Devorare

Его глаза сверкают, точно горсть драгоценных камней, когда он ведет меня меж нестройных рядов игральных столов. Крепкая рука по обыкновению затянута в бархатную перчатку, и длинные узловатые пальцы ненавязчиво щекочут запястье. Он абсолютно свой среди золота фишек и шипучего шампанского, бьющего в потолки россыпью сверкающих капель — сливается с пространством, растворяется в нем, узнаваемый до боли в дорогих костюмах, накрахмаленных рубашках, сияющих циферблатах и жемчужных колье, смастеривший свою личность собственноручно из алмазных браслетов и пиковых тузов, слепящих глянцем в свете искусственных ламп. Он ухмыляется озорно, подмигивает игриво и ведет меня меж нестройных рядов игральных столов, вторую руку по обыкновению держа в кармане выглаженных брюк. Покер утомляет, как и блэкджек; один выигрыш за другим превращают победный триумф в смазанное, тянущее ощущение голода. Он незаметно хмурится, прикусывая нежную щеку изнутри. Когда одна игра наскучит — он начинает новую. — Хочешь, уйдем отсюда? — вдруг шепчет дразняще, дергая за мой галстук, пока крупье увлеченно тасует карты, и оказывается совсем близко, носом задевая мягкий воротник. Выше не достает. — А как же Ваш приз? — я заинтересованно приподнимаю бровь, но это не срабатывает; мой взгляд стремительно темнеет, и в отражении его глаз я вижу, насколько хищно выглядит выражение моего лица. Он облизывается. — Считай, что он уже у меня в руках. Я еле слышно фыркаю в его висок, и он заливается довольным смехом, оставляя напоследок мокрый поцелуй за ухом, прежде чем нырнуть в приоткрытую дверь черного хода. — Если Вам так нравится этот галстук, можете и впрямь оставить его себе. Он оборачивается — стекла розовых очков блестят в угасающей полосе света, пока дверь в отельное казино не захлопывается окончательно. — Обязательно. Темный коридор, полумрак лифта, несущий нас на бог-знает-какой-там этаж; голова кружится от его терпкого парфюма и от того, как горячо он дышит мне в ухо, прижимаясь всем телом до скрипа узкого пиджака. Он почти роняет ключ-карту, когда я подхватываю его на руки, смыкая губы на острой ключице. — Эй, док, полегче, я... Я заношу его в номер, я захлопываю дверь ногой, я прижимаю его к холодной стене, затылком втискивая в дорогую плитку. Он сладко дрожит в моих руках. — Нетерпеливый, да? — двухцветные неоновые глаза смеются надо мной, но болезненный излом бровей неизлечим — как и трясущаяся рука, которую я нежно целую в ладонь. Один палец, второй, третий — и так до пятого, а затем обхватить губами большой, глядя в упор. Он сглатывает. И дергается, когда я ласково целую его в лоб, подхватывая под бедра одной рукой, чтобы второй стянуть этот блядский пиджак. — Порви его, ну же, — подначивает он, совсем не помогая вызволить застрявшую манжету из рукава. Я предупреждающе рычу в его плечо сквозь изумрудную рубашку. Простыни кровати под стать номеру — кроваво-красные, обжигающие взгляд — он растягивается на них, запрокидывая руки, стоит бросить его вниз. Приглашающе приподнимает ногу, упираясь в мое плечо каблуком начищенной до блеска туфли. — Смотришься потрясающе, — бормочет лукаво, и я прикусываю лакированный носок, жадно стаскивая туфлю с его стопы. Ему нравится играть; черти в двухцветных глазах пляшут, пока руки самозабвенно расстегивают пуговицы собственной рубашки. Гладкий шелк струится по телу — он не спешит снимать ее полностью, лишь скидывая с плеч, и тянется к ремню. Все это представление для меня. Он избавляется от брюк, небрежно закидывая их куда-то под кровать, и моя голова тотчас оказывается меж его ног. Я подхватываю мягкие бедра, чтобы уложить их на свои плечи, и с наслаждением прикусываю мягкую кожу. Он смеется — до тех пор, пока я не беру его в рот. — М! Черт... да, вот так... Влажная крупная головка скользит в глотку, вязко стекая по горлу предэякулятом, и он захлебывается в стоне, сжимая мои виски бедрами. Да, вот так. Я жадно сглатываю, оглаживая дрожащие бока, путаясь пальцами в изумрудном шелке под его спиной. — Вери-тас, стой... Он задыхается, прикрывая рот рукой, и несдержанно толкается невпопад своим же словам. Мной владеет безумное желание сожрать его. — Подожди, Веритас, черт... Он изливается долго и крупно, пачкая простыни, мой костюм и свои бедра. Золото волос мечется по подушке, пока он не приподнимается усилием воли, чтобы поцеловать меня. И жадно вылизать мой рот. — Ты никогда не слушаешь, что тебе говорят, правда? — он отрывается, чтобы схватиться за пуговицу моих брюк, но я толкаю его обратно, расстегивая ее другой рукой. — Нет, — я прикусываю его щеку, а затем гулко шлепаю по упругой ягодице, — перевернись, давай же. Он вздрагивает, с наслаждением закатывая глаза, прежде чем опереться на колени и прогнуться в спине. — Нравится? — шепчет. Он течет. Я наклоняюсь, чтобы нетерпеливо вылизать его бедра. — Покричи для меня. Он ухмыляется, бросая жгучий взгляд из-за плеча, прежде чем сладко выгнуться в моих руках. Притирается спиной к моей груди, расплываясь в дремотной неге, пока я мерно и нежно втрахиваю его в постель. — Так принято, готовиться к анальному сексу перед походом в казино? — я целую его лопатку, упираясь рукой в матрас над его головой, и он с удовольствием подставляется, несдержанно ахая. — Только если там я... встречу тебя. Он брызгает снова, самозабвенно скулит — я не сбавляю темп, наваливаясь сверху, любуясь тем, как его лицо теряет всякое осмысленное выражение. Крупная дрожь сверхстимуляции потряхивает его вылюбленное мной тело, и мои пальцы скользят в его рот, лаская истекающий слюной язык. На нем ни одной дорогой ткани — шелковая рубашка смялась и сбилась у края кровати, — ни одной золотой побрякушки — серьга потерялась в ворохе подушек, часы звякнули об пол еще у входа, цепляя собой роскошный браслет. — Ве-ри-тас... Драгоценность. — Драгоценность, — повторяю я, выцеловывая его беззащитную шею, толкаясь в последний раз. Он сладко, разморено стонет, и я увлекаю его в объятия, наслаждаясь тем, как он вжимается лицом в мою грудь. Рука больше не дрожит.