Геройские несовсем будни

Душ подарил освежающую прохладу и ясность ума, избавляя от всех признаков сотрясения сознания. Кадзуха долго смывает с себя кровь, пот и пыль, сковывающие тело, хотел бы быстрее, но битва была не быстрой и очень напряженной, с очень уж крутыми американскими горками, так что ему следует успокоиться и не торопиться. Жизнь Хэйдзо от его скорости уже не зависит. Сейчас тому могут помочь лишь врачи. И, тем не менее, стоило блондину выйти из ванной, тот пулей отправился в больницу — сторожить работу врачей. Но как на зло квартира детектива была как раз по пути… Кадзуха боится, очень боится не увидеть Хэйдзо привычно спящим за столом, сердце пропускает удар, стоит лишь подумать, что после стука в окно его не пустят, причитая что-то под нос. Это пугает до ужаса, настолько, что в голову закрадываются мысли о надобности Человека-Паука, если не будет того самого, кого хочется защищать, дарить спокойствие и рыбные булочки. Кадзуха помнил себя, когда уже проходил через это. Тогда его душевно состояние спасало лишь убеждение, что Томо не хотел бы, чтобы герой покинул город, но Хэйдзо… тот всегда был против. Да и к Томо блондин не испытывал тех чувств, что к этому заносчивому, самовольному, придурковатому детективу. Если он посмеет умереть… Кадзуха не знает, как будет собирать себя по кусочкам… Конечно, тетя НинГуан задействует всех психологов мира, соберет консилиум ученых и даст той самой нужной родительской пизды, но разве это серьезно? Разве это поможет унять бурю в душе — конечно же нет. Хэйдзо даже при смерти — мудак, коих поискать надо. Каэдехара даже сделает подушку с лицом Хэйдзо и надписью «мудазвон», только чтобы потом свернуться калачиком с ней в руках. На паутине будет быстрее, но костюм надо перешивать чуть ли не с нуля, потому приходится пешкодрапить на своих двоих, и очень-очень быстро. Рядом с теми самыми окнами и вовсе срываться на бег, лишь бы не видеть.

Поздно.

Свет привлекает его внимание, а сердце производит радостный кульбит — не уж то так быстро Хэйдзо поставили на ноги за пару часов? Может быть рана не была настолько серьезной, а Кадзуха сам себе все на придумывал? Сотрясение может же делать и не такие приколы. В мраке улиц никто не заметит подростка, взбирающегося по стене до пожарной лестницы, какая еще конспирация, когда там его Хэйдзо — живой и ворчливый.

Только там не Хэйдзо…

Молодая девушка, на вид не старше самого Кадзухи, прибирает его комнату, раскладывает вещи по своим законным местам, но нет, это все должно лежать, как и лежало — дожидаться хозяина. А вдруг Хэйдзо подумает, что ошибся квартирой, отправится на поиски и, так и не найдя, пойдет бомжевать? В ушах зазвенело — а если некому приходить? Если бы операция прошла успешно, детектива бы так или иначе заперли бы на больничной койке. За такой малый срок у врачей был только один исход…

Хэйдзо мертв — окончательно и бесповоротно.

Кадзуха на ватных ногах спускается, чудом не расшибившись в лепешку, и бредет в больницу, ему смерть как нужно увидеть его. Увидеть в последний раз и идти заключать сделку, да хоть с архонтами, лишь бы вернуть Сиканоина. Больница встречает блондина мрачными, томными тенями, мягко намекающими о конечности жизни, которым вторят синяки, плотно засевшие под глазами медсестры.       «Хэйдзо, и вот стоило тебе лезть на рожон? Стоило ли оно того?» — в мыслях Кадзуха бился в истерике, хотя внешне был еще молодцом. — Сиканоин Хэйдзо только что был доставлен в палату 2306 из реанимационной. К нему пока нельзя. — голос медсестры вновь за этот день выбивает из колеи, заставляя мир схлопнуться и вернуться к привычному укладу жизни. — Как он? — Кадзуха не узнает свой скрипучий голос, да, и в общем то, не верит своим словам. — Более-менее жив, так что не кипятись и дуй домой, мне ты тут точно не нужен. — женщина флегматично, и очень уж тактично, сказала ему проваливать. Что же, с таким боссом Кадзуха точно не справится, потому приходится подчиниться и шуровать домой. Завтра он то точно придет проведать детектива, возможно, тот будет даже в сознании к тому моменту. А сейчас надо идти вновь осваивать навыки швеи, чтобы сделать платье из тыквы, то есть костюм из его остатков.

***

Все те слова, что хотелось сказать каким-то хером пропали из головы, когда они встретились взглядами. Кажется, будто синяки под глазами детектива стали еще больше, хотя до этого было четкое ощущение, будто куда уж больше, но, видимо, для брюнета бесконечность не придел. Видеть Сиканоина было… непривычно? Вот так просто стоять передним без маски, а просто в повседневной одежде хорошего мальчика, пусть тот и видел его лицо, но как-то это было неправильно что ли. В именно тот момент на Кадзуху навалилась вся тяжесть ответственности за дорогого человека. Ведь будь они незнакомы, Хэйдзо и не подумал бы, наверное, лезть в гущу сражения и, уж тем более, сейчас бы тут не лежал. Пусть сам детектив и отнекивается, пусть огрызается, но герою нужно отказываться от своих желаний ради общего блага. Но еще чуть-чуть побыть эгоистом, еще чуть-чуть повидать Хэйдзо, пока тот не покинул больничные стены… перед тем, как покинуть его навсегда. Потому что это Хэйдзо. И все-таки неделя потребовалась, чтобы Хэйдзо оклемался и хоть немного начал функционировать. Конечно, первым его природным позывом было свалить из больнички, но, благо, Кадзуха был рядом и буквально удержал того на месте. Не то чтобы это было трудно, детектив стоять то ровно не мог, все шатался как алкаш подзаборный, еще куда-то удрать удумал. Но время, такое поганое и неотвратимое, все же берет свое. Конечно, и Хэйдзо, молодец такой, все рвался на волю, но этот же день все равно бы настал. Детектив уже переоделся в обычную, не больничную, одежду, всучил Кадзухе свою сумку и, закинув руки за голову, гордо пошагал к выходу из его персонального концентрационного лагеря. На выходе парней встретила девушка, та же самая, что находилась в квартире Хэйдзо, зеленоволосая и миловидная. — Куки, а ты чего пришла? — первым обращается к ней Хэйдзо. — Брата пришла, любимого, проверить. — с ощутимым недовольством в голосе произнесла… Куки, так же ее Сиканоин назвал. — Как мило, а университеты нынче в семь утра не работают, верно? — что же, он и впрямь одного возраста, раз она еще учится. — У меня окно. — парирует. — Ну, у меня, увы, нет окна, так что дуй на пары. Похоже с братом ей надоело спорить, иначе Куки бы не стала так Кадзуху сканировать. — А это кто с тобой? — с ну ооочень не двусмысленным прищуром произносит, будто смакует. — Еще один прогульщик. — подмечает очевидное детектив, но та уже на него внимание не обращает, есть кадр поинтереснее. — Приветик, я Куки Синобу, сестра этого обалдуя, а ты кем ему приходишься? — морально давить на свою «жертву» у них видимо семейное, аж страшно с родителями сих двух прекрасных существ знакомится. — Каэдехара Кадзуха, — представляется, — д-друг. — полу вопросительно, полу утвердительно произносит, неловко посматривая на брюнета. — Нуу, — она не поверила, — друг — это хорошо. Я вон сколько пыталась Хэйдзо личную жизнь устроить, все никак не получалось, а тут ты так удачно нарисовался. Кадзуха, что-то, мягко говоря, обалдел от жизни. Девчонка тоже на детектива идет? Или его чувства столь очевидны, но она увидела то их вместе впервые. — Эм, я… — вот ну надо что-то сказать, но, блин, что… — Пфф, чтобы кто-то терпел Хэйдзо… — она скептически отвечает ровно таким же взглядом от Сиканоина, — тут и вправду надо либо яйца стальные, либо хуй гигантский, чтобы заткнуть его. — Куки, твоя подружка на тебя плохо влияет. — уже абсолютно серьезно произнес детектив, загораживая блондина. — Братец, мы с Тао встречаемся, давай называть вещи своими именами. — она метает взгляд на Кадзуху, — Прошу не завидовать. Что ж, видимо моя помощь тут не нужна, развлекайтесь сами. Синобу победно развернулась на каблучках и пошла прочь, пока брат не дошел до уровня кипения, тирады слушать в таком похорошевшем настроении все же не хочется. А вот доложить своей девушке о смазливом блондине — как за здрасте.

***

Дома у Сиканоина как в отеле, все убрано и стерильно. Как будто квартирой ошиблись. Даже Хэйдзо осматривает свою квартиру как музейный экспонат — внимание, сейчас вы видите редкий архитектурный объект: «Убранная квартира Сиканоина Хэйдзо». Признаться честно, наблюдать за таким Хэйдзо очень захватывающе, ходит как котенок, осматривает мир вокруг, ну что за прелесть. Как-то незаметно даже для себя, Кадзуха остался в этой квартире, приготовил покушать и очнулся, когда они уже все съели. Стоит уходить, навсегда и насовсем. А ведь сейчас Хэйдзо выглядит таким… счастливым что ли? Будто и мешки под глазами уже и не мешки вовсе, а так — легкие озерца. Да и сам Хэйдзо такой… слишком естественный, сейчас, в своем доме, сидит, вальяжно распивая свежезаваренный чай, и глаза у него такие зеленые и такие теплые. Если Кадзуха останется хоть еще на чуть-чуть… он не уйдет. И, пусть жизнь без этой улыбки, совсем не ехидной, трудно представить, но вообще без Хэйдзо уже никак. — Хэйдзо, — нужно собраться с силами, — мне надо уходить. В миг взгляд детектива переменился, ну чтоб его, тот понял весь контекст. Ну конечно он понял, это же мать его Сиканоин Хэйдзо, еще бы он не понял. — Кадзуха, ты еще вернешься? — почву, видимо протаптывает, гад такой. Ответом послужил виноватый взгляд, но этого хватило. Ответ очевиден. Хэйдзо, видимо напоследок, расправляет руки в ожидании объятий, на что Кадзуха ведется. Это же в последний раз, как от такого отказываться? — Не уходи. — шепчет на ухо, и голос у него такой потерянный, такой умоляющий… — Не могу, пока я рядом ты будешь только страдать. — Кадзуха в последний раз наслаждается запахом малиновых волос и пытается отстраниться, но его продолжают держать, — Хэйдзо, так будет лучше. — Я взрослый человек и могу решить, как мне будет лучше. — проговаривает на выдохе. Кадзуха чувствует, что тело детектива уже вымоталось, а руки начинает потряхивать. После операции все же лучше особо не двигаться. — Ты уже сильно пострадал, если я буду рядом… — Давай, все же, смотреть здесь и сейчас. Я полицейский, а ты — суицидник, мы уж точно умрем не от старости, так чего жить в страхе смерти? — Я боюсь жить без тебя. — Кадзуха отстраняется, чтобы смотреть в зеленые омуты. — Так ты и так собрался уходить. В чем разница? — они встречаются глазами.

А Хэйдзо ведь прав…

Взгляд невольно перетекает к губам, потрескавшимся и изломанным, но таким желанным и манящим. А ведь стоит переступить через себя и… Они сплетаются, будто единое целое, и Кадзухе вовсе не хочется отстраняться уже никогда. Поцелуем быстро овладевает страсть и их языки переплетаются в нескончаемом танце. — Я и забыл, как мало надо подросткам, чтобы возбудиться. — подкалывает детектив, когда они все же отстраняются, дурацкий воздух. И это «подросток» или «ребенок», видимо, останется еще надолго. И Кадзуха сделает все, чтобы обеспечить это «долго». Они плавно перетекают в спальню, блондину, конечно, неймется, но Хэйдзо все так же после больницы. Потому — укладывается на постель, и отказы не принимаются. А Кадзухе, в свою очередь, очень нравится вид, открывшийся ему — детектив очень красив, лежа под ним. Будто так и должно быть. Поцелуев быстро становится мало, и блондин переходит на шею и плечи, стягивая футболку все дальше. Жаль Хэйдзо не в майке, так он выглядит куда сексуальнее. Хотя и без одежды сойдет. Однако Хэйдзо не стонет, лишь протяжно выдыхает, нет уж — так не пойдет. Рука движется к члену Сиканоина, что уже возбудился, обхватывает его, проходится большим пальцем по головке и плавно проскальзывает по всей длине. Хэйдзо тянет его к себе, вновь вовлекая в страсть. И, черт, Кадзуха готов кончить только от этого. Только от самого Хэйдзо, чего уж греха таить, ибо тот слишком горячо проходится ногтями по лопаткам, оставляя легкие царапины, от которых волнами расходятся мурашки. На каком-то, видимо, хорошем толчке, Хэйдзо вытягивается, издает ну совсем уж тихий, но стон, и кончает. — Что-то ты больно тихий в постели, — поддевает, — учти, в следующий раз я тебе так засажу — голос сорвешь. Хэйдзо посмеивается, саркастично бросает: «Буду ждать», но и Кадзуха не угрожает — факт констатирует, пока уж слишком страшно тревожить хрупкую экосистему внутри Сиканоина, бережно воссоздаваемую врачами, но стоит ему поправится… жопка в аду гореть будет. А пока лишь ощупывает новые территории, бедра, между прочим, зачетные. Укус на них, кстати, тоже получился умопомрачающим. И ведь только мыслей о трахнутой заднице детектива хватает, чтобы излиться на постель, нисколько не теряя запал. Кадзуха придвигается ближе, уводя Хэйдзо в финальном переплетении языков. — Я не хочу жить без тебя.