Я тебя не заслужил

Это практически невыносимо. Практически, потому что все ещё не лег на землю, не зарылся в собственные кости и не испустил дух. Могу сколь угодно распинаться, как тяжело и плохо, но тем не менее откуда-то беру силы вставать и каждый день продолжать это. Бессмысленное существование. Ежедневный поиск причин. Для всего. Причин поесть, поспать, одеться. Выйти на улицу, заниматься учебой, работать, планировать будущее. Смотреть на небо, облака, цветочки эти сраные. Улыбаться людям, от которых тошнит. Улыбаться людям, которым и рад бы улыбаться искренне, да только губы жжет. Словно прежде, чем растянуть их сухую обветренную кожу по разные стороны, кто-то обильно смазал их лимонным соком и присыпал солью. После каждой такой улыбки на лице остаётся лишь изуродованное, выжженное, гниющее подобие рта. Мне часто говорили, что глаза у меня грустные, а тандем губ и носа злой. Но вглядываясь в собственные старые фотографии, я вижу только внутреннее отчаяние и липкий кошмар, что облепил каждую клеточку изнутри и каждый день последовательно лишает сосуды крови, а внутренние органы и ткани кислорода. Может оттого и пришла однажды в голову идея с тату. Забить всю эту видимую слабость. Добавить лицу четкости и ярости. Чтобы не только губы злые, но и скулы, и линия челюсти. Чтобы не было больше грустных глаз. Вот вам новые. В гневе изогнутые. Алые, в цвет родным. Может хоть так отомрет это мерзкое повсеместное желание лезть мне в душу и пытаться понять, что ж там за загадка такая. Нет там никакой загадки. Только тотальная заебанность, выродившиеся изувеченные эмоции, да гниль, чернотой расползающаяся по венам. Уродующая ещё больше, чем эти линии на теле. А вот ты все также красив. Будто с каждым новым днём весны расцветаешь сильнее. Подобно персиковым деревьям, цветущим на радость местным ценителям прекрасного. До ужаса слащаво, но правдивее ничего не придумать. Тем более в сравнении со всем вышесказанным. Оттого и не устаю говорить тебе комплименты. Во-первых, просто потому что могу. Во-вторых, потому что то, как ты бесишься с этого, не перестает меня веселить. В-третьих, это мой грешный и богомерзкий способ в очередной раз привлечь твое внимание. В-четвёртых, хочется топить тебя в них, пока не начнёшь задыхаться. Моя любовь ведь всегда такая. Уродливая и чрезмерная. Категоричная и противоречивая. Я жажду безусловного понимания, чтения друг друга по одному лишь дыханию, когда даже видеть глаза собеседника не обязательно, чтобы знать его мысли и эмоции наперед. Звучит красиво, если не брать в расчет, идущего в комплекте с этим, желания обладать безраздельно и единолично. Когда-то меня спросили, умею ли я ревновать. Я ответил, нет. Было ли это ложью? Нет. Было ли это правдой? Тоже нет. Я не умею ревновать правильно. С точки зрения большинства. Меня редко волнует присутствие других людей в жизни интересующего меня объекта. Я готов делить человека, но абсолютно не в состоянии делиться его вниманием. Такой вот ёбнутый парадокс. Понимайте, как знаете. При малейшей потери внимания я делаюсь холодным и отчужденным. Не обижаюсь, конечно. Не злюсь практически. Не истерю. Просто закрываюсь в себе достаточно сильно, чтобы все вокруг растерялись. А то и охуели. От количества едкого сарказма и яда, которые начинают бесконтрольно поливать всех вокруг без моего на то желания. Защитный механизм, ага. Или просто мудацкий характер и врожденное отсутствие стоящего уровня эмпатии. Плюс хреновое детство и багаж комплексов, которые как раз-таки легче всего прикрыть приклеенным оскалом и средним пальцем всему миру. Именно поэтому сейчас я смотрю на тебя и испытываю отвратительное. Будто расплавленный хром залили в желудок, а ребра перебили, вывернув лёгкие на манер «кровавого орла». И никакого травматического шока. Никакого пневмоторакса или септического заражения крови. Истекаешь всеми телесными жидкостями и тут же регенерируешь от одной твоей улыбки. Когда-нибудь тебе надоест терпеть меня и успокаивать моих внутренних демонов. Надоест собирать по частям и сшивать уже порядком потрёпанную шкурку. Засовывать обратно кишки, вставлять кости и нежно гладить потом вымазанными красным пальцами. Как ты только терпишь эту вонь, исходящую от моей разлагающейся плоти? Как терпишь больной разум, отравляющий всё и всех вокруг? Почему остаёшься рядом и только грустно улыбаешься этими своими чертовски печальными глазами? Почему после всего пережитого выбираешь меня? Почему не бежишь как можно дальше, не оглядываясь, заперев всего меня, что прорастает в тебе ядовитым плющом, в ящике Пандоры? Обложи этот ящик динамитом, присыпь сверху порохом, направь огнемет и взорви к чертовой матери, чтобы ни крупицы целого не осталось. Сколько раз я задавал тебе эти вопросы? Кажется, раньше намного чаще. Кажется, раньше ты пытался что-то объяснить и убедить меня в собственной значимости. Пытался заставить взглянуть в зеркало твоими глазами. Со временем пытаться перестал. Теперь только грустно улыбаешься глазами покрытой пеплом травы. Больше не говоришь о важности и красоте. Только молча успокаиваешь моих демонов. Когда-то ты надеялся похоронить их, вытащив наружу, и после зарыв далеко-далеко. Ныне лишь баюкаешь рогатых в своих ладонях и укладываешь обратно в мое нутро. Сытых от твоих прикосновений и довольно урчащих. Насладившихся твоим солнечным светом, попивших твоей крови. Спокойных и податливых. Вот и сейчас. Отвлекаешься от книги, словно наконец ощутив дыру, что я невольно прожигал в тебе последние минут 40 твоего чтения вслух. Смотришь на меня долгим изучающим взглядом. Не знаю, что ты видишь. Не могу даже представить, полностью поглощённый жужжащим шумом хаоса и жучками, что ползают между извилин, прогрызая дорогу к жизненно важным центрам мозга. Даже название твоей чертовой книжки не могу разглядеть, настолько плотное марево наползает поверх сетчатки. Тем не менее что-то всё-таки для себя обнаружив, откладываешь раскрытое чтиво листами вниз, чтобы не потерять нужную страницу, и тянешься к моим рукам. Не проявляя заслуженной заинтересованности, слежу расфокусированными глазами за твоими действиями. Пальцы ложатся на мои колени, выводят замысловатые узоры, перехватывают безвольные ладони и утыкаются в них лбом. Постепенно ты весь стекаешь в мои руки, в который раз грея и освещая своим теплом. Накрываешь своим телом, как тяжёлым одеялом. Даёшь комфорт и делишься собственным жаром. Подтягиваешься повыше, вслепую ведя носом по моей груди. Прокладывая дорожку к шее. Все также безынициативно запрокидываю голову, открывая тебе больший доступ. Тихо наблюдаю, с интересом ожидая, скажешь ли хоть что-то. Или молча продолжишь свое наступление. Всё-таки объективно понятно к чему ты ведёшь. Такой вот способ меня успокоить. Устаканить. Дать нужный выход эмоциям. Через тело. Льнешь ближе. Током проходишься по всем нервным окончаниям. Будишь внутри что-то невозможное. Казалось бы, всего лишь тело к телу. Но из горла вырывается неконтролируемый полустон. От твоей близости. От ощущения твоих губ на коже. Целуешь за ухом. Зарываешься лицом в волосы, выдыхая. С нажимом провожу по твоей спине, придвигая ближе. Словно пытаясь вплавить тебя в собственные мышцы. От лопаток до поясницы. Сжимая в руках, будто ты способен, нет, обязан испариться, стоит открыть глаза. Зажимаю твои бедра коленями, одновременно с этим перехватывая наконец губы. Поцелуй в противовес действиям не жадный, не голодный. Скорее нуждающийся и просящий. Притираюсь членом к твоему. Удовольствие простреливает от пяток до затылка, заставляя волоски на коже вставать дыбом. Хочется сжать тебя до хруста. Впитать полностью в себя. Так, чтобы навсегда. Чтобы никто больше не мог заявить на тебя свои права. Чтобы ты не мог заявить их на кого-то. Чтобы навсегда друг для друга. Чтобы вместе. Чтобы одно целое. Дыхание сбивается, и пульс шкалит под сотку. Был бы способен на слезы, наверняка заплакал бы от переполняющих чувств. Нельзя так блять. Невозможно столько испытывать. Я просто не представляю, как можно так впиться в душу. Не просто клещ, а самое настоящее инопланетное оружие, высасывающее все с потрохами. Меняю нас местами, просто, чтобы отдышаться. Чтобы посмотреть в твои глаза и восстановить истеричное дыхание. Но стоит поравняться взглядами, как воздух, паскуда такая, застревает где-то в горле. На равных с пульсом, что стопорится, оставляя сердце конвульсивно биться в припадке. Твои глаза напротив темные, голодные. Оторваться нереально. Взывают к моему нутру, просят впустить, помочь, успокоить. Просят открыться и довериться. Оглаживаю острые скулы пальцами. Благоговейно. Преклоняясь и возвышая. Целуемся медленно, вдумчиво, размеренно. Пробуя друг друга, изучая словно по новой. Исследуя грани возможного. Того, что доверили когда-то и доверим в будущем. Забываясь в поцелуе, пропускаю момент, когда твоя ладонь пробирается к моему члену. Сжимает уверенно, сильно, через ткань домашних шорт. Инстинктивно подаюсь вперёд, толкаясь ближе. Распаляюсь как подросток. Нельзя так делать. Так доводить парой касаний. Парой тройкой поцелуев. Просто своим присутствием. Жаром своим. Отдачей. Дыханием сбитым. Пальцами своими бесовскими. Хочется вылизать их. Так чтобы до третьих костяшек. Чтобы кончиками в глотку. Чтобы намек прямо читался и вслух говорить не пришлось. Возьми меня. Не заставляй произносить это. Не заставляй озвучивать. Не заставляй просить. Просто считай, как считываешь всего меня. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Позволь почувствовать меня твоим. Целиком и полностью. Слабым и нуждающимся. Доверившимся и доверяющим. Сегодня мне нужно именно так. Пожалуйста, Мегуми. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пару секунд обмениваемся молчаливыми взглядами. Я просящим, преданным, отчаявшимся. Ты хмурым, вопрошающим, но всё таким же темным. Беру тебя за руку. Не разрывая зрительного контакта, обхватываю губами указательный и средний пальцы. Провожу языком между ними. Вылизываю. Смачиваю слюной, что ниточкой повисает между нами, стоит оторваться от этого занятия Отчаянно пытаюсь донести до тебя свою просьбу. И жду согласия. Как пёс, которому дали соответствующую команду. Конечно жду. Разве бывает иначе. Всю жизнь же тебя ждал. Ждал, пока ты рос. Ждал, пока встречался с моим смазливым братом. Ждал, пока ты переживал ваше расставание. Ждал, пока заметишь меня. Пока обратишь свое внимание. Увидишь, что вот он я. Весь мир готов к твоим ногам бросить. Вселенную по одному приказу перекроить. Только выбери меня. В кои-то веки меня, а не этого малолетнего придурка. Ждал, пока ты поймёшь, что ради тебя на всё готов. Всех демонов зарыть в самые глубокие могилы. Всех церберов на цепи посадить и запереть. Сердце своё гнилое на блюдечке отдать и молиться, чтобы принял. Снова и снова глотать рвущуюся на свободу собственную скверну. Лишь бы не замарала. Только бы тебя не коснулась. Тогда ждал. Жду и теперь. Потому что это что-то новое. Потому что так ещё не пробовали. Потому что непривычна смена ролей. А ты к новому всегда относился с подозрением. С осторожностью. С недоверием. Уверен, и сейчас шестерёнки твои прокручивают, каков вариант, что это просто шоу. Раздразнивание и раззадоривание. Провокация. Только никакая это к черту не провокация. Не в том смысле, что мы привыкли закладывать в наши «предварительные ласки». Это прямая просьба. Жирный намек. Крик в моем кривом и неумелом исполнении. Что поделаешь, не въебывало так раньше. Грань эта не маячила перед глазами назойливым насекомым. Сиди блять потом и думай ещё тысячу лет, это момент слабости, доверия или акт какой-то ебливой самоненависти и саморазрушения. Но ты понимаешь. Конечно понимаешь. Хотя вероятно тоже потом будешь вместе со мной сидеть и молча гадать, что это было. Но пока что только прикрываешь в секундном смирении глаза и выдыхаешь тихо, на грани слышимости. — Уверен? — Да. Продолжаешь невпечатленно буравить меня взглядом, давая понять, что не убедил тебя ни черта ежесекундный, быстрый ответ. Сам вздыхаю глубоко, вплетая больше уверенности в голос. — Я хочу. Пожалуйста. Смотришь на меня внимательно. Ищешь что-то в глубине зрачков. Шерстишь душу. Решаешь что-то для себя. — Ладно. Выдыхаешь мне шелестящее согласие в губы, после чего уже более уверенно придвигаешься ближе, сокращая до минимума любое расстояние между нами. Но целуешь все ещё осторожно. Медленно. Обстоятельно. Словно даёшь возможность передумать. Или просто стараешься дать самому себе больше времени. Продумать дальнейшие действия. Определить лучшую тактику. — Отпусти себя, - шепчу тебе в губы, — я тебе доверяю. Преданно. Поражено. Просяще. Снова выдыхаешь тяжело сквозь стиснутые в раздражённом порыве зубы. Зато дальше всё идёт быстрее. Проще. Без лишних слов и мыслей. Раздеваем друг друга уверенно. Быстрыми, но спокойными, привычными движениями. Не размениваясь на долгие блуждания вокруг да около. Поиски смазки также не требуют много времени. Лежит, родимая, в ящике стола рядом с вечно разобранным диваном. — Как ты хочешь? — Спиной. Хотел бы сказать, что вопрос поставил меня в тупик, но на самом деле я с самого начала решил для себя, что так будет лучше. Кто-то может считать, что подставить голую спину страшнее, когда дело касается доверия. В моем же случае нет ничего более выворачивающего душу наизнанку, чем твои проницательные, внимательные глаза. Не могу я сейчас в них смотреть. Не могу всю свою уязвимость показать. Не в такой момент. Да, для тебя зрительный контакт всегда был важен. Да, я это помню. Да, всегда потакал этому твоему желанию. Да, сам ловил определенный кайф, наблюдая, как бесы танго отплясывают в темном, голодном взгляде. Но это другое. Это совершенно другое. И вообще хватит об этом. Понимающе, пусть и с видимой на донышке глаз вспышкой раздражения, киваешь, щёлкая тюбиком смазки. Выдавливаешь на ладонь, растирая и грея между пальцами. Также молча разворачиваешь меня спиной к себе. Целуешь лопатки. Проходишься по плечам, пока пальцы начинают кружить у входа, надавливая, но пока что не входя. В позвоночник нервно стучит аритмией твое сердце. Волнуешься. Забавно. По логике волноваться должен я. Но на деле, что первый, что второй, что третий палец я переношу абсолютно спокойно. Растяжка не вызывает вообще никакого смущения, трепета, неловкости или что там должны испытывать люди, когда их подготавливают в первый раз. Я сам столько раз делал это с тобой, что процесс воспринимается чистой механикой. Почти вызывает скуку. Почти, потому что ты умело отвлекаешь меня медленными, дразнящими движениями свободной руки на члене. Возможно тем самым стараясь, в первую очередь, перебить малейшие болезненные ощущения. Впрочем, болезненных ощущений как таковых я и не испытываю. Может это твоя заслуга. А может пары пальцев просто недостаточно, чтобы равняться со всем тем дерьмом, через которое я был вынужден проходить, просто появившись на свет. — Давай уже. Тон звучит нетерпеливо и раздраженно. Прикусываю язык, давая себе мысленную оплеуху. Такими темпами ты решишь, что подгоняю я тебя в честь акта самобичевания, а не попытки в доверие. В плечо мстительно впиваются острые зубы, а в ребра проворные пальцы. Следом слышится приглушённый, шипящий смех. Дергаюсь невольно от резкой щекотки, и внутреннее напряжение начинает отходить на задний план. Удивительный талант - не вестись на весь мой яд и читать между строк то, что действительно хотелось сказать. С ухмылкой оглаживаю ладонью твое бедро. Ты в ответ гладишь бок и целуешь в шею. Считай извинились друг перед другом за несдержанность. Хах. Веселье поднимается внутри, теплом затапливая лёгкие и средостение. С другой стороны, приходит понимание. Ты тоже нервничаешь, несмотря на уверенные движения и ровное дыхание. Иначе черта с два спустил бы мне такое поведение, просто тактильно отшутившись. Поразительный самоконтроль. В любом случае веселье заканчивается с первым осторожным толчком. А ведь я даже не успел толком просечь момент, когда пальцы сменились членом. Не дав мне как следует удивиться и привыкнуть к новым ощущениям, накрываешь своим телом, начиная потихоньку наращивать темп. Двигаешь бедрами, ищешь нужный угол и судорожно выдыхаешь мне в затылок. Правой рукой упираешься в подушки, левая ложится поверх моего горла, считывая каждый хриплый выдох. Любые связные мысли по поводу таких ярких, но не то чтобы неожиданных проявлений доминирования с твоей стороны, выбивает напрочь, стоит тебе найти ту самую нужную точку. Удовольствие простреливает так резко и крышесносно, что меня буквально выгибает в твоих руках. Запрокидываю голову, едва не врезаясь в твой подбородок, что снова вызывает приглушенный смешок с твоей стороны. На этот раз с явным привкусом самодовольства. Чертов мальчишка. На краю сознания мелькает колкое разочарование, что я не могу видеть этих веселых бесенят в твоих глазах и сцеловывать эту блядскую самодовольную ухмылку, пока ты раз за разом продолжаешь выбивать из меня хриплые стоны. В следующий раз однозначно будем лицом к лицу. И нахер весь этот страх показать свой слом, свою уязвимость. Нахер страх перед твоими проницательными глазами. Нахер страх потерять контроль хоть на секунду. Нахер страх открыть душу и довериться. Кому как не тебе. И так ведь уже сердце свое пропащее на блюдечке преподнес. Отдал в безвозмездное пользование. Терпеливо ждал, когда примешь, когда ответишь тем же. И сейчас, пока рука твоя продолжает сжиматься на горле, движения ускоряются, а губы неразборчиво что-то шепчут во взмокшие на затылке волосы. Сейчас, когда так близко, жарко и горячо. Сейчас кажется сущим бредом все то больное и мертвое, что терзало каких-то полчаса назад. Переключать мое внимание с залипания в собственном кошмаре у тебя действительно всегда выходило отменно. Но сегодня ты превзошел сам себя. Дрожь пробивает от поясницы к затылку от каждого попадания по простате. Мурашки спускаются по плечам, и я сбиваюсь в позорный, частящий хрип, понимая, как близко к тому, чтобы кончить, даже не прикасаясь к себе. Для первого раза в роли пассива результат охуеть не встать. Но об этом я подумаю сильно позже. Накрываю твою ладонь на своей шее, сжимая сильнее. Ты понимающе ускоряешься. Мычишь мне на ухо, срываясь на сбитые полустоны. Твои движения становятся более резкими, точечными, бесконтрольными. Изливаюсь на простыни так и не прикоснувшись к собственному члену. Накрывает так, что на секунду кажется, что мир перевернулся вверх ногами. Разрядка стискивает спазмом мышцы, заставляя крупно вздрогнуть. Гортанный стон прорывается через закушенную почти до крови губу. Оргазм кажется бесконечным. Уши закладывает шумом бешенного сердцебиения, а перед глазами сгущаются темные пятна. Хорошо хоть не звездочки, а то совсем уж. Что именно было бы совсем уж додумать не успеваю. Края сознания достигает твое судорожное неровное дыхание и ощущение разливающегося внутри тепла. Ощущение странное и непривычное, но само понимание, что ты тихушник кончил в меня, поднимает во мне волну полуистерического, но искреннего, приглушенного смеха. Плечом чувствую, как кривятся в ответном веселье твои губы. Не выходя, чуть смещаешься в сторону, чем заставляешь меня неожиданно для самого себя выдохнуть просящее: — Стой. Побудь пока так. Пожалуйста. — Тише. Я просто хочу нас перевернуть, пока у меня опорная рука не отсохла. И следом действительно просто ложишься рядом, поворачивая нас боком, перехватывая меня поперек груди одной рукой и вытягивая вторую над головой. Выдыхаешь болезненно, сжимая ладонь в кулак и расслабляя. Шипишь несколько недовольно, чем снова вызываешь у меня неконтролируемый смешок. Отвожу ладонь кзади и сочувственно с ноткой иронии хлопаю тебя по бедру. В ответ ты не сильно, но для меня охуеть как ощутимо, толкаешься вперед, выбивая из меня охреневший от такой мести шумный выдох. — А вот это уже подло, Фушигуро. — В данный момент могу себе позволить, Рёмен. — Мегуми. — Сукуна. — Спасибо. Ты замолкаешь, прерывая взаимный обмен колкими любезностями. Пару мгновений видимо перевариваешь услышанное, ища подходящий ответ. Не найдя, молча утыкаешься мне в шею, прижимаясь губами к выступающим позвонкам до ужаса понимающим и нежным жестом. Нет, все-таки хорошо, что сейчас я не вижу твоих глаз. Пусть момент этой уязвимости останется таким. Тактильным. На клеточном уровне. В касаниях и близости. В моей спине, прижатой к твоей груди. Сейчас так легче. Проще. Комфортнее. Фокус к глазам так и не возвращается. Поэтому тихо прикрываю их, чувствуя, как наконец расслабляется каждая застывшая в приятном напряжении мышца. Как расслабляется воспаленный ранее самобичеванием мозг. Как отпускает натянутая глубоко внутри, грозящая порваться, струна. Как согревается нутро, напитанное твоим вниманием, любовью и теплом. Вытягиваю колени, забираясь ступнями под валяющийся в ногах плед. Мы лежим молча, дышим вразнобой, но одинаково тихо. Ждём, когда окончательно уляжется шум. Когда я смогу открыть глаза, повернуться к тебе, прямо встретить взгляд и вместо расплывшихся очертаний, увидеть пепельную зелень глаз и прочитать название книги, чья обложка так и мелькает в метре от нас цветным пятном. Надо просто подождать.