Длинною в жизнь

За последние три года мы переезжали уже четвертый раз. И я очень надеялся, что он будет самым последним. А перебрались мы не так уж и далеко: рядом со старым домом были частные, куда мы и переезжали. Сам домик был достаточно милый. Бетонные стенки, покрашенные в розовый цвет, зеленая крыша, такого же цвета калитка, и небольшой дворик. Входная дверь вела сначала в небольшую веранду, а вот вторая уже в сам дом. В маленьком коридоре стояла полочка с домашним телефоном. Слева, чуть пройдя, были двери в туалет и ванну. Справа зал — здесь мы поставили новую синюю тахту, купленную у бабушки по папиной линии в мебельном магазине. У окна поставили тумбу с серым телевизором, там же поставили DVD, кассеты с мультиками хранили за стеклянной дверцей. Была еще одна комната, меньше прошлой в несколько раз. Эта комната была всецело моя: небольшая кровать, подходящая под мой рост, шкаф-купе, в котором лежали мои игрушки и деревянный стол с выдвижными ящиками. Кухня была тоже небольшой, вся в белых оттенках, и отдельная комнатка с котлом. Новый дом нравился мне больше прошлой квартиры. Здесь места было больше, еще и свой участок имелся, на котором по весне вылезало огромное количество одуванчиков. Но ходить я туда боялся, потому что пчелы, шмели, и прочие насекомые. Начал их бояться далеко не сразу. По приезду я зачастую садился на какую-то балку и наблюдал за передвижением насекомых. Иногда брал в руки, даже майского жука трогал, который по чистой случайности умудрился залететь к нам через открытое окно. Забоялся я насекомых с новой силой по двум причинам. Первая, не самая страшная как по мне. Тогда мы поехали в деревню к деду Васе к его родителям, то есть моим прабабушке и прадедушке. Жили они где-то очень далеко. Помимо двух сестер с нами были тётя Марина, дядя Витя, моя мама и бабушка Валя. Хорошо помню, что дом стоял один, вдалеке от других деревенских. Сам он был желтенький, с маленькой лавочкой возле калитки. Родители дедушки держали у себя целый зоопарк: куры, несколько котов, корова, были даже белые козочки. Приезжали мы далеко не просто так погостить, а помогать по хозяйству. Сначала я с бабушкой и мамой разбирался в огороде, а потом с прадедушкой катался на красной тачке и вспахивал землю на участке, который находился чуть поодаль от дома. Тогда я шел обратно к дому с мамой, следом за нами шла бабушка в смешном синем халате с глубокими карманами. И пока я просился к маме на руки и слышал ее «ты уже тяжелый», бабушка резко выкрикнула ругательство, на которое я повернул голову. — Что случилось? — спросила мама, не отпуская моей руки. — Шмель в карман залетел. Ужалил вот. А потом они вместе пытались выпроводить шмеля из кармана. Получилось не сразу, но по итогу он улетел. Тогда мне в голову и стрельнуло: «Насекомые делают больно». И при каждом виде шмеля или пчелы я пятился и пытался отойти как можно дальше. Второй случай произошел уже в новом доме, когда мы обжились. Тогда в гости пришла моя крестная мама и сидела с моей на кухне, говоря о чем-то своем, девичьем. В то время как я играл сам себе, параллельно смотря мультики. Тогда, кажется, шли «Черепашки ниндзя». В какой-то момент я почувствовал что-то на своей щеке и прикоснулся к ней. А когда отнял руку и посмотрел на нее, то начал громко кричать. На моей ладони сидело нечто с маленьким тельцем (тогда мне показалось, что голубым) и длинными ножками. Быстро стал отряхивать руки и побежал жаловаться двум мамам, что мне на лицо сел паук. Зайдя в комнату, никакого паука никто не нашел и мне не поверили. Хотя раньше я никогда не врал, с чего бы не поверить испугавшемуся ребенку? Но насекомого уже не было, а травма осталась на долгие-долгие годы. Тогда был прекрасный жаркий июнь. На мой день рождения мне сообщили, что уже после лета я пойду не в садик, а в школу, как моя старшая сестра по папиной линии Аня, с которой мы виделись у бабушки в деревне. Я был весь в нетерпении от того, что такое эта школа. По рассказам мамы мне должно было там понравится. В ее свободные дни мы ходили по городу и покупали мне школьный костюм на первое сентября, различную канцелярию, кучу зеленых тетрадок в линейку и клетку. Не забыли еще про пенал и папку-портфель красного цвета с какими-то мультяшными героями. Приготовление к школе было готово, оставалось только ждать заветный сентябрь и думать о том, что же меня ждет. За оставшиеся два месяца я успел познакомиться с двумя девочками-близняшками, что жили напротив моего дома через дорогу. Сам их дом был фиолетовым, двухэтажным. А на обширной территории расположился огород. Я не помню, как их звали, но в особо скучные дни мы проводили их втроем у них во дворе, никуда не уходя из зоны видимости родителей. Тогда-то я и узнал, что через дорогу с другой стороны живет Ваня. Счастью не было предела, ведь вне садика мы никогда и не виделись. Даже в садике не так близко контактировали. Но с переездом все изменилось: теперь Ваня стал частым гостем у девочек во дворе, как и я. Иногда к нам присоединялся старший брат Вани, но тому было не особо интересно играть с детьми. У девочек во дворе и случился мой первый детский поцелуй в щечку. Тогда я сидел с Ваней у них на лавочке, тот взял и просто чмокнул меня. От стеснения я быстро убежал домой и наблюдал за ним через окно, делясь с мамой впечатлениями. Та ничего мне не отвечала, только кивала головой и продолжала курить возле открытого окна. Вышел из дома, снова сел на лавку, получил уже второе прикосновение к щеке и засмущался пуще прежнего. Медленно, но верно приближался сентябрь. День, которого я ждал, но и боялся одновременно. «Ваня пойдет в ту же школу, что и я». «Мы будем учиться вместе». И вот. На дворе уже первое сентября. Меня очень рано разбудили, заставили причесывать непослушные кудрявые волосы, которые доходили мне уже до лопаток (мама ни какую не соглашалась отстригать их). Я лениво и очень сонной засовывал ноги в брюки, после натягивал белую рубашку и черный жилет. В маминых руках цветы, а в моей красная папка-портфель. Дорога была мне уже знакома. Сначала мимо частных домиков, потом проходили около пятиэтажек, а дальше через отсутствующую часть забора на территорию школы. Такой дорогой мы ходили обычно до бабушки или дедушки, а теперь я буду так ходить еще и в школу. Проходили мимо спортивных площадок, мимо непонятного кирпичного здания без окон и вот ступеньки, ведущий вверх ко входу в школу номер тринадцать. Большое бело-оранжевое здание. Сначала все собирались на улице. Там же я и увидел свою первую классную руководительницу, имя которой не запомнил. Но мне нравилась ее внешность: она была как девушка из сказок, очень красивая. Дальнейшие действия очень расплывчивы. Сначала я стоял с какими-то детьми на улице, пока наши родители где-то позади. После мы толпой первоклашек шли в саму школу, поднялись на третий этаж и направились в кабинет, стены которого были выкрашены в зеленый цвет. Нас рассадили за парты, после чего классная руководительница начала говорить о чем-то про будущие уроки, насколько школа интересна и бла-бла-бла. Новая ступень жизни, если коротко. Меня посадили на третью парту первого ряда с правой стороны. Моим соседом был какой-то мальчик, и я не то что имени, даже внешне его никак не запомнил. Из знакомых лиц увидел Марту, чем был несказанно рад. Еще здесь был Денис — брат Димы, который был вместе со мной в садике. Последний, кстати, так там и остался досиживаться еще один год. Остальные дети были мне незнакомы. Не было Вани, что меня очень разочаровало, но виду я не показал. Так и началась моя школьная жизнь в первом «А» классе. Что ж… школа мне не нравилась. Ни на грамм. Разве что моменты, когда мы могли видеться с Ваней на перемене. В классе я ни с кем кроме Марты не общался. И пока та находила себе новых друзей, я мог одиноко сидеть за партой и смотреть куда-нибудь в окно. Что в садике, что здесь — мне не было интересно заводить новые знакомства. Но пришлось, только вот друзьями мы не стали. Маша. Противная девочка, выше всех в классе. Самомнение у нее было такое же длинное, как и ее нос, которым она лезла куда не просят. Она была зачинщицей многих конфликтов одноклассников, бывало, что и до драки доходило. И мне это обходило стороной, пока он не начала просто кидать в мою сторону странные фразочки, в которых явно были какие-то оскорбления. Но ребенок я спокойный, пропускал мимо ушей и сидел себе дальше. Один раз я заплакал, но далеко не из-за Маши. Хотя, кто знает, может она также принимала участие в воровстве. Да, именно в воровстве. Мой папка-портфель закрывался на самые обычные липучки, которые открыть на раз два. И мои одноклассники еще не знали таких слов как «личные вещи», иначе я не могу объяснить то, что они бесцеремонно, пока меня не было в классе, залезли ко мне в портфель, вытащили оттуда конфеты (купленные на мои деньги в буфете) и съели их. Некоторые даже не отрицали и доедали эти конфеты прямо у меня на глазах, когда я обнаружил пропажу и полностью порванный пакетик. Я не кричал, просто сидел плакал и тихо ненавидел их. Вместе с ненавистными уроками, одноклассниками было еще кое-что — продленка. Она стала местом моей отдушины, ведь там мы просто сидели и ничего не делали. Ну, как ничего. Кто-то раскрашивал, кто-то играл в свои какие-то игры. Иногда воспитательница нам читала книжку с разными историями про детей. Тогда все сидели кучкой на теплом ковре и внимательно слушали. Тихий час так же никуда не делся, но я перестал его ненавидеть. После всех уроков мне было только в радость лечь и немного поспать. Пускай я снова оказывался на самой нижней кровати, а был рад просто лечь и вырубиться, забывая про всякую игру с пальцами-человечками. Но даже там в покое меня не могли оставить. Вместо Маши, которую родители забирали сразу после уроков, была Ангелина — Машина подружка. Девочкой она была поспокойнее, в ссоры не лезла, но ее любовь всем указывать как правильно делать меня до ужаса бесила. — Ты плохо раскрашиваешь, — сказала она мне, когда я водил по бумаге голубым фломастером. — Почему? — У тебя пробелы белые остаются. Я смотрел на картинку и не понимал. Сейчас-то да, я бы сказал, что действительно не закрашенные участки выглядели весьма криво, но тогда я просто пожимал плечами и не понимал. Где это пробелы, когда у меня все части рисунка закрашены? Вторым драчуном оказался низенький мальчик, с которым я никак не контактировал. Один раз он повздорил с Денисом о чем-то своем, а обернулись мы все на крики второго и увидели, как тот скрюченный лежит и плачет. — Что случилось? — спрашивала воспитательница, подходя к Денису. — ОН МЕНЯ ПО ЯЙЦАМ УДАРИЛ! — кричал он вовсю, продолжая зло захлебываться слезами. И, когда ему стало чуть полегче, он подорвался с пола и налетел на обидчика. Воспитательница уже голос повышала, но не помогало. Успокоились только тогда, когда разнимать этот клубок присоединились и остальные. «Наверно, это больно», — сам я никогда в драки не лез и ничего подобного не испытывал. Случай с Яном не в счет, там далеко не удар. В особо теплые дни нас выводили на улицу на площадку, через которую я проходил, когда шел в школу и обратно. Помимо нашей группы была еще группа Вани и каких-то третьих детей. В Ванин класс попало намного больше людей с нашего садика, нежели ко мне. К примеру, Вика, с которой Ваня начал больше контактировать. Я к ней относился нейтрально еще с первой встречи. Вместе с Ваней я мог сбегать с территории школы на площадку двора, ведь никакой преграды в виде сетчатого забора не было. То ли его сломали, то ли изначально этот забор поставили как придется, пропуская там и здесь небольшой участок. Зачастую мы лазили на турниках, играли в догонялки с другими детьми. Нам было весело, даже очень. И я верил, что так будет длиться очень долго. На той же самой прогулке, когда осень брала свое и приходилось надевать куртки с шапками, я узнал кое-что новое. — Когда мы вырастем, то будем заниматься сексом, — заявил мне Ваня, пока мы просто стояли чуть поодаль от большого скопления детей. Рядом крутилась Вика. — Что это такое? — смотрел на Ваню и не понимал. Вместо слов Ваня просто подозвал Вику к себе. Поставил перед собой, нагнул ее корпус и через одежду стал имитировать движения «туда-сюда». Я молча смотрел, пытаясь понять правила этой непонятной игры. — Сначала я тебя, а потом ты меня, — я кивнул, смутно представляя, как это должно происходить. Меня также предостерегли, что об этом не должны узнать родители. Будет нашей маленькой тайной. А я только рад, ведь это значило, что Ваня собирается провести со мной всю жизнь. В голове всплыл образ обнаженной Наташи и какого-то мужчины в том самом доме на колесах. И тогда я окончательно понял, что имел в виду Ваня и как это должно происходить. Ладно, не до конца, но представление минимальное уже имел. Через пару дней, когда мы снова шли на улицу, я шел рядом с Мартой. Не помню с чего вдруг, но у нас состоялся похожий разговор, как и с Ваней. — А я уже занималась сексом, — говорила она шепотом на ухо, держась за мою руку. — Да? — я прокручивал диалог с Ваней и уловил мысль, что этим занимаются только взрослые. Но Марте было шесть лет, о каком сексе может идти речь. — Да, пока мамы не было. Под кроватью с мальчиком, — каким она не уточняла, мне было и не нужно. Голова была занята другим. Я судил чисто по своей кровати. У меня была маленькая щелочка, отделяя ее от пола, и как туда возможно залезть вообще не представлял. Тогда решил для себя, что Марта врет, но как-то обвинять ее не стал. Просто молча слушал и кивал. Если уроки для меня были каторгой, продленка отдушиной, то время после школы я считал самым настоящим исчадием ада. За исключением дней, когда можно было расслабиться и ничего не делать. Мне не нравилось учиться, но я делал это. Далеко не на отлично, но моя мама почему-то хотела, чтобы у меня все было идеально. С прописями проблем не было, а вот цифры плясали в клетках настоящее танго. Особенно цифра три. Хоть убейте, а я не понимал, как ее можно нормально писать. Тогда мама меня вообще не щадила. Я мог переписать одну и ту же тетрадь три раза, а все из-за того, что какая-то одна из троек покажется ей через чур кривой. А когда в мою жизнь ворвалось чтение, то это стало самым настоящим кошмаром. Тогда наша классная руководительница ушла в декрет и ее стала заменять очень противная пухлая женщина. Откуда-то взялся кружок чтения, на который ходили некоторые мои одноклассники и учились читать. А я не умел читать и ни в какой кружок не ходил. Тогда и подошел к ней с просьбой научить меня читать без кружка. Она согласилась, достала книжку про колобка и принялась учить читать по слогам. Мне тогда это очень понравилось, она даже дала эту книжку мне домой для тренировок. И дома меня ждал тот самый «настоящий кошмар». Я тренировался читать при маме. Прочитал книгу один раз, благо она была короткая. Потом второй, мог не дочитать третий и вернуться в начало, потому что начну запинаться, и так несколько дней. Читать мне разонравилось, как и не нравилось писать тупую цифру три. В какой-то момент читать мы стали всем классом, и тогда стало чуточку легче. Вне школы жизнь так же шла своим чередом. В выходные дни я собирал робота из конструктора, смотрел все так же мультики, играл в игрушки. С близняшками связь пропала сама с собой, а вместе с этим и встречи с Ваней. Один из дней выдался настоящей скукой, хоть на стену лезь. Но я нашел себе развлечение как раз под приход мамы домой. У нее был свой пакет с различными нитками: тонкие, толстые, какая-то пряжа. Я брал все, что видел и начал строить своеобразную паутину прямо дома. Цеплял нитки за ручки дверей, телевизор, углы, какие-то торчащие гвозди. И так до тех пор, пока все нитки не кончились. Основное поражение «паутиной» было в коридоре между комнатами и немного зала. Я радовался как мог своему творению и ждал маминой реакции. Она была, но не такая, какую хотел. Ругать меня никто не стал, но и рад не был. Мама, уставшая с работы, прорвалась через «паутинку», сказала мне все убрать и скрылась за дверью кухни. А я ходил и пытался вернуть все нитки целыми и невредимыми. Долгое время я спал вместе с мамой на тахте, потому что одному мне было не по себе. До этого столько лет спал вместе с мамой, а тут появилась своя комната, в которой я разве что уроки делал и возвращался обратно в зал. И в нашу спокойную жизнь ворвался мамин ухажер. Тогда я этого не понимал. Не понимал так же то, почему этот мужчина спит вместе с мамой, а я должен тухнуть один на своей кровати в закрытой комнате. Я ругался, плакал, но мама была непреклонна и спать остался у себя на долгое время. От такого стресса один раз даже лунатил. Сам этого не помню, но мама рассказывала, как проснулась от какого-то стука в моей комнате. Меня обнаружила не в кровати, а пытающегося уйти в стенку шкафа. Больше такого не происходило, да и со временем я успокоился. Вместе с этим мужчиной появился и самый настоящий ноутбук. Но ни «Зумы», ни «Людей в черном» в нем не было. Зато я пересматривал до дыр серии «Маши и Медведя», а также какого-то сериала «Игрушки». Вскоре пропал этот мужчина, и ноутбук вместе с ним. Спать к тому времени я привык в своей комнате и к маме больше не просился. До еще одной суровой зимы. Тогда был вечер, но из-за времени года казалось, что на дворе давно наступила ночь. Я со своими одноклассниками на продленке спустились на первый этаж, где в холле показывали какие-то новогодние мультики, или что-то связанное с зимой. И меня встретил самый настоящий ночной кошмар. Я не помню, о чем конкретно мультик, но резко выпрыгнувший очень страшный дед оставил детскую травму. Мне было страшно, очень. Я не мог нормально спать, просился снова к маме, но она не шла на мои уговоры, ведь «я же уже взрослый». Стоило мне лечь, как эта образина стояла перед глазами. Я всегда лежал на правом боку в сторону своего стола, на котором стояла какая-то статуэтка, далеко не моя. И в свете луны, который падал как раз на мое окно, лицо этой статуэтки становилось таким же страшным, как и у деда. Я накрывался одеялом, зажмуривался, но все равно ждал, когда из-под кровати этот дед возьмет, да и прыгнет на меня, после чего заморозит навсегда. В конечном итоге я убрал статуэтку, страх немного подтерся, но спать стал только на левом боку, обязательно поближе к стенке. Жизнь шла в размеренном темпе, без каких-то особых событий. Школа, дом, уроки, сон, снова школа и так по кругу. Как бы не старался, а привыкнуть к ранним подъемам не мог. Оставался сонной мухой до тех пор, пока мы не выходили из дома и мороз не пробирался под одежду. Зато помимо мамы моей еще одной спутницей стала музыка с маминого телефона. Не перечислить сколько раз я прослушал какую-то песенку про будильник, длящуюся жалкие двадцать секунд, и «Я устал». В какой-то момент я уже запомнил слова и ходил подпевал. В моменты, когда песня играла на словах «… а ты паришь секс» голос становился тише. Был страх того, что мама в курсе о моих малых познаниях чего-то запретного, но она ничего не говорила и вообще никак не реагировала. Иногда подпевала мне, да так и шли, пока на нас смотрели мимо проходящие люди. Стоило наступить зимним каникулам, как в жизни стало побольше красок. За все школьное время я почти не виделся с Никитой. Как потом оказалось: его родители планировали развод, и у тёти Оксаны не было настроения на встречи. Зато у мамы резко объявилась еще одна подруга, которую тоже звали Марина. Но была она женщиной очень даже уравновешенной, достаточно милой, и строгой в меру. Знакомство с тётей Мариной значило знакомство с ее единственным ребенком — Дашей, которой было столько же, сколько мне. Так у меня появилась еще одна подруга. С Дашей было легко и просто, в какой-то степени мне было комфортнее с ней, чем с Никитой в его голубых колготках. Новый 2010 год мы встретили в квартире Даши. Находилась она в другом конце города, но нас любезно забрал дядя Женя на своей большой черной машине. Там, в большой комнате, помимо наших родителей были еще и их общие знакомые. Большой стол с кучей еды, сидевшие на диванах и стульях взрослые, и мы два неугомонных нечто. Сначала всех доставали юлой, потом скрылись в Дашиной комнате и смотрели серии «Смешариков» в полумраке. В какой-то момент детей стало больше. Я так и не понял откуда взялся еще один мальчик, младше нас на несколько лет, и девочка примерно его возраста. С ними мы играли в родительской спальне без света в прятки. Почему именно там — не знаю. Все что взрослое было интересным и будто бы запретным, оттого и хотелось везде потрогать и все облазить. Домой ехать категорически не хотелось, но деваться было некуда. Последнюю неделю каникул я активно проводил со своими сестрами, с которыми виделись мы из-за учебы достаточно редко. Сначала я с мамой гостил у них до позднего вечера, а после, идя домой, меня учили названиям дней недели и проговаривали цифры. Правда, тем же вечером меня начало выворачивать в туалете от перееденной колбасы. Оставалось всего немного до учебы, но меня решили взять с собой к бабушке сестер по маминой линии. Жила она в какой-то деревне далеко от города. Помимо частных домиков там стояли непонятные многоэтажки. У них не было подъездов. На одном этаже была одна квартира, что меня немного ввергло в шок. У бабушки Аллы было уютно, но чувствовал я себя не в своей тарелке и временами даже жалел, что согласился поехать. Все дело было в излишней строгости тёти Марины. Меня она никогда не трогала, зато я не раз видел, как она орет сначала на Виту до ее слез, а потом прилетает и Даше следом. Но с едой нам не повезло абсолютно всем. Я излишне привередлив в еде и никогда не возьму в рот то, что мне кажется очень странным или не вкусным на вид. Как, например, сало. Нам наложили целую тарелку каши и по две свиные колбаски. Вкус у них был отвратительным, мне хватило одного укуса, чтобы навсегда кинуть их в черный список. Тётя Марина и бабушка Алла нам сказали: — Пока все не съедите — гулять не пойдете. И нам пришлось пихать в себя невкусные колбаски. Даже Вита кривилась. Тогда-то я и решил спасать положение обоих. Ели мы за маленьким столиком у стены, между которыми было небольшое расстояние. И тихо, как бы нас не заметили, мы скинули эти колбаски в щелку. Стенку закрывал все тот же стол с подъемной столешницей, так что наших проказ никто не заметил. Представить не могу какой там стоял запах, когда колбаски сгнили. Днем мы с Витой катались с большой заснеженной горки на санках, а вечерами бесились дома. Бегали от Даши на ее розовых ходулях, я читал какие-то детские книжки и показывал Вите буквы с цифрами. Спали мы вдвоем на большой мягкой кровати. В день отъезда умудрились поссориться, но причину ссоры я не помню. По приезду помирились, значит, ссора была незначительной. До школы оставалось еще пару дней, которые я провел у сестер. Опять ел что-то не вкусное, гулял по заснеженной площадке, ночевал. Свой страх перед вторым этажом кровати пришлось перебороть, поскольку Даша спала уже на нижней, отдельная кровать была занята родителями Виты, и не оставалось больше места. Приходилось делить одно ложе с сестрой. Лежал исключительно с краю, поскольку Вита боялась упасть посреди ночи. Признаться, я тоже, но решил, раз мне выпала роль старшего брата — я им буду. Что ж, ночевка в одной кровати была моей второй ошибкой в жизни. Последствий никаких. Только ужас от воспоминаний и моление о том, чтобы Вита все забыла и никогда не вспоминала. В комнате кроме меня и сестер никого не было. Родители решили устроить попойку и скинуть нас дедушке, который ночью ушел в свою комнату и закрыл за собой дверь. Даша тихо посапывала снизу, и только мы вдвоем шептались. Сначала о чем-то детском, постепенно переходя куда-то не в ту степь. Вита была так же просвещена в детали секса. Похвасталась, что застала родителей за этим делом. Откуда она узнала само название — без понятия. Хотя, на полках над родительской кроватью помимо дисков с мультиками находился еще диск порнографических фильмов (об этом я узнал годами позже), а также журналы «Playboy». В общем, не суть. Самое ужасное случилось позже, когда она предложила сыграть в игру «Принцесса и Принц». Мне была уготована роль, понятное дело, Принца, который должен был спасти свою Принцессу от вечного сна путем секса и поцелуев. Если секс мы только имитировали через одежду, то целовались как самые настоящие взрослые. Со слюнями, языком, тяжелой отдышкой после очередного долгого поцелуя. Стоило услышать шорох с нижнего этажа, как мы тут же прекращали и делали вид, что спим. Закончили окончательно, когда наши родители вернулись домой и просидели на кухне до самого утра. А там один день и снова школьные будни. Зима прошла спокойно, за ней весна. На весенних каникулах меня успели по-настоящему осчастливить. Рано утром, не успел я открыть глаза, как ко мне приходит мама и кладет мне под бок серого котенка. Точно такой же окраски как моя Дина. Я крепко прижимал комочек к себе, радуясь дню все больше. Котенка назвали Маркиз. Он был ласковым, на ноги по ночам не кидался, да и в целом никогда не царапался. Даже одного укуса не делал. Любил забираться на нижнюю полку в холодильнике и сидеть там. Когда он стал чуть побольше, то мама стала выпускать его на улицу. На мои очередные бесчисленные уговоры так не делать она отмахивалась и говорила, что он точно не убежит. Маркиз не убегал и за пределы двора никогда не уходил. Всегда в зоне видимости меня или мамы. Большую часть времени он все же находился дома и спал на кухне в комнатке с бойлером. Как-то умудрился подхватить лишай. Благо он не распространился так сильно — был одним сплошным пятном на ладони. Тогда мне строго настрого запретили трогать кота ближайшую неделю, но я выкручивался. Ну не мог я не гладить этого пушистого кота. Надевал на руки свои носки и гладил через них, наслаждаясь громким мурчанием. Весна закончилась. Я часто проводил время с Дашей, сдружаясь еще больше. С Никитой практически не виделся, только изредка с тётей Оксаной. Началось лето — мое любимое время. А День Рождения я считал своим самым любимым днем во всем году. После Нового Года, конечно же. Только мой седьмой День Рождения вышел не таким радостным, как я хотел. Целый день я провел в одиночестве. Мама на работе, из родственников больше никто не заглядывал. Я шатался без дела по пустому дому. Тогда DVD был сломан, и приходилось искать себе развлечение до прихода мамы. Не нашел ничего лучше, чем по всей комнате гоняться за мухой. После прогулялся по двору, поиграл с котом и снова в дом. Мама пришла после обеда, принеся обещанный торт. Только встретил я ее со слезами, потому что никак не мог дозвониться и боялся, что она не придет. Вечером зашел папа. Подарил мне механическую птичку, которая двигалась и чирикала, когда нажмешь на кнопку. Дальше день прошел как обычно, без чего-то вау крутого. В какой-то из летних дней мама пришла домой не одна, а с собакой. Белой, в коричневые и черные пятна, породы французский бульдог. Такая же была и у сестер, но она была рыжей, звали Тосей. Мама приняла решение оставить собаку. Я уж точно не был против, да и Маркиз спокойно отнесся к новому члену семьи. А в июле, где-то уже под его конец, из всей семьи остался снова только я и мама. Слово «переезд» звучало уже не так страшно. Подумаешь, я уже столько раз переезжал. Но слова «переезжаем в другой город» слышать я был ну никак не готов. В другой город. Где нет ни друзей, ни сестер, ни папы и бабушек с дедушками. Где нет вообще ничего знакомого. Полностью новая обстановка с новыми людьми. Новая школа, новые одноклассники. И там не будет Вани. Пусть мы и виделись очень редко, а он продолжал мне все так же нравится. Маркиза мама отдала отцу Никиты в частный дом. Я тогда очень сильно плакал и готов был ненавидеть всех. Собаку пристроил дядя Витя. Вещей было немного, так что управились быстро. И вот, день переезда. Большая красная машина, все вещи загружены назад, и я сидел между ними. Спереди мама и какой-то мужчина, который вез нас в новый город. Я с тоской смотрел в окно на свой родной город. Ехал и думал. Думал, думал и думал. Не верил. Не хотел верить. Но вот уже через полтора часа показалось большое количество различных многоэтажек. За всю дорогу я не увидел ни одного частного дома. Только высокие дома и огромное количество людей. Столица, как никак.