Прости себе эту жизнь

      Расстраиваться нет смысла, но Чонгук не может спокойно ждать, когда Тэхён соизволит вернуться. Джин позвонил ещё днём и сообщил о невероятной встрече, дружеской посиделке и лёгкой дреме Кима. Рассказывать правду друг не решился.       Джин прекрасно понимает, что Чонгук будет сильно переживать из-за поступка младшего. Начнёт копаться в себе и станет придумывать несусветные причины своей вины в мрачных помыслах сорванца. Что на самом деле подвигло Кима к суициду, пока остаётся загадкой и для психотерапевта. Люди с таким стойким пристрастием к самотравмированию редко убивают себя. Обычно они предпочитают длительные мучения, признавая смерть слишком простым способом облегчить расплату за надуманные грехи.       В комнате царит явный вечерний мрак. Тэхён с трудом разлепляет ресницы и, медленно ворочая головой, осматривается.       — Как самочувствие? — Джин сидит в кресле напротив и, закинув ногу на ногу, смотрит поверх «пациента». Вообще, общение по душам и копание в гнилых душах — не совсем специфика Кима. Он приступает к действию тогда, когда разговаривать больше нет смысла. С Тэхёном они эту ступень ещё не прошли.       — Как давно я здесь? — сухо интересуется младший. Он сейчас остро чувствует вину за отсутствие. Уходя, парень сказал, что скоро вернётся.       — Весь день. Ты очень долго спал. Видимо, нервная система сильно перегружена. Не хочешь еще немного поделиться тяготами? После тебе не захочется так долго спать. Возможно, что и прыгать с моста ты тоже больше не пожелаешь, — предлагает облегчить душу.       — Ты пастырь, священник? Кто? — огрызается Ким. Он уже поднимается с дивана и готовиться нырнуть в куртку, что лежит у него в ногах. — Я хочу домой.       Тэхён находится в смятении. Он смутно припоминает, что так опрометчиво вывалил язык. Как он мог? Теперь у него появился ещё один повод ненавидеть себя за болтливость, а Джина за то, что он слишком много знает.       — Я твой психотерапевт. Это покруче будет, — хмыкает Джин. — Скажи, зачем ты пошёл на мост?       — Чтобы полюбоваться течением, — принимая сидячее положение, младший трет виски и глаза. Всё болит и тело словно разбитое.       — Давай так: ты рассказываешь мне правду, я отвезу тебя к Чону. Идёт? — Джин вскидывает брови.       — Бежит, — злится Ким. — Я хотел утопиться, потому что ненавижу себя за слабость. Я не справляюсь с поставленными задачами и делаю всё, чтобы Чонгук ненавидел меня.       — Почему ты считаешь, что он ненавидит тебя? — зацепляется Джин.       — Может быть, ещё нет, но точно, когда узнает, — понуро вешает голову.       — Но мы можем не говорить всей правды. Не всегда откровения несут пользу. Ложь во благо никто не отменял. Давай ты начнёшь лечиться, — спокойный тон голоса должен располагать к себе, но Кима он раздражает.       — А давай ты пойдёшь к чёрту со всеми своими праведными речами. Я расскажу Чонгуку сам. Я не буду молчать. Подожду только ещё маленько, — замолкает, раздумывает.       — Зачем? Ему будет больно, — словно глас совести, вкрадчиво шепчет Джин.       — К чёрту всё. Ты услышал, что хотел? Я хочу домой, — встаёт с места и намеревается покинуть квартиру во что бы то ни стало.       — Я отвезу, — понимая, что излияния души больше не произойдёт, старший собирается следом. Отпускать Тэхёна одного нельзя. Он может так и не добраться до дома.       Вечерние огни разгоняют тьму, окутавшую неспящий буйный город. Яркие вывески, огни витрин и окон, смеющиеся море молодых людей. Они собираются в стайки и движутся в одном направлении, туда, где мало машин и зарождается ночная жизнь.       — Я никогда не гулял ночью, — прижимаясь лбом к стеклу, тихо признается Тэхён.       — Хочешь пройтись? — Джин спешит предложить компанию. Отрывая голову от стекла, Ким смотрит на старшего.       — Не с тобой. Отвези меня к Чонгуку, — требует парень. Ему некомфортно рядом со старшим. Он странно смотрит и говорит. Киму начинает мерещиться, что и он заинтересован в его чахлом теле, как старший брат.       От таких навязчивых мыслей хочется укрыться. Ежась и кутаясь в большую куртку Гука, парень мысленно греется в его руках. Один Чонгук способен обогреть по-настоящему и наплевать, что он может этого не хотеть.       Выходя у подъезда нужного дома, Тэхён не прощается. Он молча открывает дверь и, захлопывая за собой замочек, не оглядываясь, уходит.       Страшно заходить в квартиру. А вдруг Чон не ждёт его? Что будет, если его там вообще нет? Замедляя шаги, Ким прислушивается на лестничной площадке, но шумные удары сердца не дают ничего услышать.       Почти ударяя дверью, Гук вылетает из квартиры. Джин отзвонился, что привёз младшего.       — Ты вернулся, — обхватывая застывшего парня, Чон отрывает его от пола и заносит через порог. — Где ты пропадал так долго? Я боялся, что ты заблудишься. Как ты столкнулся с Джином? — заваливает вопросами, но так и не выпускает из рук.       — Я был на мосту. Он схватил меня и затолкал в машину, — хочет рассказать дальше, но Чон его перебивает.       — На каком мосту? Зачем ты туда пошёл? Он далеко, — хмурит брови и не хочет допускать к реальности свои догадки.       Тэхён пристально смотрит на старшего. Ему так хотелось этого тепла, этих рук, что раскрывать всю правду уже не хочется. Да, Тэхён мерзкая тварь, но только рядом с Чоном может чувствовать себя святым.       — Поцелуйте меня, — тихо просит и старший плохо понимает слова, но интуитивно тянется ближе. Мальчишка сам припадает к чужим губам, желая раствориться в этом моменте.       Руки вплетаются в тёмные волосы. Гук подкидывает младшего и, подхватывая под ягодицы, несёт в комнату. Тэхёна не сложно держать, но больше его хочется положить.       Оказываясь прижатым к поверхности мягкого дивана, в голове возникают ассоциации. Сильнее надавливая пальцами на плечи, Тэхён гонит мысли прочь. Он сейчас испытывает новые ощущения. Нечто похожее пугало его в подростковом возрасте, и парень наказал себя за желания. Сейчас он хочет попробовать воплотить эти странные мысли в жизни. Если после всего случившегося Чон отвернется от младшего, то это будет наилучшим исходом. Парень обоснованно уйдёт под воду.

***

      Сидя на обледеневшей жердочке перил, Тэхён задумчиво смотрит в серое небо, посылающее колючие редкие снежинки. День сегодня особенный: потому что зимний, потому что холодный, и совсем немного, потому что последний.       Тэхён больше не хочет жить. Сверять своё прошлое с настоящим нет больше ни сил, ни желания. Его маленькая забитая душонка больше не жмётся в уголок тёмного пространства сознания. Она рвётся ввысь. Раздирает припухшие влажные веки и давит из глаз забытую с детства влагу. Ким плачет. По щекам пуская одинокие слезинки, что застывают тут же на холодном ветру.       — Это было славное путешествие, Боже. Мне больше не хочется искать приют в чужих сердцах. Они для меня больше не откроются, — посылает в небо мысленный привет тому, кто наградил его муками и терновым венцом в этой короткой, но памятной жизни. — Прими хоть ты меня. Мне больше некуда податься, — протягивает руку и ловит на ладонь две крохотные снежинки. Они невесомой дымкой касаются остывшей, но ещё живой кожи и превращаются в крохотные капельки чистой воды.       — Тэхён! — слышится знакомый голос.       Парень опускает голову и не смотрит по сторонам. Ему невыносимо хочется обмануться, но он устал отдавать себя не сбывающимся мечтам.       — Тэхён! — то ли имя, то ли рокот машины. Никому нет и дела до парня, сидящего на краю жизни. Мост славится самоубийствами, ещё один идиот решил свести счёты с жизнью. Какая банальность. В мире каждый сам за себя.       Усмехаясь своим же мыслям, Ким кидает последний взгляд в серое небо.       — Прощай, — тихо шепчет и поддаётся порыву ветра, что словно толкает в нетерпении. Тэхён падает в воду.       Ледяная поверхность встречает приветливо. От сильного шока распахиваются глаза. Впереди только тёмная непроглядная толща и миллион пузырей.       За доли секунд в голове пролетают последние дни. Много страха и горечи, и глаза Чона. Большие, обиженные, с влагой на ресницах, но без явных слез. Образ старшего смотрит так пристально и хмурит брови, что, кажется, готов ударить, но не смеет.       Перекрывая любимые болезненные воспоминания в памяти яркой вспышкой звучит голос Чона.       — Я не знаю, как это всё называется, но, кажется, я люблю тебя.       Это плохое воспоминание. Перед самой смертью нельзя слышать такие слова, даже просто прокручивая их в памяти. Стремительно уходя вглубь ледяной воды, что сводит судорогой всё тело, Тэхён утверждается: «Я хочу жить».       Этот миг в сознании парня меняет в нём абсолютно всё. Всё прожитое теряет смысл, когда в мозг, лишённый кислорода, поступает сигнал «SOS». Только поздно. Безвольное тело больше не принадлежит человеку. Оно медленно опускается ко дну, чтобы вскоре всплыть на поверхность.

***

      За четыре дня до…       Тэхёна никогда так не ласкали. Его вообще никто не ласкал. Сейчас большие тёплые ладони гладят худые бока с бугристой кожей и торчащими ребрами. Ким жарко дышит, медленно покачиваясь от неспешных толчков, и стонет в жадные поцелуи. Его так никогда…       Секс с братом был наказанием. Болезненным, жгучим и противным. Тэхён пытал себя, отдаваясь в ненавистные руки человека, что целовал и плевал в лицо попеременно. Чонгук так не делает. Он осыпает иноземное тело мокрыми поцелуями, проходится языком по всем шрамам и не отворачивается от изуродованного органа. Подарив и ему море влажной и горячей любви, с удовольствием овладевает не только телом молодого парня, но и его душой.       Впервые, за пять лет своего становления как мужчины, Тэхён наслаждается моментом соития. Он робко подаёт голос, ублажая тугой слух старшего, всячески подтверждая действиями, как ему хорошо.       Тёмная ночь прячет под своим пологом все тайны, что видит в незашторенных окнах чужой квартиры. Как Тэхён кусает губы, свесив голову с дивана. Как взрослый одичавший мужчина любовно гладит впалый живот, приподнимаясь на локте, а потом с упоением целует мокрую потную шею.       — Я не знаю, как это всё называется, но, кажется, я люблю тебя, — мурлычущим голосом Чон признается в самое ухо, посасывая и прикусывая мочку, а Тэхён молчит. Он впитывает в себя каждый миг, каждую секунду, проведённую с Гуком, и ему кажется, что лучшего в его жизни уже ничего случится.       Случается. Два мягких, тёплых, плюшевых дня проходят в жизни Тэхёна. Он боится дышать в руках старшего, а Чон с каждым часом становится всё увереннее, что обретает покой в непонятном инопланетянине.       — Мы поедем на море. Куда-нибудь на острова. Я буду катать тебя на банане, — обнимая со спины, трется щекой о шею младшего.       — На каком банане? Вот этом? — Ким бесстыдно хихикает, находя наобум причинное место старшего.       — И на этом тоже, — захватывая подбородок Тэхёна, Чон запрокидывает его голову себе на плечо и с желанием целует искусанные губы. — Всё, что только пожелаешь, — шепчет, заглядывая в потеплевшие глаза младшего. Взгляд Тэхёна стал нежным и ласковым. И сомнений не остаётся, что всё происходящее на добровольной и взаимной основе, что нет между ними недосказанности.       Глаза на правду открываются у Чонгука внезапно и довольно болезненно. В первый же рабочий день.       С большим трудом старший вырывается из нежных и мягких рук. Он за последнее время уже передумал идти на работу, но нужно. Наспех выпив горький черный кофе, чмокает провожающего Тэхёна в щеку и выскальзывает за дверь. Делает несколько шагов к лифту и рывком возвращается.       Ким так и стоит на одном месте чуть покачиваясь. Улыбается и тянет руки, когда опаздывающий врач жадно цепляется за жалкое тощее тельце.       — Я буду очень скучать, Тэхёни, — шепчет торопливо и снова вырывается в подъезд. Недовольный Джин уже названивает, ожидая пассажира внизу.       Ещё издали психотерапевт замечает, что главный пациент идёт на поправку.       — Мне слепит глаза, — Джин наиграно закрывается, когда Чон садится в салон к другу. — Ты светишься как фонарный столб.       — Перестань, — отмахивается Гук. — Поехали уже. У меня скоро начнётся приём, — сверяет время на телефоне.       Джин не противится и молча заводит мотор. Друг очень счастлив, что рядом с Чонгуком появился тот, кто даст ему больше, чем просто дружба. Тэхён дарит израненой душе чудодейственное лекарство под названием «любовь».       Проведя весь день на иголках, травмотолог с нетерпением принимает последнего пациента. Очередь под его дверью наконец-то иссякает, и желание вернуться домой, к Тэхёну, щекочет внутренности в животе. Гук уже признался сам себе, что влюбился как подросток.       Последний пациент на этот рабочий день входит без стука и разрешения. Он практически врывается во владения Чона, садится на кушетку, приняв воинственную позу, и смотрит на врача не моргая. Его тяжёлый взгляд не предвещает ничего положительного.       Устало вздыхая, Чон трет виски, ожидая гневной тирады, что кто-то виноват в травме больного. Только на удивление, неизвестный продолжает молча рассматривать доктора.       — Вас что-то беспокоит? — осторожно интересуется Чон, не выказывая особой заинтересованности в диалоге.       — Меня беспокоит один омерзительный тип, что без спроса трахает моего мальчишку, — голос разрезает застоявшийся воздух, и Чон резко поднимает на пришедшего изумленно-недоверчивый взгляд.       Синяки на теле Тэхёна сходят, но они не остались незамеченными. За три ночи Гук сумел рассмотреть каждый и пересчитал не один раз. Выспрашивать о явно травмирующем моменте старший не стал, ждал, что Ким сам расскажет. Только мальчишка упорно молчал, отдавался в руки с таким блаженством, что проблему пришлось отложить на потом. Чон просто не может решать серьёзные вопросы, пока Тэхён дарит свою неподдельную теплоту.       — Что ты так пялишься? Я о тебе говорю, доктор, — неприятный голос оставляет налёт липкой смеси на теле. Чон хочет никогда не слышать этого парня и лучше вообще его не встречать.       — Что вам угодно? Я не совсем понимаю, — тянет время.       — Всё ты понимаешь, — скалится Джун. — Тэхён мой мальчишка. Он спит со мной больше пяти лет, а тут ты нарисовался, — брезгливо морщится, рассматривая белый халат.       — Ты Сокджун, брат Тэхёна? — осознание приходит внезапно. Это мог быть кто угодно, но Чон даже не сомневается, что именно с этим парнем Тэхён очень грубо разговаривал вчера в спальне.       Прячась от старшего, мальчишка нервничал и сбитым голосом просил оставить в покое, просил не лезть в его жизнь.       — Ну, что-то вроде того, — усмехается наглец, думая, что Чон витает в неведении.       Это задевает врача.       — Вы все знаете, что Ким не родной, и продолжаете ломать комедию. Зачем вы сотворили с ним такое? — начинает распаляться гневом.       — А что с ним не так? — строит из себя непонимающего. — Ну, есть на нём пара шрамов. Так это мелочи. На ком их нет? — издевается.       Пораженный Гук хлопает глазами. Ему нужно время, чтобы принять услышанное.       — На теле Тэхёна нет живого места. Ты, животное, как ты можешь такое говорить? — вскакивает со стула.       Сокджун поднимается следом. Стоят друг напротив друга и смотрят свирепо, стискивая зубы. Кулаки сжимаются сами собой.       — Отступись от Кима. Он мой. Он всегда был моим, — шипит Джун.       — Ни за что, — рычит в ответ Чон, с трудом разбирая слова. Он едва себя сдерживает, чтобы не ударить первым и внимательно следить за противником.       Прищуривая глаза, посетитель меняет тактику. Джун усмехается своим мыслям, расслабляет плечи и, чуть задрав голову, смотрит свысока.       — Ты же видел на нём синяки. Они от меня. Тэхён любит, когда с ним не церемонятся. Он кайфует от унижения и чтоб трахали с силой, а потом кончали, не вынимая. Он сказал тебе об этом или ты нежничаешь с ним? Думаешь, у человека со шрамами по всему телу есть любовь к осторожным прикосновениям? — насмехается над неприкрытой растерянностью старшего. — Ты не знал? — издевается. — Он кончает фонтаном, когда его сзади натягивают, как девку, и волосы в кулак, — сжимает пальцы перед лицом врача.       — Что ты несёшь? — осипшим от напряжения голосом. — Я не собираюсь это слушать. Убирайся, — наступает Чон, сжигая соперника взглядом. — Не смей больше приближаться к Тэхёну, а то я переломаю тебе ноги со смещением — ни один хирург не соберёт. Уж поверь — я это умею.       Сокджун отступает. Смотрит на старшего укоризненно, но пятится спиной к двери.       — Я подожду. Ты наиграешься, и он снова приползает ко мне. Тэхён любит секс. Он без него не может. Только зачем тебе эта грязная шлюха — я никак не пойму, — сильный толчок в грудь заставляет удариться об дверь, что жалобно вздрагивает на петлях.       — Ещё одно слово, и я сломаю тебе нос, — предупреждает Чон.       Решая не испытывать судьбу, Сокджун бросает недовольный взгляд на противника и рывком открывает дверь. Сильный хлопок звенит в ушах Гука пушечным выстрелом. Сердце дрожит в груди и дыхание сбивается.       Пол плывёт перед глазами. Жмурясь, мужчина хватается за сердце. Где-то в груди оживает не вынутый осколок гранаты и напоминает своему носителю, где его настоящее место.       — Не может быть. Такого просто не может быть, — шепчет Чонгук, рукой находя опору. Едва попадая в отъезжающий стул, врач садится и зажимает голову руками. Как жить, осознавая, что Тэхён ходил к нему. Всего несколько дней назад Ким спал с этим ублюдком.

***

      Взволнованный Тэхён выходит встречать Чона. Он не знает, где сейчас врач, потому принимает решение ждать у подъезда. Рабочий день давно закончился, а старший до сих пор не вернулся. Стоит накинуть на плечи куртку, как дверь открывается, и замёрзший Гук вырастает в проёме.       — Куда собрался? — агрессивно бросает, сверкая в тусклом свете чёрными, как ночь, глазами. — Решил пройтись?       — Я волновался, — отступает на шаг назад. Стойкий запах свежего перегара ударяет в нос, и парень морщится. Так всегда пахнет от Джуна.       Чон и ведёт себя так же, как брат. Накидывается с ходу. Сдирая куртку, что едва держится на плечах, с силой вжимает младшего в стену, ударяя затылком.       — Чего ты испугался, маленький? — шепчет в лицо, а сам сжимает чуть округлившийся щеки и лезет поделиться вязкой слюной.       Тэхён давится от нахлынувших воспоминаний. Чонгук так себя никогда не вёл. Он всегда неограниченно нежен, внимателен, а это что?       — Я всё расскажу твоему дружку, — вспоминается угроза Сокджуна и Ким расстроенно размякает. Брат точно приходил к Чону, сомнений больше нет.       Хватая и закидывая младшего на плечо, Чон громко икает и, пошатываясь, уносит его в спальню.       — Будем делать, как ты любишь, — бормочет Чон, прикусывая за ягодицу. Тэхён ойкает, но не сопротивляется. Он так расстроен, что происходящее теряет смысл.       Падая спиной на кровать, парень смотрит на старшего невидящим взглядом. Раскинув руки в стороны, отрешенно лежит, позволяя себя раздеть.       В горле растет непривычный чужеродный ком. Злоба рождается в сердце. Как он мог подумать, что достоин счастья? Что достоин такого, как Чон? Старший собирается надругается над безвольным телом, и это правильно. Тэхён прекрасно понимает, что заслуживает наказание за время, проведённое с Джуном.       Скидывая с себя одежду, Чон старательно выталкивает из себя последние капли злости и обиды. Он напился, прокручивая слова старшего Кима в голове. Пытался уложить, принять, найти для Тэхёна оправдание, но так и не смог.       — Любишь, когда с тобой не церемонятся? — хватая за волосы, оттягивает их в бок. — Кончаешь, когда тебя ставят на колени? — с силой отрывает младшего от кровати и броском переворачивает лицом вниз. — Поднимайся. Я сделаю так, как тебе нравится, — язвит старший, а сам едва сдерживает слезы. Голос начинает предательски сдавать. Чон столько лет мужественно справляется со своими трудностями, а вот теперь не может. Ким и не предавал вовсе, но мужское эго в Чоне сильно страдает. Видимо, его любовь по-настоящему поселилась в сердце, что размягченное, оно кровоточит и нарывает от происходящего.       Тэхён молча ждёт. Он не поднимается на колени, но и не противится, когда Гук ставит его сам. Словно кукла в чужих руках, он покорно ожидает расправы.       — Что же у тебя не встаёт? — Сжимая обрезанный член в руке, старший спешит наполнить его желанием. — Что мне сделать, чтобы ты возбудился? Ударить тебя? — Тут же отвешивает звонкий шлепок по тощенькой ягодице.       Ким охает, зажимается, не ожидая пощады. Чонгук пытается быть жестоким, пытается... но не может.       Грузно опускаясь на кровать, тыкается лбом в худосочную филейную часть парня.       — Я для тебя плохой любовник. Я как он не могу, — признается и целует покрасневшую кожу.       Ким отмирает. Ему словно дают команду «вольно». Он готовился терпеть пытку, а палач внезапно опускает занесённый топор. Осторожно, не уверенный, что можно шевелиться, отрывает голову от покрывала.       — Чонгук, — тихо зовёт и тянет руку в поисках поддержки.       — Ммм, — обречённо отзывается Чон, отрывая голову от чужого бёдра.       — Меня не нужно бить, чтобы я возбудился, — медленно меняя положение своего тела, роняет безвольного Чона на кровать. — Я никогда не получал удовольствия с ним. Он жестокий и грубый. С ним очень больно, — признается и, перемещаясь на постели, осмеливается поцеловать.       — Тогда зачем ты с ним? — резонный вопрос.       — Я не хотел с ним, когда мне было шестнадцать. Он сам решил за меня. Потом я нашёл в этом свои плюсы. Чтобы не распыляться на посторонних, спал с ним. Это позволяло чувствовать власть над телом. Словно я что-то в этом мире решаю, — грустно повествует Тэхён. Он сидит на коленях и, едва прикасаясь, гладит чужую щеку.       — А со мной? — поворачивая голову, Чон ждёт ответа, затаив дыхание. — Со мной ты чувствуешь власть над телом?       — Я отдаю эту власть тебе и от того становлюсь очень счастлив. Я никогда не испытывал такого сильного удовольствия. Даже когда палил кожу на пальцах, мне не было так хорошо.       Чон прыскает смехом с этого сравнения. Он понемногу привыкает к замашкам Тэхёна и с некоторыми даже готов смириться.       — Какая-то мутная у меня привилегия, — вялый язык с трудом ворочается. Тэхён наклоняется и целует. На этот раз сам просовывая в рот Чона язык, и его пьяное состояние не напрягает, а заводит.       — Я тебя изнасилую, если ты не перестанешь, — Гук лениво улыбается, отталкивая младшего.       — Делай что хочешь. Я с удовольствием отдамся тебе, — мурлычет Ким, вздрагивая, когда большая ладонь касается непримечательного «огрызка».       — Сделай мне… — с трудом проговаривая слова, Чон понимает, что как бы он ни хотел продолжения, подняться с места уже не сможет. Спиртное никогда не было любимым напитком, мужчина слаб перед его пагубным действием.       Тэхён не медлит. Без сомнений, пристраиваясь удобнее, приступает с полной отдачей и желанием угодить. Гук громко стонет, закидывая руки за голову. Его расслабляет потрясающее блаженство, даруемое опытным ртом. И мысли о предательстве больше не посещают.       Тэхён помогает себе рукой. Пускает по стволу ручейки слюны и поглощает так глубоко, что носом тыкается в щетину бритого лобка.       Стоны затихают. Как бы Ким ни старался удержать возбуждение старшего, не получается. Орган во рту медленно увядает и полностью размягчается. Чонгук засыпает.       — Как можно уснуть в такой момент? — обижается младший. Ему не заснуть в эту ночь. Чон проснётся и всё равно потребует объяснений, если вообще даст хоть что-то объяснить.

***

      Чего только не встречал в своей жизни Джин, но звонка от Тэхёна посреди ночи он точно не ждал. Нащупывая рукой телефон, едва открывает глаза, чтобы рассмотреть имя ненормального, что не спит в такой час.       — Кто это? — недовольно отзывается, отвечая на неизвестный номер.       — Джин? — робко интересуется мальчишеский голос и пелена сна слетает с сознания старшего.       — Тэхён? Что случилось? Что-то с Чонгуком? — первое и единственное, что может тревожить Джина — это состояние уставшего от мук совести друга.       — Он спит. Пьяный, — неохотно признаётся голос, но отступать уже поздно. — Чон узнал о моих отношениях с братом.       — Так всё-таки ты спишь с братом. Горизонтальный инцест получается, — хмыкает Джин. — Ну и как к этому отнёсся Чон. Ему было так приятно, что он напился? — язвит старший.       — Он хотел меня изнасиловать, — тихо признаётся Ким, шумно выдыхая в трубку.       — Я бы убил тебя на его месте, — струны ревности и обиды за друга дрожат внутри. — Но Гук — человек миролюбивый. Порой даже жаль, — язвит Джин. — Что ты от меня-то теперь хочешь?       — Подскажи, как мне объясниться с Чонгуком, чтобы он принял меня и простил. Я же не знал, что он неравнодушен ко мне. На мои попытки он не реагировал, — скомкано и торопливо обозначает свою правду. — Если бы я знал… Я бы терпел и не встречался с Сокджуном.       — Почему я должен помогать тебе? — удрученным голосом. Ждёт конкретного ответа, чтобы начинать действовать.       — Потому что... — сомневается. — Потому что ты мой психотерапевт. Я прошу тебя, помоги, — сжимаясь в комок в ванной, Тэхён, как может, приглушает голос и страстно желает, чтобы наступило утро. Он верит Джину. Этот человек имеет власть над Гуком и точно сможет помочь.       — Только если после этого ты ляжешь в клинику, — Джин выдвигает свои условия.       — Хорошо. Я сделаю всё, что ты скажешь, только помоги мне сохранить Чона, — Джин с упоением слушает эти слова. Он и не мечтал иметь власть над этим парнем. Не торопясь убеждать мелкого поганца в успехе, давит на своё.       — Я попробую уговорить Чонгука не бросать тебя, но обещать его расположение не возьмусь, — как поведёт себя друг в такой ситуации, психотерапевт не знает. С такими проблемами они ещё не сталкивались.

***

      Просыпаясь один в постели, кое-как прикрытый одеялом, Чонгук растирает лицо, вспоминая прошедшую ночь. Он вернулся поздно и пьяный. Злил себя весь вечер, накручивал, что Тэхён не его. Думал, Ким чист и непорочен, а он пропах чужим потом и спермой.       Вспомнилось, как Тэхён признался, что не любит боль. Эти слова пошли в разрез с настроенной картинкой, обрисованной Джуном. В каком месте он наврал, а где правда?       Садясь на низкой кровати и ставя локти на высокие колени, Гук представляет, как руки этого лживого брата трогали худое, почти прозрачное тело Кима. Злость, неосознанная, ядовитая начинает клокотать где-то в глотке, и с этими поражающими мозг мыслями, Чон отправляется под контрастный душ.       Тэхён обнаружен в гостиной. Парнишка, свернувший в клубочек, спит без подушки и одеяла на голом полу. Странно, рядом стоит пустой диван.       — Наверное, снова наказал себя, — думает Чонгук и поднимать младшего не торопится. Пусть спит, как хочет. В это недоброе серое утро Чон не настроен геройствовать и спасать Кима от холода. Сам натворил дерьма, так пусть спит теперь, как собака.       Душ не помогает. Нервное напряжение только усиливается. Настроение опускается ещё ниже.       Пропуская утренний ритуал с отвратительным кофе, Чонгук одевается, бросая косые взгляды на парня, спящего на полу. Дверь, открытая настежь, даёт хороший обзор. Сердце сжимается от жалости к глупому мальчишке, что совсем запутался в жизни.       Наплевав на своё задетое эго, старший чертыхается, но подходит к Киму и поднимает его с пола. Он в руках, совсем маленький, смотрится беззащитным милым ребёнком, даже борода путем не растёт.       — Кто бы мог подумать, что тебе двадцать один, — тихо шепчет сам себе и сильно сожалеет о содеянном. Глаза Тэхёна открываются. Мутный взгляд, устремлённый в потолок, пугает Чона до треска тока в волосах. Он чуть не роняет Кима и, со спешкой уложив его на диван, даже не замечает вновь перебинтованную кое-как руку.       Застывает на месте. Память без подготовки заставляет Чона смотреть давно пережитые кадры. Так странно. Чон давно перестал так проваливаться. Перед глазами перевал, пыль столбом. Камни, летящие во все стороны, и на перебой им осколки снарядов. Вой голосов и орудий. Чьи-то руки, хватающие за плечо, и голос, надрывно кричащий. Молодой врач не видит и не слышит ничего. Всё смешивается в одну общую кашу, а перед глазами окровавленное лицо милого мальчика-солдата. Он уже не дышит, и его пустой мутный взгляд устремлен в небеса.       — Спи спокойно, — прикрывает Киму глаза.       Уже привычное сходство перестаёт будоражить душу Чона, а вот сейчас накрыла такая сильная волна.       — Ты же попрощался со мной, — рассматривая спокойное лицо спящего, стоит над ним, сложив руки на груди. — Я же просил меня больше не беспокоить, — мысленно шлёт монолог в прошлое. — Я простил себя. Я не виноват. Ты умер. Не приходи ко мне больше. Тэхён не похож на тебя. Он совсем другой, — развернувшись на пятках, тихо выходит из комнаты, оставляя ничего не знающего Кима одного.       Тэхёну в ту самую минуту снился брат и его отвратительный перегар. Парень вырывался из рук старшего и умолял Чонгука его забрать. Каждый видел то, чего так боялся.

***

      Настрой не жить этот день укрепляется, когда Чонгук выходит на улицу. Сегодня ночью был мороз, и наледь покрывает асфальтированные тротуары. Поскользнувшись два раза, Чон насупливается, застегивает ворот куртки до самого носа и уверенно шагает к автобусной остановке. Джин не приехал — ещё слишком рано.       Люди на остановке серые, мрачные. В автобус они заползают слишком стремительно, отдавливая друг другу ноги. Никто не желает стоять на промозглом ветру и каждый хочет тепла. Гук тоже хочет. Простого человеческого тепла, а не вот этого всего. Почему единственный человек, что встретился в жизни раз, оказывается таким сложным и непонятным. Зачем Тэхён мучает себя не только кровоточащими ранами, но братом. Это вызывает лёгкую тошноту, но спасает то, что Чонгук знает, что они не родственники.       Очередь пострадавших от апокалипсиса ещё не добирается до больницы, и Чон спешит отсидеться в кабинете в одиночку, пока не подошла его процедурная медсестра. У дверей верным псом сидит уже знакомый Сокджун.       — Ты не уяснил, что я тебя сказал вчера? — вскидывая брови, с насмешкой уточняет Чон. Ему не весело, просто дурацкая ситуация давит на нервы и вызывает истерический смех.       — Это ты не понимаешь, — Джун быстро поднимается со стула и делает неуверенный шаг навстречу.       Разговаривать с этим человеком у Гука нет никакого желания, но выяснять отношения в коридоре, что постепенно наполняется людьми, нет желания вдвойне.       — Заходи, — отперев дверь, Чон впускает младшего вперёд.       Недоверчивый парень заходит в темноту кабинета осторожно, но очень быстро щелкает выключатель, и над головой моргают лампы дневного белого света.       — Что тебе надо? — Гук непринуждённо снимает куртку и вешает её на плечики в шкаф. Надевает свой халат, что мозолит Сокджуну глаза, проверяет наличие бейджа в нагрудном кармане.       — Я пришёл, чтобы донести до тебя, что Тэхён не так прост, как думается. Он странный, больной человек. Я не знаю, что с ним конкретно не так, но он же приёмный, — без спроса садится на кушетку и внимательно следит за реакцией врача, но тот совершенно спокоен.       — С какого момента ты решил, что меня волнует эта информация? О том, что он не принадлежит к вашему роду Ким, я уже знаю. Что он странный — я и сам заметил. Чем ты хочешь меня удивить? — лениво шагая мимо посетителя, вальяжно садится в своё рабочее кресло и складывает кисти в замок на закинутую ногу на ногу.       — А тем, что его брали уже в семью, но вернули. Он с рождения отличался красотой и непонятностью. Тётя и дядя взяли Тэхёна к себе, когда ему было уже пять, но он об этом не знает. Он не помнит, что с ним происходило раньше, но при этом уже в том возрасте он прекрасно играл. Его длинные пальцы всегда были его фишкой. Из-за них его и взяли.       — Все ждали, что он будет великим виртуозом? — скептически подводит черту Чон. Его раздражает этот разговор и эти подробности. Он всё знает и меньше всего хочет слушать чужие сплетни.       — Ждали. И ведь он играл, а потом в один момент словно сломался. Сломал себе пальцы. Ты считаешь это поступок адекватного? — подаётся вперёд, словно раскрывает страшную тайну.       — Нет. Адекватные люди себе пальцы не ломают, — вспоминается, как Тэхён в лёгкую сломал себе уже кривые пальцы, а потом сам же их и выправил. Мелкая рябь ползёт по спине. — Но вопрос заключается в другом. Что сделали взрослые, что ребёнок стал способен на такое? Твои родственники необычайно жестокие. Что сделали с его спиной? А следы от сигарет на груди? — заваливает аргументами. — Ты считаешь, вы лучше Тэхёна? Здоровее, правильнее? — теперь подаётся вперёд Чон.       — Если бы ты знал, сколько в него денег вбухали, не так бы издевался, — смеётся Джун, а Чон неверяще пялится на младшего. — Дядя с тётей выкупили Тэхёна из приюта. Его хотели взять другие. Родственникам пришлось влезть в долги, чтобы получить приоритет опеки, — мотает головой Джун. — Его учили музыке в дорогой элитной школе. А он в один вечер перечеркнул все старания. Да если бы он выиграл тот дурацкий конкурс, мы бы все озолотились, — недовольно кривится Джун. Ему жаль упущенной возможности. Свою долю от вложений в Тэхёна он потерял как и все. — Я не собираюсь отвечать за чужие поступки. Я говорю тебе то, что Ким невменяемый. Он только кажется нормальным, но это обман. Он же как бомба замедленного действия.       — Тогда зачем он тебе? — припирая младшего взглядом, Чон с трудом сдерживает себя от жгучего желания выставить ненавистного посетителя.       — Может, я люблю его? — осторожно предполагает Джун. — Может, я много лет смотрел на него и ждал, когда он подрастёт.       — Ты совратил подростка, — упрекает Чон.       — Но заметь, я не тронул его, когда он был младше. Я не поступал с ним нечестно. Ты же поиграешь с ним и выбросишь. Захочешь жениться, детей. Ты же не сможешь всю жизнь жить рядом с Тэхёном, — уговаривает Сокджун.       — А вдруг смогу, — упирается Гук. Это было забавно. Врач давно, с первых часов, решил, что Тэхён его спасение. Его второй шанс. Отступать, слушая пустые уговоры, не в его принципе.       — Верни Тэхёна в привычную среду. Он не сможет выжить в других условиях, — настаивает Джун, и его голос становится грубее. — Отпусти Тэхёна. — Так. — Гук встаёт из-за стола. Эта песня про привычные условия ему не нравится больше всего. Словно у больших детей отобрали игрушку для маленьких. — Видимо, ты не понял меня, парень, — начинает наступательные действия. Сейчас уместно вышвырнуть гостя за дверь, при этом нанести ему тяжкие телесные. — Я сказал уже тебе: убирайся. Я не отдам Тэхёна. Я всё сделаю, чтобы он оставался только со мной и больше не встречался с тобой.       — Я его украду, — отклоняя голову от наступающего старшего, Джун хорохорится из последних сил. Ему бы встать с кушетки и бежать, а он словно прирос к месту под взглядом удава.       — Я не только сломаю тебе ноги, но и кастрирую, понял? — выхватывает из ящика стола канцелярский ножичек и с характерным звуком выдвигает его лезвие. — Узнаешь? — интересуется, когда взгляд посетителя прилипает к вещице.       — Не уверен, — мямлит Джун.       — Это нож Тэхёна. Он сам мне его отдал. Теперь я выколю тебе им левый глаз, — делает резкий выпад руки в сторону чужого лица.       Джун вскрикивает и подрывается с места.       — Ты больной?! — тяжело дыша, осматривает чудо-травматолога.       — Мы с Тэхёном отличная пара. Так что не лезь лучше. Его среда обитания рядом со мной. Я его никому не отдам, — швыряет своё оружие в сторону побелевшего Джуна. Канцелярский нож не метательный снаряд, но и он умудряется впиться в шкаф за спиной гостя. Словно выступает с Чоном заодно и не хочет своему любимому хозяину плохой жизни.       Крупные капли пота выступают на лбу младшего. Ким косится на лезвие, вошедшее в поверхность двери, как в масло. Оборачивается на старшего и, открыв рот, смотрит не моргая. На лице отражаются мысли, но ни слова не говоря, парень быстро открывает дверь и большими шагами выходит из кабинета. На пути возникает Даын, но она грубо отталкивается в сторону.       — Что-то случилось? Кто это? — тараторит женщина, осматривая победную улыбку доктора.       — Всё в порядке. Один пациент, что немного ошибся кабинетом, — отзывается Чон. Он мысленно принимает ситуацию. Прощает Тэхёна. Ему нужно немного времени, чтобы стереть неприятный осадок в памяти, но в остальном он справится. Ким больше не отдастся чужим рукам. Чонгук ни за что не позволит этому случиться.

***

      Настойчивый стук в дверь сопровождается трелью звонка в квартире. Тэхён идёт открывать не торопясь. Он не имеет ни малейшего представления, кто так настойчиво ломится в квартиру Чонгука, и оттого становится только противнее на душе.       Проснувшись утром на диване, а не на полу, парень был рад, но не до конца. Чон не подложил под голову подушку, что лежала тут же, и не накрыл пледом, что сложенное, лежало на спинке. Значит ли это, что старший не простил, не принял и может прогнать младшего сразу, как только вернётся с работы.       — Тэхён! Ты-то дома?! — знакомый голос развеивает пелену страха, и Ким торопливо щелкает замками.       — Джин, — улыбается Тэхён, открывая дверь шире.       — Вот это перемены, — ехидничает старший. — Неужели я дождался радушного приёма? — язвит, но не хочет разводить пожар недопонимания. На кивки Тэхёна улыбается и проходит в квартиру. — Я так понимаю, Чонгука здесь уже нет?       — Я спал, когда он ушёл, — тихо признаётся Ким. — Он не простил меня. Он меня прогонит? — жалобно смотрит на старшего, что по-хозяйски проходит на кухню и сам ставит для себя чайник.       — С чего ты взял? — хмурится психотерапевт. Ему интересно послушать, как рассуждает младший. Это профессиональная привычка.       Тэхён рассказывает о своих выводах из поступков Чона и продолжает внимательно смотреть на старшего, ожидая его вердикта.       — Куда ты уйдёшь, если Чонгук прогонит тебя? — Ким знает, что этого не случится. Чон, даже раненный в сердце, не переставал думать о других. Он никогда не выгонит человека на улицу, тем более зная, что ему некуда пойти. — К родителям? Или может, к брату? — выжидает ответа. От сказанного Кимом будет строиться дальнейший разговор.       — Под воду, — понуро отвечает мальчишка. Тэхён не собирается слоняться по тем людям, что вычеркнули его из жизни. Не собирается возвращаться к тому, кто доставлял боль, унижение и страдания и наплевать, что в те моменты он сам этого хотел.       — Придёшь ко мне. Поживешь, пока Чон не успокоится, — смотрит внимательным взглядом. Тэхён, не моргая, слушает. Вроде и нет в словах старшего и намёка на притязания, но больше Тэхён ни к кому жить не пойдёт. Он не хочет быть игрушкой в чужих руках, что передают его из дома в дом. С него достаточно смены хозяев.       — Я не пойду жить к тебе, — отстранённо качает головой.       — Хорошо, — чувствуя напряжение младшего, Джин спешит перевести тему. — Как зовут твоих родителей? — словно с ребёнком, Джин переходит на мягкий успокаивающий тон. Слова об утоплении намеренно игнорируются.       — Какая разница, как их зовут? — Тэхён сменяет настрой и становится скованным и холодным. Он реагирует на отключившийся чайник и встаёт с места, чтобы налить две кружки кофе. Движения парня становятся резкими, мышцы скованными. Напряжение в теле становится очевидным и Джин с интересом рассматривает младшего. — У меня нет родителей. Они бросили меня, когда мне был год. Порой я вспоминаю, как выглядели их лица, — разворачиваясь, застаёт изумленное лицо Джина.       — Люди не хранят воспоминания в таком возрасте. Мозг направлен на поглощение информации, и… — Психотерапевт намерен объяснить, как устроен процесс работы головного мозга в столь раннем возрасте, но Тэхён прерывает старшего.       — Я помню их лица. Не знаю имён — это точно, но прекрасно помню, как они выглядели, — ставит точку в доводах вместе с кружкой перед носом старшего.       — А что было потом? Ты помнишь? — Джин уступает и решает послушать полный рассказ.       — Потом была семья Ли. Они взяли меня под опеку, когда мне было три. Я прожил с ними год. Они играли на фортепиано, и я быстро научился нажимать клавиши, — хмыкает Тэхён, садясь напротив обалдевшего врача.       Джин не знает этих подробностей. Он так сильно ошарашен новостью, что перестаёт быть специалистом и остаётся просто любопытным человеком.       — Что случилось? Почему тебя вернули в приют? — Забывая про кофе, превращается в слух, чтобы не упустить ни звука.       — Мама заболела. Папа вернул меня. Это сейчас я понимаю, что ему было тяжело со мной, но тогда… — задумывается, погружаясь в воспоминания. Джин сидит, не дыша. — Тогда это было ударом. Я так старался быть хорошим, послушным ребёнком, чтобы меня любили, а от меня отказались, — переводит дух и, зацепив глазами восковое лицо старшего, смеётся. Неестественно, а вымученно, натужно — это приводит Джина в чувства.       — Что было потом? — наконец прихлебывает остывающий горький напиток. Видимо, в квартире вновь нет сахара. Сейчас это не важно, когда Ким снова начинает говорить.       — В пять меня взяли Кимы. Я вновь был послушным и первые годы с большим рвением учился играть на клавишах. Родители были в восторге — я счастлив. А потом я понял, что не меня они ценят, а мои руки, слух, способности. Они с упоением слушали похвалы преподавателей в музыкальной школе и умасливали свою гордость, а я был просто способом потешить самолюбие. Тогда я потерял интерес к игре, но продолжал готовиться к конкурсу. А дальше ты знаешь.       — Ты всю жизнь знаешь, что ты приёмный ребёнок? — вслепую находя пакет, принесённый из кондитерской, Джин достаёт сладкую булочку себе и предлагает Тэхёну. Парень уже немного принимает пищу, но до выпечки ещё не дошёл. Хотя сейчас, погружённый в горькие воспоминания, смело откусывает небольшой кусочек.       — Да. Я никогда не делил людей на своих и чужих. В школе общался со всеми, кто проявлял ко мне интерес. Мне всегда было всё интересно, — задумывается и снова кусает.       — Сколько классов ты окончил? —пораженный Джин не сводит с собеседника глаз. Разговаривая с этим парнем, совсем нельзя и подумать, что он прошёл через этот ад. Сейчас он более чем адекватный.       — Не много, — скромно хмыкает Ким, откусывает угощение и пьёт кофе. — Я дошёл ровно до середины, а дальше учиться не дали побои. Потом на меня начали рушиться другие проблемы. Затем я попал к брату и там уж точно о моём образовании никто не думал, — звучит так открыто и по-простому, что Джин не может не поражаться. Он смотрит на молодого парня, а видит перед собой умудренного опытом взрослого мужчину.       Прилив чувства вины сталкивает старшего со стула и не успевая обдумать свои действия, Джин встаёт на колени.       Тэхён вскакивает на ноги, напуганный чужим поступком. Он хлопает глазами и начинает путаться в мыслях, что Ким попытается его пожалеть, прикоснётся к его коленям.       — Прости меня, Тэхён, — звучит вымученно и грустно. Джин обречённо смотрит на младшего и опускает голову к полу. Тэхёну перекрывает дыхание. Он в ужасе цепляет плечо старшего и пытается поднять.       — Поднимись. Что ты творишь? — теряется и чувствует стеснение.       — Я обидел тебя. Прости. Меня наполняла ревность и злоба, — признается старший, облегчая свою совесть, чтобы снова начать спокойно жить.       — Меня невозможно обидеть. Я не запоминаю зла. В моей жизни его так много, что твои слова я легко забыл, — замалчивает Тэхён, что он смыл их кровью.       Посадив старшего на место и продолжив не таясь рассказывать всё, что хочет знать психотерапевт, Тэхён не замечает, как съедает целую булочку. Джин доедает всё, что остаётся. Ждать Чонгука старший остаться не может и уезжает на работу, обещая обязательно оказать поддержку.       Закрывая за гостем дверь и снисходительно улыбаясь, парень с трудом удерживает в себе завтрак. Спотыкается о свои кроссовки, ругается на себя же и прячет их на полку обувницы. Нужно торопиться в туалет, чтобы вновь застрять в нём, с силой выталкивая из себя выпечку, что не может прижиться.

***

      Отпросившись с работы, Чон поверг Даын в шок, но ему нестерпимо нужно домой. Все эти ушибы и переломы чужих неаккуратных людей уже засели в горле. Они ежеминутно напоминают, что в его квартире сидит самый алмазный человек. Исцарапанный, но не разбитый Тэхён.       Травматолог кидается в омут с головой, решая, что сможет залечить все его раны, залатает все трещины. Он умеет это делать и абсолютно к этому готов.       Прощаясь с медсестрой, вылетает в коридор и, сталкиваясь с удивлённым пациентом, что на костылях ползёт к нему на приём, извиняется и убегает.       Несясь на крыльях осознанного принятия своего выбора, нетерпеливо трясется в автобусе, а после бежит бегом до подъезда. Врываясь в квартиру, замирает, встречаясь с тишиной.       Замирает, прислушиваясь. Нет ни одного намёка, что в квартире хоть кто-то есть. Разувается неторопливо, попутно шарит в полутемной прихожей глазами по полу. Ищет кроссовки, вечно валяющиеся под ногами, но их нет. Сердце падает, обрываясь, совершая удар в три секунды. Младшего нет в квартире.       Проходить вглубь уже просто не хочется. Тянет развернуться и бежать. Куда? Где искать Кима? На мосту? У брата?       Пересиливая себя, Чон шагает тяжёлой поступью в комнату. Осматривает по пути каждый угол в надежде, что найдёт хоть подсказку, куда делся Тэхён.       Не раздеваясь, шурша тканью куртки, обходит по кругу гостиную, боясь заглядывать в спальню. Он был так счастлив там последние дни, что увидеть пустую кровать очень страшно.       В голову приходит простая мысль: нужно позвонить. Набирает номер младшего и слушает бесконечные длинные гудки. Тэхён не принимает звонок. С каждой секундой надежда найти, встретить Кима ещё хоть раз, растворяется в воздухе. Почему-то Чон думает, что мальчишка ушёл навсегда.       Пораженный этим осознанием, идёт на кухню. По пути скидывает на пол тёплую куртку, ставит чайник, замечая на мойке две вымытые кружки. Это добавляет смутных мыслей. Кто-то был в квартире. Кто-то увел Тэхёна.       Увести мальчишку может только Сокджун. Он грозился украсть «брата». Волосы на голове поднимаются дыбом. Неужели Ким все же отправил старшему адрес?       Закусывая губу, Чонгук встаёт с места. У Тэхёна нет своих вещей, что нужно складывать в чемодан, но нужно проверить хотя бы рисунки и альбом. Не забрал ли с собой он свои творения.       С отвратительным сосущим чувством волнения открывает дверь в спальню, на лбу выступает испарина. В глазах мутнеет из-за лишней влаги. Делая неумелые шаги, Чон с трудом приближается к кровати.       Тэхён лежит, свернувшись привычным калачиком. Его бледное лицо, свидетель почти часовой борьбы с тошнотой. Парень измучился и после тяжёлой ночи крепко спит.       У Чонгука текут слезы от счастья. Он никогда не думал, что радость может вызывать такое проявление. Сердце колотится, и стая бабочек оживает в животе.       Целуя прохладную тонкую кисть, Чон мочит её слезой.       — Любимый мой, — не сдерживается и тыкается в ладонь лицом.       Звонок телефона портит момент. Чонгук торопится достать из кармана гаджет, но он, как на зло, застревает. Тэхён морщится и переворачивается, вытягиваясь во весь рост и пряча руки под подушку.       Желание сидеть и смотреть на парня значительно превышает необходимость ответить, но сбросить тоже нельзя. На проводе «псих», а как известно, этот абонент будет звонить до накала телефонной вышки.       Быстро выходя из спальни, Чон принимает звонок.       — Ты где? Я приехал тебя забрать, а охрана сообщает, что ты ушёл раньше, — требует немедленных объяснений.       Гук улыбается от проявления дружеской заботы и рад слышать друга.       — Я не смог работать сегодня. Я много думал, взвешивал половину дня. Знаешь, Джини… — делает паузу и не может утаить улыбки в голосе. — Я люблю его. Это так странно. Я всегда считал себя чёрствым, непробивным. Как ему удалось пробраться мне в сердце? — быстро тараторит, не давая вставить другу и слова.       — Глисты — они такие. Заселяются без спроса, а потом их фиг выведешь, — наигранно вредничает Джин. Он очень переживал за Чона. Боялся, что тот надумает для себя что-то скверное, а оно вон как. Светлое чувство накрыло с головой, и даже до Кима долетают его тёплые лучики.       — Брось, — смеётся Гук, понимая, что друг несерьёзно. — Тэхён — моё солнышко, мой котёнок. Настоящий паразит — это его отвратительный братец, — голос становится жёстче. Недовольство невозможно скрыть. — Он притащился ко мне сегодня. Наговорил кучу гадостей. Если бы ты только знал, как я ненавижу его. Как только появится удобный случай, я разобью ему рожу, — сыплет угрозами.       — Он не навредит тебе? — настораживается друг. — Всё-таки там вся семейка неадекватная, — напоминает.       — Не беспокойся. Я вышвырну его за шкирку, спущу с лестницы. Переломаю ему ноги, они у него и так тощие и кривые, — насмехается.       Шум в прихожей привлекает внимание. Чон не сразу переключается от разговора и лениво идёт посмотреть.       Тэхён проснулся и вышел из комнаты на середине разговора. Онемев от услышанных угроз, перенял все на себя. В глазах потемнело и, споткнувшись о валяющиеся куртку старшего, быстро поднимается и бросается бежать. Не находя своих кроссовок, успевает надумать, что Чон их уже выбросил, забывая, что сам убрал.       Подгоняемый этой обидой, вылетает из квартиры, не закрывая дверь.       Чонгук только успевает проводить его спину взглядом.       — Что у тебя там происходит? — доносится голос из динамика.       — Тэхён… Он убежал? — не верит своим глазам. Не понимает причину.       — Он услышал тебя? — начинает нервничать Ким. — Вероятно, он не правильно понял. Я был сегодня у вас. Он очень боится, что ты прогонишь его. Догони! — причитает, быстро складывая картинку и кричит заторможенному другу. — Догоняй, дурак!       Гук не задумывается о куртке, не вспоминает об обуви. Его крупно трясёт от ошеломительной порции адреналина, а Джин в телефоне орёт про мост и то, что он выезжает.

***

      Бег в носках по промозглым тротуарам приносит ещё одни новые ощущения, но боль в груди не позволяет их прочувствовать. Тэхён задыхается. Лёгкие горят. Часто дыша через рот, парень выбегает на набережную и, расталкивая ленивых прохожих, торопится к мосту.       Джин во всём прав. Он слишком хорошо рассмотрел закрытого, скомканного парня. Увидел в нём неподдельную силу выживать в невыносимых условиях и решительность прекратить мучения, когда станет невмоготу.       Сейчас именно тот момент. Ким уснул на кровати самого дорогого человека, готовый ползать за ним на коленях, лишь бы вымолить прощение. Проснулся уже без возможности преподнести свою жалкую душонку на алтарь благочестия. Его сожгли заживо жестокие слова Чона. Ничего не осталось. Чтобы потушить угли, что, мерцая, обжигают изнутри, нужна вода. Ким непременно должен в неё окунуться.       Чонгук бежит за парнем. Такой же раздетый, без обуви, он стремится догнать, но раненое сердце не успевает с ритмом. Захлебываясь кровью, оно сжимается до ноющей боли и разжимается до горящего пекла в груди. Почти останавливаясь, задыхается. Держит Тэхёна в поле зрения и молит его о падении. Пусть хоть ногу сломает, а лучше обе. Даже с одним переломом Тэхён способен бежать.       Не отключившийся Джин до сих пор орёт из сжатого в кулаке телефона. Он кричит, чтобы Чон догнал, остановил. Гук и сам это знает. Злится на себя слабака и, игнорируя боль в грудине, снова начинает бежать. Если ему не остановить младшего, то и не за чем больше жить.       Тэхён бежит по мосту. Машины сигналят, предвкушая интересный момент. В такую погоду, в ветер и начинающийся снег, раздетый парень с бледным лицом явно вышел не на прогулку. Мальчишка сбавляет бег. Зажимаясь, горбит спину, только сейчас замерзая на ледяном ветру.       Останавливается. Смелость и решимость наперегонки рвутся вперёд, толкая своего обладателя ближе к краю. Забираясь на перила, сложно удержать равновесие, но Тэхёну нужно ещё несколько минут. Ему нужно проститься.       Чонгук бежит по мосту. Уже не стесняясь, он льёт слезы отчаяния, видя, что вдалеке его милый мальчик сейчас сорвётся. Не понял, не дослушал. Он, глупый, так напугался расправы, что как зайчик, пустился вскачь. Гук так не может.       Ноги подкашиваются. Сердце стучит на износ. Понимая, что бежать он больше не в силах — падает на колени и из последних сил зовёт Тэхёна. Кричит раздирая глотку. Пытается встать, падает и снова кричит. Плачет от бессилия, но двигаться вперёд больше не может, в глазах плавают цветные круги.       Машина с визгом тормозит рядом. Нарушая запрет на остановку, Джину грозит потеря прав. К чёрту! Ему грозит потеря единственного друга. А ещё Тэхёна.       — Ты как?! — бежит Ким и хватает Чона под руку, пытаясь поднять.       — Тэхён. Он там, — не глядя, тянет руку в сторону. — Останови.       Джин быстро кидает взгляд вперёд и замечает мальчишку. Он беззаботно ловит снежинки на ладонь и в шуме гудящего моста не замечает, что Чон умирает не добежав до него всего каких-то сто метров.       — Беги, — с трудом поднимается Чон. Хватается за перила и сердце. — Беги, прошу тебя.       Джин принимает непростой выбор, но оставляет Чонгука одного. Скользя по не чищенной от слякоти полоске асфальта, почти догоняет, но парень…       Тэхён очень долго ждал спасения. Очень медлил, прощаясь с этим серым утром, в котором он, наконец, обрёл себя. Разрушая наложенные на него запреты, Ким, словно птица, рвался душой в снежное небо, пока тело должна была принять холодная вода.       — Тэхён! — отчаянный крик друга за спиной Джина даёт оглушительный толчок. Мальчишка летит вниз на глазах у Чонгука, и старший Ким не может это изменить. В голове лишь одна мысль: спасти. Если иначе, то Гука уже не вытянуть из забвенья.       Резво забираясь на перекладину, Джин делает глубокий вдох-выдох. Страшно до жути. Он бы ни за что на свете не спрыгнул с такой высоты, если бы один его человек не убивался на мосту, а второй не тонул в воде.       Складывая руки, Ким летит в чёрную гладь скользкого полотна.       Где-то звучит сирена. Чонгук оглох почти полностью. Он проводил своего мальчика в воду. Отправил друга на верную смерть и сейчас, теряя зрение от боли в груди, провожает себя в безмятежное пространство.       Джин выныривает на поверхность. Тело пронзают миллиарды иголок холода. Мышцы сводит, и невыносимо тяжело дышать. С шумом глотая воздух, с трудом держит себя на поверхности и пытается сориентироваться.       В стороне всплывает Ким. Парень также тяжело вдыхает воздух и завесившись мокрыми волосами,не может понять, где искать спасения. Начинает паниковать и лупить руками по воде, устраивая волны, что ещё больше топят.       — Тэхён! — шершавым трясущимся голосом, Джин пытается призвать младшего к спокойствию. Плывёт к нему и понимает, что отдаляется от берега. Не хватит сил продержаться. Не хватит сил доплыть. — Тэхён!       Ким крутит головой во все стороны. Ищет источник звука и начинает наводить шторм на воде ещё активнее.       — Плыви, Тэхён! Не барахтайся! Ты утопишь нас! — зубы стучат друг об друга. Кисти и стопы сводит в первую очередь. Мысль об их ампутации пугает Джина, и он гребёт ещё усерднее.       Хватая Тэхёна, как котёнка, за ворот кофты, подтягивает к себе.       — Греби, Тэхён! — рычит на обезумевшего парня, что, тараща глаза, не перестаёт хватать глотками воздух.       — Жить. Я хочу жить. Спаси меня, — не смысля в ситуации, причитает младший, цепляясь одеревенелыми пальцами за пиджак Джина.       — Греби, Ким! Мы утонем! — обхватывает парня под грудь и тянет на себя, но оба окунаются с головой в воду.       До берега далеко. Так далеко, что бесконечность короче. Тэхён собирается с мыслями после резких и колких слов: «Чонгук умирает на мосту из-за тебя».       Стискивая зубы ещё плотнее, сводит челюсть. На берегу подоспевают спасатели, готовя плот для помощи.       — Мы умрём? — Ким плачет, едва барахтая окоченевшими ногами.       — Нас спасут. Только бы выжил Чон, — успокаивает Джин. Его личное положение кажется менее опасным, чем у друга, что может не получить на мосту помощи и умереть от остановки сердца.

***

      Холодное серое небо не оставляет шансов на хорошую погоду. Её и не надо. Чонгук счастлив и без солнца над головой. Сегодня долгожданный день выписки из больницы, и он наконец-то, может вернуться домой.       Собирая скромные пожитки в рюкзак, что привёз вчера Джин, мужчина с задором прощается с медсестрой. Она принесла выписку от доктора и пропускной лист для проходной.       — Вы аж светитесь, мистер Чон, — ласково улыбается девушка. Она бы тоже была счастлива, если бы прооперированный красивый мужчина был к ней более расположен.       Увы. Чонгук расположен только в одном направлении. В том, где светит персональное солнце, сумевшее разогнать сотни туч. Тэхён справился со многими проблемами и избавится от остальных, в этом Чон не сомневается. Это самая сильная тростинка, что выстояла ураганные ветра и, надломившись в нескольких местах, не перестала тянуться к свету.       Закидывая рюкзак на плечо, Чон собирается выходить из палаты, но дверь открывается раньше. Хмурый хирург, что провёл операцию три недели назад, смотрит на своего подопечного сухо.       — Домой собираетесь, мистер Чон? — смотрит ещё серьёзнее. — Точнее сказать — доктор Чон, — исправляет себя и оценивает удивлённое лицо.       — Откуда вы знаете? — изумляется Гук. Он никому не говорил, что сам практикующий врач.       — Вас узнал мой сын. Пять лет назад вы спасли ему жизнь, — голос становится тише и влажнее. — Он был в вашей роте на перевале.       Шумно сглатывая, Чонгук опускает голову.       — Я никого не спас. Вся рота погибла. Я видел, как косила их вражеская бомбёжка, — самолично возвращая себя в прошлое, Чонгук чувствует лишь печаль. Больше нет завываний в ушах, нет желания лечь с убитыми рядом. Одна гнутущая тоска и море неуëмного сожаления.       Хирург внимательно смотрит на опечаленного коллегу. Кладёт ему руку на плечо, и сжимая его, просит обратить внимание на себя.       — Вы были ранены. На ваших руках погиб солдат. Но даже истекая кровью, вы пытались утащить раненных из-под обстрела. Так вы спасли моего Минки. Он не один раз рассказывал об одном полковом враче, что больше всего дорожил жизнью солдата, — рассказывает, а Чон не может поверить. Он ничего этого не помнит. Ему кажется, что он после смерти мальчишки больше и сам не открыл глаза.       — Я этого не помню, — сознаётся.       — Вы были в шоке. Кто-то в этом состоянии спасает только себя, бросая тех, кому несложно помочь. А кто-то кидается под пули, стараясь прикрыть собой того, кого уже не спасти, — сжимает плечо, и хватая руку Чона, разворачивает её ладонью вверх. Кладёт на неё свёрток. — Благодаря вам были сохранены жизни десятка солдат. Это немного на уровне роты, но вы вернули домой хотя бы чьих-то детей. Вы вернули мне единственного сына.       Чона трясёт от этих слов. Он столько лет думал, что все погибли. Думал, что выжил только он. Силы стремительно покидают тело. Слезы наполняют глаза. Старый хирург быстро подставляет стул.       — Значит, выжил не только я? — смотрит недоверчиво на врача и на свёрток. — Что это? — кивает на ладонь.       — Это осколок. Его не вытащили раньше, была большая опасность кровотечения. Сейчас его не вынуть уже было нельзя, — подставляя себе второй стул, присаживаясь перед тихо плачущем Чоном, врач хлопает его по колену. — Ты винил себя?       Чонгук лишь кивает. С души сваливается непосильный груз. Вот оно — настоящее освобождение.       — Прости себя. Прости прожитые страшные моменты. Перешагни через боль и страх воспоминаний и иди вперёд. Ты ещё молод.       — Молод, — эхом повторят Чонгук. Он осторожно разворачивает ветошь и смотрит на свою боль. Теперь у неё есть лицо.

***

      Выходя на улицу и медленно бредя к парковке, Чонгук готовит незатейливую, но трепетную речь.       Из машины выходят двое. Джин улыбается и прячет руки в пальто. Уступает право первых объятий Тэхёну. Младший с тихим счастливым писком бежит навстречу Чонгуку. Обхватывает его за шею и целует в щеку.       Обнимая худенькую фигурку и подзывая плетущегося друга, Чонгук чувствует прилив сил. Ему в этой жизни больше ничего надо.       Друзья замирают делясь энергетикой любви и поддержки у всех на виду. Исцеленные от страшных болезней, они тянутся к свету, потому что ещё очень молоды. Потому что очень хотят жить.       — Пора ехать. Я замёрз, — бубнит Джин, отступая в сторону.              Чон с Тэхёном дружно посмеиваются. Они могут простоять в обнимку не один час. Для них перестаёт существовать время, а вот психотерапевт изрядно мёрзнет, после незапланированного купания в ледяной воде.       Уже вечером, когда Джин прощается и уходит, Чонгук зовёт Тэхёна присесть на диван. Смотрит в блестящие глаза младшего и не может насмотреться. Тэхён проходит лечение. Он стал таким живым.       — Мне в больнице кое-что отдали, — достаёт свёрток из белой мягкой ветоши. Тэхён смотрит с интересом, теребит пальцы от нетерпения.       — Что это? — поражается, когда Чон разворачивает свёрток. На его ладони покоится кусок искореженного металла.       — Ты дарил мне свои рисунки. Я дарю тебе часть моего сердца, — протягивает ладонь ближе к младшему. — Бери.