Твоё имя

— Мирик! — Привычная форма его имени. Такая родная, близкая, но в то же время нудная и глупая. Большинство знакомых и друзей называли его именно так. Просто сокращение, не имеющее в себе никакого толкового смысла и созданное лишь ради удобства. — Мирик, пойдёшь со мной в КС? — Каждый день эти пять букв буйным потоком ветра проносятся в голове. Произнесённые быстро, словно скороговорка, звучащие как кличка какого-то домашнего питомца, они не вызывали у Плахоти хоть какого-то трепета в его мрачной, одинокой и пустой душе.       Так было со всеми, с кем он когда-либо общался — полное безразличие. И с каждым новым человеком, что торопливо произносил краткую форму его имени, Мирослав ненавидел себя всё больше и больше, отдалялся от людей и общества, желая остаться в полном одиночестве, наедине со своим ватным облаком мыслей и чувств. — Я не против, — Произносит парень безэмоционально, скудно. Ни одна морщинка не появится на его пустом, пребывающем в полном спокойствии лице. Но по какой-то совершенно неизведанной ему причине появлялось трепещущее, жаркое чувство, от которого сбивалось дыхание, горела нежная кожа. Во взгляде, ранее наполненный глубоким мраком, наивно и по-детски начинали виднеться игривые искорки. Мирослав тут же загорался, светился от счастья, как только ловил краем уха знакомый до боли голос, по-привычному ласково зовущий его к себе.       Мирослав смотрел на причину своих внутренних противоречий сверху вниз, ведь этот объект был на целую голову ниже его самого. Этому парень всегда удивлялся — откуда в таком маленьком, миниатюрном и скудном тельце столько энергии и жизнерадости? Возможно, если бы чем-то подобным поделились и с Мирой, то он бы любил себя и этот мир чуточку больше, нежели сейчас.       А кто сказал, что никто и не поделится? Некрупная, слегка холодноватая ладонь неуверенно цепляется за Мирино запястье. Чужие прикосновения обжигают, оставляя мысленные отпечатки на его суховатой коже, и заставляя уши краснеть. Каждый раз, когда это происходит, Мирослав не может сдержаться, скрыть это новое для него чувство. Внутри закручивался ком из змей, которые пытались заслонить собой уязвимое, когда-то давно ещё раненое сердце, лишь бы их хозяин не получил от этого чувства новые, рваные раны, которые никогда не заживут и будут постоянно напоминать о себе.       Мира любит этого человека, это можно сказать с уверенностью. И имя ему — Данил Крышковец, слегка дурной, эмоциональный и добродушный паренёк, который, казалось бы, мало чем мог бы зацепить. Но Мирослав попался. Попался на эту удочку, провалился в когтистые лапы бушующей страсти внутри себя.       Свои истинные чувства Плахотя считал глупыми, скорее даже детскими мечтами, которым не суждено было сбыться. Признавать их, а уж тем более сознаваться в «преступлении» предмету своего обожания он не собирался. Не хотелось разочаровываться, терять родственную душу, а потом долгими, мучительными ночами горько рыдать от тоски и пустоты, засевшей далеко-далеко от рациональности и хладнокровия его личности. Внешне Мирослав груб, холоден и чёрств, как осколок камня, выкинутого на дикий морской берег. Но это лишь оболочка, которую видят все окружающие. Настоящий Мирослав намного чувствительнее, ранимее и нежнее, нежели кажется на первый взгляд.       Именно эту сторону монеты знал Данил. Знал и понимал всё: и глубокие чувства, и ненависть к себе, и жестокую самокритику, которыми был заполнен ежедневный диалоговый рацион между парнями.       Засиживаясь за мониторами до поздна, они сами не замечали, как чисто случайно открывали друг перед другом самые сокровенные, потаённые уголки своей души. Длительные, откровенные разговоры располагали, позволяли выговориться и расслабиться. — Мира, — Эту форму своего имени Плахотя тоже не особо любил. Она будто больше подошла бы какой-нибудь девушке, никак не ему. Но когда её произносил Данил, то крышу сносило моментально. Настолько тёпло и нежно звучала речь подростка, что хотелось впиться ногтями в его коленки, опустить голову к тёплой груди и умолять повторить ещё раз, — Почему тебе так не нравится своё имя?       Вопрос был настолько глупым, наивным и, казалось бы, таким очевидным. Правда, Мирослав сам никогда не задумывался о причине. Ему просто не нравилось, и всё. Точно также, как ему и не нравится он сам. — Не знаю, — Томно отвечает парень, чувствуя рой мурашек, пробегающих по широкой спине. — Оно прикольное же! — Продолжает Крышковец. Его интонация звучит так беззаботно и глупо, что хотелось сдаться и расплыться в приторно-ласковой улыбке. Все тревоги и переживания отходили на второй план, да и вовсе растворялись в тумане на какое-то время. Настолько была сильна симпатия Мирослава к этому маленькому чудо-ребёнку, — «Мир» и «слава». Очень даже громко звучит — мировая слава. Особенно для киберспортсмена.       Плахотя удивлённо моргает, пока мыслительный процесс крутит шестерёнками, обрабатывая столь нелепую информацию. — Там ведь другое толкование, — Парень не выдерживает и заливается живым, искренним смехом, неловко прикрывая лицо ладонью. — Блин, — Раздосадованно бросает Данил, словно плевком, — А мне такое значение больше по душе! — Если честно, мне тоже, — Мирослав мягко улыбается, чувствуя спад напряжения со своих грубых плеч.       С Даней слишком спокойно, слишком тепло. Мира мгновенно теряется в своих чувствах, в Даниной широкой улыбке, в его выразительной мимике и крупных мерцающих глазах, ещё слепо доверяющих этому жестокому миру. Растерянность при виде любимого человека, пугающая до чёртиков. Особенно это пугало Мирослава, которому несвойственно и слишком непривычно было испытывать нечто подобное. Преодолевая страх, чувства начинали пьянить молодой разум, размывать все рамки реальности и выдумки. — М-и-р-о-с-л-а-в, — По буквам произносит Крышковец, неожиданно прерывая тишину. Негромко, практически полушёпотом, от чего его голос в звенящей пустоте звучал по-своему бархатно и мягко. Уголки суховатых губ плавно приподнимаются, когда он собственными ушами улавливает свой же голос. — Мне нравится твоё имя, — Рука сама тянется к кнопке выключения компьютера, а после давит на стол, позволяя сдвинуться с места и встать на ноги, — И ты тоже.       Последняя фраза вылетела сама, сорвалась с цепи, которую он так отчаянно пытался удержать в себе. Осознание важности этих слов медленно закрадывалось в сознание, пролезало под непробиваему корку невозмутимости, заставляя лицо, побледневшее от недостатка дневного света, заметно краснеть.       Данил, смущённо покашливая в сжатый кулак, в сию же секунду угнал прочь, оставляя Мирослава самостоятельно справляться со своими мыслями. Тот же, в свою очередь, ошарашенно смотрел вслед уходящей некрупной фигуре, постепенно понимая, что именно произошло. Стрела, ударившая в голову, заставила его застыть в немом удивлении и собственном торжестве — ему только что признались в чувствах. И не абы кто, а тот самый Данил Крышковец, к которому он испытывает крепкую, юношескую любовь. Настолько трепетную и чистую, что хотелось излиться горячими слезами в это родное худенькое плечо.       В этот день Мирослав понял для себя одну вещь — он уже полюбил своё имя, а особенно, как произносит эти знакомые всем буквы его ненаглядный Даня, открывший ему совершенно новый, своеобразный взгляд на жизнь.