При шепоте без людей

Воздух словно пропитан мелкими, но многочисленными частицами тревожной суеты. Странно однако, что все, кто тебя окружает, дышат той же смесью газов, но остаются такими холодными, серыми, до скуки рутинными, что моментально возникает вопрос: 'неужели они не знают, не чувствуют? Разве перед их поникшими недовольными носами не распылили странного волнения?' Так или иначе, на, казалось, беспричинном чувстве не строится ни сегодня, ни целая жизнь. Шерлок знает дорогу, по которой идет, как свое имя, некогда описанное коллегой как что-то бисквитное, шоколадное и нежное. От воспоминания на сосредоточенном лице рисуется улыбка чего-то большего, чем чуткое уважение: чего-то весеннего и высокого, будто непозволительного. В этом чём-то он не смеет признаться себе, но стремится признаться ему. Своему математику, к которому приходит поучиться после с горем пополам отведенных пар химии. На самом деле не только поучиться: поесть чужого печенья, посмотреть на это чудесное личико, ласково описываемое словом 'pretty', пожаловаться на любимых бестолочей, зачем-то прилепивших аммиак, когда он разлагается: - Ну реакция разложения, разложения! Неужели так трудно понять, что аммиак тоже здесь разложиться должен? Математик его слушает и понимает. Однако: - Шерли, снова ответ неверный. Ты звбыл, что при переносе мы меняем знак. - Да почему это так важно-то.. Вот в химии этой ерунды нет, и нормальные получаются уравнения. Весело. Приятно. Забавно и глупо, будто не с коллегой общаешься, а с кем-то, кого знаешь, как вот эту дорожку, как линии на своей ладони. И который знает не менее хорошо тебя, открывая вам ваши новые стороны. Математик, как всегда, прекрасен. Не любит Холмс вот этих идеально выглаженных пиджаков, прилизанных волос, но Уильям в ином виде не воспринимается. Однако после сна его волосы, вероятно, очень мило растрепаны. - Кстати, о волосах, - уловив беглые взгляды по своей голове, профессор достает телефон и показывает фотографию, - Каролина сделала мне прическу, пока я спал. В тонкие светлые волосы, еще не причесанные, воткнуто около десятка голубоватых перьев. У математика живет сова, сначала названная по аристократской хотелке Карл де Фридрих Келлерманн, но потом выяснилось, что птичка - девочка, и Карл был переименован в Каролину. Шерлок ее никогда не любил, да и она его шибко не одаривала такими взглядами, которыми смотрит на Мориарти и заставляет порой расплакаться. Порой подойдет и как клюнет в затылок, что шишку оставит. Зато Уильям разрешает ей сидеть на своей голове и в таком виде даже пары ведет, и темноглазый химик знает, что без этого создания глаза его были бы не такими осветленными и живыми. С враждою с совушкой приходилось мириться: так уж вышло, что он не ладит с теми, кто дарит его Уильяму самые искренние улыбки. Не ладит и с собой. - Значит, сегодня, как договаривались? - математик по-дружески (по-дружески ли?) касается плеча Холмса: его очень слабая, но сильнодействующаа тактильность всегда заставляет Шерлока дрогнуть. - Да, Лиам. Обещаю, что не опоздаю. - Очень хочется верить. Уильям уже понял, для чего они встретятся, и Шерлок об этом знает. Пришлось хорошо подумать, чтобы выбрать место для разговора: очень не хочется попадаться на любопытные глаза прохожих, в частности знакомых прохожих. Местом этим они вместе избрали парк, как ни странно, пустующий поздними вечерами. Так неужели никто не видит, не чувствует тревоги, посеянной в каждой молекуле воздуха? Этот день действительно необычен лишь для Шерлока? Никто не замечает вдруг встревожившихся синих очей, ибо здесь никого нет. А фонари изъявят желание стать свидетелями или им тоже не столь важно, что сегодня произойдет с двумя сердцами? Хищнически блеснул из темноты красный волчий взгляд - вестник очередного незаметного, но бурного приступа, вестник шторма в человеческом сердце. - Ты без птицы? - Да. Каролина осталась сегодня у Льюиса. В мыслях проскочило грешное 'идиотам место друг у друга'. - Замечательно. Теребя манжет, Холмс рассеянно смотрит вдаль, ожидая, пока гордый Уильям, безуспешно строящий глупый вид, подойдет ближе. Дождавшись желаемого, поворачивается к нему. - Лиам. Мне противно от вот этой официальности и загадочности. Ты знаешь, зачем мы здесь. Открывает глаза, тут же хочет в смущении отвернуться, но продолжает тонуть во взгляде, давно заполнившемся вместо сдержанности тем, чье имя Шерлок так боялся произнести: любовью. Влажные, пропитанные весенней свежестью, листья повернулись друг к другу, зашептались, запустили новый слух, подобно людской массе, но этот шепот природы приятнее коварных слов. Хотя чего таить: Шерлоку плевать, пока гипнотизирующий взгляд приближается, а хрупкие руки делают шаг к объятиям. Холмс самым нежным образом, каким только можно совершить полное глубоких чувств действие, обвивает, еле касаясь, стройный желанный стан. - Пахнешь книгами и своей математикой. Всегда. Плавленые взгляды встречаются, желая слиться в каком-то неясном хаотичном танце двух прекрасно сочетающихся оттенков, но глаза тут же закрываются под дыханием друг друга. Шерлок целует скромно и любовно, немного влажно. Уильям целует несколько смелее, но сердце, капризно бьющееся в страхе полного отсутствия навыков, выдает его, словно кота. Тихий томный смешок. - Я никогда не увижу тебя таким стыдливо-растерянным, как сегодня, Лиам.