Божественный хаос

      Он шел под сиянием луны, которое начинало блекнуть вместе с подступающим рассветом. Небо приобретало нежно голубой цвет. Птицы среди ветвей несмело встречали первые лучи солнца. Они тихонько заливались ласкающими слух песнями. Шелест листьев. Плеск воды. Тихие шаги босых ног по каменистой тропе.       Барселона осталась далеко внизу, раскинувшаяся на побережье Балеарского моря. Там же остался шум толпы. Там решение, которое будет стоить Беатриче жизни. Босыми ступнями молодой человек взбирался по тропам к монастырю в последний раз. Он знал какова будет цена выбранного пути, но иначе поступить не мог. Душа в нем всегда двоилась, но до недавних пор главенство было в руках здравого рассудка.

***

      Все перевернулось, когда юноша с Мастером спустились с гор в город. Сегодня тут был праздник.       Исторически день Святого Иакова территориально имеет большую связь с Сантьяго-де-Компостела – городом расположенным на западном, противоположном самой Барселоне, побережье Испании. Однако как и следует важным государственным праздникам – карнавал, шум, фейерверки захватили всю страну без исключения. Развлечения толпы не интересовали мужчин, однако центральный собор Каталонии посетить они были обязаны. Так что, после проведения в нем ночной службы, можно было спокойно возвращаться в монастырь Монсеррат.       Пробираясь, сквозь начавшую ночные гуляния толпу, Мастер неожиданно свернул в тихий переулок. Маленький закуток в метре от широкой улицы Барселоны, где толпились несколько человек, в попытке расковырять стену дома.       – Молодые люди, вам здесь не место, – проговорил мужчина, приближаясь к собравшимся.       Те словно озлобленные на весь мир подростки кинули несколько нецензурных слов, после чего вернулись к своему занятию.       Беатриче стоял на самом входе в переулок. Зная, что вмешательства в дела Мастера без его на то позволения, караются длинными уроками морали. Личности, подобного этим маглам вида, иногда появлялись и на открытой территории монастыря, откуда изгонялись либо их же охраной, либо магами-смотрителями.       Подперев плечом стену, юноша бегал взглядом то по спине мужчины, то по горстке маглов. Те еще несколько минут повозились под немигающим взглядом Мастера, после чего отступили от стены и хотели было направиться вглубь толпы народа, но были остановлены решительным взмахом руки.       – Что вы только что сделали? – Мастер переводил взгляд с людей на расковырянную стену, в которую они вложили какой-то сверток.       – Не лезь в это. – Оскалился один из них.       Тело напряглось от интонаций появившихся в разговоре, и Беатриче, оттолкнувшись от стены, сделал шаг к Мастеру. Мужчина стоял вплотную к пытающимся ускользнуть маглам. Замеревшие на несколько секунд, они словно по щелчку бросились бежать в толпу шествующих по главной улице, поторапливая друг друга. Юноша, проследив взглядом за убегающими фигурами, вернулся к мужчине и обомлел.       Медленно оборачиваясь, тот представил глазам Беатриче нож. Именно им несколько минут назад компания ковыряла стену дома. Он же сейчас торчал в правом боку Мастера. Они стояли и молча смотрели друг на друга широко распахнутыми глазами несколько долгих секунд. После чего мужчина начал оседать на мостовую. Рванув вперед, Беатриче подхватил Мастера, не давая ему встретиться головой с каменной кладкой с высоты собственного роста. Трясущиеся пальцы обхватили лезвие у самого основания и прижали прилегающую к металлу кожу. Ладонь кольнуло болью. Она и привела юношу в чувство. Судорожно вдохнув, он прижал к себе тело одной рукой, а второй еще плотнее зафиксировал лезвие ножа, разрезая собственные пальцы. Несколько глубоких вдохов, позволяющих почувствовать реальность и сконцентрироваться. После чего Беатриче аппарировал.       Когда коленей коснулся песок у стен монастыря, парень вскинул голову.       – Исса, – прошептал он. И спустя мгновение в ночном небе показался ворон.       – Приведи помощь, – скомандовал Беатриче, не успевшей приземлиться птице.       Когда через пару минут створка ворот торопливо распахнулась, юноша поднял свои глаза от тела Мастера. Белоснежная кожа Беатриче и его волосы светились в ночной тьме. Как и голубые глаза со слезами на белых ресницах, что, срываясь, прочерчивали линии на щеках. Вся эта картина в сочетание с окровавленными руками и рубахой создавала душераздирающий образ падшего ангела.       Служащие с криками ужаса бросились к мужчинам.       – Спасите его. Спасите… – шептал Беатриче, вглядываясь в полуприкрытые глаза Мастера.       Его руки осторожно отцепили от ослабевшего тела. Последнее быстро и бережно понесли за стену Монсеррата. Спустя несколько минут к юноше приблизился один из смотрителей. Он тихо окликнул его, стараясь не напугать. Беатриче вскинул свои широко распахнутые наполненные слезами глаза. Его губы, такие же бледные, как у раненного Мастера, слегка приоткрылись, словно в попытке что-то сказать. Смотритель протянул руку. От этого жеста поддержки сидящий отпрыгнул назад, неуловимо поднимаясь на ноги. Все с тем же выражением лица юноша, качая головой, начал медленно отступать от стен монастыря. После чего он сумел окончательно вернуться в реальность.       Глаза осмотрели место аппарации. Лужа крови. Далее в поле зрения попала все также дружелюбно протянутая рука. Взволнованное лицо. Уже осмысленно Беатриче встретился взглядом со смотрителем, еще раз мотнул головой. И аппарировал.       Он оказался на крыше одного из строений, холодно осмотрел царящий под ногами гомон. С такого места можно лишь наблюдать за поглощающими Барселону празднованиями. Но он здесь не за этим. Плавным движением юноша перемахнул через небольшое ограждение на самом краю крыши. Пара метров полета и под его ногами оказался каменный балкон. Справа виднелась лестница, вкрученная прямо в стену. Она и послужила инструментом для дальнейшего путешествия к земле. Мягко спрыгнув в темный переулок, Беатриче направился было к тому месту, где ранили Мастера, когда споткнулся о невидимую преграду.       Мгновения хватило на осознание того, что прямо перед его носом возник человек. Они кажется были знакомы. Связи и пространственная болтовня это полезно. Но не сейчас. Он занят. Есть куда более важные дела, чем возникший из-под земли Гарри Поттер, со своим подозрительным взглядом и сомнительными моралями. Так и озвученная Беатриче мысль не удовлетворила любопытство Господина аврора. Кровь закипала под белой кожей, и простое упрямство уступало место чему-то другому. Перед глазами юноши плыло от едва сдерживаемого гнева. Еще секунда промедления и Гарри Поттер создаст себе врага, о котором сильно пожалеет. Потому что если Беатриче не успеет свершить задуманное, ему сорвет все тормоза. Просто не останется того, что способно вернуть рассудок, ведь месть, если она поселилась в твоем сердце с самого детства, априори будет подаваться каждому новому недругу холодной. И те глупцы, что советуют подавать это блюдо остывшим, даже не представляют, о чем говорят.       Однако их обоих спас пронесшийся над городом щелчок взрыва.       Прижатое к стене тело неуловимо выскользнуло из ослабевших рук аврора и скрылось в толпе. Улицы Барселоны встретили молодого человека криками паники. Над домами поднимался столб дыма в паре кварталов от места перемещения Беатриче. По широкой мостовой бежала толпа захваченная ужасом. Они сбивали друг друга с ног и тут же топтали. Поглощали город и жизни. С некоторым трудом юноша переместился на другую сторону улицы и остановился у переулка, где все произошло.       Беатриче холодно осматривал царящий перед ним хаос.       Тут, стараясь быть незаметным, мимо него скользнул человек. Он не был поглощен окружающей паникой, только своей целью. Склонив голову, юноша проследил за ним взглядом. И застыл.       Эта грязная тварь копошилась в центре группки людей у самой стены и ковыряла ее полчаса назад. Этот магл стоял ближе всего к Мастеру, прежде чем трусливо сбежать.       Глаза Беатриче застыли. Их светлая голубизна стала настолько холодной, что просто потерялась в красных отсветах. Плотно сжатые челюсти, напряженные мышцы, слегка склоненная набок голова и внимательный взгляд алых глаз.       Магл даже не заметил, как скользнул в лапы своего палача.       – Останови это! – ровным голосом проговорил юноша над самым ухом человека.       Склонившийся до этого к углублению в стене и запускающий таймер на бомбе, он вздрогнул. Обернулся и в испуге отпрыгнул к стене, вжимаясь в нее всем телом и не смея оторвать взгляд от возвышающегося над ним Беатриче.       – Не могу.       Фигура облаченная в белую окровавленную рубаху и черную накидку перевела взгляд на таймер. Там отсчитывались тридцать последних секунд. Юноша в презрительной улыбке поднял уголок верхней губы.       – Жаль. – Он вновь впился взглядом в несчастную тварь, что уже начинала сливаться со стеной и по цвету кожи, приобретающей сероватый оттенок, и просто физически, стараясь раствориться в камне. – Думаешь, сможешь быстро умереть в толпе этих невинных людей, как трус?       Магл сумел даже нахально усмехнуться. Его ждала смерть. «Их» – по мнению этого человека. Ведь секунды шли, и спасти живое существо в радиусе нескольких метров от эпицентра могло только чудо.       – Ошибаешься. – Словно передразнивая, губы Беатриче растянулись в настоящей улыбке.       На фоне такой не блекнет Солнце, на фоне такой замерзает Ад.       Хлопок аппарации слился с грохотом второго взрыва, разрезавшего воздух над Барселоной.

***

      Яблоня раскинулась в центре площадки на одной из улиц города. Ее плоды переливались насыщенным алым цветом под светом луны. Такой же красной, к слову. Почти в самом центре созданной композиции сидел юноша. К его груди была прижата черная ткань, а сквозь белую рубаху проступали лопатки. Грудная клетка размеренно расширялась в такт дыханию. Тело обволакивал мрак ночи, самый насыщенный – предрассветный. В голове наконец-то улеглись мысли. Их часто бывало слишком много. Настолько, что вся человеческая суть разрывалась под их напором. Они делили душу надвое. И успокаивались только рядом с Мастером, под его изучающим взглядом. В эти моменты чистая часть души Беатриче брала над ним верх. Она была нежной и хрупкой, словно бабочка. Но под контролем мужчины, казалось, могла поглотить весь мир своей чистотой и невинностью.       Сейчас гармония между душой и телом восстановилась. Это было необходимо, иначе он бы покалечил себя, как покалечил тварь, навредившую Мастеру. Проблема в том, что такой шторм ни за что не сумела бы приласкать чистая часть юношеской души. Кровь на его рубашке была прямым тому доказательством. Она четко выделялась на белой ткани. И неразличимо сливалась с темным плащом.       Беатриче плавным движением поднялся. Его рука потянулась к плоду на ближайшей ветке и сорвала. Непроницаемый взгляд прошелся по картине, что предстанет сейчас перед любым посетителем площади. Словно пытливый художник, он рассматривал каждую деталь, после чего остановился на распахнутых глазах нескольких трупов, что образовывали круг. В пару шагов Беатриче приблизился к первому и опустился на колено. Своей окровавленной рукой он нежно прикрыл глаза лежащей у его ног женщине, тоже самое произошло с еще несколькими телами.       Вновь отойдя на край площади, он откусил яблоко, задумчиво оглядывая картину перед собой. После чего кивнул своим мыслям и направился к окраине города.

***

      Солнце касалось верхушек каменных изваяний, что хранили покой монастыря Монсеррат, когда Беатриче приблизился к воротам. Они распахнулись перед юношей, который не сделал дальше ни шага. Невидимая граница раскинулась между двумя отворенными створками. Там, за ней, виднелась знакомая площадка, где в тени деревьев скользили верные змейки.       Наконец послышались шаги. Шелест плаща. Когда Беатриче поднял голову, то перед ним стоял Мастер. Его накидка лежала в тени одного из деревьев, а по рукаву рубахи скользила змея. На ее серой спинке, вторя изгибам тела, прослеживался темный волнообразный узор. Вздернутый кверху кончик морды, внимательные желтые глаза… Это животное напоминало дракона. И, вероятно, было с ним в более близком родстве, чем ее сородичи. А клыки, готовые вонзиться в теплую кожу, столь же быстро приведут к смерти, как и испепеляющий жар драконьего огня.       Мастер остановился на расстоянии вытянутой руки от Беатриче, однако по другую сторону ворот, на территории монастыря. Он вглядывался в светлые глаза юноши, читая в них историю прошедшей ночи. Беатриче же ничего не видел сквозь маску, скрывающую лицо мужчины. Ни эмоций, ни приговора.       – Мальчик, ты понимаешь, что натворил. Ты помнишь цену.       – Да, Мастер.       Не было смысла отрицать и молить о прощении – он его не получит. Однако прощение это не только просьба об искуплении и раскаяние. Это еще и признание своего поступка.       – Я буду просить прощение, Мастер. Хоть и знаю, что оно ничего не стоит для нашей Покровительницы.       – Ты знаешь, что прощение это часть веры…       – Но я не раскаиваюсь. – Беатриче, словно бунтующий подросток, вскинул подбородок чуть выше. – Я знаю, что теперь мне нет пути за эти ворота. И я знаю, что вы учили меня честности. Я хочу быть честным.       Юноша встретился глазами с Мастером. И медленно опустился на колени. Его взгляд и осанка при этом продолжали возвышать в полный рост.       – Я мог бы раскаяться в содеянном. Молить о прощении. Я бы сделал это, стоя перед Вами на коленях. Но, к моему сожалению, власть здесь принадлежит не Вам. И я знаю, что простить не в Вашей власти. Признать же перед Черной Девой свой поступок, покаяться в нем – означает считать совершенное ошибкой и не повторять греха. А искренне пообещать такое я мог бы только Вам. Не Ей. – Горло пересохло после долгой дороги к монастырю и длинных речей, голос слегка хрипел. – Но Вы учили меня не лгать. Поэтому я не жалею. Люди получают то, что заслуживают своими поступками. – Беатриче склонил голову на бок, и его губы изогнулись в едва заметной улыбке.       – Глупец! Мальчик, ты забыл, кого мы здесь почитаем, кого благодарим и ценим. Забыл ту, которой обязан жизнью в этих стенах и на этом свете.       – Я не забыл. Я выбрал. И выбрал не Ее.       Тишина.       – Я выбрал вашу жизнь Мастер. И наказал за то, что ее хотели отнять.       – Ты сам отнял то, что тебе не принадлежит.       Юноша горько усмехнулся и пожал плечами.       – Такова цена.       – Цена? Ты уверен, что понимаешь цену?       Светло карие глаза следили за голубыми юношескими. Первые на солнце приобретали почти молочный цвет, сливаясь со склерой. Вторые пестрили красным. Тяжелый взгляд, придавливал плечи Беатриче к земле. Но он уже стоял на коленях. Он все признал.       Как бы не выглядели мысли в белокурой голове, в них не было необоснованной жестокости. Чувство справедливости Беатриче живет по законам рыночной экономики, так что приносящий ему вред, получит свое в двойном размере. Возможно в такой морали нет общепринятого благородства. Но в их мире нет рыцарей. Нет турниров и почти нет висельниц. Они давно не живут по законам чести.       – Мальчик забрал жизнь. Не должен был забирать. Но украл, – сказал Мастер, словно в попытках переубедить себя.       Малознакомая внутренняя борьба мужчины проступила на лице и по-настоящему испугала Беатриче. Он знал, что должен будет уйти и забыть это место. Понимал, что они видятся в последний раз. Но не мог понять, почему сумел заглянуть под маску Мастера, и что там увидел.       – Теперь ее должны вернуть.       Юноша в недоумении поднялся с колен и отклонился назад. Полуприкрытые глаза следили за каждым его движением и эмоцией. Слегка приподнятый подбородок, давал понять, кто среди них двоих владеет ситуацией. Однако Мастер смотрел на него с какой-то щемящей теплотой и печалью. Уголок его губ ели уловимо подрагивал.       – Только смерть плата за жизнь.       Он протянул руку, которую обвивала змея. Та заинтересовано вскинула голову и обернулась на Мастера, встречаясь с ним глазами, после чего ощупала языком воздух и перевела взгляд желтых глаз на Беатриче. Мужские пальцы коснулись юношеской груди, отводя окровавленную рубаху. Теплая ладонь легла напротив сердца, и Беатриче опустил свой взгляд вслед за движением. На его белой коже, под пальцами, проступили черные полосы. Это заставило нахмуриться. Черные линии извивались, словно вены, беря свое начало где-то под ладонью Мастера, напротив сердца. Змейка в это время протянула голову. Взгляд гипнотизировал, и Беатриче задержал дыхание.       Гибкое тело за долю секунд обернулось вокруг крепкого запястья, запуская зубы под кожу, а яд точно в кровоток мужчины.       Мастер отступил назад. Тело слабело, и еще пару шагов спустя он бы рухнул наземь, но как раз дошел до скамьи под деревом.       Темные волосы рассыпались по плечам. Голова запрокинута, глаза прикрыты. Черная рубаха плотно обтягивает плечи и неподвижную грудь. Мастер изредка снимал накидку, за которой скрывал свое тело и душу. И вот сейчас он казался как никогда открыт и недоступен. Словно уснул. В то время как змея обернулась и ощупывала воздух у тела мужчины. После чего чешуйчатая головка мирно легла на его бледную кисть. На расслабленном запястье можно было рассмотреть два маленьких прокола и струйки крови.       Беатриче застыл у ворот. Он покачивался, словно в попытке сорваться к скамье, но собственный разум сдерживал его. В ушах звенело от осыпающегося стекла. Из него состоял внутренний мир Беатриче, который он вместе с Мастером трепетно оберегал, не позволяя тьме поглотить себя. Это стекло – церковный витраж. Яркие картинки о мире, любви, вере и искуплении, о муках ведущих к свету, о самопожертвовании. Цвет, что заполняет эти стекла, скрывает истинное положение вещей. Солнце светит всем одинаково. И вовсе не исчезает, стоит тебе оступиться. А витраж лишь скрывал настоящую погоду за окном, создавая некий островок константы.       Покалывания в плече было недостаточно чтобы вынырнуть. Хотелось схватиться за что-то. Почувствовать собственное тело. Беатриче попытался прикусить губу, но та выскальзывала из плена зубов. Тогда он, едва осознавая действительность, поднес ко рту костяшки собственных пальцев и просунул их между зубов. Руку пронзило болью сразу в двух местах. На пальцах выступила кровь, она же чувствовалась на губах – он прокусил кожу. По плечу тоже струилось что-то теплое. Это Исса, внимательно наблюдавший за ним, пронзил кожу когтями. Словно после долгого погружения в воду, Беатриче начал глотать ртом воздух, отступая от ворот. Ему нужно бежать, нужно скрыться от самого себя, иначе он рванет к Мастеру и уже не сможет отойти от его тела. Он не переживет этот контакт. Он сожжет это место, за то чему оно только что стало виной. Монастырь Монсеррат и себя вместе с ним.       Юноша бросился бежать вглубь леса.       Он остановился только тогда, когда каждый шаг стал отдавать невыносимой болью. Голые ступни были стерты в кровь. Горло спазмировалось от беззвучного плача. Солнце клонилось к западу. Беатриче сполз по стволу дерева на прохладную траву. Он сомкнул кулаки до побелевших костяшек. В горле вновь образовался ком. И мальчик закричал. Голос срывался почти на вой, а затем на плачь. Он метался по земле и в то же время оставался на месте. Душа словно отделилась от тела и теперь билась, прикованная невидимыми путами к конечностям. Он кричал, пока не сорвал голос окончательно. Много времени не потребовалось. Вместе с криком ушли и остатки сил, поэтому тело обессилено повалилось на траву.       Перед глазами было пусто. В голове тоже.