Что ты такое?

Тобиас не собирался оставлять это безнаказанным. Его репутация была уничтожена... Сенатор с силой ударил кулаком по стеклу. Его лицо исказилось от гнева, но за этим гневом скрывалась отчаянная попытка сохранить хотя бы видимость контроля. Он не мог поверить, что его планы рухнули. — Вы не понимаете, на что идете! — воскликнул он, обращаясь к троице. — Вы сами подписали себе смертный приговор!!! Но его слова больше не имели значения. Запись уже была передана на центральные каналы через каналы связи Курта, которому Артур передал все имеющиеся данные. Весь Корусант, а следовательно, и вся галактика знали о его тёмных делишках, и никакие связи не могли спасти Тобиаса. Сирены за окном стихли. Дверь апартаментов с грохотом распахнулась, и внутрь ворвались вооружённые полицейские. — Тобиас Сайрон, вы арестованы за преступления против несовершеннолетних, шантаж и злоупотребление властью! — слышали крики представителей Корусантской Гвардии, последнем оставшейся подразделении клонов. — У МЕНЯ ЗАЛОЖНИКИ!!! Я УБЬЮ ИХ ЕСЛИ БУДИТЕ ПРЕСЛЕДОВАТЬ!!! — бешено заорал красный от гнева Тобиас, схватив Эштона за шею и приставил к горлу нож для бумаги. Тобиас с глазами, полными безумного отчаяния, вцепился в Эштона с такой силой, что тот на мгновение потерял дыхание. Нож для бумаги, блестящий в тусклом свете, почти касался шеи мальчика. Его сердце билось в груди, как молот, но он сжался, стараясь сохранять спокойствие. Ведь он - джедай, такой же, как и его отец. А джедай не теряет самообладания, как бы ни было сложно и тяжело. — Не подходите! — зарычал Тобиас, оглядываясь на вооружённых полицейских. — Он умрёт, если вы сделаете хоть шаг! У меня есть связи! Я знаю, кто вы и кто они. Я могу всё исправить! Если вы оставите нас в покое... Сенатор надеялся что он еще мог исправить все... вернуть свое положение… Если бы это было возможно. Но как? Если только… Тобиас выхватил коммуникатор, пораженный отчаянной надеждой. Он набрал дрожащими толстыми пальцами контакт, известный всем в галактике еще со времен Войн клонов. — Генерал Скайуокер? — рявкнул сенатор в динамик, как только ему ответили — Это Тобиас, немедленно приезжай ко мне! Сейчас же! Через пятнадцать минут будь здесь! Твой сын у меня и если притащить хвост, то кишки твоего сыночка будут летать по всему Корусанту! Я понятно выражаюсь? И не дожидаясь ответа, мужчина нажал отбой и вновь обратился к гвардейцам: — Слышали, что я сказал? Буду разговаривать только в его присутствии! В воздухе витала напряжённая тишина, как если бы сама галактика замерла в ожидании, как если бы её дыхание затаилось. Полицейские, насторожённо смотря друг на друга, не могли решиться на следующий шаг. В их глазах был страх — страх перед тем, что Тобиас действительно может убить мальчика, и страх перед тем, что за этим могло последовать нечто гораздо худшее, чем просто конец его политической карьеры. Однако ни один из них не двигался, понимая, что ключ к ситуации — не в силе, а в умении выстоять, в терпении. Один из них, старший офицер, сдержанно подошёл к коммуникатору и медленно поднял руку. Он знал, что нужно не разрушать, а искать возможность для переговоров. Он поднял руку, и все замерли. Сенатор Сайрон заметил этот жест, но в его глазах не было понимания, только бешенство и растерянность. — Тобиас, — старший офицер мягко произнес, — послушай меня. Мы не собираемся тебе навредить. Мы просто хотим, чтобы ты выпустил мальчика. Ты и так уже всё потерял. Твои связи больше не имеют значения. Но ты можешь сделать правильный шаг сейчас, и я обещаю, что мы будем относиться к тебе по-человечески. Тобиас сжал кулаки, его лицо исказилось в гримасе от боли и ярости. Он явно не знал, что делать. Каждый нерв его тела был натянут, как струна, но внутри он знал, что у него больше нет времени. Он только что пытался вызвать самого Генерала Скайуокера, но тот, скорее всего, не ответит. Скайуокер уже слишком далёк, и его сын, вероятно, был уже далеко от этого кошмара, как и вся его армия, которой Тобиас пытался манипулировать. Эштон, стоявший на коленях с ножом у горла, старался оставаться спокойным, несмотря на то, что каждая клетка его тела кричала от страха. Но он знал, что не может позволить себе паниковать. Он был джедаем. И его отец, хоть и далеко, всё равно был с ним. — Тобиас, — тихо сказал он, не отводя взгляда, — ты не сможешь вытащить нас из этой ямы. Ты сам оказался в ловушке, и теперь тебе нужно выбрать, как ты хочешь уйти из этой ситуации. Ты можешь всё исправить. Но не с ножом у горла ребёнка. Тобиас замер. В его глазах мелькнула искорка сомнения. Он на секунду ослабил хватку, а затем резко сжал нож, почувствовав, как его пальцы начинают покрываться потом. Он не хотел этого, не хотел, чтобы это было концом, но его ум уже был в тупике, заперт в собственной ловушке, построенной на лжи и угрозах. — Я не могу… — проговорил он едва слышно, как будто сам себе не веря. — Я уже всё потерял… Они меня уже не спасут… И вдруг... — Да гори всё ярким пламенем! — воскликнул Тобиас, швыряя бутылку виски в телевизор. Вспышка — и комната наполнилась огнём. Пламя быстро охватило помещение, наполняя его удушающим дымом. — Отходим! Вызывайте пожарных! — раздались крики. Но Тобиас захлопнул дверь и она автоматически заперлась, скрывая огонь за пределами одной комнаты. Все оказались по другую сторону от него. Все, кроме троих. Эштона, Набса и Урры. «Пускай свидетели умрут вместе с ними,» — подумал сенатор, глядя на гвардейцев и молясь о том, чтобы огонь разгорелся ярче и дым стал как можно более густым, отчего жертвы скорее задохнутся. Это могло вполне стать реальностью, когда все трое, испуганно сжавшись в углу комнаты, понимали, что скоро погибнут. Эштон старался сохранять спокойствие, как джедай, изо всех сил не терял самообладание, пытаясь подбодрить Набса и Урру. Те жались к нему и прятали в его рубашке заплаканные лица. — Все будет хорошо, — обнимал их Эштон, гладя по макушкам — Закройте глаза и не бойтесь, нас скоро спасут, мы выйдем отсюда, обещаю вам это. В то время как у самого глаза слезились от дыма, а сердце билось часто и тревожно, он понимал, что вряд ли обещание будет исполнено. Что скорее всего они умрут, наглотаются едкого дыма и сперва потеряют сознание, а потом придут в себя уже в мире Силы. Но малышам не нужно этого знать, они должны верить в чудо, ведь детская вера часто бывает чудодейственной, Сила любит чистые мольбы невинных, что не подверженны дурному влиянию и не запачканы в грязи интриг и подлости. Только на это и осталось надеятся, да еще на одно, что вряд ли получится. Эштон протянул руку к поясу и нащупал коммуникатор. Заряда в нем почти не осталось, хватило бы на несколько минут. Даже еще меньше, учитывая ситуацию и мальчик сорвал его с пояса и набрал первый контакт, что только и мог помочь. — Папа, — прохрипел он в динамик, борясь с кашлем — Приходи к Тобиасу, мы здесь, мы сейчас погибнем, огонь горит все сильнее, мы закрыты снаружи… Ответ отца Эштон уже не слышал, сознание закрывала темнота, а слабость сковывала тело. Голова стремительно склонялась к плечу, а глаза закатывались. Набс и Урра напрасно трясли его за руки и шлепали по щекам. Мальчик больше не пришел в себя, угрожающе синея лицом. Им было очень страшно и ничего нельзя было сделать, они ведь не знали, что Энакин уже в пути. Он вылетел еще до звонка Тобиаса и когда ему позвонил еще и сын, Скайуокер был возле санаторского жилого здания. Он терпеть не мог сенат и это место в частности, много плохого с этим было связано у него. Только не об этом сейчас размышлял мужчина. Да вообще ни о чем, если честно. Энакин рвался спасти сына и остальное не волновало. Его спидер поднялся на высоту уровня квартиры Тобиаса и разогнавшись в воздухе, протаранил окно гостиной. Сноп яркого огня вылетел наружу и погнался следом за транспортом, когда тот на всех парах несся обратно к храму джедаев, увозя в собой бесчувственного подростка и двух насмерть перепуганных пуб. Энакин не стал выходить к сенатору, ему было откровенно плевать на то, что с ним сделают. Главное сейчас — это сын. — Шпилька, — сказал он Асоке, связавшись с ней — Скорее в медкорпус. Кору тоже возьми. Я нашел их! Асока уже поняла, что дело серьезно и не стала ничего спрашивать, однако, помимо Коры, взяла с собой и других детей. В медкорпусе дежурил Артур и он согласился немедленно принять Скайуокеров. Тогрута вышла в приемное и едва увидев мужа с сыном на руках, бросилась к ним, начав обнимать и расспрашивать: — Что с ним? Скажи мне, он жив? Эштон, сынок, ты как? Открой глаза, скажи, что-нибудь! И поскольку сын не отвечал, в душе матери нарастала тревога, она трясла обоих и почти с криком молила о чуде. Пришлось вмешаться третьим лицам. На крик вышла целитель Нема, узнавшая, кого привезли и бывшая здесь на случай необходимости. Она обняла Асоку за плечи и силой оторвав от Энакина, увела в кабинет. Там женщина усадила тогруту на кушетку и дала ей успокоительное. Та перестала кричать и наконец спросила: — Вы уже знаете, что случилось? — Да, девочка моя, Артур давно рассказал обо всем, — ответила Нема, присаживаясь рядом и обнимая тогруту за плечо — Энакин сделал очень правильно, подумав сперва о сыне и оставив гвардейцам заниматься преступником. Научился расставлять приоритеты и это стоит того, чтобы дать ему шанс, ведь ты его так любишь и он тебя. Асока понимала справедливость ее слов, сама думала так же, только одно ее беспокоило сейчас и тогрута спросила: — А стоит мне сейчас говорить о том, что я снова жду ребенка? — Удивляюсь, что ты не сделала это прежде, — мягко укорила целитель — Самое время это исправить. И если хочешь, давай посмотрим сейчас, как он поживает. Разумеется, Асока этого хотела и с готовностью легла на кушетку, приподнимая рубашку. И скоро, согласно мягким движениям насадки сканера по своему животу, она увидела на экране знакомые очертания, сообщавшие о том, что ребёнок развивается согласно сроку и никаких отклонений не видно. А в это время Артур осмотрел Эштона и Набса с Уррой. К счастью, ничего серьезного с ними не случилось, лишь легкое отравление угарным газом. И уже к завтрашнему дню все должно было пройти. И когда Асока вышла к ним, сын пришел в себя и сидел на кровати рядом с пубами. Энакин был здесь, он сидел с другого края. Тогрута подошла к нему со спины и обняла, целуя в щеку. Он положил руки поверх ее и потерся щекой о ее лекку. — Шпилька, — сказал Скайуокер с улыбкой — Как хорошо, что все закончилось, что мы снова все вместе. — Мы и еще один, — сказала на это Асока — Я беременна, Энакин, у нас снова будет ребёнок. — Какое же это счастье, Шпилька, — Скайуокер просиял, притягивая Асоку к себе и усаживая на колени — Сила настоящей любви и мы вновь доказали ее правоту. Только она способна одержать победу и ты знаешь, как ее зовут. Знала и была не против, другого имени этот ребенок носить просто не мог.