Страшные сказки тысяча и одной ночи

      В кабинете Ребекки Майклсон монотонно стучали часы.Так же они стучали в столовой в тот день…       

***

      Семейный ужины были в доме Карханов священной традицией. Пропускать их можно было только в двух случаях: если ты находишься в деловой командировке вдали от дома либо же если ты умер. Никаких других причин для того, чтобы не спуститься к столу вечером, особенно если сам Ага будет ужинать, попросту не существовало. Ты не мог не спуститься, потому что устал или у тебя нет желания — это никого не волновало; ты не мог просто не сесть за стол или выйти из-за него, когда тебе захотелось.       Халис Корхан утверждал, что это важно для сохранения силы и единства семьи — собираться всем за одним столом при любых обстоятельствах. Правда, при этом тактично умалчивался тот факт, что и у Халиса, и у его сына Орхона были незаконнорождённые дети, отлучённые от семьи, которые никогда не сидели за этим столом, так о каком же единстве семьи могла идти речь? Но ведь даже на солнце бывают пятна.       Да, цели у этих ужинов на первый взгляд были благородные, однако тем, кто каждый вечер собирался за этим столом, радости это не приносило. Это уже давно стало не возможностью увидеть свою семью после тяжелого трудового дня и поговорить о том, как прошёл день, а просто обязанностью, которую никто не нарушал, чтобы не впасть в немилость главы семьи. Да и ничём особенным за этим столом не делились, говорили только о том, о чём их спрашивал Ага, либо же молча ели, потому что за их спинами в шеренгу стояли слуги, на тот случай, если господам что-то понадобится за ужином.       Но сегодняшний день был особенно тихим, настолько, что можно было без труда различить все посторонние звуки. Тиканье часов, шум ветра из-за приоткрытой на террасу двери и даже беспокойный шум моря. Сегодня вообще никто друг с другом не разговаривал, каждый смотрел свою тарелку и вяло ковырял вилкой, пытаясь хотя бы сымитировать приём пищи, но аппетита не было совершенно ни у кого. Единство, которое создаётся какими угодно способами, в том числе и семейными ужинами, подобными этому, в такие моменты не имеет никакого значения — ведь когда в семью приходит настоящее горе, каждый справляется с ним в одиночку, потому что каждый ощущает собственную боль.       Гюльгюн, потерявшая своего первенца, в полной мере не могла понять даже своего мужа, хотя он, как и она, потерял ребёнка — боль застилала и зрение, и разум. Родители, в свою очередь, никогда не поймут жену, потерявшую мужа — ведь спустя время она так или иначе найдёт себе нового спутника, но никто никогда не вернёт им сына. Боль Ферита и его кузины Генюль была совершенно другой. Фуат не был их сыном или мужем — он был для них чем-то большим, он был их старшим братом, он всегда приходил Фериту на помощь, если на него нападали дворовые мальчишки и он не мог отбиться от них самостоятельно. Однажды он всю дорогу от школы до дома нёс Генюль на плечах, когда та упала и, повредив ногу, не смогла идти. В их душах навсегда останется эта рана от потери близкого человека, который так или иначе был частью каждого из них. Но у каждого она по-своему болит, поэтому никто из них сегодня не смотрел друг другу в глаза — просто не хотел, подняв голову, столкнуться с чужой болью, хватало собственной. Лишь только Ифакат спокойнее всех поглощала пищу. Ей не очень-то было жаль племянника. Всё, о чём сожалела женщина — что вместо сына у неё когда-то родилась дочь, и, насколько бы любимицей деда Генюль ни была, она всё равно не продолжит род, если, конечно, каким-то образом не останется единственной из Корханов. И поэтому тот факт, что наследников стало меньше, её ничуть не печалил. Единственное что портило ей настроение — это воспоминания о том, как много лет назад она пережила похожую автомобильную катастрофу.       Халис тоже был объят болью и горем. Со стороны могло показаться, что ему совсем худо, ведь некоторое время назад при страшных обстоятельствах погибла его младшая дочка со своей семьёй и уцелела лишь средняя внучка, а теперь ещё и старший внук, гордость семьи, вознёсся к Аллаху. Казалось, что плечи пожилого больного мужчины попросту не выдержат груза утрат, но по своей дочери он тосковать и не думал, он и видел-то её трижды в жизни, и в последний раз это было четверть века назад. Фуата было, конечно, жаль, но страдания его были совсем иного рода: он переживал, кому же теперь достанется всё, что он нажил в течение жизни.       Сегодня днём тело его старшего внука накрыли саваном и погребли, а вместе с ним погребли все надежды Аги на продолжение рода и процветание фамилии — ведь именно на Фуата в последние годы он делал все ставки. Его старший сын Эмин давно погиб, не оставив наследников, и пусть внучку он любил, проку от этого мало. От его младшего сына Орхана не было и вовсе никакого толка — он оказался слишком мягкотелым и практически бесполезным, и как бы он в течение жизни ни пытался выслужиться перед своим отцом, плодов это не приносило. Помимо бесполезного сына у Корхана было три внука. Старший, Фуат, имеющий его хватку и железный характер — тот, кто совершенно точно сможет удержать на плаву и приумножить всё, что Халис успел заработать, — в этом он не сомневался. Конечно, и здесь были свои трудности: жена Фуата была бесплодной, но поменять неугодную женщину явно проще, чем воскресить кого-то из могилы, в которой теперь покоились его надежды. Средний внук, Кайя, рождённый Орханом вне брака, как и младшая дочь Халиса, в семью вхож никогда не был, более того, он носил фамилию покойной матери. А от самого младшего, Ферита, точно так же, как и от его отца, толку не будет. Пройдоха и лоботряс, которому неинтересно ничего, кроме девочек и праздной жизни.       Старик, пытаясь заставить свою больную руку не дрожать, вдруг вспомнил слова одного своего марокканского друга. Раньше, когда только начинался его ювелирный бизнес, он часто ездил в Марокко, чтобы торговать золотом — оно там всегда хорошо продавалось, и вот один раз на рынке он познакомился с Али эль Адибом.       Али был очень мудрым, с ним можно было беседовать часами. Как ни старался Халис сохранить в своей памяти всё, что поведал ему тогда друг, время безжалостно стёрло многое, но когда ему сообщили о смерти Фуата, одна из фраз Али всё же вспомнилась: «Время любит повторять старые истории». Ведь его старший сын точно так же погиб. Вместе с Эмином в автомобиле тогда ехали его жена и дочь. Женщине и ребёнку удалось спастись, а вот его старший сын вознёсся Аллаху, а следом, не выдержав боли утраты, погибла и жена Халиса — Фазилет.       Он уже и так болен, ему осталось недолго, и он не может допустить, чтобы всё, что у него есть, империю, которую он строил годами, начиная как торговец на рынке, пустили с молотка его неугодные никчёмные наследнички. Он то и дело поднимал глаза куда-то в небо, про себя вопрошая Аллаха, за что он ему таких послал, но жизненный опыт подсказывал, что ответ вряд ли прозвучит, а значит, снова всё нужно решать самому. И он решит сейчас же.       — Орхан! — крикнул он, заставляя старшего сына буквально подпрыгнуть на стуле; через секунду тот поправил галстук и повернулся.       — Да, папа, слушаю. — Голову мужчины уже покрыла седина, но в его взгляде всё ещё читалось отчаянное желание угодить и получить одобрение родителя, ну или хотя бы не заслужить оплеуху.       — Сегодня же свяжись со своим сыном и сделай всё, чтобы в ближайшее время Кайя вернулся из Лондона в особняк. Хватит, я больше не потерплю того, что наследники Карханов разбросаны по миру! Ферит долгое время был в Америке, а твой средний сын и вовсе всю жизнь прожил с какой-то тётушкой! — с каждым словом голос Аги звучал всё громче и угрожающе.       — Вообще он жил со своей тётей и бабушкой со стороны матери, — несмело поднял голос Орхан. — Моя покойная сестра ведь…       — Это другое! — выкрикнул Халис, и окончание фразы застряло у Орхана в горле. — Зехру растила мать, растила в соответствии с нашими традициями! В семнадцать её отдали замуж в уважаемую семью Шадоглу! — мужчина стал хрипеть от крика. — А твой сын всю жизнь прожил в другой стране, среди других людей и нравов! Ты хоть задумывался, насколько он теперь далёк от наших обычаев и традиций? А всё потому, что твоей жене он был неугоден! Конечно, какой женщине понравится внебрачный сын её мужа! Но что ж она за тобой не следила, что ты сделал ребёнка на стороне?!       «Зато бабушка за тобой прекрасно следила и просто обожала твою дочку!» — ехидно усмехнулась Генюль про себя.       Гюльгюн, понимая, что говорят о ней, просто опустила голову. Сейчас ей хотелось просто испариться, сбежать, не существовать в этом кошмаре. Её грудь изнутри обжигала нестерпимая боль от потери сына, но вместо того, чтобы проникнуться сочувствием, свёкр принялся ворошить грязное бельё.       — Да, Кайя носит фамилию матери, но в нем течёт кровь Корханов, — настаивал Ага. — Мы уже потеряли одного наследника, отныне остальные должны быть подле нас!       Как всегда, не посмев ничего возразить, Орхан послушно кивнул.       Генюль и Ферит, сидя друг напротив друга, переглянулись. Им тоже идея возвращения Кайи в особняк вовсе не нравилась. Со своим кузеном и старшим братом ни девушка, ни парень не общались. Всё дружелюбие сводилось к праздничным открыткам по случаю завершения священного месяца. Жизнью друг друга они не интересовались, да и чего удивляться — люди, живущие под одной крышей в этом особняке, друг друга не очень-то волнуют, так что говорить о человеке, который всю жизнь прожил в другой стране. Но больше беспокоило другое: не дав ранам от потери Фуата хоть немного затянуться, дедушка пытался заменить его.       Однако, не дав никому из домочадцев переварить первый шок, Халис Ага продолжил говорить.       — Ифакат!       На сей раз он обратился к жене покойного сына, которая с момента смерти его жены на правах старшей невестки занимала высшую ступень в иерархии власти внутри семьи. Это она была главной после Аги и заправляла всем и всеми в особняке, включая брата своего покойного мужа — впрочем, им она чаще всего управляла в постели…       — Да, отец, — женщина отложила вилку и, выпрямив спину, принялась внимательно слушать распоряжение.       — Завтра же ты едешь в Антеп! Ты найдёшь для Кайи и Ферита невест из местных девушек. Позаботься о том, чтобы они были чисты и нетронуты; можно даже сестёр из одной семьи. После того, как ты найдёшь подходящих, мы их женим.       — Дедушка, — несмело произнёс Ферит, но всё же его голос звучал увереннее и громче, чем у его отца, — а меня ты не хочешь спросить? Может быть, я сейчас не планирую жениться. Лучше займись Генюль, она давно хочет замуж! — он указал рукой на кузину, заметив, что её глаза сверкнули злобой.       — С каких пор ты, сопляк, будешь решать, что мне делать! — выкрикнул Ага и стукнул кулаком по столу. Волна вибраций прокатилась, задев каждую тарелку, стоящую на столе, и посуда зазвенела. Гюльгюн поморщилась, а потом повернула голову и обратила внимание на Гюль, маленькую пятилетнюю девочку, сидящую в противоположном конце стола и сжавшуюся от страха. Голова её была забинтована после ранения; пуля осталась внутри, потому что извлекать её было опасно.       — Папа, не надо, вы пугаете Гюль! — на удивление, её голос оказался громче крика Аги. После, не спросив на то разрешения, она встала из-за стола, не боясь гнева за то, что нарушила правила. Успокоительные, которых в ней сейчас было больше, чем крови, диктовали свои законы. Женщина взяла девочку на руки и пошла прочь.       — Дай тебе волю, ты будешь холостяком ходить до сорока, — продолжил Халис, проводив невестку, впервые проявившую непокорность, весьма злым взглядом. — Кто подарит наследников этой семье, кто продолжит всё, что я начинал? Или ты думаешь, что я буду жить вечно?       — Было бы неплохо. Тогда, может быть, у нас хотя бы появился шанс прожить собственную жизнь!       Сказав эти слова, которые, совершенно точно, не понравятся деду, Ферит вслед за матерью спешно вышел из стола, чтобы не слышать, что кричит дедушка и как его проклинает, и какое наказание за неуважение его ждёт — последнее ему, совершенно точно, передадут.       Парень вслед за матерью поднялся в комнату Гюль. Его мама лежала на кровати в полусонном состоянии; видно, успокоительные давали о себе знать. Девочка сидела рядом. Прижав к себе колени и зажав уши ладонями, она раскачивалась из стороны в сторону. Ферит сначала подошёл к матери и тихо тронул её за плечо.       — Мама, иди отдохни. Я с ней побуду.       Удивительно, но молодой человек, которому, по мнению окружающих, не был важен никто, кроме него самого, очень проникся к пятилетней девочке и пытался всячески помочь ей. Он не представлял, каково быть в этом доме одиноким ребёнком. Они с братом и кузиной не всегда ладили, но всё же их было трое. С момента, как она попала в дом, она не произнесла ни слова, а каждый раз, когда поблизости раздавался крик, она дрожала от страха.       Молодой человек присел на кровать и аккуратно убрал ладони девочки.       — Гюль, пожалуйста, не обращай внимания на дедушку. Он всегда кричит. Ты не должна этого бояться.       Он хотел добавить «постарайся привыкнуть», но вдруг осознал, как на самом деле это страшно звучит. Оказывается, все они в этом доме давно привыкли к крику и строгости деда. Никто не перечил и не возражал.       Тогда Ферит ещё не знал, что скоро в его жизни появится человек, ради которого он будет готов быть громче и жёстче своего деда.       

***

      Два дня спустя Ифакат, наказав своей дочери быть в особняке её ушами и глазами, как и было велено, отправилась в Антеп, дабы привезти в дом Корханов новых невест. Как будто бы тех, что уже имелись, было недостаточно! Да, её не радовала эта мысль, но она настолько привыкла выслуживаться перед Агой, что выполняла всё, что тот просил, абсолютно всё.       Когда тётушку проводили, Ферит сказал, что идёт в спортзал, и спокойно отправился к своей девушке Пелин.       Брюнетка открыла двери и, увидев гостя, удивлённо подняла брови. Она знала, что позавчера были похороны Фуата, и была уверена, что в ближайшие несколько дней Ферит не придёт, но его незапланированный визит был ей даже на руку — ведь у неё для него были новости. Закрыв дверь, девушка обняла Ферита.       — Мои соболезнования, — прошептала она, прижимаясь щекой к его щеке. — Как ты?       — Как можно быть после смерти родного брата, Пело? — спросил парень, и в голосе его послышалось раздражение — зачем задавать формальный вопрос, если на него последует формальный ответ?       Почувствовав его недовольство, Пелин замолкла. Ссора с ним была слишком некстати. Ферит же посмотрел на неё. Тёмно-карие глаза-пуговицы, милый носик и слегка полноватые губы. Молодой человек смягчился. Сейчас не до того, чтобы ещё и с Пело выяснять отношения, и он заговорил о насущных проблемах.       — Но мой дедушка превзошёл сам себя. Даже день, который не мог быть хуже, он ухитрился ещё больше испортить! — Молодой человек бросил у двери спортивную сумку, которую взял для вида, прошёл в комнату и упал на диван.       — И что он сделал? — Пелин взяла что-то с журнального столика и присела рядом.       — Пело, у меня для тебя новости, — вздохнул парень, даже не представляя, как девушка, с которой он встречается три года и дружил с детства, воспримет тот факт, что он должен жениться не пойми на ком, но рассказать нужно было. — Для начала дедушка решил вызвать сюда моего братца Кайю, — он выпрямил спину, заметно напрягаясь, — но это ещё полбеды. Он не только решил его вызвать, ещё он задумал найти жён для него и для меня, чтобы мы женились, нарожали наследников, и состояние дедушки было в безопасности…       Услышав подобное, Пелин не могла скрыть своего восторга и невольно улыбнулась. Сегодня явно был её день! Всё складывалось для неё наилучшим образом. Если Халис Ага и так собирался искать невесту внуку, то, может быть, новость, которую она собиралась ему сообщить, придётся даже кстати.       — Ты зря улыбаешься, — произнёс Корхан, увидев её улыбку. — Дед послал тётушку Ифакат на свою родину, в Антеп, чтобы она там нашла нам невест из местных.       Выражение лица девушки перестало быть радостным. Улыбка сползла, превратившись в гримасу отчаяния. Она уже не знала, какую реакцию должна произвести её новость, но всё же по инерции протянула Фериту вещицу, зажатую в кулаке.       

***

      Открыв тяжёлую дверь особняка, Казым с важным видом куда-то побрёл по улочкам Антепа. Он кивал всем проходящим людям, делая вид будто он второй человек по важности в этом городе — ведь когда-то отец Казыма был самым богатейшим землевладельцем в округе, об их семье знали от Урфы до самой Аданы.       Когда его отец умер, Казым не справился и потихоньку растерял все свои земли. Теперь он считал самым выгодным вложением своих дочерей — Суну и Сейран. Он собирался продать обеих по самой высокой цене. Он почти не выпускал их из дома и держал в строгости. За любую провинность он поднимал на них руку, наказывал и всячески ограничивал. Мать девочек ничего сделать не могла, она сама всю жизнь прожила в страхе перед деспотичным мужем, а тётушка их отца считала все его методы верными и никак не вмешивалась. Его семья даже не имела права есть с ним и его тётей за одним столом. Как служанки, они подавали и уносили еду, а позже в подвале доедали то, что оставалось на тарелках. И хоть они и не были рады такой жизни, никто не перечил — богатство Казыма, может, уже и невелико, но рука его по-прежнему оставалась тяжёлой, и никто не хотел испытывать его гнев на себе лишний раз.       Однако даже когда деспотичный отец, как сегодня утром, покидал особняк, легче не становилось, потому как тётя, которая, возможно, была ещё строже и жёстче, чем он, редко куда выходила, и спрятаться от её надзора не удавалось.       Если Эсме уже привыкла, ведь человек ко всему привыкает, а за тридцать лет и подавно, то её дочери только и мечтали, что о побеге, вот только мысли у них были разные.       Старшая, Суна, хотела сбежать замуж, совершенно не беря в расчёт тот факт, что семья мужа может оказаться ещё хуже, чем её собственная. Как знать, вдруг станется так, что в сравнении с жизнью в браке жизнь с отцом и тётей станет раем? Думать о том, что может угодить из огня в ещё большее полымя, Суна совершенно не хотела. Если здесь хотя бы её родные стены и есть её сестра и мать, то, выйдя замуж, она окажется с совершенно чужими людьми, которые могут быть ещё хуже. Но когда нам плохо, мы не представляем, что бывает хуже.       Сейран, в отличие от сестры, хотела учиться. Девушка хотела получить образование, освоить профессию и прожить совершенно другую жизнь, нежели её мать, которая только и делала, что прислуживала отцу, который в благодарность награждал её оплеухами.       Когда в дверь особняка постучали, девушки, которые мыли посуду после завтрака, решили, что это отец что-то забыл и вернулся. Конечно, он зол, конечно, будет кричать, и кому-нибудь обязательно достанется. Однако Суна, отрывшая дверь, обнаружила на пороге вовсе не разъярённого отца. Пришла тётя Захиде, местная сваха, которая приходит в дома девушек на выданье и сообщает их родственникам, что, кажется, объявился подходящий жених…       Конечно же, мимо Захиде не прошла весть о том, что сюда летит невестка Карханов подыскивать невест сразу для двух их сыновей.