Признание

Со мной определенно что-то не так. Именно к такому выводу я прихожу, когда за ужином Густав делаем мне очередной комплимент. Не банальный, не заезженный, без попытки тупо подмазаться. Он искренен со мной, а всё, на что я способна, это изобразить фальшивую полуулыбку. Густав далеко не дурак, и в конце концов он понимает, что наше свидание себя исчерпало. Я вижу выражение печали и немного усталости на его лице. — Я сказал или сделал что-то не то? — спрашивает он, поднимая глаза. — Нет, — абсолютно честно отвечаю я. Обмана он точно не заслужил. — Хороший вечер получился. Мужчина усмехается и обводит взглядом зал, наполненный другими людьми, сидящими за столиками. Одни увлеченно болтают, другие наслаждаются ужином, кто-то просто приятно проводит время, сидят, взявшись за руки. — И он уже закончился. Я понял. Гораздо раньше, чем предполагалось, ну ничего. Есть ли смысл предлагать тебе прощальную прогулку на свежем воздухе? — Думаю, что не стоит. Нужно поскорее со всем этим заканчивать, иначе уровень неловкости будет зашкаливать. — В таком случае я оплачу счет и отвезу тебя домой, — больше Густав не смотрит мне в глаза. Он делает знак официанту, попутно доставая свой бумажник. В этот момент мне становится совсем погано. Сейчас придется сказать еще одну фразу, которая станет очередной пощечиной для задетого мужского самолюбия, но, если я промолчу, то нас попросту добьет обратная дорога. Я дожидаюсь, пока улыбчивый официант рассчитает наш столик, вежливо поинтересовавшись, всё ли было хорошо, и только после того, как парень удалится, произношу: — Спасибо, но я вызову такси. Так будет лучше. Лицо Густава мрачнеет, а потухший взгляд еще долго будет ворошить мою совесть. Всё, никаких больше свиданий! — Клэр, время уже позднее, ты уверена? Да, я уверена, а еще, мне очень стыдно, но в последнем я сознаваться не хочу. — Я знаю этот район очень хорошо, проблем не возникнет. И к тому же я избавлю тебя от гнетущего молчания в салоне, это меньшее, чем я могу отплатить за действительно хороший ужин. — Ты правда считаешь его «хорошим»? — Густав улыбается, и я тоже не могу сдержать улыбку облегчения. — Правда. Наш разговор заканчивается именно так, не считая неловкого «пока» на прощание. Я смотрю, как машина Густава медленно уезжает с парковочного места, затем набирает скорость и скрывается за первым же поворотом. Ночная жизнь в Новом Орлеане бьет ключом, потому что этот вечер и правда отличный. Идеальная погода, с побережья доносится запах океана, практически нет ветра. Я делаю глубокий вдох, наполняя легкие сладким воздухом. За моей спиной все еще раздается приглушенная музыка, в заведение прибывают люди. Надеюсь, что у них все сложится куда лучше, чем у нас с Густавом, а меня теперь ждет только дорога домой. Но вызывать такси я не собираюсь, по крайней мере не сразу. Пройтись немного пешком и развеять мысли — вот, что мне сейчас необходимо. А еще не помешала бы пара кроссовок, потому что на каблуках далеко не уйдешь, но, увы, чего нет, того нет. Перекинув сумочку через плечо, я быстро перехожу дорогу, оказавшись на тротуаре по направлению движения к дому Сэма. Всего-то пара кварталов, и в любой момент можно сдаться, остановив такси. Мне нравится этот план, нравится и потому, что ни в одном его пункте не упоминается «позвонить Барнсу». Крайне самоуверенное заявление с его стороны, да как и сам Барнс. Я пыталась не думать о нем, пыталась всецело вникнуть в суть разговора со своим спутником, но как назло мысли крутились вокруг совершенно другого человека. Наверное, Густав это понимал. Какую же досадную ошибку я совершила, когда дала ему надежду на нечто большее. Скверно. Мне хочется оказать дома, закутаться в теплый халат, поменять каблуки на тапочки, налить себе чай и закрыться в комнате. Дождаться Сару, излить ей душу, вот только нет никаких гарантий, что мне удастся выполнить и половину из задуманного, потому что пока в отсутствие Сэма дома находимся только мы с Баки — ни о каком покое и уюте говорить не приходится. На середине этого умозаключения боковым зрением я замечаю движение недалеко от себя. Светло-серый форд с выключенными фарами. Когда автомобиль ровняется со мной, раздается звук опускающегося стекла со стороны пассажира. — У меня столько вопросов, Клэр, — лениво тянет Барнс, — и к тебе, и к твоему кавалеру. Кстати, где он? — Ты что, за мной следил? — не сбавляя шага и даже не думая останавливаться, с продолжаю идти вперед, так как и Баки продолжает медленно ехать рядом. — Вовсе нет, мимо проезжал. — Вот и проезжай мимо. Из салона раздается приглушенный смех. Я не хочу поворачиваться, не хочу видеть его довольное лицо и нахальную улыбку. — Ты собираешься идти до дома пешком? — Может и собираюсь, твое какое дело? — Ночь на дворе, Клэр, не валяй дурака, садись. Форд останавливается, но не я. Снова слышится звук набирающего обороты двигателя. — Так по-детски с твоей стороны, — говорит Барнс, — одно неудачное свидание — это еще не конец света. В другой раз обязательно повезет. — Спасибо за такие ободряющие слова, но, знаешь, я как-нибудь сама разберусь. И «следующий раз» как минимум пройдет не здесь, и без твоего участия, и даже без твоего ведома! Так что… Барнс! Автомобиль слишком резко дает вправо и обоими передними колесами заезжает на тротуар. Благодаря высокой подвеске этот маневр кажется ничтожным, хотя у какого-нибудь седана наверняка отвалился бы передний бампер. Открывается водительская дверь, Баки огибает капот, встает передо мной и, дернув за ручку пассажирскую дверь, недвусмысленно намекает занять свободное место. Скандал посреди улицы — последнее, что мне сейчас нужно, а вот Барнса это нисколько не смутит, уверена. В салоне куда теплее, чем на улице, и комфортнее, и дома так я окажусь быстрее. Прогулялась и хватит. Под пристальным взором я забираюсь в кресло и пристегиваюсь еще до того, как мужчина успеет вернуться за руль. Несколько минут мы проводим в полной тишине. Барнс ведет машину куда медленней, чем того требует этот участок дороги, и уж точно медленней, чем он сам привык. Я пытаюсь абстрагироваться от происходящего, насколько это вообще возможно. Смотрю в окно, мечтаю поскорее избавиться от проклятых шпилек, потому что мышцы на ногах начали ныть, стоило мне опуститься на мягкое сиденье. Первым голос подает Барнс. — Когда ты уезжаешь? — Послезавтра, будто ты не знаешь, — бурчу себе под нос, даже не повернувшись в его сторону. — Не знаю, представь себе, — отвечает он в подобной мне недовольной манере. И снова молчание. Форд начинает набирать скорость, что означает, что Баки хочет как можно скорее добраться до дома и избавиться от моего общества. Вот, именно от этого я хотела предостеречь Густава, когда отказалась от его предложения подвезти. Когда я вспоминаю о нем, то на ум приходит мысль отправить сообщение. Еще раз поблагодарить и извиниться, пожелать спокойной ночи. Я достаю мобильный из сумочки, нахожу нужный контакт и быстро набираю короткое, но содержательное сообщение. Кончик большого пальца зависает над кнопкой «отправить», но я не могу решиться. С каждой прошедшей секундой идея уже не кажется мне хорошей. — В чем дело? — Баки кивает головой в сторону моего смартфона. Готова поспорить, что ему прекрасно видно имя получателя, или даже текст сообщения. — Ни в чем, — пожимаю плечами я, а затем добавляю, — это будет лишним? Барнс отвечает коротко и ясно: — Да. И я удаляю напечатанный текст, затем убираю телефон обратно. Мы подъезжаем к дому, в окнах которого не горит свет, и почему-то погашены фонари на крыльце. Когда Баки глушит двигатель и гаснут фары и габаритные огни, то все вокруг погружается во мрак. Мы не торопимся выходить из машины, просто сидим, и смотрим перед собой, туда, где вдали видны едва различимые отблески на поверхности воды. Каждый успевает подумать о своем, и эти пара минут действуют на меня очень благоприятно. Я отпускаю ситуацию, ведь это самое логичное, что можно сделать. — Жалеешь? — Нет. Устала. Эти каблуки — какое-то средство для пыток. — Тогда зачем было их надевать? — Красиво, — говорю я, и из груди Барнса вырывается вздох. Потянув ручку, он открывает дверь со своей стороны, и я воспринимаю это как сигнал, что тоже пора выбираться и идти уже домой. Но успеваю только отстегнуть ремень безопасности, как Баки оказывается рядом. Помочь мне выйти из машины — этот тот максимум, на который я могу рассчитывать, и на который способная моя фантазия в данный момент. Барнс сильно превосходит эти ожидания, он помогает мне развернуться, а потом опускается едва ли не на колени. Аккуратно обхватывает бионикой мою лодыжку, от чего по коже мгновенно прокатывается волна мурашек, второй рукой он тянется к переплетениям ремешков туфель и принимается их расстёгивать. Не знаю, что вообще можно разглядеть в такой темноте, но в любом случае от широты жеста у меня замирает сердце, и всё, что я могу делать, это просто сидеть и ждать. Ждать, пока Баки справится сперва с одной туфлей, а потом и с другой, снова выпрямится в полный рост и на полкорпуса нырнет в салон. Осознание ко мне придет лишь тогда, когда его ладонь скользнет по моему затылку, притягивая ближе. Мы очень давно и долго ходили по грани, пересечь которую никак не решались, а оказалось все гораздо проще. Приятнее. Ярче. Я позволяю себе обнять его за шею, прижаться к крепкой груди, и окончательно стереть все плохие моменты этого вечера. — Вот видишь, — выдыхает он в мои приоткрытые губы, — я был прав. За этим следует новый поцелуй, и мне с трудом удается уловить суть услышанного. — В чем? Баки усмехается, прижимаясь своим лбом к моему. Его грудная клетка размеренно поднимается и опускается, в то время как внутри моей за ребрами словно бьется крыльями и рвется наружу маленькая птичка. — В том, что домой ты вернешься со мной, а не с ним, — тихо, на выдохе произносит он. И я улыбаюсь. Улыбаюсь темноте двора, улыбаюсь теплу, окутывающему меня рядом с Барнсом. Улыбаюсь искренне, впервые за весь этот вечер.