Могу забрать твою боль

За двадцать минут старый, почему-то очень знакомый особняк неожиданно быстро наполняется людьми. Олег про себя подмечает — их действительно много. И все такие разношёрстные, непонятные и очень странные — аж голова кругом идёт. Движутся цепочкой, шагают строго друг за другом. Олег чувствует — что-то не так. По телу бегают крупные мурашки, похожие на предшественников дикой лихорадки — ещё немного, и его буквально затрясёт. Как в детстве: температура высокая, голову ломить начинает... почти всегда страшно. И сейчас точно так же. Как он оказался среди этих людей, что творится в этой глуши, в которую Шепс попал чёрт пойми как, его не слишком-то заботит. Сейчас он думает о другом. Где-то там остался он. Олег знает — он нуждается в нём. Становится трудно дышать, когда в голове всплывает этот образ: тонкие руки с аккуратными пальцами, почти всегда украшенные кольцами, длинная шея с явственно выступающим кадыком, маленький ровный нос, и эти глаза... О, Шепс слишком хорошо помнит эти глаза. Тёмные-тёмные, почти чёрные, они всегда видят насквозь, самую суть. Глаза — зеркало души, а душа у него светлая и такая родная. Как же её не хватает сейчас... Олег резко выбивается из стройного клина и летит вперёд. Глаза блуждают по тёмным плащам, мечутся, оглядывая каждую фигуру, ищут, ищут, ищут... Через тонкие облака сквозит луна, её свет становится всё ярче, когда Шепс, в очередной раз пролетая мимо тёмной вздымающейся фигуры, находит ту самую. Взгляд незнакомца становится холодным, когда Олег хватает его руку — шероховатость кожи вызывает новую порцию мурашек. В строю слышится неразборчивый шёпот, когда человек брезгливо щурится и тут же вырывает свою ладонь. Шёпот становится в разы громче, когда незнакомец, медленно склонив закрытую капюшоном голову, тихо, практически неслышно шагнул за чугунные ворота. Этот назойливый шёпот как будто пытался приглушить Олега, задавить его, заставить закрыть уши и кричать... Но времени у него уже не оставалось, когда он ринулся следом за ним. Сейчас ему было абсолютно наплевать, какой именно вред могут причинить ему эти до жути странные и непонятные фигуры, ведь среди них был он. Тот самый, без которого жизнь окончательно теряла малейший смысл, а мир переставал играть красками. Среди шагающих в ряд фигур был он, которого у Олега бессовестно отобрали. Он шагает вперёд — по тёмной аллее, разгоняя туман полами длинного чёрного плаща. Олег следует за ним. Он огибает дорожку с сухой травой, поднимается по холодным каменным ступенькам. Туда — в полную неизвестность, в тёмный коридор, из которого так и веет могильным холодом. Туда... Фигура замирает возле старого постамента. Мрамор на камне запылился, в некоторых местах треснул и осыпался. Он останавливается рядом и медленно опускает тонкую руку сверху. Лёгкая ткань соскальзывает, открывая взору запястье. Сквозь тонкое полотно можно разглядеть кольцо — словно вытатуированное, как и остальные атрибуты молодого человека, тёмное, похожее на чёрное золото. Олег тихо выдыхает, и этот выдох подхватывает лёгкий сквозняк, пролетевший через незакрытую дверь. Выдох разлетается по помещению, эхом отзывается в высоких стенах. Тёмная фигура резко поворачивается в сторону Олега. А дальше всё как в тумане. Шепс хорошо помнит, как из-под капюшона выглянули глаза — такие родные и спокойные, век бы только в них смотреть. Но сейчас... Сейчас этот взгляд был ледяным. Как каменные стены особняка, как бледный свет луны, как вода в океане. На секунду где-то внутри поселился страх: а вдруг это не он? Вдруг тёмная фигура, которую Олег так упорно преследовал, вовсе не тот, кем его считает Шепс? Но все сомнения тают, когда незнакомец медленно снимает капюшон. Олег замирает, с ужасом глядя в темноту. Нет, это определённо точно он. Те же аккуратные тонкие губы, те же темные проницательные глаза . Вот только теперь его лицо не выражало ни малейшей радости от встречи со старым знакомым. Наоборот — усиливало подступающий гнев. Фигуры медленно окружают его, смыкаясь плотным кольцом. Шепс с ужасом наблюдает за тем, как его последнюю надежду полностью скрывают чёрные плащи. Руки сжимаются в кулаки, а ужас, поселившийся где-то в груди, выступает наружу. Олег делает шаг, другой, затем летит вперёд пулей. Внутренний голос не говорит, кричит даже. Случится что-то страшное. Шепс не успевает его спасти. Он погибает слишком быстро, словно ненароком уронив своё тело на холодный пол. Процессия в тёмных плащах отходит на задний план, когда худое тело ударяется: один раз, затем второй, чуть подлетев над полом. Олег хочет кричать, но не может издать ни звука. Олегу становится ещё страшнее. Он не может ничего сделать. Олег просыпается от собственного крика. Часы в гостиной показывают утро, а если быть точнее, ровно без одной минуты шесть. Солнечные лучи просачивались через неприкрытое шторкой окно и освещали подлетевшие в воздух пылинки. Аккуратно перевернув голову на подушке и позволив шее похрустеть, Олег глубоко вдохнул. Голова начинала раскалываться, а руки и пальцы похолодели. Шепс нервно потёр переносицу — единственный выходной, и то поспать не дали. Вообще, кошмары преследовали его с самого детства, иногда целыми неделями, иногда по несколько за одну ночь, и теперь буднично сердиться на них за то, что не дали отоспаться просто вошло в привычку. Саши дома не было, и это даже хорошо — на сегодня у Олега были совершенно другие планы. Неотложные, очень важные, на которые не повлияет плохой сон и ради которых он отложил даже встречу с Димой. Шепс давно хотел посетить старый особняк, и может быть этот сон всего лишь сулил маленькое путешествие. Зря Олег про себя его так негативно трактует. На самом деле, особняком это старое, полупустое здание назвать было трудно. Ещё в тридцатых годах позапрошлого столетия оно приобрело дурную славу. После того, как в поместье при загадочных обстоятельствах погибла семья, состоявшая из отца-генерала, матери и двух взрослых дочерей, в городе сначала начали происходить странные вещи, а потом и вовсе многие разъехались по губерниям. Олегу всегда хотелось пробраться внутрь, в самые закрома, поговорить лично с душами убитых там, выслушать и раскрыть наконец тайну поместья. «Somnum exterreri», а именно так называли это поместье городские, находился в тридцати минутах ходьбы от дома Шепсов. Поход обещал быть опасным, опасность прибавляла адреналина в кровь, а Олег этот адреналин любил безумно. Саша бы точно никуда не пустил его, а потом бы ещё и наругал, но Саши дома нет, а это значит, что никто не посмеет ничего ему запрещать. Собираясь, Олег наглеет вкрай: бессовестно лезет на полку брата, достаёт оттуда большой засушенный венок из самых разных трав, кулон, оберегающий, как сам выражался Саша «от вампиров», вырывает несколько страниц из его тетради и наспех прячет в походную сумку. Если б Саша был дома, то уже давным-давно бы оторвал Олегу голову — но Саши дома по-прежнему нет, и счастливый Олег убегает из пустой квартиры навстречу мистическим приключениям после самого вещего сна. *** Ритуал в особняке определённо влёк за собой плохие последствия. Во-первых, самое очевидное, никаких гарантий на вмешательства сверхъестественных сил никто Олегу не давал. Во-вторых, духи, если они там вообще есть, могут быть настроены не самым доброжелательным образом к парню, который неожиданно захотел их вызвать и поговорить. По мере приближения от этого места так и веяло тяжёлой энергетикой, но вопреки внутреннему беспокойству Шепс продолжает идти. В раздумьях о ритуале и предстоящих рисках, Олег и не заметил, как добрался до особняка. Утро было прохладным, неуютный ветер обдувал взмокшее лицо, принося с собой разномастные запахи. Улица пахла могильным холодом, речной свежестью и дождём. А со стороны особняка уже доносился терпкий запах крови вперемешку с сыростью. Не успев как следует отдышаться и запустить в лёгкие воздуха, Олег поражённо замер. Перед ним, как на ладони развернулся особняк. Огромный купол, кажется, упирался в небо, высокие мраморные колонны поддерживали тяжёлый чёрный свод. Слишком уж богато он выглядел, роскошно даже. Работа с душами там казалась какой-то честью, оказанной безликим хозяином. Проходя в незапертую дверь и поднимаясь наверх по шатким скрипящим ступенькам, Олег всё ещё не чуял отторгающей негативной энергетики. Значит, ритуал можно было проводить. Место для того чтобы расположиться Шепс выбрал самое оптимальное — в дальнем тёмном углу неподалёку от картины. Далеко идти не нужно, как минимум. Большую часть ценных вещей из особняка давным-давно вынесли, из-за чего внутри здание казалось осиротевшим и безжизненным, но единственная висящая картина над потолком придавала стене хоть какую-то яркость. На картине был изображён мужчина. Сравнительно высокий, скулы чёткие, взгляд такой пронзительный. Прямой, как на иконах, видящий всех и всё, от которого, кажется, спрятаться негде. На несколько секунд Олег даже залюбовался молодым человеком, что смотрел на него с портрета, но вскоре тряхнул головой и отвёл взгляд. Сюда он пришёл совершенно не за этим. Но уже через несколько минут, закончив раскладывать ритуальные свечи и зеркала, Олег осознал — провести ритуал ему не удастся. Огонь, вспыхнув, потухал в одночасье, зеркала падали, свечи зажечь не удавалось. Олег матерился сквозь зубы. Кто-то ему откровенно мешал, и чутьё подсказывало, что всему виной был хозяин дома, может быть даже незнакомец с портрета — странно, что его не вынесли вместе с остальной роскошью. Вероятно, изображён был даже не человек — слишком уж тёмная шла энергетика. Тяжёлая. Сильная. Похожая на инкубическую. Изображён был явно не человек, и этот не человек сейчас бил зеркала и тушил огонь, показывая, что гостю здесь абсолютно точно не рады. Олега это бесило, откровенно говоря. С одной стороны, сюда бы Сашу неплохо сейчас, он как факел во тьме, или как Данко из сказки — одним своим видом тьму разгонит, а с другой... Олегу кажется, что им с тайным хранителем особняка, пожалуй, не слишком нужен кто-то ещё. Это их противостояние. Больше не запустит. Шепс снова сбивается. Горячий воск задевает кожу, Олег шипит, роняет свечу и тут же недовольно от боли морщится. Размытые очертания горящих свечек кажутся галлюцинациями, как и едва ощутимое прикосновение к плечу. Первые пару мгновений Олег мысленно пытается отогнать от себя уж слишком навязчивый морок, а когда осознаёт, что уже давно в комнате не один, страх ледяной сеткой обвивает лёгкие. Не отдавая себе отчёта в действиях, Шепс хватает с пола первое попавшееся зеркало и с размаху бьёт куда-то назад. Слышится тихий вскрик, следом — звон разбитого стекла. Олег быстро закрывает глаза и оборачивается. Смотреть всё ещё страшно. Как в детстве, после Сашкиных страшилок, вот только теперь совершенно по-настоящему... — Ну зачем же так грубо? Я только хотел помочь. Олег не сразу понимает, к кому обращается этот мягкий, бархатистый голос, а когда понимает становится ещё страшнее. Он наконец открывает глаза и натыкается на снисходительный взгляд напротив. На Шепса смотрели, как на маленького испуганного ребёнка, кого он сейчас скорее всего и напоминал, и смотрел на него... Олегу хочется закрыть глаза обратно, но он лишь мотает головой и думает, что, наверное, это всё ещё его сон не закончился. Человек с портрета. Шепс думает, что ему могло почудиться всё что угодно — фантомы, призраки, старые души, но только не реальный он. То же серьёзное, но вместе с тем снисходительное выражение лица — только на портрете оно казалось менее живым. Те же тёмные, мутные глаза — как на портрете, вот только от них можно было спрятаться, а от реального человека — никак. Те же тонкие губы — Олег засматривается на них дольше положенного, потому что на портрете они были испачканы кровью. Те же невероятно красивые изящные руки — только в реальности незнакомец протягивает Шепсу белый платок. Олег, честно, уже и забыл про боль, но покорно принимает его. — Извините, — с усилием выдавливает он из себя, стирая всё ещё горячие капли воска с рук и не переставая с интересом рассматривать пришельца. Если честно, Шепс вообще не ожидал кого-то живого в этом особняке увидеть — кого-то по-человечески красивого, притягательного почти что — мысли как-то странно путаются в голове, и Олегу кажется, что мозг плавится под воздействием магических чар красоты этого парня. Правда красоты, на портрете такой не было! Незнакомец прячет руки за спиной, всё ещё наблюдает с какой-то жалостью за попытками Олега избавиться от воска на пальцах и в итоге подходит сам. Давит своей энергетикой, ощутимой, горячей, но вопреки всему спрятаться не хотелось — Шепс даже не сопротивляется, когда к нему подходят почти вплотную и смотрят прямо в глаза и снова повторяют: — Не пугайтесь, я только помочь. Олег уже не пугается, Олег вообще сейчас мало соображает — лишь тупо улыбается, когда незнакомец находится так близко, буквально дышит в макушку. — Как вас зовут? У Олега снова перехватывает дыхание от этого голоса. Он нервно кусает губу, косится на свои атрибуты на полу, убеждая себя в том, что не пытается переключить на них своё внимание и перестать по-детски смущаться. Нужно что-то ответить. Шепс снова чувствует себя маленьким ребёнком, застуканным за кражей печенья. Уязвимость. Слишком ощутимая, одной только энергетикой. Чёрт возьми какой сильной энергетикой. — Олег... Я Олег. А вас? Вы здесь... Живёте? Язык почему-то не слушался, Олег явно задавал какие-то бессмысленные вопросы в пустоту, но какие именно, сам он не слышал. Мысли в голове словно отделились от сознания, стали жить своей жизнью, а Шепс почему-то этому не сопротивляется. Насколько нормально терять голову от голоса незнакомца, от его взгляда, от его близкой энергетики? Олег не знает. А потому просто смотрит, хочется рассматривать его, как самый редкий музейный экспонат, подолгу задерживаться взглядом на шее и ключицах, на длинных пальцах, а ещё слушать такой невероятно красивый голос... — Олег... Хм, — незнакомец улыбнулся, повторяя имя, словно пробуя на вкус и смакуя. — Прекрасное имя, знаете ли. В Скандинавии оно бы значило «воскресающий». Это даже забавно, учитывая, что вы всё ещё стоите на ногах... Шепс не был в этом уверен, если честно. В том, что его имя такое прекрасное, в том, что он стоит на ногах, он вообще сейчас мало в чём был уверен — в какой-то момент всё вокруг смешалось в одно сплошное месиво, пол и потолок как будто бы поменялись местами, и только незнакомец оставался на их фоне таким идеальным и ровным. — Меня зовут Артём, — наконец произносит незнакомец после долгого молчания. Олег цепляется за его голос в затуманенном сознании, словно подтверждая — всё, что происходит абсолютно реально. — и нет, я не живу здесь. Я скорее... Как бы точнее выразиться... Я скорее охраняю это здание от нежелательного вторжения, понимаете? — Понимаю, — туманно отзывается Олег, вылавливая слова из сознания. Артём чуть заметно улыбается. Олег смотрит на него и плавится под ощутимо пылким взглядом. Не него как на солнце, долго смотреть не получается. — Позвольте вам помочь, — вдруг просит Артём, а когда получает утвердительный кивок, тянет руки к чужому запястью. Но в ту же секунду Артём дёргается, как ошпаренный, отстраняется даже и отходит, потирая руку. Олегу чуть-чуть, самую малость становится обидно, что он так бесцеремонно от него отстранился, но сквозь затуманенный рассудок пробивается вопрос — что его так напугало..? — Ваш кулон, — мягкий голос скользит по сознанию, Олег уже откровенно плывёт с него. — это серебро. Сторонюсь этого металла, откровенно говоря... Даже не касаясь, могу получить увечие. Знаете, мне будет проще подойти ближе, если вы от него... Избавитесь? Позволите попросить вас об этом, Олег? Секунда — не отдавая, себе отчёта в собственных действиях, Шепс как во сне тянется за шею и расстёгивает цепочку. Затем, взмахнув ею, откидывает куда-то на пол. Кулон со звоном ударяется несколько раз, а затем всё резко затихает — кроме шумного дыхания Олега, который вмиг почувствовал себя откровенно уязвимым перед ним. Артём снова улыбается — чуть шире, уже явно демонстрируя зубы, а в особенности — пару тонких острых клыков. Олег бы сказал, что они красивые, что весь Артём так-то красивый, но сейчас сил ему хватает лишь на закушенную губу и тихий скулёж, когда чужие руки с запястья перемещаются выше, куда-то на шею, а потом сразу на воротник. — Знаете, я осведомлён много в каких практиках. Вам больно, это я вижу сам. Я могу избавить вас от боли, если вы пожелаете этого, Олег. Как от физической, так и от душевной. — Вы тоже... Колдуете? — Олег слышит тихий смешок в районе шеи, не слышит даже — чувствует кожей. Олегу чересчур уж нравится, когда таким красивым голосом звучит его имя. Артём над ним откровенно издевается, снова как над маленьким ребёнком, а Шепс даже не обижается на это. — Нет, что вы. Я не колдун. Я скорее душевный лекарь. Я забираю себе человеческую боль. И могу спасти вас от неё. Где-то на периферии восприятия у Олега даже мелькают какие-то картинки прошлой жизни — последние особенно болезненны, они давят собой, и Шепс морщится, хотя бы просто потому что не хочет их вспоминать. Ссоры и конфликты, такое при нём иногда бывает, а ещё тяжело работать с чужими изранеными душами, когда у самого душа болит. Быть может, этот странный Артём говорит правду и он действительно может ему помочь..? Но дать согласие Олег не успевает. Силы всё-таки покидают его в самый неподходящий момент, и Шепс прижимается к стенке уже когда чужое горячие дыхание опаляет кожу, а к шее неминуемо приближается пара острых клыков. Крепкие руки смыкаются на плечах, и Олега не очень гостеприимно впечатывают в стену спиной. Но это даже не пугает Шепса — наоборот, полное обездвижевание и контроль не убили начавшее просыпаться от этих прикосновений возбуждение. Наоборот — они заводили, заводили так сильно, что Олег, вместо того чтобы попытаться сопротивляться при такой-то ситуации и своём потерянном сознании, лишь хрипло застонал и поднял голову выше, когда чужие клыки наконец задели чувствительную кожу. По коже ощутимо резануло, воздухе мгновенно повис металлический запах крови, но боли не было, никакой — или это Шепс просто перестал её ощущать в тот момент, когда чары сомкнулись над головой, окончательно лишая восприятия. Проходит несколько минут — вампир пьёт его с наслаждением, до сих пор ничуточки не больно, только сам Олег ощутимо слабеет, и от этой слабости начинает сползать на пол. Стена холодная, этот холод плиток, что ощущается на его лопатках под свитером, и контрастирующий с ним жар внизу живота — ощущения из тех, которые хотелось бы отложить в голове на полку с подписью «идеально», вот только Олег уже давно перестаёт соображать. И неясно от чего, так уж ли виноваты чары, или это лекарь-Артём слишком красивый. Его укусы на шее чувствовались особенно горячо, обжигающе. Не больно, но горячо, кровь ощутимо приливала к раскрытым ранам. И хоть Олег внутри понимал, что они сейчас делают что-то неправильное — сейчас, это когда его бесстыдно кусают за шею, уже не для крови, а так, ради развлечения — но уже ничего не получится сделать. Сопротивляться поздно, да и сил нет, а потому Шепс, чувствуя, как переживания и мысли по одной покидают его разум, запрокидывает голову ещё сильнее и не грубо, но требовательно произносит: — Кусай ещё. Но Артём вдруг снова отстранился. То ли сбил его полуживой голос, так неожиданно раздавшийся, то ли слишком бледное лицо так напугало, Олегу думать не хотелось. Но больше крови пить не стал. Наклонившись и напоследок ощутимо проведя языком по артерии, он вдруг коснулся одними губами одной из самых крупных ран и поцеловал. Хитро прищурился, посмотрел на реакцию Шепса, которого от ощущений уже током прошивало, а затем поцеловал ещё раз. Олег думает, что это, наверное, неправильно, а ещё думает, что если бы боль какая и была, то вся ушла бы с касанием этих прекрасных бархатных губ. О сопротивлении и речи не было — слишком уж нежными выходили все касания вампира. Так что Артём не встречает сопротивления, когда прижимает его к стенке, продолжает выцеловывать горячую шею, ещё крепче сжимает руки на талии, смещая. Чувствует жар даже сквозь ткань свитера, поднимается выше к рёбрам. Олега трясёт от удовольствия, от чужих рук на своём теле, и затуманенный рассудок не даёт повода противиться. Артём запускает пальцы под чужую кофту, до боли сжимает руки на поясе — смотрит на реакцию. По-прежнему запрокинутая голова, глаза в потолок, приоткрытые в немом стоне губы — вульгарно выглядит, настолько, что в глазах от этого зрелища темнеет. Он ведёт руками выше, проводит по горячей вздымающейся груди, надавливает на плечи, вынуждая наклониться, опуститься на него, придерживает под кофтой за пояс и поднимается ещё выше. Теперь пальцы Артёма под рукавами, он касается вен на запястье, натягивает на руку чужой рукав и прижимает пальцами его ладони к стенке, над головой. Его ведёт от удовольствия, от дымки перед глазами от горячих губ напротив. Он наклоняется к чужому уху, закусывает мочку и протяжно стонет, вызывая у него порцию мурашек. Сжимает руки на его плечах, целует, трогая горячими руками лицо. И больше не кусает. — Хватит с вас, пожалуй. Не успевает Шепс одуматься, переварить сказанное — его подхватывают на руки и молча относят к столу, сажая на край. Скорее всего, сейчас он меньше всего похож на человека, который в состоянии добраться куда-то сам, но у Олега возникает глупая ассоциация, что вампиру крови на хватило — сейчас он полакомится ещё и его плотью, порвёт её на куски и съест по одному на этом столе... Но Артём продолжает касаться губами везде, где дотягивается, и Шепс теряется в остатках мыслей и море ощущений, когда свитер становится третьим лишним их дуэта и летит на пол вслед за кулоном. Артём нагло пользовался тем, что Олег весь вытянулся на этом столе, лёг, разбросав тёмные кудри и голову задрал повыше — Артём вообще не особо стеснительный. Через несколько секунд, переместившись ниже, он стал оставлять горячие следы поцелуев на шее и ключицах там, где только можно было дотянуться. Дыхание сбивается, из глотки рвётся громкий стон, когда чужие губы ощущаются ещё ниже, на выпирающих рёбрах, на животе, ниже и ниже. Кричать на весь особняк не слишком-то хочется, но сейчас всё восприятие Олега сужается лишь до этих касаний и шумного дыхания над собой. Руки сами тянутся к ремню, но Артём их останавливает в контролирующем жесте, а затем, поцеловав запястья, прижимает к столу. Свободная ладонь сама расстёгивает ремень, а Олег вздрагивает от резкого потока воздуха в особняке. Он лишь успевает понадеяться, что теперь-то они в особняке вдвоём, когда полностью обнажён перед вампиром, ещё более уязвим, более слаб. И всё равно ни капельки не страшно — дикое желание заслоняет собой все остальные чувства. Но оно тоже быстро сменяется тянущей приятной болью внизу живота. Артём сам всё ещё в белой рубашке, но только лишь в ней, уже испачканной мутной кровью — но так даже красивее. А ещё на губах теперь повисает ощутимая сладость при каждом поцелуе — собственная кровь кажется лучшим напитком в эти секунды. Снова хочется закричать от наслаждения, особенно когда так смотрят, смотрят с животным блеском в зрачках. Артём даже слишком быстро сдаётся, прижимается ближе и неаккуратно, смазанно толкается. Он не видит, как между бровей Олега появляется небольшая морщинка, и он чуть жмурится, закусывает губу. Артём старается двигаться медленно, но от дикого желания даже руки начинают дрожать, и он снова сдаётся слишком быстро, ускоряясь. Шепс хватается обеими руками за края стола, держится, но всё ещё подрагивает при каждом толчке, а от удовольствия откровенно сносит крышу. Запах крови всё ещё висит в холодном воздухе, и Олег вдыхает его полной грудью, забив на металлический привкус железа в нём, а ещё с наслаждением слизывает кровь с собственных губ после очередного поцелуя. Оргазм настигает их почти одновременно, когда Шепс уже почти что задохнулся в собственных стонах, а Артём, толкнувшись в последний раз, прижался лбом к чужой груди, ощущая, как громко стучит сердце. Олег думает, что сходит с ума, когда слышит крик откуда-то извне. Он готов надеяться, что это всего лишь его глюки, и они ещё полежат вот так вот немного, их никто не отвлечёт, им никто не помешает... — Олег, слышишь меня!? Его упорно трясут за плечи. Чужие руки, не его, не Артёма. Шепс моргает несколько раз, перед глазами сначала какая-то муть, а после — обеспокоенное лицо Саши. Олег в сознании. Он снова контролирует свои мысли и слова, но внутри мгновенно повисает какая-то пустота. Где Артём..? — Нормально всё с тобой, Олеж? — волнуется брат, осматривая валяющиеся на полу затушенные свечи, разбитые зеркала и небольшой нож, который сам Саша когда-то и подарил. Теперь он некрасиво выгнулся и лежал на полу блестящим куском железа. Артёма здесь нет. Олег отводит взгляд. — Всё нормально. — Ты на энергетического вампира наткнулся, — начинает дотошно объяснять Саша, наклоняясь и поднимая сначала свечи, потом нож. — Угробил всё-таки. И страницы мои повыдёргивал. А кулон зачем снял? Если б не мешался он тебе, может, энергию бы из тебя не высосали! Олегу уже плевать на энергию, честно говоря. Ему на всё плевать, на всё и всех, даже на Сашу, на всех людей в целом, потому что среди них нет Артём. Шепс это точно знает, откуда — неясно, но так чётко понимает. Больше они не встретятся. Но он же был только что тут, он касался бережно бёдер, он оставлял привкус крови на губах — как можно исчезнуть так быстро? Что случилось с Артёмом? Что случилось с его Артёмом? А с его Артёмом, наверняка, ни черта не случилось — просто поигрался как бывает, выпил крови из жертвы, воспользовался беспомощностью, которую сам на него и наслал. Саша прав — кулон снимать ни в коем случае было нельзя. Олег покидает особняк, уходит вслед за Сашей с гнетущим чувством внутри — пустота, оказывается, тоже может быть гнетущей. Нет сил даже на переживания, потому что вампир лишил этой простой человеческой возможности. Дома Шепс валится на кровать, засыпает и спит до позднего вечера — впервые за долгое время, без снов. Интересно, видят ли вампиры сны? Олег не знает. И больше, наверное, никогда не узнает, потому что Саша подарил новую цепочку — ещё более сильную, чем все предыдущие. По крайней мере, Олег очень на это надеется.