
Часть 1
«Я рядом, Борис. Я буду всегда рядом. Ты можешь этого не чувствовать, ты можешь ненавидеть меня всей душой за всё: за то, что я оставил тебя одного, за то, что уехал, но я всегда буду рядом. Я буду вспоминать о тебе каждый день, я выучу русский ради тебя. Я тебя никогда не забуду. Я помню каждый наш прожитый вместе день, я помню колыбельную про котов, которую ты мне пел, я помню, как мы пили пиво на уроках. Я помню всё-всё-всё, и не хочу, чтобы ты это забывал. Я не знаю, как привыкну к жизни без тебя, мне очень будет не хватать твоей улыбки, твоих глаз, твоих поцелуев, твоих объятий, твоего голоса, твоих шуток, твоего присутствия. Я очень люблю тебя, Борис. Всегда буду любить. Твой Поттер.»
Я слышал у себя в голове, как он плакал. Я чувствовал, как ему меня не хватало. Как он себя паршиво ощущал, когда понимал, что бросил меня и не поехал со мной.***
Как же мне было паршиво… я все эти года чувствовал, как частичку моей жизни просто забрали. Забрали, и отдали только через 8 лет. Я ещё тогда не догадывался, что встречу его. Его голос стал ещё более грубым и обкуренным (это я понял по его громкому «Поттер!», когда он увидел меня и позвал по кличке) волосы отстрижены, зубы ядрённо-белые, рост не изменился, а глаза всё те же. Всё те же бездонно черные и такие родные, что никто и ничего их не заменит. Пока мы сидели в баре, я чувствовал, как его стопа упирается об мою. Из-за алкоголя, он совсем не знает, что делает (как и 8 родных лет назад) и, поэтому, он гладит меня по руке, совсем позабыв о том, что этот жест далеко не дружеский. –Я скучал, Поттер… Говорит он опьянённым хриплым голосом и меня пробирают мурашки.***
–Я скучал, Поттер… Шепчет мне Борис, когда мы стоим у порога моего дома в Лас Вегасе. Мне через пару минут будет 15, а я себя чувствую так хорошо, будто у меня нет никаких забот и мне всего 7. Когда только начинаешь ходить в школу и начинается ответственная жизнь, от которой никуда не убежишь. Он сжимает меня в объятиях, от него несёт водкой и травкой, а я стою и не понимаю, почему я плачу. Мне так хорошо на душе. Я боялся, что Борис не придёт, останется у Котку и будет зависать с ней, пока не вспомнит про меня. Но нет. Он помнит. И никогда меня не забудет. Борис слёзы мои с глаз протирает, по волосам отросшим треплет и улыбается. –С днём рождения, Поттер. Я люблю тебя… А потом я чувствую его губы на своих. Мягкие, покусанные, немного шершавые. Я чувствую, как его язык сталкивается с моими зубами. Он ведёт кончиком его по моим дёснам, я раслабляю челюсти и он проникает внутрь моего рта. Я чувствую его язык на своём. Мы сталкиваемся зубами в порывах нужды. В порывах нужды быть ближе друг к другу. По моим щекам текут слёзы, а я слегка оттягиваю этого парнишку за волосы назад, чтобы тот не сильно напирал на меня. Я чувствую спиной холодную стену, слышу хлопок входной двери (это Борис её закрыл), а потом снова его губы. Только уже не на своих губах, а на щеках, скулах, шее. Обычно, если он так делает, то тут только два варианта: Первый — так он пытается меня успокоить, что бывает чаще всего тогда, когда он трезв. Второй — он ведёт таким образом меня в постель. Сейчас я больше всего надеялся сразу на оба варианта. И, похоже, что Борис прочитал мои мысли. Он отстранился, взял меня за руку и повёл на второй этаж, по пути снимая с себя бесячие ботинки. Зайдя в комнату, мы закрылись и он посадил меня на кровать, пока сам встал передо мной на колени. Поцеловал меня, обнял за пояс, а я снова зарылся в его волосы пальцами и мы снова изредка сталкивались зубами. Борисовы холодные пальцы забрались под футболку, я задрожал от такого контраста. На улице и в доме было тепло, около 27-30°, а пальцы его были всё равно холодные. Всегда. Он снял с меня футболку и повалил меня на спину. Прильнул к шее моей, засосы оставил, а дальше всё как обычно. Борис шептал мне что то вроде «успокойся, Поттер, это я. Не плачь, мой хороший», кусал за мочки уха и шею тоже, оставляя болючие следы на моей коже. Мне было слишком хорошо. Я на его ласки лишь глаза закатывал, ронял еле слышные стоны и кудрявые волосы сжимал на его затылке, а он спускался всё ниже и ниже. А когда я почувствовал его внутри себя, я прикрыл лицо руками и простонал в голос. Сколько раз этого бы не повторялось — всегда как будто в первый раз: так же больно, а потом приятно, так же непривычно, так же страшно. Я был готов кончить только от его голоса. Он шептал мне «ty j moy mal’chik…» и я понимал, что он говорит. Я был готов слушать это вечно. Но всё когда то кончается. Я получил такую разрядку, что мне никогда и не снилось такое. Перед глазами полыхали белые пятна со звёздами, голова вдруг закружилась и я готов был вырубиться прям так, но мне нужно было надеть на себя хоть что то. Борис помог мне натянуть на себя домашние шорты, а сам лёг в трусах. Он прижал меня к своей груди и погладил по волосам, пока я дрожал, как от холода. Перед тем, как уснуть, я услышал его хриплый шёпот, что был донесён прямо мне в ухо: –С днём рождения, moy mal’chik… спи… *** –Спи, moy horoshiy… с днём рождения тебя. Говорил мне Павликовский, когда мы с ним лежали в номере на кровати полностью обнажённые и обнимали, прижимались друг к другу, будто это наша последняя рядом друг с другом ночь. Будто та ночь, которая была 8 лет назад. Та ночь, когда мы обнимались в кровати и совсем не подозревали, что ровно через сутки я оставлю его одного в пустыне помирать от одиночества.