Звучание твоего шепота

      Проводить в студии дни и ночи для Хонджуна — это также привычно, как и дышать. Он не может ничего с этим поделать, ведь думать о чем-то другом, пока работа не закончена идеальным образом, невозможно.       Не работая, Хонджун чувствует, как его окутывают все потаенные страхи, словно он смотрит в мутную воду, где дна не видать, как ни посмотри. А голоса в голове начинают шептать, какой он лузер, что у него никогда не получится написать песню мечты и поднять группу до небывалого уровня, потому что капитан из него никакущий.       К счастью, эти наваждения он не слышит, пока работает. Хонджун просто перфекционист, как привыкли все вокруг говорить. Он просто должен относиться ко всему проще: больше спать, есть, заботиться о себе, потому что: «Боже, хён, ты похож на зомбака».       Правда Хонджун ничего из этого не делает, потому что к черту это всё, ведь всегда есть визажисты, которые смогут замазать мертвецкий вид тональником. И они же понятия не имеют, что он чувствует себя хуже зомби.       Конечно, в начале пути Хонджун знал, что будет тяжело, но не настолько же, что волосы на голове хочется рвать.       Выгорания стали чем-то обыденным в его жизни. В такие дни всё шло из рук вон плохо, и Хонджун не имел и понятия, как это исправить. Оставалось только испытывать ужасные эмоции и быть всё ближе и ближе к тому, чтобы всё бросить окончательно.       Сегодня у Хонджуна именно такой день.       Биты не складываются в логичную дорожку, совсем не звуча, как трек мечты. Их позиция в недельном чарте должна быть еще выше в топе, а перфомансы на сцене должны быть намного лучше. Если Хонджун не отыщет лучший вариант это решить, всё пойдет по наклонной вниз, к самому дну, не успеет он даже моргнуть разок.       Хонджун работает недостаточно. Вся вина на нем и ни на ком больше.       Все беды из-за него, поэтому группа стоит в шаге от пропасти. Вроде бы, с ними всё в порядке, они далеко от неё, только стоит сделать небольшой неверный шаг в сторону и никогда не получится взобраться обратно. Это страх Хонджуна, потому что именно он может сделать этот роковой шаг.       Да, было бы всё намного лучше, если бы Хонджун не начинал это вовсе. У парней был бы другой капитан, который бы писал всю дискографию и был бы в разы сильнее. Он бы занимался делом, а не сидел бы как Хонджун, утопающий в собственной беспомощности и безнадежности.       Хонджун задыхается от неразберихи в голове. Он очень-очень близок к истерике. Он на грани — и это невыносимо пугает: в глубине души Хонджун уверен, что никогда не доводил себя до такой стадии.       Он ударяет кулаками по столу, пялится на собственный текст и в моменте разрывает его на десятки кусочков, разбрасывая беспорядочно по рабочему месту. Слёзы беспрерывно начинают течь на то, что даже текстом не назовёшь. Хонджун снова ударяет по столу и впивается в волосы, словно это поможет успокоиться. Но этого не случается.       Неважно как он себя чувствует, вселенная ради него не сделает финт ушами — ей абсолютно без разницы на его мольбы. Он всё ещё должен делать то, что ему надо делать. И Хонджун решает спасти самого себя, на благо продуктивности. В конце концов, он знает, что делать. Кое-что есть в его жизни, что дает сил выживать день изо дня. Его собственное лекарство.       Очередной раз вздохнув, Хонджун собирает каждый клочок бумаги и стирает слёзы с щек, а затем вновь садится на стул и берёт в руки телефон.       Он не с первой попытки попадает по клавиатуре дрожащими пальцами, чтобы открыть Ютуб. Нужное видео находится быстро — это самый первый плейлист. Хонджун думает, что количество просмотров на нем явно не здоровое.       Видео начинает проигрываться с момента, где он закончил смотреть в прошлый раз.       «Хонджун засыпает быстро, неважно, где это произойдет. Это круто».       Сонхва звучит реально, словно он сидит позади, наклонившись чуть вперед. Хонджун приближает телефон к лицу, чтобы видеть красивое лицо Сонхва получше.       «И его поза… она выглядит неудобной», — Сонхва продолжает говорить, смеясь над собственной попыткой, показать это действо лично. Губы Хонджуна растягиваются в улыбке: он перестает трястись, его дыхание, наконец, восстанавливается. Правда, влага в глазах снова подступает.       Он может видеть и слышать Сонхва каждый день, но этого вообще недостаточно.       Сонхва выглядит весёлым, флиртуя на камеру, но за его профессионально выточенной улыбкой виднеется беспокойство: «Когда мы болтаем, он в моменте может не ответить. А стоит мне обернуться, как он уже спит… Я немного волнуюсь в такие моменты».       Хонджун уже и не помнит, когда крайний раз отдыхал. Но всякий раз, когда паника грозит поглотить его всецело, только голос Сонхва может волшебным образом вытянуть и спасти от всякой тьмы. Глубокий, нежный и легкий голос, он ласкает слух, словно Сонхва обращается непосредственно к уставшей и разбитой душе Хонджуна, успокаивая её и возвращая к свету.       Голос Сонхва всегда производит такой эффект. Стоит ему разозлиться, тембр становится таким хриплым, что уши Хонджуна моментально краснеют от грязных мыслей.       «Надеюсь, он будет хотя бы укрываться во время сна», — шепчет Сонхва в микрофон.       Хонджун будет. Ночи холодные в их комнате, холоднее, чем в какой-либо другой комнате общежития, но каждую ночь Хонджун не имеет возможности вспомнить об этом, поэтому проваливается в сон, только упав на кровать.       Правда по утрам, он всё же просыпается укрытым, потому что Сонхва заботится о нём. Сонхва — его лучший друг, о котором только можно мечтать.       Хонджун ставит паузу и промаргивается, пытаясь остановить поток слёз. Только одна из них всё-таки срывается и катится по горящей щеке. Он ненавидит это ощущение, когда ему не хватает сил собраться и не ныть понапрасну.       Это обратная сторона его лекарства.       Видеть, слышать и безнадежно любить Пак Сонхва.       

***

      В итоге Хонджун решает, что пора возвращаться в общежитие. Он вымотан, несмотря на усиленные попытки этого не замечать.       Сегодня он проиграл самому себе в упёртости, но завтра его ждет новый «бой». Хонджун будет бороться до того момента, пока это будет возможно: он напишет идеальную песню, заберётся на самую высокую гору и затащит туда же парней. Так и будет, ведь он не один. Хонджуну просто необходимо знать эту простую истину.       Ещё ему необходимо прийти в их уютную комнату, посмотреть на Сонхва и сказать: «Я дома».       Правда этого не происходит: комната пустая. Хонджун начал искать Сонхва, потому что он ответственный лидер, а не потому что зависим. Он должен развлекать себя сам, и, да, ходить кругами по комнате — относится к развлечениям.       Хонджун думает, что вчера стоило отоспаться здесь, в комнате, а не страдать в студии за закрытыми ото всех дверьми. Да и цвета вокруг какие-то блеклые, видимо, даже глаза «не стараются» сделать мир чуть ярче.       На секунду взгляд Хонджуна «цепляется» за коллекцию их альбомов, которые стоят рядком вплоть до крайнего релиза. Сонхва расставляет их над столом в точной хронологической последовательности. С одной стороны, это милый декор, но с другой — осознание, сколько всего они прошли рука об руку.       Это действительно пугает Хонджуна, потому что смотря на альбомы, он не испытывает ни доли гордости за себя. Неужели он все это время был бесполезен?       Он отворачивается, ему срочно надо что-то сделать, пока мысли не застигли его врасплох и не свели с ума. Только и это ему не помогает — взгляд «упирается» в стену напротив кровати Сонхва: на ней висит несколько фотографий, которых доселе Хонджун не видел.       Фотографии не могут ранить, думал он перед тем, как подойти к ним ближе.       Сонхва и правда не шутил, когда однажды сказал, что развесит фотки Хонджуна. Но его поражает не то, как аккуратно Сонхва их прикрепил, а то, что он не помнит этих кадров.       На одной из фотографий он смотрит на море, улыбаясь. На другой — пьет кофе на кухне. Потом взгляд цепляется за те кадры, где он говорит, смеется, жует колпачок от ручки, пока работает.       Его глаза «бегают» по каждому снимку, Хонджун пытается вспомнить, в какой период это всё было запечатлено. Правда, ничего не выходит. Здесь нет ни дат, ни какого-то уникального фона, которые помогли бы опознать. Это просто мимолётные отрывки жизни Хонджуна, которые Сонхва успел сохранить в памяти.       Ситуация почти нереальна, как Хонджун ощущает это. Если кто-то спросил бы его, он бы не смог вымолвить и слова.       Ему стоит быть более хорошим другом. Он будет дорожить этой дружбой, даже если ему больно осознавать, что дружба между ними — это единственные возможные отношения.       Вздохнув, Хонджун начинает грустно смеяться над самим собой.       Он садится на свою кровать и снова включает то видео, уменьшая громкость на минимум, будто делает что-то неправильное. Затем ложится набок, подтягивая ноги к груди, пока Сонхва продолжает шептать об их жизни. И сердце Хонджуна продолжает трепетать.       Кадры сменяются время от времени его собственными репликами. Хонджун бы с радостью сейчас вернулся в этот момент съёмки, когда он был расслабленным и счастливым. В тот день он действительно был очень счастливым.       До того момента пока не наступила следующая часть видео. Часть, которую он обычно перематывает, потому что не готов это слышать и испытывать стыд и возбуждение. Хонджун и не готов сейчас, но совсем поздно спохватывается, потому что Сонхва начинает издавать звуки поцелуев.       Честно, это нечто. Сонхва делает это всего-то несколько раз, и, возможно, он никогда не хотел показаться таким похабным. Просто всё, что связано с Сонхва, пронизано сексом, что бы он ни делал. Хонджуну остается лишь проявить фантазию, чтобы увидеть всё «наяву».       Хонджун всегда был хорош в этом. И если он возьмет кофту Сонхва со спинки стула, фантазия будет работать куда лучше. Хонджун не был каким-то отморозком — он вообще-то никогда не трогал вещи Сонхва, если на то не было нормальной и логичной причины. Стыд охватывает его сразу же, как только пятки касаются пола, но желание почувствовать Сонхва хотя бы немного ближе оказывается сильнее всего остального.       Хонджун натягивает кофту на себя, оправдываясь тем, что в комнате холодно. А еще, он надеется, что Сонхва не примчится в течение часа, пока он будет творить непотребства с его вещами.       Стоит улечься вновь на кровать, он прикрывает глаза и утыкается носом в горловину кофты, вдыхая сладкий запах, исходящий от неё. Рукава слишком длинные для него, что не видать и пальцев, благодаря чему создается ощущение комфорта. Будто кусок черной ткани — это последний рай на земле. Хонджун делает тщетные попытки уснуть, но у организма иные планы. И, вспоминая, на чем он остановился смотреть видео, Хонджун знает, чего ждать дальше.       «Могу я это сделать без перчаток?» — Хонджун смотрит внимательно на Сонхва на экране.       Тот выдавливает крем на пальцы и мило улыбается, а Хонджун жадно следит за каждым движением, поглаживанием, пытаясь запечатлеть это зрелище в своей памяти, как и в любой другой до этого раз.       Он помнит, как они это снимали. Хонджун тогда стоял по ту сторону от камер, прямо напротив Сонхва, и с трудом пытался справиться со своими эмоциями, нервно сглатывая и пытаясь вести себя нормально среди стаффа, пока представлял эти руки в других местах. Хонджун жаждал прикосновений по всему телу, неважно снаружи или внутри. И шепот, о боже, он готов был слушать только его.       Хонджун никогда еще не чувствовал себя так неловко, стоя там и возбуждаясь без всякой грёбаной причины.       Хонджун вылетает из комнаты. Желая справиться с возбуждением быстро и грубо в туалете. Он кладет телефон в карман и закатывает рукава кофты. Хоть бы не запачкать вещь, чёрт возьми.       Хонджун закрывает глаза, пальцы одной руки проникают под пояс трусов, а другой он прижимает флисовую ткань к носу, вдыхая слабый запах геля для душа и духов, но в основном — это просто запах Сонхва. Хонджун может притвориться, что этого достаточно, чтобы чувствовать себя хорошо.       Он надрачивает медленно и неторопливо, думая, как бы это мог делать Сонхва своей рукой. Это чувствуется слишком реально, что слегка пугает Хонджуна, и он издает жалкое хныканье.       Хонджун давно не удовлетворял себя. Ему хочется еще прямо сейчас, поэтому он стягивает белье вниз, давая члену удариться о живот. Теперь он водит кулаком сильнее, увеличивая скорость, что в кончиках пальцев покалывает. Хонджун теряет контроль над собой, весь его стыд подчиняется наслаждению, он проводит рукой по своей груди и не сдерживает тихих стонов, срывающихся ненароком с губ. Его бедра двигаются инстинктивно, он пытается представить, что рука на члене вовсе не его собственная. Он, должно быть, выглядит сейчас ничтожно, но голос Сонхва говорит ему, что он классный. И Хонджун позволяет себе потонуть в этом.       Хонджун проводит пальцами по шее, словно это нежные губы Сонхва целуют кожу, и вдыхает аромат кофты так, чтобы пьянящий аромат остался в крови надолго — даже в таком непристойном виде. Воображаемые картинки проносятся под закрытыми веками: он видит лицо Сонхва, чувствует, как их тела соприкасаются вместе. Хонджун цепляется за эту иллюзию, как за последнее сокровище.       Он на грани, он хочет невыносимо кончить. Движения рук замирают, он прерывает жаждущее его облегчение, едва не плача, но для себя он не знает пощады. Ему нужно, чтобы Сонхва остался иллюзией, еще хотя бы на секунду.       Имя слетает с пересохших губ прежде, чем он успевает заткнуть себе рот.       — М-мм… Хва-а.       О, боже, как же его тело обожает это звучание имени.       — Сон-Сонхва!       Это больше похоже на мольбу, жалобный скулёж, такой громкий, что Хонджун захлопывает рот ладонью. Он стискивает кулак сильнее, тянет за воротник толстовки, чтобы удержаться на плаву, пока его тело испытывает долгожданную разрядку. А тихий шепот в голове говорит: «Кончи для меня». Это заставляет плакать, а густые белые струйки выплескиваться на живот. На короткую секунду Хонджун оказывается высоко над землей, не замечая ничего, кроме восторга и наслаждения.       Он платит дорого за эту мимолетную секунду. Чем выше экстаз, тем более опустошенным тело становится после его окончания.       Хонджун вытирается салфеткой и с облегчением замечает, что хотя бы не испачкал кофту Сонхва в процессе.       Любовь когда-нибудь добьет его окончательно. Ни одна другая мысль не приходит в голову Хонджуну, прежде чем он проваливается в короткий и тревожный сон.       

***

      Хонджун просыпается резко. Он падал с высокого здания, которое очень напоминало их компанию. Эта схожесть пугает, поэтому он мотает головой, чтобы отогнать плохие мысли.       Открыв глаза, Хонджун чувствует одиночество.       Первая вещь, которую он замечает — он укрыт одеялом. А вторая — Сонхва уже в комнате. Очевидно, что Хонджун еще не замечен проснувшимся.       Сонхва стоит напротив зеркала в одних трусах и растирает крем по лицу. Он выглядит слегка уставшим, но не менее красивым.       Хонджун видит отражение Сонхва от головы до пят, поэтому разрешает себе немного поразглядывать. Это редкая привилегия вот так вот лежать и любоваться чужим телом.       Сейчас, стоя возле зеркала в одном белье, Хонджун видит Сонхва наиболее привлекательным: без макияжа, украшений, с натуральными темными волосами, немного спутанными после душа. Сонхва убирает прядки с лица одним движением ладони. Капли воды все еще скатываются по его шее и плечам, но Сонхва не предпринимает попыток их вытереть, что, конечно же, максимально устраивает Хонджуна.       Невероятная сила, скрывающаяся под нежным обликом Сонхва, Хонджун до сих пор с трудом может представить, насколько силен старший в действительности.       Хонджун знает, что не стоит так бесстыдно подглядывать, даже если находится на безопасном расстоянии. И все же его глаза продолжают блуждать по плавным изгибам фигуры Сонхва, наслаждаясь зрелищем, пока не задерживаются на редких волосках на животе Сонхва, которые исчезают под резинкой трусов. У Сонхва никогда раньше такого не было (или же Хонджун не имел смелости взглянуть), и поэтому добавляет еще один пункт в длинный список фетишей, внезапно почувствовав, что ему слишком жарко под этим чертовым одеялом.       — Хонджун?       Сонхва оборачивается и смотрит с не читающейся эмоцией.       — Ты… у тебя… — Хонджун смущенно замолкает, пока глаза неподвижно застыли в одной точке.       Он дает себе ментально пощечину, но это как-то не помогает. Неловкая тишина повисает между ними, пока Сонхва не прерывает ее попыткой продолжить чужую фразу.       — Ну, — он усмехается. — Раз уж мне больше не нужно оголять свой пресс, я решил оставить всё как есть.       Хонджун резко переводит взгляд на стену, разглядывая лучи солнца, падающие на нее.       — Ага, в этом есть смысл.       — Я рад, что ты дома, — Сонхва вновь разворачивается лицом к зеркалу, заканчивая, наконец, с кремом. — Ты не предупреждал меня, что вернешься.       — Думал, что ты занят.       — Я бы всё равно пришел. За этот месяц ты редко бывал в общаге по ночам.       Сонхва звучит если не расстроено, то, по крайней мере, возмущенно, и это немного удивляет. И Хонджун переходит на другую тему.       — Ну, сейчас ты здесь, поэтому… Как прошел день?       — Неплохо. Отдыхал с Саном.       — О, и что вы делали вместе?       Нет, Хонджун не хотел звучать так, словно он ревнует.       — Мы в тренажерку ходили, — отвечает Сонхва, а после натягивает пижамные штаны и футболку. — Взяли немного курочки и погуляли по парку.       — М-м, и как оно? В смысле, курочка.       — Неплохая была. Это мы в забегаловке взяли, то есть, не было каких-то завышенных ожиданий, — Сонхва кидает смешок, а заметив, что с Хонджуном что-то не так, улыбка и вовсе исчезает с лица.       — Джуни, скажи мне, что ты не словил снова выгорание?       — Нет, а почему должен?       Сонхва продолжает смотреть на него, выжидая ответа, и Хонджун сдается под его напористым и не терпящим отлагательств взглядом.       — Да.       — Почему ты не позвонил мне?       — Не хотел тебя тревожить.       — Эй, погоди, — Сонхва садится рядом на кровать. — Ты меня не тревожишь. Никогда. Я хочу помочь тебе, чем могу. Хочешь поговорить об этом?              Он выглядит таким искренне переживающим, что Хонджуну снова хочется заплакать. Говорить абсолютно не о чем. Они делали это уже тысячу раз. Он просто нелеп, жалок и неспособен справиться с собственным бардаком и перепадами настроения, словно тринадцатилетняя девчонка. Он в полном порядке.       Хонджун потратил уйму времени, повторяя эту ложь самому себе. Но он никогда не врет Сонхва.       — Да, пожалуйста, — говорит Хонджун тихо.       — Могу я прилечь? — Сонхва кивает.       — Конечно.       Хонджун отодвигается поближе к стене, чтобы освободить место для Сонхва, словно молния. Ему должно быть стыдно, что он сказал «да». А также за то, что Сонхва будет рядом с ним на этой узкой кровати. Не зря Хонджун избегал этого в течение года.       Матрас прогибается под чужим весом.       — Иди сюда, — говорит Сонхва, раскидывая руки. Хонджун разворачивается к нему лицом и укладывается лицом на плечо. Сонхва сгребает его в объятия и стискивает так, что нос Хонджуна прямо возле шеи — он не был к этому готов. И тепло, зарождающееся в животе, очень похоже на недавнюю выходку.       — О чем ты думаешь? — спрашивает Сонхва, смотря на Хонджуна со всей внимательностью во взгляде.       — Не знаю, это… ничего хорошего.       — Это связано с новым треком, который ты пишешь?       — Ага. И еще связано с нашей позицией в чартах, с продажами — со всем. Я просто боюсь всё просрать, — Хонджун резко вдыхает, словно весь кислород выкачали из организма. — Когда всё накапливается, я не могу с этим справиться. Я просто сижу, трясусь, плачу и крушу мебель, как какой-то долбаный придурок, как… Было бы лучше, если бы я просто ушел. Такие вот у меня мысли, и это пугает, хён.       Сонхва хмурится, пытаясь подобрать нужные слова. Даже от одной мысли о том, что Хонджун уйдет, сердце сжимается.       — Ты несешь всех нас на своих плечах, и я знаю, что это очень непросто. И я не могу представить никого, кто бы справился с этим лучше тебя, — осторожно начинает он говорить. — Ты самый сильный человек, которого я знаю.       — Ну, да, конечно, — Хонджун фыркает, скрывая глаза под челкой. — И сейчас этот самый сильный человек ноет на твоем плече о бренности суровой жизни.       — Это наоборот-таки нормально, что ты это делаешь. Это не делает тебя слабаком. Я просто забочусь о твоем эмоциональном состоянии, и если это поможет — не стесняйся обращаться ко мне.       Сонхва гладит его по волосам, и Хонджун поднимает взгляд, губы изгибаются в слабой улыбке.       — Это серьезно помогает, когда ты просто говоришь. Потому что… это ты. И я буду верить каждому твоему произнесенному слову.       Несмотря на его веселый голос, необъяснимая печаль все же застилает его. И на этот раз Сонхва не уверен, что сможет его отпустить. Но, как и прежде, выбирает абсолютную честность.       — Ты самый лучший капитан, о котором я мог только и мечтать, — мягко говорит Сонхва, почти напевая, и притягивает Хонджуна еще ближе. — Некоторым вещам нужно время. Но ты талантлив, целеустремлен. И я уверен, Хонджун, что ты добьешься всего в этом мире. Не сомневайся.       Голос Сонхва зачаровывает его, словно он сидит на берегу моря и слушает звуки волн. И Хонджун поддается этим чарам — это всегда помогает. Правда одинокая слеза стекает по щеке, а Сонхва аккуратно стирает ее. Хонджун всего этого не заслужил. Не за грязные мысли и желания, обуревающие его разум.       — Ты чего, я здесь, — Сонхва стирает очередные слезы большим пальцем. — Не бойся, всё в порядке. Если вдруг что, знай, я всегда поддержу тебя, если ты начнешь падать.       «Но никто не спасет меня, потому что я влюблен в тебя».       — Ненавижу это. Ненавижу себя за то, что постоянно прибегаю к тебе, как глупый ребенок.       — Джуни, это не…       Голос Хонджуна дрожит.       — Я чувствую себя обузой, я только и делаю, что тяну тебя вниз!       — Хонджун. Думаю, ты не совсем понимаешь, о чем я говорю, — Сонхва его обрывает на полуслове. Тон такой твердый, что Хонджун аж вздрагивает.       Сонхва делает глубокий вдох, перед тем как продолжить говорить всё тем же мягким тоном.       — Ты — мое сокровище. Наше сокровище. И каждый божий день я благодарен, что ты у нас есть. Я… Боже. Я хотел бы защитить тебя от всех твоих страхов.       Хонджун хочет сказать, что Сонхва это и делает. Делает это так, как никто другой, но вовремя останавливает поток мыслей. Сонхва смотрит в потолок секунду, перед тем, как что-то решить для себя, а потом берет руку Хонджуна в свою.       Он обводит подушечки пальцев своими, так бережно, словно держит стекло.       — Если бы я смог, — он вздыхает. — Я бы укрыл тебя от всего мира.       Он поглаживает руки Хонджуна и медленно подносит обе к губам, обдувая их теплым дыханием. Хонджун так нервничает, что, кажется, вся кровь внезапно отхлынула от его тела. Все, что он может делать — это смотреть на то, как Сонхва чуть ли не целует его руки.       Это не может быть то, о чем думает. Просто не может быть.       — Они в действительности ледяные.       — Прости…       — Не надо.       Сонхва продолжает греть руки Хонджуна, пока те не становятся такими же теплыми, как и его собственные.       — С-сейчас лучше, — говорит Хонджун, пытаясь скрыть панику, возникшую из ниоткуда. — Спасибо.       — Отлично, — усмехается Сонхва. — Тогда давай спать.       Сонхва борется с одеялом пару мгновений, пока не удостоверяется, что оба укрыты хорошо. А Хонджун же, выжидал момента, пока Сонхва закончит, чтобы обнять, как подушку. Это было нормально, когда они спали в одной постели — до тех пор, пока для Хонджуна это не стало слишком опасно. И это опасно, когда его губы почти касаются шеи Сонхва, а пах прижимается к бедру Сонхва. Но ощущения настолько приятные, что Хонджун не сможет поменять положение даже под дулом пистолета.       Они лежат в темноте, окруженные дыханием друг друга и только тусклый свет с улицы проникает через окно. Хонджун знает, что не уснет. Он смотрит на вздымающуюся грудь Сонхва, желая о том, чтобы эта ночь не заканчивалась. Правда, это невозможно, поэтому Хонджун будет наслаждаться сейчас близостью и теплом тела рядом.       Часы на тумбочке перестают тикать, и Хонджуну они больше не нужны — зачем считать часы? Сейчас их для него не существует, когда руки Сонхва обнимают.       Если бы только эта возможность не ускользала из его рук, быстрая, как горная река, приближая момент, когда ему придется вырваться из объятий Сонхва.       — Не спишь? — вопрос возникает в темноте, разрушая тишину.       Хонджун делает наигранный зевок.       — Нет, уже не сплю.       — Твое сердце скоро выпрыгнет из груди.       — Да? Я не заметил этого, — Хонджун пытается придумать что-нибудь менее глупое, но, видимо, его мозг сегодня беспрерывно дает короткие замыкания.       И тут его осеняет: Сонхва знает. Сонхва знает всё о его постыдных чувствах, да будут они прокляты. Впрочем, даже если у Хонджуна просто паранойя, вся эта ситуация никуда не годится.       — Вообще, — Хонджун резко садится и пытается выбраться с кровати. — Ты можешь идти, если хочешь. Я не хочу забирать у тебя ценные часы сна.       — Без разницы, завтра выходной, — Сонхва включает ночник над головой и тоже усаживается на кровати. — Ты сегодня чересчур нервный, даже сейчас. Пожалуйста, скажи, что я могу сделать, чтобы тебе стало легче.       Говорит Сонхва и обнимает Хонджуна со спины. А Хонджун чувствует, как его сердце проваливается куда-то в пятки. Ощущение ладоней Сонхва на талии. О, боже.       «Просто люби меня в ответ».       Он вот-вот скажет это. Хонджун чертовски слаб — похоже, нет другого способа покончить с этим, кроме как услышать роковой отказ. Сонхва должен разбить его сердце — чем грубее это будет, тем лучше.       Только Хонджун не заслуживает этого. Не сейчас, когда у них общее будущее.       — Давай, хён, — шепчет он. Слезы снова начинают течь из глаз, обжигая щеки. — Давай… пожалуйста, иди.       Сонхва не видит, как тот плачет, но слышит в шепоте нечто болезненное, чувствует по тому, как дрожит тело Хонджуна в его руках.       — Нет. Посмотри на меня.       Хонджун оборачивается — и это, кажется, конец. Он пялится на губы Сонхва без смущения. Они на таком расстоянии, что ощущают дыхания друг друга, и Хонджун готовится к любому последствию, если поцелует их.       Но не успел он обдумать все возможные варианты, как Сонхва целует его первым. Это даже не поцелуй, просто прикосновение губ к губам, которое длится не более секунды.       — Черт, прости. Я не знаю, почему это сделал, — морщится Сонхва и уже пытается встать с кровати. — Просто забудь. Я пойду.       Но Хонджун хватает его за запястье настолько крепко, насколько может.       — Стой, я знаю, ты хочешь, чтобы мне стало лучше, — серьезно говорит он. — Но если ты делаешь это из жалости…       — Я бы никогда, Хонджун. Я… Я поцеловал тебя, потому что хотел. Похоже, я облажался.       Грустный смешок вырывается из Сонхва. Его уверенность испаряется.        — Потому что я люблю тебя. И я не знаю, что с этим делать.       — Ты? Что?       — Я люблю тебя, — повторяет Сонхва, и эти слова словно приносят ему физическую боль. — Просто знай это.       Он собирается вновь уйти, но Хонджун вновь останавливает.       — Сонхва, нет, я… — Хонджун смотрит на него завораживающе. Небольшое расстояние между ними наполнено трепетной привязанностью, тоской и невысказанной правдой.       Хонджун плох в выборе правильных и нужных слов. Он делает вдох и наклоняется вперед, словно прыгает со скалы в озеро. Но, как только целует, будто улетает из воды.       Губы Сонхва мягче лепестков роз. Хонджун прижимается к ним, постепенно переходя к реальному поцелую и забывая о том, что на самом деле он не имеет ни малейшего представления как правильно это делать-то.       Однако, как бы упоительно он ни пытался целовать, совать язык в рот не торопится. Будто Сонхва может исчезнуть в следующую секунду и оставить его одного в холодной и пустой постели.       Но Сонхва все еще здесь, и он не колеблется. Он берет в руки лицо Хонджуна, гладит его по щеке и облизывает нижнюю губу, спрашивая разрешения. Хонджун сразу же размыкает губы, позволяя чужому языку сделать это, проникнуть в рот и разжечь огонь.       Сонхва целует глубоко, пылко и с намеком на нечто большее. У него жажда, словно он хотел её утолить очень долго — Хонджун чувствует это всем телом, сгорая дотла. И все, чего он хочет, это отдаться этой всепоглощающей страсти и отдать Сонхва все свои чувства.       И он уже это сделал. Давным-давно.       — Я тоже тебя люблю, — горячо шепчет Хонджун в губы напротив и оставляет новый жаждущий поцелуй.       Сонхва с удовольствием отвечает на поцелуй, отчаянно хватаясь за футболку, чтобы удержаться на ногах. Хонджун жаждет большего, больше Сонхва, и поцелуи становятся такими жадными, что оба почти кусаются.       Сонхва едва ли не рычит. Он притягивает Хонджуна к себе за талию, усаживая его на колени, и запускает руки под одежду Хонджуна. Он проводит по спине, по голой коже, вызывая восторженные вздохи у Хонджуна. Сонхва отрывается от губ, переходит на шею и целует. Хонджун вздрагивает и зарывается пальцами в волосы Сонхва, его дыхание сбивается, когда тот все настойчивее ласкает его шею, и он не успевает сдержаться, как уже начинает стонать.       Хонджун никогда бы не подумал, что сможет издавать такие звуки. А Сонхва бы не подумал, что сможет услышать что-то приятнее.       — Тебе нравится? — он улыбается, глядя на Хонджуна снизу-вверх.       — Д-да, сделай так снова. Пожалуйста, — просит Хонджун. Он так очевидно стыдится своего несдерживаемого желания, так робок и мил, что Сонхва не может удержаться от того, чтобы не переступить через все границы, которые у них еще остались.              — Что угодно, — говорит Сонхва, целуя шею Хонджуна вновь и вновь. — Для тебя я сделаю что угодно.       Хонджун теряется в хриплом голосе, его охватывает невероятное наслаждение — его лихорадит, и единственная мысль, овладевающая его сознанием — это губы Сонхва.       Хонджун задирает толстовку и пытается снять, но это занимает слишком много времени, и он начинает терять терпение.       — Оставь. Ты выглядишь горячо в моих шмотках, — ухмыляется Сонхва. — Но… без вещей еще горячее.       — Айщ, остановись… Разве ты не собираешься… — Хонджун обводит взглядом Сонхва, который, кстати, одетый.       Сонхва одним изящным движением стягивает с себя футболку. Положив руки на плечи Сонхва, Хонджун чувствует тепло кожи и аккуратно прикасается к нему, словно к мраморной скульптуре.       Даже если Хонджун и представлял в своих мечтах, как будет касаться Сонхва в таком плане, то никогда не думал, что это действительно когда-нибудь произойдет в реальности. Но попытка не пытка, поэтому он плавно ведет пальцами по груди Сонхва, спускаясь к животу и обводя взглядом подтянутые мышцы. Он не знает, что делать, но это кажется правильным — кожа Сонхва под его пальцами, безупречно гладкая и сияющая золотом в тусклом теплом свете.       Сонхва с интересом наблюдает за Хонджуном и слегка улыбается, терпеливо выжидая, когда он закончит свою игру.       — Ты твердый, — ухмыляется Сонхва.       — Ты тоже, — краснеет Хонджун.       — Надо ли нам что-то с этим сделать?       Сонхва целомудренно целует его в губы и снова притягивает в объятия, заставляя Хонджуна задыхаться, когда их эрекции трутся друг о друга через одежду. Он внезапно осознает, что сейчас произойдет, и в его груди нарастает тревожное покалывание.       Он собирается сделать это.       — Я никогда не… — суетливо бормочет Хонджун. — Не делал этого раньше.       — В смысле, с парнем?       — Ни с кем.       — Оу.       — Не было времени для всякого такого интересного. Это плохо?       — Нет, милый, нет, — выдыхает Сонхва. — Я рад, что первый.       Он снова целует Хонджуна и начинает развязывать завязки на своих трениках.       — Я сделаю всё мастерски. Ты позволишь?       Хонджун не совсем уверен, о чем конкретно лепечет Сонхва, но все страхи после этих слов почему-то испаряются. Сонхва рядом с Хонджуном, он его любит, ну, и как бы, этого достаточно для аргументов «за», чтобы сказать «да».       Сонхва достает член, вздрагивая от контакта с холодным воздухом. Он медленно, неуверенно поглаживает, наблюдая за реакцией Хонджуна.       — Расслабься, ладно? — говорит он своим глубоким голосом, и тело Хонджуна само собой подчиняется. Сонхва издает непроизвольный стон: кулак сильнее сжимается вокруг основания, и он начинает двигать им вверх-вниз чуть ускоряясь.       — Тебе хорошо?       — Д-да, просто…       — Что, милый? — Сонхва проводит большим пальцем по чувствительной головке, размазывая первые выделения.       — Да, вот так.       — Выглядит мило, знаешь? — спрашивает Сонхва, облизывая губы Хонджуна, словно это невероятная сладость. — Твой член.       Хонджун прямо сейчас готов потерять сознание. Все те словечки, которые говорит ему Сонхва, до одури возбуждающие. Он отказывается страдать в одиночестве.       — Давай сделаем это вместе, — шепчет Хонджун, проводя большим пальцем по очертанию члена Сонхва. Хонджун видел его лишь в расслабленном состоянии, и этого было достаточно, чтобы разжечь фантазии на все последующие дни. Но теперь, когда он ощутил твердость, он готов умолять Сонхва позволить прикоснуться.       А ему и не нужно. Сонхва придвигается ближе и стягивает треники до конца. Хонджун даже поддразнить не может, потому что Сонхва идеален везде. И член — не исключение.       — Давай, — лыбится Сонхва.       Хонджун обхватывает оба члена, крепко стискивая, медленно двигает кулаком, стараясь не давить слишком сильно. Ему нужно сделать всё правильно. Он смотрит на Сонхва, ища одобрительный взгляд, потому что стесняется спросить. Думать становится всё труднее — разум затуманивается от близости, от того, как их носы касаются друг друга и как Сонхва проводит пальцами по его волосам.       — Поцелуй меня, — просит Сонхва.       Хонджун с лёгкостью подчиняется, когда Сонхва обхватывает его руку, успокаивая и в этот же момент усиливая хватку.       — Вот так, милый. Ты так хорошо справляешься, –- пробормотал он. — Такой хороший.              Хонджун хнычет, подаваясь вперед, чтобы сильнее прижаться к Сонхва, к горячему пульсирующему члену в его руке — он не уверен, что именно: близость или похвала сводят его с ума.       Он двигает кулаком в такт резким толчкам бедер, скольжение становится все легче, и он смотрит вниз, чтобы увидеть, как у них обоих течет предэякулят. Хонджун бы с удовольствием опустился и слизал его с члена Сонхва, но тот отвлекает от этих мыслей, издав первый стон.       Сонхва прикусывает губу, чтобы заглушить следующие звуки, и тоже начинает двигать бедрами, пока рука все также обвивает Хонджуна. Он не контролирует, просто держит — Сонхва слишком оглушен, чтобы контролировать себя, отдаваясь наслаждению.        Когда они влажно трутся друг о друга, Сонхва почти теряет сознание, не в силах удержаться на ногах.       — Хон-и, — стонет Сонхва. — Я скоро кончу.       — Но я хочу, чтобы тебе было хорошо, — храбрится Хонджун. Я хочу услышать твои стоны. Увидеть, как ты теряешь контроль.       Это точно не он говорит все эти слова. Но реакция Сонхва удивляет его еще больше.       — Хонджун, стой, — он смотрит вниз, где их пальцы сцеплены в кольцо. — Если ты не против… Можно я оседлаю тебя?       Хонджун повержен без шанса возродиться. И это за все те времена, когда он мечтал о том, чтобы его взяли, чтобы Сонхва владел им, подчинил себе и разложил на этой самой кровати.       Но когда Хонджун представляет себе Сонхва, скачущего на его члене, ему требуется меньше секунды, чтобы согласиться.       –Да…       — Отлично, — улыбается Сонхва. — А сейчас ляг на спину, ладно?       Хонджун наблюдает за тем, как Сонхва расправляется с оставшейся одеждой, и недоумевает, как он может быть настолько уверенным.       Должно быть, он уже делал это раньше.       Нет, конечно, Сонхва уже делал это раньше. Им уже не семнадцать. В этом нет ничего странного. И все же Хонджун чувствует странную тяжесть в груди, нелогичную и пьянящую ревность к тому, кого он, возможно, даже не знает, к тому, кто был внутри Сонхва, и почему-то именно лицо Сана всплывает в его воображении.       Однако Хонджун решает, что Сан с этим вряд ли справится. Как и все остальные, собственно. Они никогда не смогут порадовать его старшего так, как он того заслуживает. Так, как Хонджун может доставить удовольствие.       –Ты какой-то напряженный. В чем дело, Джуни? — спрашивает Сонхва, забираясь на кровать и устраиваясь на бедрах Хонджуна. Он поглаживает чужой член, натягивает на него презерватив и выдавливает немного смазки из бутылька, появившегося словно из ниоткуда.       — Ты ведь уже делал это раньше?       Сонхва с любопытством смотрит на него, как будто может прочитать тревожные мысли Хонджуна и все его самые сокровенные тайны, как открытую книгу.       — А тебя ответ не расстроит? — спрашивает он, подставляя головку к входу и медленно потираясь. — Узнать, что раньше мне засовывали член в задницу?       — Наверное, да, — признается Хонджун и слегка хмурится, не понимая, как ему удалось это произнести. — Да, это так.       Сонхва прижимает головку, почти преодолевая сопротивление тугих мышц.       — Ну, этого не было. Правда, время от времени, я занимаюсь этим сам.       Груз падает с груди Хонджуна. Но облегчение тут же сменяется новой волной возбуждения: Сонхва растягивает себя собственными пальцами, а может, и чем-то большим — должно быть, это зрелище сравнится с самой что ни на есть порнушкой.       — Да, милый, — хмыкает Сонхва. — Угадай, что я делал в душе.       Хонджун открывает рот, но прежде чем успевает что-то вымолвить, Сонхва опускается на член, принимая его полностью, и тихо стонет, когда тот полностью входит в его нутро. Он вздрагивает от легкой боли, но не обращает на нее внимания и начинает двигать бедрами вверх-вниз, думая о Хонджуне и желая доставить ему удовольствие.       Боль вскоре проходит, оставляя после себя лишь райское чувство наполненности. Сонхва ускоряется, сжимаясь все сильнее и гордясь тем, как Хонджун лепечет от удовольствия, не в силах оторвать глаз.       Хонджун просто не способен на большее. Он вцепился в простыни, его конечности затекли, а в мыслях — бесконечный поток из «это действительно происходит». Он не должен просто лежать и ничего не делать, но всякий раз, когда Сонхва приподнимает бедра и снова опускает, погружая Хонджуна в жар своего тела, то он замирает, как камень, от этого ощущения.       Сонхва тянется к его кулакам и разжимает те, скрепляя их руки. Наклонившись, он целует Хонджуна в губы — слишком целомудренно для того, что они делают, — и садится прямо, увлекая за собой Хонджуна, выводя тем самым из транса.       — Ты можешь прикоснуться, — чувственно говорит Сонхва, кладя руки Хонджуна на свои бедра. — Если хочешь, конечно.       Хонджун так и делает. Он гладит бедра Сонхва и тянется еще выше, чтобы положить руки на талию. Хонджун ненадолго задерживается, переходя на задницу, которая так идеально ложится в его ладони, когда он мнет.       Хонджун позволяет Сонхва задавать ритм, находя это захватывающе красивым, как тот плавно движется, словно танцует на нем. Но также он видит, как грудь Сонхва вздымается от тяжелого дыхания, как на его коже собираются бисеринки пота — должно быть, ему тяжело выполнять всю работу в одиночку.       Хонджун напрягается и делает толчок, отчего Сонхва задыхается и едва не падает ему на грудь.       — О боже, больно?       — Нет, нет, прекрасно, — Сонхва охает от того, насколько сильной оказалась вспышка удовольствия. — Сделай так снова.       — Так? — спрашивает Хонджун, ударяясь бедрами о задницу Сонхва.       — Да-а, продолжай!       Хонджуну не нужно повторять дважды. Он обхватывает Сонхва за талию и начинает насаживать на себя, срывая с губ еще больше неразборчивых стонов. Он никогда не думал, что Сонхва может быть таким громким.       Хонджуну нравится то, что он слышит. Он не дает Сонхва покоя, встречая его движения и глубоко проникая внутрь раз за разом, стараясь попасть именно туда, где Сонхва так любит, и по тому, как Сонхва вздрагивает и сжимается вокруг него, он думает, что ему это удается.       С каждым толчком Хонджун ускоряется, его движения становятся все безрассуднее. Он сам того не замечая, теряет голову и забывает обо всем на свете, когда Сонхва уже не может удержать равновесие и не падает в объятия.       С вновь обретенной уверенностью Хонджун переворачивает их, ни на секунду не выходя из тела Сонхва. Он проводит рукой по груди, по упругому животу и бормочет.       — Теперь я позабочусь о тебе.       Сонхва закидывает ноги на спину Хонджуна, глядя на него с жгучим вожделением.       Хонджун легко находит нужный угол и с размаху входит в податливое тело. Сонхва обхватывает его руками для опоры, извиваясь на простынях.       — Да, да, вот так… — Стонет он, царапая ногтями спину Хонджуна. — Ты так хорошо ощущаешься во мне!       — Да? — Хонджун усмехается, убирая влажные волосы со лба Сонхва. — А если так?       Он обхватывает рукой член Сонхва и двигает ею в такт своим толчкам, только достаточно сильно, чтобы дразнить и доводить его до исступления.       — Ах, блядь, — вскрикивает Сонхва, и каждый стон сменяется следующим.       — Пожалуйста, пожалуйста, еще, я скоро…       Сонхва умоляет. Похоже, он на седьмом небе.       Хонджун не откажет ему в удовольствии.       Нежные руки обхватывают член, успокаивая, и это все, что ему нужно. Хонджун ускоряет темп, входит резкими толчками, так сильно, что ему кажется, что он может разорвать старшего на части. Хонджун хочет целоваться, целоваться до самого утра, поэтому начинает прямо сейчас, и Сонхва жадно встречает его губы, но поцелуев нет, только пылкие укусы и горячие стоны в губы друг друга. Хонджун чувствует себя в шаге от катастрофы.       — Хва!       — Да, милый. Кончи для меня, — приказывает Сонхва, крепко сжимая Хонджуна и прижимая к себе. Твердый член все сильнее пульсирует в его чувствительной заднице, пока Хонджун не толкается в последний раз, и Сонхва с трепетом наблюдает, как наступает кульминация, как трепещут ресницы и губы, полуоткрытые в беззвучном вскрике.       Проходит некоторое время, прежде чем Хонджун спускается на землю.       Не полностью — по крайней мере, ни один из них. Они не знают, сколько времени пролежали так, лицом к лицу, на боку, глядя друг другу в глаза, как будто никогда раньше не встречались.       Они продолжают улыбаться, как подростки, не произнося ни слова, и Хонджун думает, что должен что-то сказать, но ничего не приходит ему на ум.       А когда Сонхва светится от счастья, он может просто прекратить попытки думать.       — Мне понравилось. Каждая секунда.       Сонхва кладет голову Хонджуна себе на плечо, где ей самое место, и прижимается поближе. Давненько он не чувствовал себя таким сытым и довольным.       Сонхва прижимает его к себе, инстинктивно желая защитить от всего, что может случиться, и слушает, как бьется чужое сердце.       — Джуни, — напевает он.       — Чего?       — Новая песня. Ты никогда не рассказывал мне, о чем она?       — А… Неважно. Я не буду ее заканчивать, — пробормотал Хонджун.       — Почему? Мы можем что-нибудь придумать вместе…       –Нет. Просто… Она о безответной любви. Боль, безнадежность, и всякое тому подобное. Знаешь, я выброшу эти тексты в мусорку. Не хочу писать о разбитом сердце, — Хонджун улыбается, играя с пальцами Сонхва. — Ведь оно не разбитое больше.       Сонхва смотрит на него и нежно целует в губы. Это сердце больше не будет разбито.       — Теперь уже никогда не будет.