я так не могу. Вот пратия, она чтобы править, а Бог, чтобы верит. Вот не могу и всё. Заорал ему мижик с другого конца. Саша, признаться, прочувствовался. Вот этот товарищ ему товарищ. Ведь, как говорится, не тот, товарищи, товарищу товарищ, который при товарищах товарищу товарищ, а тот, товарищи, товарищу товарищ, кто без товарищей товарищу товарищ. Пусть он больше не член КСМ. Саша, кстати, тоже, он пратиец. И Миша его скорее всего убьет за такой контакт, но мужика стало жалко. - Может вам до дома помочь дойти, упадёте... Договорить Саша не успел, зато мужик прямо под слова упал в лужу на жопу. И теперь, кажется, проклинал весь мир. Саша бы тоже так сделал, если честно. Подошёл ближе, помог встать. - Уважаемый, вы же не дойдёте. Помочь? Спросил Саша, когда мужик встал и начал отмахиваться от него. - Ладно, пошли уже. Прокрехтел мужик. - Сам-то откуда будешь? Тоже в Москву за новыми возможностями приехал? Начал известную балладу мужик. У пьяных что-ли всё на один манер? Всё равно, что от гвардейца услышать: иду я по Невскому, а на встречу мне девушка. - Да нет. Я из Пет... Ленинграда. В гости ненадолго приехал. - И как там дела в колыбели революции? Вот какое ему прозвище в народе дали. И вот плакать или гордиться? Вроде, с современными реалиями, стоит гордиться: революция, новая власть, начало строительства коммунизма, социализма и прочей ереси, всё у него. Но Саше хочется плакать, слишком дорого стоила новая власть. И платить за то, что он даже не хотел. - Как и везде. Выдохнул Саша. Помолчали. Мужик видно думал, о чём разговор завести, а Саша просто ничего говорить не хотел. - А я из Казани. Саша улыбнулся, на ум сразу пришла девушка с двумя косичками и озорной улыбкой. Надо будет, кстати, с ней связаться. Они после революции ни разу не виделись. - Хороший город. Кивнул Саша. - А меня, знаешь, из КМС выгнали... Мужик завел одну и туже шарманку по второму кругу. Саша устало вздохнул. - Вот и пришли, спасибо, что довели. Может зайдёте? Сказал мужик на пороге дома. - Нет, спасибо, мне идти пора. Меня, кстати, Саша зовут. Миша, скорее всего, там уже пол-Москвы перевернул. И дома Саше пизда придёт. Мужик протянул руку, Саша пожал. - Меня Миша. До встречи. И Миша скрылся за дверью. От такой иронии судьбы аж смешно стало. Шёл обратно и стало так легко. Прохладный ветер ночной Москвы обдувал лицо. Как будто опять оказался в саду с Мишей, пока всё веселье происходит в дворце. Где каждый говорит о любви, не зная, что такое любовь. Ведь это у них с Мишей настоящая любовь. С такими мыслями и вернулся туда, откуда пришёл. Глянул на двери сомнительного заведения на углу. Дубовая дверь открылась с трудом. Внутри было шаром покати. Какая-то женщина, как с Московского вокзала, если не с него и парнишка за барной стойкой. Когда дверь хлопнула, все посмотрели на Сашу. Женщина тут же вскочила с места и пошла охмурять его. - Мы закрываться собирались. Медленно проговорил парнишка. - Да мне рюмочку водки и меня как и не было. Сказал Саша уворачиваясь от прикосновений бестии. - Какой? Парнишка тут же поставил рюмку на стол. - Рыковской, у нас другой и нет. Саша сел на стул и одним глотком осушил всю рюмку, парнишка уже налил вторую. - У меня тут комнатка недалеко, а одной идти страшно, а в комнате холодно. Начала ворковать девушка над ухом. - Могу только в отделение милиции проводить. Ответил Саша после того, как осушил вторую рюмку. Женщина цокнула и села на стул рядом. Так в тишине Саша бутылку и допил. - А как до Лубянского проезда 28 добраться, не подскажите? Спросил Саша, оставляя рубль на стойке. Парнишка нахмурился, глянул на женщину, та пожала плечами и, посмотрев на Сашу, помахала ему. - Вроде прямо идите, должны дойти. Парень указал направление рукой, Саша поблагодарил и вышел. Шёл дыша свежим воздухом, было тихо и так хорошо. Порой проходил мимо кабачков, которые ещё не закрылись, там люди горланили песни и всё было хорошо и так спокойно. Наконец-то пришёл. У кого-то в подъезде опять орали дети. Зашёл в нужную ему квартиру. - Да срать я хотел как. Найдите, и всё. Это было первое, что услышал Саша. Видимо, Миша уже явился домой и опять с кем-то ругался. - Мишенька, всё нормально? Тихо сказал Саша, когда зашёл в зал. - Извиняюсь за беспокойство, уже пришёл. До свидания. Значит, скандал из-за него. Было не поздно свалить. И было куда. Можно вернуться в кабак и завалиться домой к этой проститутке просто переночевать. Потом Ленинградский вокзал, верхняя полка в плацкарте и дом, милый Ленинград. Нет, не Ленинград, Петербург. В общем, мечты были замечательные, но зная Мишу, его перехватят самое позднее утром, и тогда Саше ещё больший пиздец. Может Миша будет стрелять. - Где ты был? Саша аж вздрогнул. Миша стоял к нему спиной, жест доверия. Или, скорее, Миша знает, что Саша вреда ему не причинит, он слабак. - Я потерялся, потом проводил мужика до дома, зашёл, пригубил рюмочку, другую. Дрожащим голосом сказал Саша, а потом тихо засмеялся. - Зачем ты мне врёшь? Я знаю, что ты был с Костей. Стальным голосом отчеканил Миша. Это было похоже на дробь пистолета пулемёта. Или на стук сапог о паркет человека, который подходит к тебе с револьвером с одной лишь целью. - Ты же хотел, чтобы я с ним поговорил? Будь здесь кто-то ещё, то сказал бы: "по краю ходишь", но Саша по краю не ходил, и даже не бегал, он делал акробатические трюки на протяжении шести лет, уже не боясь ни упасть в пропасть, ни наоборот, не упасть в неё. - Разговор - это максимум выкурить папиросу у стены Кремля. Или для чего тебе кабинет? Миша развернулся. Саша как стоял и смотрел в одну точку, так и остался стоять и смотреть в одну точку. Сапоги застучали по паркету, а когда Миша оказался достаточно близко, он до боли сжал Сашино горло и прижал к шкафу. - Почему ты шляешься хрен знает с кем и где ночью? Ведёшь себя, как последняя шавка. Саша с чувством эйфории смотрел на то, как всё вокруг плывёт, а столь родное лицо темнеет. Хватку резко расслабились, не дав упасть ему без сознания, голова кружилась, но не от нехватки воздуха, а от резкого увеличения его количества в лёгких. Говорить сейчас что-либо было не лучшей идеей, но Саша хотел получить ещё. - Давай, бей сильнее. Ударь так, чтобы я упал, просил у тебя в ногах о прощении, клялся тебе в любви, обещал, что больше не буду так делать. А ты не слушай, бей сильнее, пока я не смогу только выговаривать Мишенька. А если я скажу, что не люблю тебя, убей. Как хочешь убей. Потому что без любви к Мише он никто, пустое место. Саша обвил его шею руками, как же он хотел упасть без сознания, чтобы не думать ни о чём и ничего не осознавать, чтобы приходить в себя, думая только о Мише и его бесконечной любви. Об их бесконечной любви. Ведь чем сильнее бьёт, тем сильнее любит. Не так ли? - Ведь если во мне нет любви к тебе, значит у меня нет души. А я не хочу быть просто оболочкой. - Если ты скажешь, что не любишь меня то я убью себя. Рука Миши по-хозяйски расположилась на талии, пока вторая всё ещё держала шею. А Саша искренне не понимал. Он, Миша, - святой и хороший, а Самоубийство - это грех, причем какой. Так неужели ради Саши он готов пойти на такое? - Почему? - Потому что какой я мразью должен быть, чтобы вытравить из тебя всю любовь. И Саша смотрел Мише в глаза, видя там не красный флаг, которым они блестели, а голубое небо. Он видел всю ту любовь и клятву всегда закрыть своей спиной. И сколько бы Есенин не писал про то, что в России тысячу похожих. Про то, что в мире тысяча этих Миш и не Миш. Саше нужен был только один. И ради этого Миши он готов отдать всего себя на любые муки, лишь бы вот так стоять вечность. - Значит мы будем жить вечно. Я никогда не разлюблю тебя, насколько больно мне не было, я всегда буду прощать тебя. Может, это и есть моё проклятие. Миша оказался ещё ближе затянул в поцелуй. Он давил на горло, кусал Саше губы, по-собственически сжимал талию, заявляя свои права. А Саша принимал эти правила, он правила всех Мишиных игр принимал. Может это не нормально. Но какая разница. Они вдвоём любят так, что готовы отдать всё на свете друг за друга. Они готовы пожертвовать всем, чтобы просто любить. Ни это ли настоящая любовь? Саша не знает, честно. У всех здесь своя любовь, но только у них двоих она всегда для Саши почему-то была настоящая. - Умрём вместе, Саш? Спросил Миша, когда отстранился, а Саша почувствовал, как рука с талии переместилась в его руку. - Я люблю тебя, Миш. Саша сжал руку крепче, смотря лишь на Мишу. В этом мире больше нет ничего: ни СССР, ни КМС, ни пьянчуг в кабаках, есть только они и их любовь. - Я тебя сильнее. И с открытого окна на четвёртом этаже Лубянского проезда 28 падала эта любовь. Позволяя двоим хоть на несколько часов лежать взявшись за руки, не осознавая жестокости этого мира, лишь любя друг друга.