чёрт за чертой

***

      В этот раз очередная съемная квартира встретила Минги открыто — дверь вскрыли и, уходя, только слегка прикрыли. Внутри настоящий погром: разбитая ваза, перевернутый матрас, разбросанные вещи, смятые, разорванные листы с непонятными рисунками-набросками, когда-то висевшими на стене. Новый адрес нашли слишком быстро, опять придется переезжать. Повезло, что у Минги за душой ничего нет, кроме поношенных худи, дырявых штанов и в хлам убитых кед. Максимум, что можно было найти в этой квартире из предположительно ценного — коллекцию колец. Но некоторые из детских наборов кукурузных палочек, другие помятые и еле живущие, достались от матери, ещё какие-то отхваченные на ярмарках и найденные-бесхозные. Для Минги это действительно самое ценное, а на деле — хлам, который ещё и на пальцах оставлял следы, окисляясь. Никакого золота, никакого серебра — одни пустышки. Всё как надо, всё подстать Минги. Он сам помятый жизнью, с кислой миной и пустотой в грудине, а то и в дурной голове. Шкатулка только если красивая, но и та — дешёвка. Минги привык быть таким, жить таким. В конце концов, его так учили.       Какие-либо стремления давно разбились о реальность, наверное, ещё в подростковом возрасте, когда Минги понял — придется бросать школу. Бросать, как его отец бросил мать, как мать бросила Минги. Когда понял — в руках одна помятая купюра, пакет с пожитками и урна с прахом, вокруг ни души и чёрная соседская кошка не вышла проводить. Той ночью луна была полная, чуть ветрено, чуть холодно и до невозможности тяжело. Стены родного дома обрушились, прямо на Минги, глаза кровоточили и кожа сползала с мяса. Оголённый, разбитый — таким ему пришлось идти дальше и продолжать жить.       Но Минги устал, свою кожу он так и не нашёл, даже спустя многие годы, а усталость всё росла и росла, ещё чуть-чуть — она его сожрёт. Думается даже, что такой расклад к лучшему.        Как сказала бы его бабушка, будь она жива — натерпелся, наплакался, настрадался. Но она мертва, как и мать, как и отец, как и любимая кошка Юки, которая с самого детства Минги только за ним и ходила по пятам. Сейчас за ним по пятам ходили покойники, долги и нежелание жить.       У Минги не осталось фотографий, места, куда можно было бы всегда вернуться и самого себя.       Он затолкал свой скромный гардероб в спортивную сумку, вместе со шкатулкой, помятым скетчбуком и недавно купленной пачкой шоколадных шариков. Ключи оставил под ковриком, даже хозяину не написал — один чёрт, попробуй его потом найти, да и залога должно хватить на починку двери. Времени мало, скоро они вернутся или уже поджидают его где-то за углом.       Нужно избегать тёмные углы, странные машины и надутые морды. Сегодня ну никак нельзя попасться, завтра с разукрашенным лицом его точно не возьмут на работу, он туда и не доползёт.       Свалил Минги быстро, будто его тут и не было. Осторожность и скрытность пришли к нему с возрастом, раньше бы он попался на раз-два. Ко всему привыкаешь.       Хонджун уже ждал его под мостом. Другом он бы его не назвал, скорее знакомый, который иногда подкармливает, гладит по спине и не пристает с расспросами. Обратился к нему Минги от отчаяния, впервые. Хонджун бодро откликнулся, возможно в какой-нибудь параллельной вселенной они действительно стали лучшими друзьями. Но в этой — дружба слишком дорогое удовольствие для Минги, дороже только любовь. А Минги на мели постоянно, во всех смыслах.       Жить к Хонджуну он никогда не просился, хотя тот даже предлагал, но Минги держал его на расстоянии вытянутой руки. Вредить единственному человеку, которому отчасти не наплевать на Минги, ему не хотелось. Минги вихрь, торнадо, всегда где он — там и разрушения. А у Хонджуна девушка, у Хонджуна впереди счастливое будущее: семья, бизнес, дети, вкусная еда, собственная квартира. Минги к этой картинке не имел никакого отношения, влезать и портить — боже упаси. Он грязный, липкий, тяжёлый. Хонджун оказался добрым человеком, с нутром нараспашку, он протягивал свою руку Минги каждый раз, даже если тот её отталкивал.       К плохому привыкать — дело обычное, к хорошему — странно и больно, как ощущать что-то инородное под кожей. Поэтому просил Минги об одолжении со слезами на глазах, сквозь зубы, зная, что после такого он будет обязан Хонджуну по гроб жизни. Он не успокоится пока не вернёт должок, такова его суть. Каким образом он это сделает — уже другой вопрос. Поэтому то Минги и не любил водиться с людьми. Отдать ему нечего, дать что-то взамен — тем более.       У Хонджуна кто-то из родственников уехал за границу, ещё несколько лет назад, оставив тут какую-то студию на окраине Сеула. Квартира долго пустовала, Хонджун и раньше предлагал Минги там пожить. Да и вообще чего он только не предлагал. Но Минги наконец-то согласился, от безысходности — с работы уволили, коллекторы нагрянули раньше срока, жить под мостом весной то ещё удовольствие. И вот оно — за руку пришлось хвататься, хотя бы чтобы не сдохнуть как собака под забором.       — Ты принёс?       — На кой чёрт ты вообще хранишь его? — Хонджун достал что-то из рюкзака и протянул Минги.       Шарик со снегом и кривым цыплёнком внутри Минги бережно убрал в сумку. Минги казалось, что эта безделушка его талисман, в конце концов — часть чего-то родного и давно потерянного, от него пахло теплом и детством, хоть он и весь замызганный, с трещинами, наспех заклеенными ПВА. Уродливый такой, с остатками мутной воды. Минги отдал его на хранение Хонджуну, потому что боялся, что ещё один погром временного пристанища бедный стеклянный шар не переживёт.       Но сейчас он необходим ему обратно, хотя бы на несколько дней. Минги тяжело, а блёстки в воде красивые, красивые и такие же обречённые.       — На ключи, только не потеряй, — Хонджун вложил связку в ладонь Минги, — квартирка так себе, но не сказал бы что у тебя сейчас есть другие варианты. Тётушка продаст ее, наверное, только летом. Так что несколько месяцев у тебя точно есть. Тебе повезло.       — Я и слово «повезло» как-то не очень сочетаются. Да и не думаю, что в этот раз меня не найдут. Там же нет ничего ценного? — ключи холодили кожу, уже страшно за состояние квартиры, в которой, дай бог, получится спокойно прожить месяц.       — Та не, один старый хлам. В любом случае, она собирается делать ремонт, как вернётся.       У Минги засаднило где-то под рёбрами, ключи выжигали кожу, а взгляд Хонджуна делал всё только хуже. Потому что он ничего не ждал от него, ничего не ждал взамен и улыбался. Насколько же Минги жалкий? И сколько он ещё так будет сам себя терзать — это всё весьма интересные вопросы.       Квартира действительно так себе, ещё меньше, ещё грязнее, дверь без кодового замка еле открылась. Пахло плесенью, на полу валялись какие-то газеты, обёртки от шоколадных батончиков и упаковки от разного мармелада, как будто кто-то не знал о существовании мусорки. Кажется, Хонджун сюда даже не наведывался. Но есть диван, даже стол с стульями, кожаное кресло, крыша, окна, дверь, туалет — так что не «так себе», а почти пять звёзд.       Грузный, тёмный, деревянный шкаф в углу добавлял жути в пыльную, заброшенную обстановку. Он огромный, похоже какой-то старинный, но также в пыли. Убираться тут придётся весь день. В подтверждение своих мыслей Минги громко чихнул, сам того не ожидая. Дверца шкафа скрипнула, будто в ответ, будто захотела завязать диалог с гостем — соскучилась.       Минги оторопел, скрип в ночной тишине полоснул по ушам. Поэтому то ему никогда и не нравилась старая мебель, пускай кто-то и считал её сокровищем прошлого. Антиквариат пугать не должен, а этот, кажется, стремился нагнать мурашек. Минги подошёл поближе, осторожно полностью открыл дверцу — внутри ничего и никого. Закрывать не стал, а то опять заскрипит, пока он спать будет. Так ведь и на тот свет попасть можно.       Минги разложил диван, достал свой прокуренный-дырявый плед и улёгся прям так, подложив под голову какую-то сомнительную диванную подушку. Вполне комфортно, с остальным он разберётся уже завтра.       Он бы с удовольствием выкинул этот чёртов шкаф, который будто бы смотрел на него, следил за каждым движением. Это, конечно, не очень то и приятно, но Минги списал всё на свою излюбленную паранойю. Сегодня ночует не под мостом, шкаф лишь небольшое неудобство. Тут тепло и сухо, пусть пялится.       Сон не шёл, ёмкие мысли обволакивали все вокруг, Минги перевернулся на другой бок и опять и ещё раз, под закрытыми глазами пестрились мушки. Мурашки прошлись по загривку, спустились к пояснице — стало холоднее, Минги нырнул под одеяло с головой.       Но тело резко дернулось, Минги куда-то падал, сердце прилипло к грудной клетке. Он резко открыл глаза и приподнялся на локтях, вокруг тьма, света луны из окна не видно, только светились два огонька, как у той чёрной соседской кошки, из угла комнаты наблюдали, смотрели прямо на него, не моргая. Минги уставился в ответ, в конце концов как на единственный источник света. Кожаное кресло заскрипело — силуэт двинулся и сел, не прерывая зрительный контакт, об подлокотник начал то мерно постукивать когтями, то впиваться ими в искусственную кожу и драть с истошными звуками, казалось в нетерпении.       — Из еды у тебя только шоколадные шарики? — голос негромкий, спокойный, но взгляд недовольный, — ты из этих, как их... голодающих?       Минги начал усердно тереть глаза, не понимая, когда его сознание успело раздвоиться и ещё принять какой-то странный образ. Но пускай так, лучше, чем сны с матерью. Что ж тут поделаешь, если он настолько сильно устает. Тут и не такое приснится.       — Денег нет, — буркнул Минги и завалился обратно на диван.       Он себя одного то прокормить не может, а тут он второй, куда там. Ему бы ещё дети приснились и оклики «папа», тогда точно — вперёд в сумасшедший дом. Там кормят бесплатно.       — Ладно, возьму что-нибудь другое, — фраза брошенная в никуда, Минги услышал её где-то на задворках разума, погружаясь ещё глубже в сон.       Один миг и уже яркое солнце облизывало веки, Минги забыл занавесить шторы. Поэтому получилось проснуться раньше будильника. Щурясь, Минги попытался встать с дивана, но грохнулся обратно сразу же, зашипел от боли, которая прошлась по всему телу. Точно ли он спал на диване, а не на полу? Или коллекторы достали его аж во сне, прошлись по костям ногами и кулаками?       Минги отбросил плед, стянул с себя осторожно штаны, толстовку и замер. По всему телу красовались разные гематомы, поменьше, побольше, какие-то фиолетовые с небольшими царапинами, какие-то желтоватые с голубым. На ногах, руках. Минги приподнял футболку — даже на животе,  рёбра исцарапанные с маленькими капельками засохшей крови. Кто-то будто бы драл его всю ночь, представляя когтеточкой. Как он только не почувствовал и не проснулся? Может его всё-таки избили, а у него просто провалы в памяти.       Он медленно поднялся и доковылял до двери — закрыто и никаких следов взлома. Жёлтая пачка шоколадных шариков валялась на столе, разорванная и совсем пустая. Замечательно, Минги искромсали и ещё оставили без завтрака. Может у него лунатизм? Раньше Минги за собой ничего такого не замечал, но как ещё это объяснить он не знал.       Будильник начал пищать, вырывая из Минги испуганный стон. Нужно было собираться и идти на собеседование, иначе он опоздает. К чёрту, разберётся как-нибудь и с этим, но для начала неплохо было бы зайти в аптеку за мазью. А то действительно коньки двинет.       Приводил он себя в порядок быстро, но чётко ощущал спиной чей-то взгляд, постоянно оборачивался — никого. До сумасшествия осталось действительно немного — часок-другой, скоро Минги ещё глаза и на стенах начнёт видеть. Сил на здравые размышления брать неоткуда. Он уже было вышел из дома, но, остановившись у двери, напоследок оглянул комнату хмурым взглядом, зацепился за шкаф. Дверца оказалась закрыта, но стоило человеку обратить на неё внимание — медленно приоткрылась как в старомодном ужастике. У Минги, кажется, задёргался левый глаз, по руками пробежались мурашки. Он моментально проскочил в проём и хлопнул за собой дверью.       — Как думаешь... только честно, я совсем рехнулся? — держа телефон у уха, Минги стоял на остановке, зевал и кутался в тонкую джинсовку — днём обещали дождь, он, как всегда, не по погоде и не по жизни.       — Я думаю, что всё это просто следствие стресса и перенапряжения. В конце концов, Минги, ты работал без выходных... ты постоянно в режиме выживания, — Хонджун бубнил в трубку, монотонно, подстать среднестатистическому офисному работнику, — тебе бы отдохнуть нормально, поспать больше двух часов, ну, там, поесть.       — На том свете, если только, — Минги усмехнулся, — да и сегодня я поспал целых четыре часа.       Хонджун начал свои причитания, в очередной раз, надеясь вдолбить в пустую голову Минги хотя бы зачаток. Минги сбросил, он знал эту песню от начала до конца, каждое возмущение, каждую букву, каждую ноту жалости. Минги и без оценки Хонджуна тошнило от себя. Но он хотя бы убедился в том, что пока ещё не совсем потерял рассудок. Рассказал о странной ночи и чуток полегчало. В любом случае, самое страшное, что могло бы быть — зомби апокалипсис, а какие-то взгляды, дверцы и царапки на коже — можно пережить. При мыслях о ходячих мертвецах Минги всегда готов сразу же расплакаться, дрожать, бояться. Ещё с детства, в своей голове представляя как умирает первый от укуса в живот, а там и кишки, кровь, крики.       Собеседование прошло нормально, он научился подсвечивать нужные углы на людях, строя из себя экстраверта-трудягу. Всегда прокатывало.       Дождь, как и обещали синоптики, пошёл. Разлился по всем улицам за какие-то десять минут. Минги ступал прямо в лужи, почти тонул, не замечая их. Кеды хлюпали, глаза кололо от капель, одежда прилипла к телу, присосалась. С Минги капало — именно в таком виде он заскочил в аптеку и в продуктовый. Продавцы провожали его угрюмыми взглядами, а он и не замечал, только лужи после себя оставлял — каппа из болота. Зонтик, как предмет, по-сути, нужный, для Минги не существовал.       Тучи и не собирались рассасываться, где-то вдали сверкнула молния, разделяя небо, а за ней раскаты грома, отчего Минги вздрогнул. В голове всплыли старые образы дома, большая-тёмная комната с трухлявыми окнами и стол, под которым он прятался будучи ребёнком во время каждой грозы — трусишка, он поджимал колени к груди и закрывал глаза, обнимая Юки. Кошка не убегала и покорно терпела, делилась спокойствием и теплом, оставляя белую шерсть. Минги постоянно прятался от любых громких звуков, от грозы — под столом, от салюта — под папиной футболкой. Но теперь прятаться было негде.       Минги закрыл ушки и скорее нырнул в подъезд. Повезло, что он сегодня не словил собой молнию. Весенние грозы намного холоднее летних, зубы стучали и плечи тряслись, пробирало до костей, Минги медленно поднимался по лестнице, оставляя мокрые следы, как слизняк по коже.       В такую погоду до костей пробирал не только холод, но и тоска. Дождь смывал всех людей с улиц и защитный слой с Минги. Он будто бы терял всю твердость, позволяя себе уйти в прошлое с головой, сильнее обычного.       Горячий душ немного спас положение, с красной кожей Минги выполз из кабинки. Тело ныло, пока он обмазывался дешёвой мазью, стоя у зеркала в ванной. Мокрая одежда отправилась в стирку, осталась только лужа у входной двери. Минги не хотелось убираться, разбирать вещи, есть. Денег хватило на одну пачку нелюбимого рамёна, пусть лежит, пока желудок не начнёт брыкаться пуще прежнего.       Минги хотелось только лечь на диван, закутаться в плед и проснуться завтра, надеясь, что долгий сон спасёт его от простуды и саднящих мыслей. Сохранит его от воспалённого мозга и необдуманных действий. На похороны то некому прийти, кроме, разве что, Хонджуна.       — Это ты зря, там не лучше, — мягко, почти ласково произнёс кто-то под очередной раскат грома.       Минги не понял, чего именно он больше испугался, но уши руками закрыл и встал столбом у кухонного стола, недалеко от дивана. Дивана, который был так близок, но уже занят и, к несчастью, не им. Парень, на вид, чёрт знает, сколько ему на вид, Минги никогда не умел определять чужой возраст. Гость удобно расположился, нога на ногу и взгляд самоуверенный — в разрешениях он не нуждался, в руках держал открытый чёрный скетчбук Минги.       Неужели его уже нашли? Ещё быстрее, как такое возможно? Внушительный человек, с тяжёлым взглядом, в чёрном-чёрном костюме, даже рубашка, похож на важную шишку, ранг — босс. Минги конец, похоронам быть, если, конечно, кому-нибудь удастся найти его труп. Он боялся вздохнуть, вылупился как на смерть с косой, для пущего эффекта перекрестился мысленно. Незнакомец хмыкнул, слегка поёжился.       — Ты знаешь, что я ради тебя, вообще-то, эту человеческую тушку нацепил, а ты креститься начал, — парень искренне недоумевал, — что в ней страшного то?       — У меня ещё есть время! Неделя точно, я всё отдам... я нашёл новую работу, пожалуйста, я отдам, правда! — Минги шмыгнул носом, громко затараторил, находясь на грани, глаза заслезились. Он упал на колени, голову опустил.       — Только не реви! Глаза выцветут! Будешь ходить с белёсыми, — парень удивился, совсем не ожидая такую реакцию. Вроде как, Минги пока ничего ему не должен, чего это он тут на коленях ползает? Рано.       Минги его уже не слышал, сердце громко стучало, билось о кости, хотело вырваться, оставить своего горе-хозяина. Минги думал о смерти, но она не самое страшное, что могли с ним сделать, от этого он и убегал. А сейчас куда бежать? В дверь начали стучаться, Минги разревелся пуще прежнего, ощущая каждый удар так, будто это его по спине били. Он заполз под стол, скорее на автопилоте, закрыл глаза и уши руками, прижал тощие колени к груди, упёрся в них лбом, и надеялся исчезнуть, раствориться в раскате грома. И весь мир пусть исчезнет вместе с ним.       Тучи расплывались на горизонте, медленно уходили, раскрывая лучи солнца. В квартире стало светлее и совсем тихо, в один момент. Никаких звуков, только удары все ещё живого сердца Минги.       — Они ушли и больше никогда не вернутся. Честное-праведное! Вылезай, — Минги приоткрыл глаза, осторожно глянул на протянутую руку, широкая ладонь смотрела на него.       — Что тебе нужно? Кто ты? Ты же с ними, нет? — вылезать Минги из своего укрытия не стал, рассыпался вопросами, вытирая лицо от слёз краем футболки.       — Ладно... давай, всё-таки, будем на одном уровне, — парень опустился на колени и подполз к Минги под стол, близко, но не вплотную, — я чёрт, но можешь звать меня Юнхо. На это имя и откликнусь.       — А я Дева Мария!       Юнхо медленно моргнул, будто бы анализируя сказанное, засмеялся:       — Твоя девственность не даёт тебе такого статуса. Знаешь, половая принадлежность играет большую роль.       — Но ты можешь быть чёртом? — Минги казалось, что он разговаривает с очередным сумасшедшим или же он сам очередной сумасшедший. Пережитый стресс лёг тяжёлым грузом на плечи, восприятие реальности давалось ему с большим трудом, как и этот странный-бессмысленный диалог.       Юнхо будто бы почувствовал чужую тяжесть, осторожно коснулся плеча. У Минги перед глазами всё поплыло, замылилось.       — Давай-ка ты сначала поспишь, потом поговорим.

***

      Минги что-то снилось, настолько яркое и пугающее. Он слышал тихий голос, который убаюкивал его, видел кого-то в свете луны. Этот кто-то сидел на диване, рядом с ним. С искажённым лицом, длинными-длинными и острыми когтями, они переливались красным и чёрным. В тёмных волосах прятались рога, небольшие и слегка заострённые, но боднуть такими — живот нараспашку. Существо почувствовало, что его рассматривают, повернулось к Минги целиком, положило руку на грудь, придавило, но терпимо. Белые глаза уставились в ответ, изувеченное лицо улыбалось.       — Я могу быть чёртом, потому что я и есть чёрт, — существо заговорило, осторожно гладило по грудине, медленно так, чтобы случайно не вспороть мягкую податливую кожу, — но я предпочитаю больше моё имя — Юнхо.       — У всех чёртов есть имена? — Минги будто бы иссяк, сердце спокойно отбивало свой ритм, а он вёл будничную беседу со своим соседом по имени Юнхо. Иначе — Минги не страшно, он даже не уверен в реальности происходящего.       — Наверное, я не интересовался.       — А что будет после смерти? — Минги не унимался, а может у него получится узнать смысл бытия и открыть все тайны вселенной.       — Лично ты... в ад попадёшь.       — Правда?       Юнхо рассмеялся, звонкий смех отскочил от стен и потерялся в темноте, покачал головой, сверкнул своими пустыми-слепыми зеньками загадочно так:       — Откуда ж мне знать то?       Минги призадумался, рука на груди перешла на живот. Его гладили как новорождённого котёнка. Он и не думал сопротивляться. Для чего? Пусть, может человек для чёрта — редкая диковинка. А ему отчего-то так даже спокойнее.       — Ты же, вроде как, за чертой... — Минги надулся, не понимая, что вообще сморозил.       — Я тут просто работник на полставки. Всего-то.       — И в чем заключается твоя работа? — интерес Минги забился радостно хвостиком, он получал информацию из первых уст.        — Питаться твоими эмоциями. Забирать твою энергию. Как-то так, — Юнхо пожал плечами.       — Прикольно. Но было бы что забирать.       — Не волнуйся, я вообще-то в этом деле не первый год.       — Ты, наверное, тот самый работник месяца. Такой старательный, — Минги ухмыльнулся сладко, завидев недоумение в страшном лице страшного-престрашного чёрта, — это ты меня искромсал?       — Я случайно. Понимаешь... ты как мармелад. Было вкусно, очень. Я с нетерпения переборщил, — Юнхо приблизился к лицу, смотря куда-то в душу пустым, чуть виноватым взглядом, рука легла на шею, слегка сжимая и, всё-таки, царапая. Минги пискнул от неприятного жжения, но и не думал рыпаться, — обычно люди для меня горькие, понимаешь? Я поджирал их энергию, но не более, а тебя захотелось облизать, съесть целиком.       Юнхо грузно сглотнул, надавливая на кожу и сильнее сжимая шею, кровь попадала под когти. Вот теперь дышать стало труднее, лёгкие начали сжиматься от недостатка кислорода, но если рыпнуться — есть вариант перерезанного горла когтями какого-то чёрта. У Минги закатывались глаза, ещё чуток и потеря сознания, а там, чисто гипотетически, смерть.        — Ой, прости, опять это наваждение, — Юнхо очухался, убрал руку с шеи, слизал кровь с  когтей с гортанным-довольным рыком и уставился на Минги как несчастный щенок, который сгрыз провод зарядки, а у хозяина один процент.       Когти исчезли, как и рога с белыми глазами — чёрт очеловечился совсем, приняв свой дневной образ. Минги закашлялся, хватаясь за горло. Юнхо строил из себя приличного: ручки на коленях, спинка ровная, взгляд обеспокоенный, но прикоснуться больше не решался, наблюдал.       — Может воды? — поинтересовался Юнхо, заметив красноту лица Минги.       — Иди к чёрту, — удалось Минги кое-как хрипло ответить.       — Каламбуришь, значит — жить будешь.       Это последнее, что Минги услышал, всё-таки вырубился, но это и к лучшему. Больше ему ничего не снилось. Проснулся от будильника с ужасной головной болью. Может он вчера напился и словил галлюцинации? Он свесил ноги с дивана, но пальцы вместо пола уткнулись в раскрытый скетчбук, со страниц которого на него смотрела Юки. Он нарисовал это около трёх лет назад, кошка лежала в траве, наслаждалась жизнью и летним теплом — всего лишь карандашный набросок. Минги не считал себя выдающимся художником, скорее он художник от слова «худо». Он точно не доставал скетчбук из сумки, получается телепортировался — это было бы объяснить проще. Минги подорвался с дивана и побежал в ванную, дежавю. Из зеркала на него смотрел какой-то человек с красными глазами, капилляры полопались, с синяками, кровоподтёками и маленькими ранками на шее и с гнездом на голове. Зрелище то ещё, провёл ночь с партнёром, у которого кинк на удушье. Одним словом — Юнхо. Его портрет в голове Минги ещё был ярким и свежим. Он рванул обратно, скоро так точно споткнется, если не перестанет носиться как сумасшедший туда-сюда.       Огрызок карандаша нашёлся в глубине кармана сумки, а дальше дело за малым. Рваными движениями, высунув кончик языка, Минги наносил на бумагу образы — они пёстрые, но, жаль, цветных карандашей нет. Юнхо предстал перед ним нарисованным во всей красе. Минги вглядывался в рваные линии, чёрт получился живым, аж глазами сверкнул. Минги не ожидал, резко отбросил от себя несчастный скетчбук. Тот приземлился у кресла, где его подобрала муза.       Юнхо внимательно изучал, присматривался. Сегодня день такой — умереть от остановки сердца, Минги за ночь потерял всю спесь, вылупился на Юнхо, часто заморгал.       — Очень красиво. И, кстати, другие рисунки тоже. У тебя талант, — Юнхо листал скетчбук и тепло улыбался куда-то рисункам, не замечая испуганного и зашуганного Минги.       — Я думал, ты мне приснился, — неуверенно и осторожно начал Минги, — может... я всё ещё сплю?       — Минги, прими уже. Тебе от меня не откреститься, — Юнхо тяжело вздохнул и закрыл скетчбук, глянул на Минги, — так уж получилось, что я не привязываюсь к месту или вещам. Я привязываюсь к человеку, а тебе просто не посчастливилось стать этим самым человеком. Раз в двести лет и чёрт стреляет. Нечего было быть таким несчастным и вкусным.       — И что тебе от меня, всё-таки, нужно? — до Минги не доходило, он вообще из тугодумов.       Юнхо вздохнул опять, но глубже, готовясь объяснять очевидное, встал с кресла, начал мерить пространство квартиры тяжёлыми шагами. Минги наблюдал за ним, как за маятником, из стороны в сторону.       — За все в этом мире, да и в любом другом, нужно платить. Деньги я не принимаю, да и у тебя их нет. Подойдёт страх, боль и что-то вот подобное, — начал Юнхо и как-то неопределённо покрутил кистью руки в воздухе, загадачно улыбнулся, — я помог тебе и буду помогать, а тебе, всего лишь то, нужно меня подкармливать. Считай, ты завёл себе щенка.       — Ага, или ты возьмёшь и искромсаешь меня под конфетти, опять. Так себе щеночек. Я кошек больше люблю, — возмущённо цокнул Минги и скрестил руки на груди, опять забываясь.       — Необязательно, есть более интересный вариант оплаты.       — Знать не хочу! — слишком резко выдал Минги и раскраснелся, сам не понял из-за чего.       — Ладно, но в таком случае... купи мне мармелада, если не хочешь стать... как ты там сказал... конфетти! — Юнхо заулыбался, остановился у дивана, касаясь пальцев ног Минги: — И конфет тоже можешь захватить, шоколадных, — чёрт зачем-то ему подмигнул и ретировался к своему излюбленному месту — креслу.       — Я, по-твоему, миллионер? — буркнул куда-то  себе в ладони Минги, которые внезапно прилипли к пылающему лицу. Ещё бы поразмышлять, поплакать, записаться к психиатру, но надо собираться на новую-очередную работу. Там его хотя бы никакой чёрт смущать не будет, Минги надеялся.       Есть пять стадий принятия, Минги правильно начал с отрицания. Весь день на работе провёл в размышлениях, путая заказы, и почти разбил несколько бутылок соджу, благо всё обошлось, но он был на грани. Всё валилось из рук, люди раздражали, подкожный зуд в лице чёрта, что поселился с ним в одной квартире. Минги правда надеялся никого не увидеть, как вернётся. Он молился, пока ехал домой. Выходя из автобуса, наступил на какую-то купюру, немного помятая и грязная, но нарисованные кругляшки сделали своё — сунул в карман, считай повезло. Хватило на пачку сигарет и несколько пачек мармелада, на всякий случай, чтобы было чем отбиваться. Он помялся у подъезда, поговорил по телефону с Хонджуном и решил, что у него просто разыгралось воображение — стресс, одиночество, все дела. Может хомячка завести? Так хоть чёрт для разговоров не понадобится. До нормальной жизни ему, в любом случае, далеко, а общаться с домашним животным не так зазорно. Но эту мысль пришлось отмести, Минги о себе то позаботиться толком не мог, какие ещё животные?       Гнев ему показался слишком затратным, поэтому сразу перешёл на торг, стоило открыть дверь квартиры и увидеть Юнхо в своём излюбленном дранном кресле. С улыбкой до ушей и звёздочками в глазах — хозяин вернулся. Но торговаться с чёртом не так-то просто.       — Давай так, — начал Минги с порога, только сняв обувь, — я тебе одну пачку мармелада в день, а ты меня не трогаешь.       — С тех денег, что ты нашёл, можно было купить несколько, — Юнхо поднялся с кресла и подошёл к Минги, сверкнув глазками в сторону пакета, — три пачки в день и чуть-чуть тебя.       То ли Юнхо за ним следил, то ли читал мысли. Одно хуже другого. Это Минги не учёл.       — Две пачки и никакого меня.       — Ну... меня так надолго не хватит, Минги-я, — сладко протянул чертила и щёки надул, глазами большими и грустными уставился.       — Чего ты тут моську строишь?!       — Я понял, что на тебя моя истинная сущность не действует. Решил попробовать что-нибудь другое, для разнообразия. Провалился? — Юнхо аккуратно подошёл поближе, схватился за краешек джинсовки, наклонил голову набок в ожидании и, кажется, решил переквалифицироваться в ангелочка.       Минги оторопел, ему не нравилось, когда его  личное пространство нарушали, ещё и так нагло дышали в лицо. Он аж раскраснелся, для эффектности оставалось только подавиться слюной и упасть в обморок от неожиданного контакта с кем-то теплым и частично живым. Юнхо явно уже был готов прижаться к его груди и потереться щекой.       — Всё, хватит, — Минги отмахнулся, как от назойливой мухи, отцепив от себя чужую руку, и кинул пакет на стол, — четыре пачки и никакого меня. Ты живёшь в кресле и не действуешь мне на нервы.       — А, нет, подействовало, — Юнхо усмехнулся, проводил Минги тяжёлым взглядом и, схватив пакет, побежал к креслу. Получается — с добычей.       Минги его уже не слышал, заперся в ванной. Прижался затылком к двери и почти заскулил, хватаясь за сердце. Какое-то оно у него больное, сильно изголодалось, раз так реагирует даже на не совсем прямой контакт, ещё и с непонятным типом из преисподней. Набор кинков для приёма у психиатра.        Весь оставшийся вечер после работы Минги провёл за уборкой, иногда искоса смотрел на виновника бардака. Юнхо вовсю наслаждался сладостями, не обращая никакого внимания на хмурые взгляды дылды с веником, он чавкал и утробно рычал. К такому Минги ещё придётся привыкнуть. Только чёрт Юнхо способен есть обычный мармелад так, будто он вгрызается в тело мёртвого оленя.       Минги начал разбирать вещи, стоя у шкафа на коленях и копаясь в пожитках. Но стоило достать стеклянный шарик, как Юнхо зашевелился, кресло заскрипело и вот уже безделушка в руках чёрта. Минги и моргнуть не успел.       — Отдай, — Минги подскочил на ноги и попытался отнять любимую вещицу. Но Юнхо среагировал быстрее, отбился от рук и отбежал от него в угол.       — А что это? — Юнхо с интересом и восхищением рассматривал-крутил шарик, — красивое.       — Потряси, — Минги сдался и устало вздохнул. Бегать тут ещё за каким-то чёртом по всему дому. Вдруг он спровоцирует и Юнхо разобьёт несчастный шарик.       Юнхо и начал трясти, увидел блёстки и радостно заулыбался, восторженно заохал. Ему, оказалось, много не надо. Как ребёнок, что рос в вечной осени, наконец-то впервые увидел снег.       — Дорогая штука. Тебе дорога. Домом пахнет. Слезами твоими. Вкусно, — Юнхо принюхивался, глубоко вдыхал, наслаждался: — У меня тоже есть такая ценность, — он кивнул на шкаф, — в комнате у меня стоял, меня в нём часто запирали.       — И что в этом хорошего?       — А у тебя поди сплошные счастливые воспоминания связаны с этой штукой? — Юнхо понимающе улыбнулся на ярко выраженное недоумение, — не криви душой, Минги-я. Дело в тоске. Она и придаёт ценность.       Тут то Минги и замолчал, всё прекрасно понимая. Завидел знакомые отблески грусти в щенячьих глазах. В желудок упал горький осадок.       — И... как ты умер? Ты помнишь? — осторожно спросил Минги, боясь услышать ответ.       — Ты видел мое лицо, считай, я пал в бою, — Юнхо горько улыбнулся, у него перед глазами всё те же картинки из века в век.       Странное соседство имело свои преимущества и свои недостатки. Для Минги, что привык жить один, это стало скорее пыткой. Юнхо игнорировал простые человеческие законы и желание уединения Минги. Для него не существовало слова «нет», постоянно лез куда его не звали, так и не принял мусорное ведро, везде раскидывая пёстрые пустые упаковки мармелада, будь то диван Минги или раковина — без разницы, они валялись по всему дому. Постоянно просил больше сладостей, походил на мармеладного наркомана, но зато кожа Минги оставалась нетронутой, тут Юнхо не обманул.       Спустя недели две Минги даже привык к постоянному присутствию. Юнхо его встречал после работы, провожал утром, самый настоящий верный пёс, пускай и делал это из своих корыстных побуждений. Единственное, что Минги отказывался принимать — посягательство на его диван.       Но Юнхо взял в привычку по ночам залезать под тёплый бок Минги. Его и с дивана сбрасывали и на него кричали, хоть бы хны. Минги действительно пытался возмущаться, но пригретому Юнхо было искренне наплевать. Он жался к нему со спины и носом утыкался куда-то в затылок, шею. Перебрасывал руку через талию и проводил широкой ладонью по животу — гладил, как в самую первую ночь, тихо напевал непонятную для Минги песню на старинный лад. А Минги и вырубался под успокаивающие действия Юнхо, сам того не замечая. В такие дни ему ничего не снилось, мозг переставал сопротивляться и давал отдохнуть и себе, и Минги. По утрам было стыдно до красных щёк, а Юнхо всегда как ни в чем не бывало. Лыбился и глаза мозолил.       В выходные дни становилось особенно трудно, Минги из тех людей, кто предпочитал отдыхать дома. Приглашения погулять от Хонджуна он искусно отклонял. Хотелось валяться на диване, спать и не двигаться все два дня. Но его сосед страдал от гиперактивности, просил внимания и без продыху бубнил о чем-то своём. Хлопал холодильником, всё ещё не понимая как эта прямоугольная волшебная штучка работает, теребил провода от зарядок, включал и выключал свет, зачем-то залезал в шкаф, а через минуту вылезал, громко хлопая дверцей.       — Юнхо, пожалуйста, успокойся! — простонал Минги и попытался задушить себя подушкой.       — Мне скучно!       Минги не выдержал, встал с дивана, схватил Юнхо за руку и насильно усадил в кресло, всучив ноутбук. Юнхо уставился на непонятную вещь, приподнял за тонкий монитор и покрутил в воздухе. Минги стало больно за свой несчастный, старый ноутбук. Он дал Юнхо по рукам, а тот недовольно шикнул.       — Вот, смотри, сколько влезет. Там восемь сезонов, — он тыкнул куда-то на экран, поставил ноутбук на колени Юнхо и нажал пробел.       Как давно стало понятно, Юнхо много не надо, он залип уже на заставке, открыв рот. Так Минги и подсадил Юнхо на очередную иглу, теперь же — сериальную.       Юнхо присосался к экрану, смотрел сериал за сериалом. Его главный критерий: побольше романтики. Вот такой вот чёрт по мелодрамам. Минги ему как-то включил какой-то триллер, так с ним потом целый день не разговаривали. Видимо человеческие ужасы всё ещё страшнее, чем ужасы потусторонние.       — Закинь в рот, — Юнхо кивнул куда-то в сторону пачки мармелада, что лежал буквально рядом с ним, на подлокотнике кресла.       — Ты безрукий? Ничего с ноутбуком не будет, если ты его отпустишь, — Минги никого не трогал, спокойно себе рисовал под звуки страданий героев из второсортного сериала, в планах вставать с дивана у него не было.       — Ну закинь, ну пожалуйста, — Юнхо молил, но глаза целиком в экране ноутбука, пальцами рук сжимал бедный корпус, впился в него: — Она ему изменила! — он взвизгнул, с презрением смотрел на какую-то плачущую девушку из сериала.       — Боже...       — Не сквернословь!       — Та на уже, на, — Минги подошёл к креслу, поднес к губам Юнхо мягкого мармеладного мишку с округлым животиком. Юнхо быстро заглотил, не отрываясь от экрана, напоследок с благодарностью щедро прошёлся мокрым языком по кончикам пальцев Минги, слизал остатки сладости, причмокивая.       — Фу! — Минги скривился, словил мурашки от головы до ног, сам того не ожидая. Но презрительно вытер пальцы об футболку, стараясь не подавать виду. А уши то покраснели.       — Я тебя насквозь чувствую, — сказал Юнхо, широко улыбаясь.       Иногда фразы Юнхо выбивали из Минги весь дух, будь то это намёк на какой-то странный флирт или что-то о нём самом.       Так, в очередные выходные чёрт ошарашил его своим заявлением. Но Минги просто опять сидел, рисовал и ни о чем не думал.       — У меня был один... друг. Тоже любил рисовать. У него хорошо получалось. Я выпустил ему кишки, — спокойно сказал Юнхо, разглядывая Минги.       — За что?       — За предательство.       — Он типа что, девушку у тебя увел? — Минги попытался разрядить обстановку, но вышло так себе. Юнхо задумчиво потирал виски, без намёка на улыбку.       — У меня не было выбора.

***

      Выбор, существовало ли вообще такое понятие или было придумано потехи ради? Минги загибался, ему урезали выходные и зарплату. Месяц пролетел незаметно, к удивлению. Коллекторы так больше и не заявились, но это не значит, что в следующем месяце ему никто не выломает дверь. С чёртом Минги смирился, ужился и успокоился. Но работа выжимала все соки, к тому же пришлось найти подработку. Минги балансировал на натянутом канате, как цирковая обезьянка. Забывал есть, вырубался сразу же. Юнхо сам как-то тише стал, только по ночам прижимался, гладил по голове и тихо пел.       В единственный, выбитый с боем выходной Минги разлёгся на диване, но с ноутбуком. Хонджун подкинул ему задание, за которое должны хорошо заплатить. Но сроки поджимали. Минги умный, Минги должен справиться, если его, конечно же, никто не будет отвлекать.       — Минги-я-я-я, — начал жалобные завывания Юнхо, — ты совсем меня не удовлетворяешь. Я аж так скоро на стену полезу. От голода...       — Ничего страшного, не умрёшь, — Юнхо на это только ухмыльнулся, медленно переместился с кресла на диван, скорее даже перелился, пока Минги пялился в ноутбук, не отлипая и не прекращая свой бубнёж, — И вообще, я купил тебе несколько пачек мармелада! Ты их за один присест схомячил! Жди зарплату теперь.       — Я и бесплатно могу насытиться.       — Ну уж нет! Я не собираюсь становиться когтеточкой! — Минги нахмурился, цифры и буквы плясали на экране, ему бы ещё поспать.       — Необязательно так... есть и другой вариант.       Минги напрягся всем телом, почувствовал дыхание на шее и чью-то руку на своём бедре. Стоило повернуть голову, как он ткнулся носом в щёку. Юнхо смотрел в глаза, открыто и глубоко, хватался за душу, за самое оголённое нутро. Он изнывал, провёл носом по оголённой шее, широко лизнул кожу, оставляя за собой след из вязкой слюны, аккуратно впился зубами куда-то в живой пульс. Минги задыхался, не знал куда себя деть, но на каждое действие, сам того не понимая, отзывчиво откликался. Он сам потянулся, уткнулся в мягкие губы и застыл.       Юнхо оттянул губу Минги, слегка прикусил и в нетерпении заскулил, протолкнул свой язык в открытый, доступный, горячий рот, старательно начал вылизывать, сталкиваясь зубами — сладко. Вкуснее, чем мармелад, лучше, чем кровь — Минги, который старался отвечать на поцелуй. Он схватился за плечи и притянул Юнхо ближе к себе, грудина к грудине, тепло к теплу. Но за Юнхо ему уже не угнаться, он подмял его под себя, навис сверху, нагло улыбаясь.       Коготки слегка выпустил, залез под шорты, огладил внутреннюю сторону бедра, чуть царапнул, вырывая из Минги полузадушенный стон. В данной ситуации много не надо уже Минги. Он готовый, целиком и полностью, можно забрать, сопротивляться не станет. Тактильный голод, который он годами глушил, вырвался наружу, а Юнхо только рад. Он пробрался под футболку, задел пальцами соски и на пробу один лизнул, заставляя бедного Минги под ним извиваться ужиком.       Юнхо довольный, Юнхо в восторге от раскрасневшей кожи Минги, от его красных ушей и опухших губ. Юнхо провёл по члену ладонью сквозь одежду, тот отзывчиво дернулся, выбивая из Минги остатки воздуха.       — Вот видишь, давно бы так, — Юнхо заулыбался, — такой открытый.       Минги закрыл лицо ладонями, осознавая всю ситуацию, но Юнхо не дал ему времени на самобичевание. Он стянул с него шорты вместе с бельём, провёл по всей длине ладонью, прошёлся языком от основания до головки и сразу взял глубоко. Там и до звёзд недалеко. Юнхо не ошибся — целиком и полностью ужасно вкусный. Он довёл его до крайней точки, извёл и заставил кончить, громко и грязно.       Минги никак не ожидал, что его первый в жизни сексуальный опыт будет с рогами, длинными когтями и белыми глазами. Вот так анекдот.