Я для тебя останусь…

***

      Ризли был влюблен. Влюблен, кажется, до безумия. Влюблен, словно мальчишка, чисто, невинно и так наивно. Когда это началось? Вчера? Месяц назад? Год? Или же это была любовь с первого взгляда в эти прекрасные фиалковые глаза? Одна Селестия лишь знает…       Ризли был влюблен, но ничуть не корил себя за это. Был влюблен, но старался не питать каких-либо надежд, хотя порой сдержаться было очень трудно. Он не пытался изгнать эти чувства, вовсе нет. Считал, что должно же быть в его жизни хоть что-то светлое и чистое, пусть и невзаимное. Он лишь тихонечко вздыхал, когда видел среди писем то самое, с голубой печатью. Личной печатью самого Верховного судьи Фонтейна. Письмо с красивым, аккуратным почерком, словно его обладатель специально выводил каждую букву, каждую запятую и точку. В таких письмах Нёвиллет обычно благодарил его за отправленный своевременно отчет, за правильно заполненное обращение о поставках. Казалось бы, ерунда какая — благодарить за такие мелочи, так еще и в письмах, тратить чернила, бумагу, свое время, в конце концов. Но Ризли никак не мог оторваться, перечитывая каждое новое такое письмо минимум по два раза, словно оно имело нечто большее, чем рабочий характер.       Конечно, в последние года, может, два, они действительно стали чуть чаще выходить за рамки рабочих отношений, но это не то же самое, что романтические отношения. Хотя Нёвиллет несколько раз называл Ризли своим другом и напрямую говорил, что полностью во всем ему доверяет. Разве этого мало? Признаться, молодой Герцог и сам не понимал.       Когда он узнал, что Нёвиллет — перерождение Гидро-дракона, то влюбился в него еще сильнее, но вместе с этим и окончательно смирился с тем, что вряд ли его чувства станут ответны. У него в голове сошелся пазл — Юдекс избегал близких отношений с людьми не только потому, что боялся, что однажды кого-то из них ему придется судить, но и потому, что сам он бессмертен. Пройдет еще лет сорок-сорок пять, и Ризли испустит свой дух, как и все остальные, если, конечно, ему вообще светит прожить так долго. В какой-то момент он даже рад был, что судья не знает о его чувствах и что не любит в ответ, ведь это было бы ужасно — потерять рано или поздно любимого человека. Похоронить его, а самому жить дальше, нести в себе эту боль еще не одно столетие. Так что, может, оно всё и к лучшему.       Ризли не станет просить милости у Богов. Не станет молить о взаимности. Не хочет видеть боль в этих прекрасных глазах, когда он однажды будет умирать. Ему достаточно будет тихонько наблюдать издалека. Ему достаточно этих глупых писем с ровным почерком. Ему достаточно и простого кивка в знак приветствия, вместо теплых объятий и мягких поцелуев, а ведь у Нёвиллета наверняка очень мягкие губы. Да он и сам больше похож на шёлк. Ох, как же Ризли влюблен… — Ваша Светлость, — из очередных грёз мужчину вытащил тихий мягкий голос, — вы о чём-то задумались? — Ох, да, извини, — Ризли неловко рассмеялся, стараясь не показывать Юдексу, сидящему напротив, что задумался как раз-таки о нём же, — со мной такое бывает. Ничего серьезного. Так, о чём мы с тобой говорили? — Ты высказал свое мнение насчёт недавно поступившего в Меропид преступника, сказав, что в серии краж, скорее всего, был замешан кто-то еще, — напомнил ему судья. Этим вечером Герцог не отказал себе в удовольствии подняться наверх и подышать свежим воздухом, но наткнулся на Нёвиллета, и тот любезно предложил зайти в кафе и угостить Герцога чашечкой чая, — а я ответил тебе, что тоже придерживаюсь этого же мнения, однако жандармы не нашли никаких улик, подтверждающих наличие напарника, а сам Элиот упорно твердит, что работал в одиночку. — Ах, да, Элиот, точно, так вот, — Ризли быстро вернулся с небес на землю. Его даже слегка забавляло, что Верховный судья даже за чашкой чая умудряется говорить о работе, — на самом деле, я знаю пару методов, как заставить его говорить. Хотя, на самом деле, не совсем уверен, что насилие тут чем-то поможет. Бедняга, скорее, просто пешка, прикрывает кого-то покруче. Кого-то, у кого достаточно средств, чтобы не попасться. Уж извини, но не все твои жандармы такие беспристрастные, как ты. Большинство из них обычные люди, которые только рады будут лишней монетке моры у себя в кошельке.       Герцог сделал глоток чая, мысленно делая пометку, что пора бы уже закупиться нормальной водой и заваривать в крепости чай или кофе не с привкусом железа. — Я прекрасно это понимаю, — кивнул Юдекс, делая глоток следом. Раньше он пил только воду, но Ризли познакомил его с таким чудесным напитком, как чай, и теперь Нёвиллет время от времени позволял себе угоститься чашечкой-другой, — я бы действительно не хотел, чтобы в тюрьме лишний раз прибегали к насилию, чтобы что-либо выяснить, но также понимаю, что порой это необходимо. К тому же, Меропид работает автономно, поэтому я не вправе указывать тебе, что делать с преступниками, когда они попадают под твоё крыло. — Хо-хо, я заслужил доверие самого Юдекса Фонтейна! — прыснул Герцог, — уверен, что я этого достоин?       На миг Нёвиллету показалось, что глаза его друга стали более печальными, чем были до этого. Однако он не очень разбирается в человеческих эмоциях, поэтому посчитал, что в этот раз не станет лезть с расспросами. — Я действительно доверяю тебе больше, чем кому-либо из людей, если не брать во внимание леди Фурину, конечно, с ней у нас… особая связь, если это можно так назвать, — Юдекс не заметил, как на стол подали его любимые пирожные, поэтому уставился в одну точку, добавляя уже чуть тише: — интересно, как она… ох, десерт, как своевременно!       Завидев любимое лакомство, Гидро-дракон просиял от радости. Редко кому-либо удавалось увидеть его таким, скорее, даже никому не удавалось, так что Ризли очень повезло сегодня. Он постарался как следует разглядеть мужчину напротив, чтобы запомнить этот момент.       Нёвиллет всегда сдержан в словах и эмоциях, так что вряд ли когда-либо еще представится возможность увидеть его таким… человечным? Да, пожалуй, именно человечным. Сейчас он, как простой человек, позволяет себе радоваться простому десерту, который даже не стоит каких-то неведомых сумм. Такое пирожное может позволить себе даже самый бедный Фонтейнец, если наскребет хотя бы немного моры, но благодаря этой сладости обычно холодный Юдекс сам превратился в сладкую булочку. Он с таким наслаждением уплетал свой десерт, что даже не заметил, как весь перепачкался. Набил щёки до отказа, и при виде этого зрелища у Ризли не возникло ни единой грязной мысли. Наоборот, хотелось просто обхватить эти щёчки и слегка потрепать, но так, чтобы не было больно. Хотелось коснуться этих щёчек губами. Ох, до чего же Ризли был влюблён…       К сожалению, счастье длилось совсем недолго. Юдекс почувствовал на себе изучающий взгляд и, запаниковав, поспешил протереть лицо салфеткой. Ризли же оставалось только тяжко вздохнуть — он был совсем не против лицезреть Нёвиллета таким, даже больше, если бы тот захотел, то Ризли бы позволил ему хоть с ног до головы перепачкаться кремом, уплетая пирожные, эклеры и различные торты один за другим. — Ризли, позволишь один вопрос? — взгляд Герцога стал более печальным, и Юдекс не находил себе места, терзаясь от мыслей, что снова сделал что-то не так.       Получив одобрительный кивок, мужчина сделал глоток чая, чтобы смочить горло, и продолжил: — Прошу прощения, если лезу не в свое дело, но ты весь вечер выглядишь отстраненно, у тебя что-то случилось? — Нёвиллет искренне переживал за своего друга. Он прекрасно знал, через что прошел Ризли, поэтому пообещал себе, что если тому рано или поздно понадобится помощь, то он постарается сделать всё, что в его силах, чтобы оказать поддержку этому человеку. — Ох, тебе не стоит волноваться, — Ризли постарался выдавить из себя подобие улыбки. Ему не хотелось перекладывать на Нёвиллета ответственность за свои чувства к нему и нагружать накопившимися проблемами. Он не хотел видеть печаль в этих аметистовых глазах, — просто немного устал. Ничего страшного. Лягу сегодня пораньше, высплюсь, как следует, и буду выглядеть лучше. — Ох, прошу прощения, в таком случае, мне, наверное, не стоит тебя задерживать, — запаниковал Юдекс, решив, что в данный момент задерживает Ризли и тот не может вернуться в крепость, чтобы лечь спать, — я оплачу счёт, поэтому если ты устал, то тебе лучше вернуться в крепость и хорошенько отдохнуть. Возможно, завтра у тебя будет тяжелый день — приведут, скорее всего, нового преступника, поэтому будет лучше, если ты наберешься сил.       Провал. Самый провальный провал из всех провалов. Кажется, этот мужчина неисправим и в этом очарователен. Таким образом Ризли сам себе испортил возможность побыть с Нёвиллетом подольше.

***

      В годовщину смерти мелюзины Кэрол Ризли со всех ног мчался во Дворец Мермония. Никто и никогда не говорил об этом, но все, кто хоть немного знают Нёвиллета, понимают, что в этот день его лучше оставить в одиночестве и не лезть с лишними вопросами. В этот день на Фонтейн обрушались ужасные дожди и все жители прятались по домам. В этот день Ризли — единственный за много веков, кого дракон подпускал к себе. Они ни о чём не говорили. Просто сидели молча, в тишине, нарушаемой только каплями дождя, стучащими по подоконнику, тихим дыханием и шуршанием страниц.       Каждый занимался своим делом: Нёвиллет перечитывал материалы очередного сложного дела, а Ризли заполнял заявки на поставку тех или иных материалов для создания меков.       Нёвиллет был благодарен Герцогу за такую поддержку и за то, что не пытался утешить его словами. Ему нравилось находиться рядом с Ризли. С этим мужчиной он чувствовал умиротворение, которого не ощущал ни с кем и никогда. Это было довольно странное ощущение, и со временем оно лишь усиливалось. Прошло уже много лет с их первой встречи, и Ризли вырос, возмужал. Только слепой не заметит разницы между забитым мальчишкой и уверенным в себе мужчиной. Порой Нёвиллет ловил себя на мысли, что ему хочется чаще видеться с Герцогом и что, в принципе, он, наверное, довольно привлекательный. Сам Юдекс, конечно, не совсем разбирался в понятии «красивый человек», но он неоднократно слышал, как Ризли называют красивым, поэтому, изучив на досуге более развернутое значение этого словосочетания, пришел к выводу, что Герцог и впрямь хорош собой. — Ризли, — Юдекс впервые нарушил тишину, которой так дорожил, — я благодарен тебе, что ты приходишь сюда каждый год в этот тяжелый для меня день. Могу ли я сделать что-то для тебя в ответ? — Просто улыбайтесь чаще, Ваша Честь, — Ризли ответил не раздумывая, но, в принципе, это в самом деле единственное, что он вправе потребовать от Нёвиллета, — улыбка делает ваше лицо еще более очаровательным. Большего мне от вас не нужно.       С тех пор Нёвиллет в самом деле старался чаще улыбаться. Слабо, лишь немного приподнимая уголки губ, но и этого было достаточно, чтобы Ризли в очередной раз убедился в том, что он пропал. Пропал окончательно и бесповоротно.

***

      Нёвиллету нравилось проводить время с Ризли. Нравилось то, с каким усердием мужчина не оставлял попыток угостить его новым сортом чая, при этом никогда не нарушая личных границ и не переходя рамки дозволенного. Нёвиллет впервые подпустил к себе кого-то так близко, особенно смертного, но Ризли кто угодно, но точно не простой смертный. Конечно, Юдекс не идиот и понимал, что с годами Герцог становится не только умнее, мудрее и хитрее, но и становится старше. А чем он старше, тем меньше ему осталось. Нёвиллет понимал, что однажды пожалеет о том, что подружился с человеком, но Ризли был слишком добр, чтобы не приоткрыть ему хотя бы малую часть своей души.       Ризли был добр, и об этом в один голос говорили все мелюзины. Малышки знали его еще даже раньше, чем сам Нёвиллет. В те далекие времена, когда мальчишкой Ризли прятался по подвалам, бродяжничал на улицах и ночевал в каких-то мешках из-под картошки, потому что не было одеяла, а солома и грязный мешок были всё-таки теплее, чем сырой асфальт после дождя, мелюзины поили его горячим супом. Когда Ризли всё-таки простудился от того, что слишком долго ходил в мокрых и уже дырявых ботинках, мелюзины забрали его в деревню Меруси и выхаживали его столько, сколько могли. После выздоровления мальчик сразу же покинул деревню, чтобы совершить наконец самосуд над монстрами, что мучили его и других детей.       Уже став мужчиной, Ризли с трепетом относился к этим прелестным существам. По возможности старался угостить горячим чаем почтальоншу, что попала под дождь, пока несла письма в Меропид. Или же подбадривал Талокард, когда у нее не получалось поймать грабителя на улице из-за того, что она бегает гораздо медленнее, чем взрослый юноша. И как Герцог он постоянно закрывал глаза на мелкие шалости в виде наклеек на различных документах, его перчатках, лице и волосах. А когда узнал, что кто-то вновь хочет настроить Фонтейнцев против этих милых малышек, рассвирепел, и только прибытие Нёвиллета в крепость остановило его от того, чтобы пойти и начистить как следует лицо тому, кто посмел так поступить.       Нёвиллет знал, что Ризли всем своим большим сердцем любит мелюзин и ни за что не даст их в обиду. Нёвиллет ценил Ризли за его доброе сердце.       Сказать честно, судья не понимал, как этот человек совмещает в себе беспощадную жестокость и непомерную доброту. Не то чтобы Юдекс считал, что жестокий человек не может протянуть руку помощи кому-либо в трудную минуту, но таких невероятных людей, как Герцог Меропид, Нёвиллет еще не встречал. Однако всё же был рад узнать его поближе. От рабочих отношений, где они были друг другу не более, чем коллеги, в той или иной степени, пусть и с разных сторон Фонтейна, они дошли до дружеских посиделок за чашкой чая и до вот таких тихих моментов. Моментов, когда Ризли каким-то образом чувствовал, когда древний дракон нуждается в плече, на которое можно опереться. Моментов, когда Герцог не спрашивал, можно ли ему войти, и не задавал вопросов о причинах печали в столь хрупком сердце. Моментов, когда Ризли молча садился на один из мягких диванчиков и, доставая из-под пальто чудом не промокшие от дождя бумажки, продолжал усердно работать. Моментов, в которые, если честно, хотелось упасть на колени и завыть от вселенской несправедливости.       Но даже находясь рядом с Ризли один на один, он не мог настолько открыться и был благодарен ему за то, что тот это уважает и не требует вывалить все сразу. — Ризли, позволишь задать тебе один вопрос? — решился однажды юдекс. Ему было непонятно, как человек может столько отдавать другому и не требовать ничего взамен. — М-м, да, конечно, Ваша честь, — Герцог дописал предложение в очередном отчете до точки и повернулся в сторону сидящего рядом Нёвиллета, — что-то случилось? — Не совсем… я хотел еще раз поблагодарить тебя за всё, что ты для меня делаешь, однако кое-что мне непонятно, — мужчина сделал глубокий вдох, явно набираясь храбрости, — ты ни разу не попросил у меня ничего взамен. Мне это немного непонятно. Ты знаешь, что я плохо понимаю людей, поэтому прости, если мой вопрос покажется тебе странным и неуместным. Просто… я бы хотел тоже что-то сделать для тебя. Может, есть что-то такое, чем я мог бы порадовать тебя?       Ризли был готов заскулить. Этот мужчина сводит его с ума своей простотой и невинностью. Ну как при этом можно сочетать в себе одновременно столько могущества? Как можно иметь силу, с помощью которой он с легкостью мог бы уничтожить не только молодого герцога, но и всю крепость в принципе, и при этом выглядеть таким хрупким? Как ему удается задавать такие совершенно обыденные вопросы? Ох, пожалуй, Нёвиллет и в самом деле мог бы его порадовать, если бы позволил такую роскошь, как коснуться себя. Не просто дружеское рукопожатие, а нечто более интимное, как объятие или поцелуй. Но Ризли ни за что не признается Верховному судье, что его заветная мечта — получить благословение Гидро-дракона. — Нёвиллет… — он тяжело вздохнул, пальцами взъерошивая свои и без того непослушные пряди, параллельно думая: «А может всё-таки игра стоит свеч?», — есть одна вещь, которая может порадовать меня. Но пообещай, что обязательно выполнишь мою столь дерзкую просьбу. — Конечно, если это не противоречит законам Фонтейна и моральным принципам, то я приложу все усилия, — в знак подтверждения своих слов, дракон положил руку на сердце, словно приносил клятву верности. — Сними свои перчатки.       Сначала Нёвиллет решил, что ему послышалось. Что за абсурд? Может, он опять что-то не понял? Чувство юмора Герцога порой было непонятным для него, но, судя по решительному тону и серьезному лицу, Ризли не шутил.       Хмыкнув, судья снял перчатки, слегка морщась от легкого холодка, что прошелся по оголенной коже. Но то, что далее сделал Ризли, заставило его удивленно вскинуть брови и перестать дышать. Чужая рука перехватила его изящную ладонь и поднесла к губам.       Юдекса вмиг бросило в краску: кончики заостренных ушей покраснели, а на лице выступил яркий румянец. Он настолько опешил, что даже не заметил, как губы коснулись и другой руки. Кажется, у него поднялась температура, иначе почему ему внезапно стало так жарко и трудно дышать? Что означает этот жест? Должен ли он как-то ответить, что-то сказать? — Ризли… — на выдохе произнес Нёвиллет. Однако сейчас имя Герцога из его уст звучало как-то иначе, не так, как обычно. В него случайно был вложен огромный смысл, который сам Ризли понял по-своему.       И в один момент в мире не осталось больше никого, только они с Нёвиллетом. Даже если бы прямо сейчас на Фонтейн обрушилась вода, он бы не сдвинулся с этого места. Пусть это всего лишь маленький шаг к мечте, но все же это лучше, чем не делать совсем ничего. Сколько он желал коснуться его? Пусть это даже не поцелуй в губы, но сейчас этот жест имел больше чувств и значения, чем если бы ему позволили нечто иное. Но позволят-то вряд ли. Нёвиллет прекрасно знает, что люди вкладывают в поцелуи, знает, что прикосновение губ к губам — обещание быть всегда рядом, любить и защищать, а Юдекс не может позволить себе такой роскоши, как чувства. Ризли это понимает. Ризли это уважает. Ризли это принимает.       Но все же, если бы его попросили выбрать: поцеловать Нёвиллета, пообещать ему всего себя или не позволить всему Тейвату утонуть — он бы не мешкался и ухватился бы за судью так крепко, насколько только позволила бы его изящная талия. Ох, как же Ризли был влюблен… Ох, как же Нёвиллет в тайне желал, чтобы этот миг длился вечность. — Ваша честь, — Герцог нехотя отпустил ладонь судьи, — подарите мне вашу улыбку, прошу вас. Ваши слезы причиняют мне боль.       Слёзы? Оу… и впрямь, по щекам тихонько скатывались мокрые дорожки. Как так вышло, что Нёвиллет не заметил, что плачет? Да и с чего бы ему вообще плакать? Может, с того, что сердце свое обмануть не получится? Может, с того, что он все еще отчаянно пытается это сделать? Как Юдекс Фонтейна, он привык руководствоваться здравым смыслом, думать прежде всего головой, но почему-то с Ризли думать вообще не хочется. Почему с ним так легко и спокойно всегда?       По каким-то причинам это глупое драконье сердце застучало сильнее. Нет, это неправильно. Так не должно быть. Чтобы не означало это ощущение, оно не должно противоречить здравому смыслу. Нёвиллет знает, что Ризли хочет сказать, но ужасно боится этих слов. — Ваша Светлость, прошу вас, не говорите слов, от которых вам самому будет потом больно, — практически взмолился дракон, что было на него совершенно не похоже, — у вас всё на лице написано. Я не хотел бы стать причиной ваших несчастий. Как Верховный судья, я не могу позволить себе такую роскошь, как чувства… — Но почему, Нёвиллет? — Ризли вскочил с места. На самом деле, он не собирался признаваться и клясться в вечной любви, но теперь, когда он увидел в аметистовых глазах щепотку нежности, он, словно доверчивый щенок, не мог не попытаться выпросить еще ласки. — Я понимаю, что ты боишься сближаться с людьми не только из-за своей должности, но и из-за того, что ты бессмертен, в отличии от нас, и я не собираюсь подвергать тебя этим мучениям, но мне тоже больно! Больно видеть, как ты раз за разом мучаешь сам себя, считая, что не должен испытывать эмоции и чувства.       Длительная пауза. Нёвиллет обдумывал слова, сказанные другом. Хотя после такого они теперь кто угодно, но точно не друзья. Нельзя говорить о чувствах, целовать пальцы, а после сделать вид, что ничего не было и снова вести непринужденные беседы за чашкой чая.       Юдекс поднялся со своего места и начал нервозно шагать по кабинету. По окнам вновь застучали капли дождя. Конечно, дождь в Фонтейне далеко не всегда был связан напрямую с Гидро-драконом, но сейчас было исключение. И, пожалуй, этот ливень говорил гораздо больше, чем сам Юдекс. — Тебе лучше уйти, Ризли, — нерешительно сказал он, отворачиваясь к окну, чтобы не сталкиваться с прожигающим взором ледяных глаз. Если бы Крио Глаз Бога даровал возможность замораживать взглядом — вместо Верховного судьи сейчас стояла бы глыба льда. Даже иронично, с учетом того, что он старается быть холодным всегда и во всем, — прими мои глубочайшие сожаления, но между нами ничего не может быть. Я не испытываю к тебе тех же чувств. Я в принципе мало что понимаю в любви, прошу меня простить, но мне необходимо закончить работу.       Врал. Самым наглым образом лгал, в том числе и самому себе. Но по-другому Нёвиллет просто не мог. — Ну и чёрт с тобой! — Ризли психанул. У него еще осталась какая-то гордость, и он не собирается ползать на коленях и выпрашивать чью-то любовь. Он ни на миг не поверил словам Юдекса, но если тот не хочет иметь с ним ничего общего, если не готов принять его чувства, то пусть так. Может, оно и к лучшему.       Герцог круто развернулся на пятках, шагая прочь из кабинета Верховного судьи. В то время, как сам Нёвиллет обессиленно упал в собственное кресло. «Я не могу поступить иначе.» — соврал он сам себе, с грустью рассматривая забытую на диване в пылу ссоры куртку с мехом и цепями.

***

      На следующий день Нёвиллет не выдержал и написал Ризли письмо с напоминанием, что тот оставил свою куртку. Слова давались вслух гораздо тяжелее, чем на бумаге, собственно, поэтому Юдекс так любил письма. Взяв перо в руки и обмакнув его в чернила, он взглянул еще раз на одиноко лежащую на диванчике куртку и принялся выводить буквы. «Здравствуй, Ризли, пишу тебе с целью сообщить, что вчера ты оставил у меня в кабинете свое пальто. Не подумай ничего плохого, я отнесся к нему бережно и я не против хранить у себя какую-то твою вещь, но боюсь, что без пальто тебе будет довольно холодно в крепости, ведь ты часто жаловался на низкие температуры. Наша последняя встреча прошла… не очень хорошо. Если я правильно всё понял, то я задел твои чувства, обидел тебя, и мне искренне жаль. Если позволишь, то возвращением твоей куртки я бы хотел немного загладить вину. Думаю, нам стоит встретиться еще раз и поговорить. Прошу, дай знать, когда тебе удобнее будет подняться наверх. Твой друг Нёвиллет.»       Но ответа на письмо так и не пришло. Не в течение дня, ни через сутки, ни после. Нёвиллет впервые ощущал беспокойство на душе. Было тревожное чувство, словно что-то случилось. Хотя, в принципе, оно и случилось, он не позволил Ризли признаться ему в любви, испугавшись, что придется на это что-то отвечать. Глупый дракон. Ризли, должно быть, ужасно обижен. Нёвиллет своими руками разрушил их теплые отношения. Больше не будет посиделок за чаем, больше не будет дружеских бесед. Ризли, возможно, больше не поднимется на поверхность, просто узнав, что в Фонтейне идет дождь, хотя Нёвиллет много раз говорил, что далеко не всегда погода целиком и полностью зависит от его настроения, но Ризли не слушал и все равно приходил. А на душе всегда становилось так тепло, стоило только услышать тяжелые шаги и низкий глубокий голос за дверью.       Глупости всё это. Нёвиллет не был влюблен. Он не умеет любить, не знает, что это и как это, да и некогда ему, да и некого. Он Юдекс Фонтейна и не имеет права на чувства, иначе потеряет всю беспристрастность. Но если он не влюблен, то почему же сейчас так плохо без Ризли? Почему так хочется его увидеть и снова ощутить теплые губы на своей коже? Взгляд снова упал на куртку, которая уже потеряла все то тепло, что исходило от тела Герцога. Словно в каком-то забвении, Нёвиллет поднялся с места, подошел к диванчику и взял чужое пальто в руки. Он длительное время смотрел на него, словно запоминал каждый шовчик, каждый узор, каждую волосинку в меху. Потом медленно поднес к лицу и глубоко вдохнул. Одеколон. Тот самый, что Нёвиллет когда-то давно подарил Ризли то ли на день рождения, то ли еще на какой-то праздник. Значит, спустя столько лет Герцог все еще им пользуется? Это же хороший признак? Значит, ему понравился подарок? Или же он пользуется одеколоном просто потому, что его подарил Нёвиллет?       Вдыхая приятный аромат, судья не заметил, как начал тереться щекой об, на удивление, мягкий мех на куртке. Он был так же взъерошен, как и волосы Ризли. Ох, ну что за беда? Что же с ним творится? Почему вместо того, чтобы заниматься работой, Верховный судья стоит посреди своего кабинета и, как ненормальный, обнюхивает чужую вещь?       Отвлечься от глупого, как он подумал, занятия ему помог стук в дверь и голос Сэдены: — Месье, срочные новости из крепости! — Нёвиллет по-быстрому аккуратно сложил куртку обратно, как было, и открыл мелюзине дверь, — месье, пришел стражник из Меропид, сообщил, что Герцог серьезно ранен и не приходит в себя уже три дня!       Три дня? Не приходит в себя? Ровно три дня, как они расстались на такой ужасной ноте и Герцог забыл тут свое пальто. Так вот почему он не вернулся за своей вещью и не ответил на письмо… подождите. Серьезно ранен? Не приходит в себя? — Прошу меня простить, но ты не могла бы отменить на сегодня все встречи и сообщить, что меня нет? — обратился юдекс к мелюзине. Та вежливо кивнула. — Конечно, месье, — они вышли из кабинета, и уже когда Нёвиллета след простыл, Сэдена решила, что будет правильным отменить вообще все встречи на ближайшие несколько дней. Ведь вряд ли судья вернется из крепости раньше, чем очнется Его Светлость.

***

      Оказавшись в крепости, Нёвиллет приложил все его драконьи усилия, чтобы не сорваться на бег — вот настолько он волновался за Ризли. «Только бы был жив!» — молился про себя юдекс, направляясь в лазарет, даже не обращая внимания на перешептывания и косые взгляды, обращенные на него.       Ворвавшись в медицинский отсек, Юдекс был настолько бледен и напуган, что Сиджвин даже захотела дать ему один из своих тонизирующих коктейлей, но мужчина вежливо отказался. — Что случилось? — обеспокоенно спросил он, присаживаясь на табуретку возле больничной койки, на которой лежал Герцог. Слава Архонтам, что все остальные жители крепости чувствуют себя хорошо и сейчас он может не переживать о посторонних людях поблизости. — На самом деле, ничего сверхнового, самая обычная потасовка в крепости, — начала Сиджвин, делая какие-то пометки в своем планшете, — не знаю, как так вообще вышло, ведь наш Герцог отнюдь не слаб. Какие-то дураки решили устроить забастовку из-за не очень вкусной еды в столовой. Начали кричать, что Его Светлость набивает себе живот изысканной кухней, пока заключенные вынуждены либо падать в обморок от голода, либо же питаться помоями. Опережая ваш вопрос, месье: нет, меню Его Светлости ничем не отличается от того, чем питаются заключенные. Да, бывает, конечно, такое, что он питается в какие-то дни лучше, чем другие, но, в конце концов, он управляющий этой тюрьмы и имеет на это право! И в обмороки голодные здесь падало не так много людей, но опять же, это не из-за Его Светлости.       Сиджвин отчаянно защищала Ризли, словно действительно боялась, что Верховный судья поверит чужим словам, а не самому Герцогу. Нёвиллет был этому очень рад. Если Сиджвин беспокоится за Ризли, значит, он ей нравится, значит, он хороший человек и относится к ней с тем же трепетом. — Всё хорошо, я верю тебе, — успокоил ее судья, — так как так вышло, что Ризли сейчас без сознания? — Герцог пытался вразумить этих слабоумных, но их так называемый предводитель никак не успокаивался и, пока стража занималась его соратниками, он воспользовался моментом и подобрался к Ризли, — мелюзина тихо всхлипнула, уронив слезинку на лист бумаги. У Нёвиллета, обладающего хорошим слухом, от этого всхлипа защемило сердце. Захотелось обнять девочку, утешить, но он не совсем понимал, как это может помочь, поэтому просто остался сидеть на месте, позволяя Сиджвин закончить рассказ, — этот идиот оставил у вас свою куртку с Глазом Бога, поэтому не смог остановить пулю льдом. Она попала ему в грудь. Еще бы пара сантиметров и задела бы сердце! Но помимо пули он словил еще и ножевое ранение. Тот заключенный успел нанести ему целых три удара! Конечно, органы не задеты, но поскольку Герцог продолжал свои попытки успокоить бунтовщиков, то в ходе драки потерял много крови. Я бы даже сказала, что слишком много для… смертного.       Смертного? И точно… вот причина, по которой Нёвиллет отверг Ризли и не позволил тому признаться в своих чувствах. Но сейчас юдекс испытывал столько противоречий. С одной стороны, он вообще не должен тут находиться, это его не касается, он не имеет права вмешиваться в дела крепости, даже из лучших побуждений. Но вот с другой… одна только мысль о том, что Ризли может умереть, сводит с ума. И из-за этой мысли Нёвиллет бросил всё и примчался сюда, как наивный дурак. Ох уж это глупое драконье сердце, которое бешено стучит в груди и не дает покоя.       Сиджвин взяла себя в руки, чтобы поменять капельницу. Сейчас это единственное, что она может сделать для Герцога, все остальное зависит от него самого. — Он будет в порядке, — сказала она, завидев, как нервно дрожат руки судьи. Мелюзина взяла своми маленькими ручками его большие ладони и посмотрела ему прямо в глаза, — месье, прошу, не терзайтесь, Его Светлость скоро встанет на ноги. Вспомните, через что он прошел. Этот человек не из тех, кто сдается.       После этих слов она ушла, сославшись на какие-то дела. Она прекрасно понимала тревогу юдекса, поэтому решила оставить его наедине с Ризли. Конечно, она и сама ужасно волновалась, но у нее были другие дела.       Нёвиллет остался с Ризли один на один. Он рассматривал расслабленное лицо Герцога, отмечая синяк под глазом, очевидно, заработанный во время потасовки. Что это за чувство, расцветающее в груди? Почему оно возникает каждый раз, когда рядом Ризли? Перечитав за последние годы кучу романов и пересмотрев не меньше театральных постановок, он кое-что выяснил — чувства, которые будоражат его душу, называются любовью. Той самой, о которой слагают легенды, о которой поют песни и от которой столькие страдают.       Когда это началось? Уж точно не в первую встречу, ведь Ризли был слишком юн, а у Нёвиллета, слава Архонтам, никогда не было нездорового интереса к детям. Но он и не припомнит, чтобы интерес возник при одной из следующих встреч, когда Ризли было чуть больше двадцати. Так, может, всё началось недавно? Нет, всё началось в тот день, когда Ризли закрыл его от дождя, прикрыв своим зонтиком. Никто и никогда такого не делал, ведь все прятались от ливня и никому не было дела до стоящего под каплями воды судьи. А Ризли сделал. И после делал это еще тысячу раз. Он никогда не задавал дурацких вопросов, просто держал над головой зонтик и нежно улыбался, а после сопровождал обратно во Дворец Мермония и, внаглую хозяйничая в чужом кабинете, заваривал на двоих чай или кофе, чтобы согреться.       Именно поэтому Нёвиллет спустя время полюбил чай почти так же, как воду, а затем полюбил и эклеры из кондитерской, потому что Ризли однажды принес их в дождливый день и сказал, что для поднятия настроения обязательно нужно съесть сладкого и запить горячим чаем. А еще Ризли никогда не рассказывал, как понял, что Нёвиллет именно дракон. Ведь, по сути, он мог быть кем угодно: от хиличурла до мека в человечьем обличии, но Ризли смог распознать его истинную природу. Ох, кажется, Верховный судья и вправду был влюблен.       Вот только может ли он позволить себе эти чувства? Имеет ли он право любить? Особенно смертного? Даже если и да, то жизнь Герцога очень коротка, как же Нёвиллет будет жить дальше? Вопросы, вопросы… ответов на них не находилось, а сердце больно сжималось от осознания, что если Ризли не очнется, то получается, последние слова, которые он от него услышал, были грубыми, отрицающими всякие чувства. Если он не очнется, то не узнает, как горькие слезы скапливались в уголках глаз одного глупого дракона. Дракона, который вернул себе силу, но не смог управиться со своими чувствами.

***

      Очнулся Ризли с тяжелой головой. Перед глазами всё плыло, но он смог по размытой картинке определить, что находится в лазарете и что синее пятно, устроившееся на стульчике неподалеку, — скорее всего, Нёвиллет. Интересно, он пришел, потому что волновался? Очень хотелось в это верить. Создать себе иллюзию, где он любим самым прекрасным существом в Тейвате, и жить в этой сладкой иллюзии.       Он чуть приподнялся, чтобы получше разглядеть это синее пятно. Юдекс выглядел измотанным и спал в максимально неудобной позе, сжавшись на жестком стуле так, как будто ему холодно. Даже захотелось укрыть его одеялом. Но лучше было бы согреть судью в своих объятиях, но тот четко обозначил рамки дозволенного. От флешбеков недавнего диалога больно кольнуло сердце, но, как бы сильно не хотелось злиться, при взгляде на мирно спящего судью вся злость на него рассеивалась сама собой.       Как только Герцог попытался встать, чтобы накрыть юдекса теплым одеялом, тот тут же открыл глаза, уловив своим четким драконьим слухом скрип пружин на кровати. — Ризли? Тебе нельзя вставать! Швы могут разойтись! — обеспокоенный судья тут же подбежал к постели и судорожно начал поправлять подушки, чтобы Ризли мог сесть. — Невелика беда, — усмехнулся тот, усаживаясь поудобнее, — одним шрамом больше, одним меньше. — Если это была шутка, то она определенно не смешная и дело не в моем непонимании юмора, — обиделся юдекс. У него на лице читалось серьезное беспокойство, волнение, что очень удивило Ризли, ведь Нёвиллет редко позволял себе такую роскошь, как эмоции. Однако сейчас Ризли может благодарить семерых за то, что те подарили ему возможность видеть различие между Верховным судьей и Нёвиллетом. — ты же мог погибнуть. Неужели у тебя нет никакой тяги к жизни? Не хочется беречь себя, чтобы прожить как можно дольше? Не понимаю… люди такие безрассудные. Иметь столь короткую жизнь и так глупо ей разбрасываться, буквально каждое мгновение рискуя здоровьем… — В том-то и дело, что жизнь у нас короткая, поэтому мы стараемся брать от нее максимум. Даже если это не всегда полезно для здоровья, — Герцог пожал плечами. Ножевое ранение неприятно ныло, но Ризли привык терпеть и более ужасную боль, так что нынешние ощущения для него все равно что укол в мягкое место, — позволь узнать же, по какой причине тебя сюда занесло? Смею ли я надеяться, что ты волновался за меня и примчался сразу, как узнал, что меня ранили? — К сожалению, мне сообщили относительно недавно, — признался Нёвиллет, присаживаясь на край кровати и складывая дрожащие руки в замок, чтобы хоть как-то взять свои эмоции под контроль. Получалось просто отвратительно. — но ты прав, я спустился в крепость сразу, как получил новости. М-м, я чувствую, как минимум, долю вины за произошедшее… прими мои извинения. Если бы я не сказал тебе тех слов, то ты бы не разозлился и не оставил бы свой Глаз Бога в моем кабинете, и соответственно не был бы ранен. — Ой, да брось, Нёвиллет, твоей вины в моём ранении нет, — Ризли махнул рукой, давая понять, что всё более-менее в порядке. — Если это всё, что тебя волновало, то тебе следует вернуться к своим обязанностям. Не стоит надолго оставлять Дворец Мермония без присмотра. — Ризли, не говори глупостей, я понимаю, что обидел тебя, и приношу свои извинения за тот разговор, но сейчас позволь мне быть рядом, пока ты не поправишься, — Нёвиллет с мольбой взглянул на друга, осторожно беря его за руку. Его сердце было неспокойно не только от чувства вины, но и от осознания, что Ризли мог больше не очнуться. Мог не узнать, как глуп был один водный дракон, который испугался своих чувств и в привычной манере предпочел оттолкнуть близкого человека. — С тех пор, как ты ушел, я только и думал о тебе. Думал о всей этой ситуации, о словах, которых я не позволил тебе сказать, и сделал вывод. Я не разбираюсь в чувствах, но все же понимаю, что то, что я испытываю к тебе, определенно нечто большее, чем обычная благодарность и дружба. Мне безумно страшно, но я умоляю дать мне второй шанс. — Ох, Нёвиллет, ты режешь меня без ножа, — Ризли не удержался и положил свою большую ладонь на щеку своего любимого дракона. Кожа у него была мягкая, словно шёлк, без единого прыщика, веснушек. Сам Нёвиллет, несмотря на всю скрывающуюся в нем силу, был похож больше на фарфоровую куколку — тонкую, хрупкую, которую страшно лишний раз брать в руки, а то мало ли, уронишь и разобьешь. Но вот что действительно у Нёвиллета было хрупкое, так это его сердце. Хотя сердце самого Ризли было, кажется, ничуть не прочнее. — Прошу, не давай мне ложных надежд. Я приму отказ, как мужчина, но если будешь играться со мной, как с щенком, — я не вынесу. Ты даже не представляешь, как долго я о тебе мечтаю. Если ты не готов принять мою безграничную любовь, то лучше скажи об этом сейчас, пока я не натворил глупостей, за которые потом, скорее всего, буду себя стыдить. — Я готов принять твои чувства, Ризли, — мужчина перешел на шепот, сам того не ведая, а Герцог отказывался верить своим ушам. Если это какой-то сказочный сон, то, пожалуй, он не против спать всю оставшуюся жизнь. Он не мог поверить, чтобы этот очаровательный дракон любил его, простого смертного. — Все эти дни у меня было достаточно времени обо всем подумать, и я понял, что ты дорог мне. Я не знаю, любовь ли это, те ли это чувства, которых ты ждешь, поэтому я опишу тебе, что я чувствую, а ты скажешь мне, что это.       Нёвиллет доверял Ризли, знал, что, даже если эти чувства не окажутся теми, которых так ждет Герцог, он все равно скажет правду. Не станет обманывать. Да и самому Ризли не хотелось бы ложью получить желаемое, потому что это самый наипростейший путь, а Герцог Меропид никогда не искал легких путей.       Собравшись с мыслями, Нёвиллет выпалил Ризли абсолютно всё. И как перечитывал строчки писем, удивляясь тому, какой всё-таки ужасный у Герцога почерк. Про то, как думал о нём, когда они долго не переписывались и не было возможности встретиться и обсудить новости за чашечкой чая, про то, как вообще в принципе полюбил чай благодаря совету Ризли. Пусть и с неким стыдом, но все же признался, что в те дни, когда случайно заставал его после тренировки всего взмокшего с прилипшей майкой к телу, а то и вовсе без нее — невольно засматривался. И как хотел продлить то касание губ к своей руке пару дней назад.       Выслушав всё, Ризли долго молчал. Пожалуй, настолько долго, что Нёвиллет даже начал жалеть, что вообще открыл рот. Только искреннее волнение за здоровье мужчины не давало ему трусливо сбежать, как он это обычно делал. — Я на самом деле не уверен, что это правильно — чтобы я говорил тебе, любовь это или что-то иное, — вынес свой вердикт Ризли, задумчиво скрестив руки на груди, — я бы хотел, чтобы ты сам это понял, не ориентируясь на мои слова. Не потому, что я собираюсь тебе солгать в свою пользу, а потому что когда люди любят друга, они не спрашивают: «А точно ли это любовь?». Они делают, говорят, ориентируясь на собственные чувства. И да, звучит это ужасно запутанно, но я бы хотел услышать от тебя признание в любви, идущее от сердца, а не из головы. — Хм, звучит и правда запутанно, но я, кажется, более-менее понимаю, о чём ты говоришь, — Нёвиллет тоже задумался. Как же ему понять, что он чувствует? Обычно, если ты кого-то любишь, то хочешь проводить с этим человеком больше времени. А он хочет проводить время с Ризли. Хочет касаться его, радовать и поддерживать. Хочет, чтобы Ризли касался его. Хочет вновь ощутить прикосновение губ на коже. Интересно, а каково это — целоваться с ним? Пожалуй, этого достаточно, чтобы сделать выводы.       Дракон мягко обхватил ладонями руку Герцога и, заглядывая тому прямо в глаза, наконец произнес столь желанные для того слова: — Ризли, я тебя люблю. Я не до конца понимаю суть романтических отношений между людьми, но если ты не против, то я хочу, чтобы мы были парой.       Ризли на это просиял от счастья. Неужели это сон? Неужели его заветная мечта сбылась? Сейчас не было никаких сомнений в правильности всех принятых решений. Даже если бы ему снова нужно было получить нож в живот, то он с радостью бы проткнул себя сам, лишь бы услышать эти заветные слова еще раз.       Сколько лет он прокручивал у себя в голове этот день, этот момент, сколько вариаций навоображал — не сосчитать. Он не выдержал нахлынувших на него эмоций и, потянув юдекса на себя, крепко сжал в своих объятиях, совсем не думая о швах, которые могут разойтись от таких резких телодвижений. — И я тебя люблю, Нёвиллет, — прошептал он, наплевав на то, как жалко, должно быть, выглядел со стороны. Наплевав на то, что сейчас кто угодно может войти в лазарет и увидеть их вместе. Лишь бы Нёвиллет был рядом, лишь бы позволил обнимать, целовать, любить. Пусть его, храброго, грозного волка Меропид, сейчас засмеют заключенные и стража, покрутив у виска пальцем, решив, что у Герцога просто недотрах или же он в душе все еще глупый наивный мальчишка — пусть думают, что хотят. Если Нёвиллет любит его, то ему на всё плевать. — Я так сильно тебя люблю. Все эти годы. Не знаю, в какой день это началось, в какой момент я обнаружил у себя эти чувства, может, это все идет с нашей первой встречи в суде, клянусь всеми Архонтами — не знаю. Знаю лишь только, что больше я тебя не отпущу. Ты мой. Слышишь, мой! Я весь мир положу к твоим прекрасным ногам, всё что угодно, лишь бы твои глаза смотрели на меня с любовью до последнего моего вздоха. Да, однажды я умру, но позволь мне любить тебя здесь и сейчас.       Дракон онемел от удивления. Раньше он мог только со стороны наблюдать за любовью. За всеми ее проявлениями. А теперь он чувствует, как крепкие мужские руки прижимают его к себе все ближе, как по лицу Ризли стекают горячие слезы счастья. Он и представить не мог, каково это — ощущать на себе чью-то любовь и любить в ответ.       О да, он любил Ризли. Всем своим дурацким драконьим сердцем, которое так сильно стучало в груди, что мужчина на миг испугался, что это какая-то болезнь. — Ризли… я хочу кое-что сделать, но не знаю, как правильно, — прекрасные острые ушки слегка покраснели, а их обладатель выкарабкался из тесных объятий, пересаживаясь обратно на постель. — Всё что угодно, Нёви, — Ризли перехватил тонкое запястье и едва ощутимо коснулся губами изящных пальцев. Как же Нёвиллет был прекрасен. Его хотелось любить и обожать, хотя бы потому, что как можно иначе? — Ты хочешь меня о чем-то попросить? — Да… дело в том, что я замечал, что люди часто целуются в губы, проявляя тем самым свои чувства, но… — Ризли уже понял, к чему клонит Юдекс, но хотел услышать просьбу о поцелуе из уст Нёвиллета, — я хочу поцеловать тебя, но у меня недостаточно опыта в этом и я боюсь, что сделаю что-то не так. — Не волнуйся, это совсем не сложно, гораздо проще, чем кажется, — Ризли мягко улыбнулся, поглаживая большим пальцем ладонь Юдекса сквозь ткань темно-синих перчаток, — я начну, а ты просто подхватывай за мной так, как чувствуешь.       После этих слов Нёвиллет чуть успокоился и перестал нервно теребить рукав своей мантии. Он чуть наклонился, чтобы было удобнее, и позволил губам Ризли накрыть свои.       Сначала это было лишь легкое касание, а затем Герцог начал медленно шевелить губами, словно показывая, что нужно делать. Нёвиллет схватывал на лету, и для первого раза получалось весьма недурно, даже с учетом того, что он все время стукался зубами и задевал клыками нижнюю губу Ризли. Сам Герцог не мог в это поверить — его целует Верховный судья! Гидро-дракон и просто мужчина, о котором он мечтал столько лет. Ох, до чего же у него мягкие губы… их не хотелось кусать, их хотелось целовать, целовать и целовать, пока не придется прерваться на одышку. И если честно, Ризли лучше бы задохнулся, чем оторвался от Нёвиллета хоть на мгновение.       Но оторваться все же пришлось, так как драконы, судя по всему, не обладают какой-то мистической выносливостью для задержки дыхания. Им было так хорошо сейчас. Вдвоем. В тишине, нарушаемой лишь капанием воды с труб. Ризли даже мысленно усмехнулся этому совпадению: в обычно переполненном лазарете сейчас ни души. И вряд ли кто-то в ближайшее время посмеет их потревожить. Должно быть, благодарить за это нужно Сиджвин. Одна Селестия знает, на какие хитрости способна эта мелюзина. — Прости меня, — вдруг сказал Юдекс, уткнувшись носом в герцоговскую шею. — Я осознал свои чувства только после того, как чуть не потерял тебя. Теперь я понимаю смысл некогда услышанных слов «Имея - не ценим, а потерявши — плачем». Когда я узнал, что ты без сознания, и еще не знал, что случилось, то очень испугался. Никогда не было так страшно… с учетом того, что я в принципе мало чего боялся за свою жизнь. — Не волнуйся обо мне, если бы ради того, чтобы услышать от тебя признание в любви, нужно было бы еще раз позволить проткнуть себя ножом и словить пулю, то я с радостью бы прошел через это еще раза два. — Герцог едва слышно усмехнулся, касаясь губами шелка белоснежных волос.       Как же Нёвиллет был прекрасен. Возможно, Ризли слишком идеализировал его, но иначе он попросту не мог. Стоило только взглянуть на Юдекса, как сердце само по себе начинало бешено стучать, а разум кричал, что этим существом нужно восхищаться, что Ризли и делал. Это было странно, но Нёвиллета в первую очередь хотелось именно любить, показывать нежность через шепот, аккуратные касания и ласковые поцелуи. Впервые в жизни Ризли думал не членом, а сердцем. Конечно, он сгорал от любопытства и с нетерпением будет ждать момента, когда они окажутся в одной постели, но не было этой похоти и страсти. Была лишь нежность и спокойствие. Словно они находились сейчас на берегу какого-нибудь океана и наслаждались шумом волн и пением чаек.       Вот настолько ему было хорошо с Нёвиллетом.