Послушный щенок

Сынмин открывает свои очи на чём то мягком, то ли пушистое облако, то ли покрывало из перьев. Руки всё также скованны, но по сравнению с прошлыми пробуждениями на твёрдых поверхностях, он сейчас будто с небес спустился. На глаза всё ещё давит прежнее факторы, свет, но помещение уже не то. Ему не настолько вдарило, что он забыл все его прошлые начинания дня. И это как временная петля, он застрял, а способ выбраться ему предстоит узнать самому и через множество попыток. Настроение супер предподнято, будто чем-то накачали и он готов ластиться ко всему. Хотелось чего-то такого, даже большего, теперь хотелось всего Хо, его язык и пальцы. Небольшой эффект от наркотиков в промилях крови остаётся после вколотой дозы. В это же самое время Минхо стоял у прохода, слегка повернув голову, и застыл на долю секунды. Сынмин чувствовал взгляд телом: мышцы сковало, дыхание сперло, и страх едким дымом впитался в кожу. Ведь Минхо прямо сейчас искусно вспарывал его своим взглядом. Кима из его милых мыслей, более милых чем человек, который вытащил из рассуждений и навалился на его. Этот придурашный тут как тут. Уселся на бёдрах и что-то хочет с самого утра, хоть бы умыться дали. Желания сбываются. В его глазах щиплет жидкость под названием H2O, а понять было не трудно и задачка явно не для эрудитов, уровня A1. От неожиданности произашедшего, рот открывается сам, как бы от шока. На вкус вода. У них проходит разговор весьма по интелегентному: Лино сидит на коленях у Сынмина, окольцовывая руками тело другого, сцепляя капканом. — Доброе утро, сладкий, — Ли сегодня необычайно добр и мерзкое прозвище звучит двусмысленно. — И тебе милый. Надеюсь ты с кровати упал, тварь, — Сынмин с такой же лаской начинает делится добротой, а заканчивает нарастающей неприязнью к таковой персоне как Ли, которая нагло наслаждается чужим теплом и запахом кожи, который рассеялся и слился с его родным, став дополнением. Приятным дополнением. Как выяснил Ким, и не из интернета, а по своему опыту, Минхо потрясающе целуется. До дрожи в коленках. До сдавленных стонов. До хриплых криков в пустоту. Может потому, что губы Ли созданы для этого, может потому, что Ким наслаждается, чувствуя вкус именно его губ на своих. Когда Минхо лижет языком, кусает зубами, и проникает во влажный рот, это… убийственно. Ким теперь это знает. И он подставит свой висок под этот курок, и сам расстелает дорожку к аду, чтобы вкусить эту терпкую сладость снова. Ласки Минхо оказались безумно желанны, до одури приятны на вкус, вынудив его стать таким слабым и безвольным, что острый язычок теперь уже не колет острыми иглами, а заплетается, руки не бьют, а тянутся к чужой, желая переплести пальцы и прижать к груди; и сердце тлеет, желая признать, как внутри все горит. Кровь не остынет, а наоборот горит в жилах. Сейчас. Он сейчас с ним целуется. Мерзко, противно и одноаременно так приятно. — Организация планирует нас ограничивать, щенок? –неожиданный вопрос. Молчание в ответ Он качает головой, стыдливо пытаясь отрицать происходящее, игнорируя вопрос, причина тому, своя сцена в голове. Минхо зашипел, из-за упрямства Сынмина, его терпение было на исходе. Дымка сладостного удовольствия рассеивается и у Сынмина наконец проявляются границы реалий. Теперь помимо одурманивающих чувств к старшему, хотелось врезать. Пересчитать его красивые ребра до хруста. Высечь бровь до крови. Вырвать эту копну серых волос, так, что пряди волос остались меж пальцев, и эта мята впиталась в кожу. Нарастало всё больше желание вцепиться зубами в оголенный участок на шее, что так яро бил пульс. Из-за понимания того, что его используют. Хотелось выплеснуть всю боль, которую Минхо в нём взрастил, чтобы названный сам в ней утоп. Ведь Сынмин из-за него сорвал свою боль одним действием. Но причина не понятна, почему так больно, не может вспомнить всё связанное с ним. В голове бьёт пульс, подавая знак остновиться, вот только воспоминания не приходят. И остановится и оторваться от этих теракотовых линий не может. И новая боль проткнула сердце, кольнув своими же острыми иглами: «Господи, да что со мной?! Ты вообще соображаешь, кто он?!» Сукин сын, — вскрикивает Сынмин, и в момент секундной слабости с силой ударяет ногой по чужому колену, отталкивает, заставляя Минхо упасть на кровать. Сынмин быстро поднимается, хватает нож с пола и достаёт свой пистолет из берцев, который всё это время был у него. И направляет курок на лежащего на постели. Ему это всё конкретно поднадоело, он не может выбраться из этой чёртовой, проклятой дыры сам. Он, который решил иследовать черноту, неоспаримо затягивающую. Чем больше, тем глубже. А его наиважнейшие свойства для работы притупились, и надо было напомнить себе кто он. Он, который по характеру весьма спокойный, не блещущий яркой эмоциональностью, неуправляемый ни под чьим напором, свободолюбивый, неимоверно упрямый Ким Сынмин вдруг из-за одного человека потерял себя прежнего. Он, что умел проявить твёрдость характера и даже вспылить, в словах быть острым и едким, а в желании сделать всё по-своему — нетерпеливый, парень, что никогда не сдавался, и не уступал. — Ты и твои люди никогда не будут добры к остальным существам на этой планете. — К убийцам? Уж прости, я действительно никогда не был мил к ним. Но с тобой, милашка, сначала поиграюсь и потом подумаю избавиться или нет, а то вдруг наскучишь. Ты просто очередная игрушка в колекции — Ли поднимается со своего места и смотрит точно в чужие глаза. Он может прочитать их полностью. Видит в них страх, гнев и гниющую боль, которую Сынмин пытается скрыть своей уверенностью. – Ты сам и есть мы, один из нас, один из убийц — показывает кавычки Сынмин. Диалог не клеиться с самого попадения в это подземелье ада. Хоть жертва с большой вероятностью ведёт себя тихо и молит о пощаде, независимо бога или же своего похитителя или полача. Но этот парень совсем иной. Сынмин — тот самый яркий луч в пасмурный день, что вынуждает вас улыбнуться, даже если на душе скверна. Когда он и есть та самая первая в жизни весна. Когда он тысячи новых планет, что мелькают в глазу телейскопа. Когда его чистая душа спокойна, его разум уравновешен и он до скрежета в зубах консервативен в следовании своим собственным правилам и безумно упрям в порывах отстоять свои границы. Когда он — самодостаточная личность, что всегда отличалась терпением и сдержанным нравом, отличался от других. Он не терпел давления, и не желал мириться под гнётом чужой натуры. Тогда Минхо — сочетание открытого огня и голубого моря, безумства и легкости, физической силы; непредсказуемый человек, чья энергия горит, поджигая Кима как фитилёк. Тогда он демонический красавец с тёмным пронзительным взглядом, где в отражении сияют тысячи новых планет, хотя он и есть та самя чёрная дыра, несомненно, безжалостен к Сынмину в проявлениях своего безразличия, что от хлада резко сменяется к полыхающему пламени, и наоборот — словно остывший в твоих руках ромашковый чай: едва издает аромат, едва помнит вкус. И его облик хамелеона Сынмину неподвластен. Минхо самолюбив и безмерно своенравен, абсолютно независим, и может быть жесток, но любого рядом с собой удержит своей харизмой и силой; манит юношу, лениво и бесшумно опутывая его в сети своей власти. И с такой же силой отталкивая. Ким действет такой же тактикой. И это не даёт ни малейшего сдвига, силы противоположны и компенсируют друг друга. И попытка продемонстрировать такому человеку непокорность с треском провалилась. Сынмин не захотел мириться со всеми прибабахами Ли Минхо, а Минхо, как оказалось, не собирался терпеть неподчинения: младший попытался сохранить свободу, но столкнулся лишь с глухой стеной, что впечатала его к кирпичной кладке, обламывая края; его желание проявить стойкость характера лишь подстегнуло Минхо выпустить на волю внутреннего зверя, что расцвёл в своей агрессии. И Минхо упивается своей властью. Он будет. И это уже неоспаримо для его мозга. Ему нравится как собранный и уравновешенный Сынмин теряет эти качества, превращаясь в беспорядочного и до уязвимого возбуждённого парня. Он исследовал его тело, привычки, не устойчивые точки, что вот вот начнут рушаться под весом пятитонного грузовика, проезжающего по мосту. Мост. Ещё один мост. Ещё один, который Сынмин собирается подорвать и сжечь до тла. Ха-а. Главное чтобы до этого не отрезали все десять пальцев и не скинули с этого моста. А если утопят, что потом? разбухну в воде? — Усвой один урок, я не буду твоим никогда! Считай я буду первым, кто убьёт тебя — Сынмин всё ещё уперается в стенку лбом и прёт на неё как бык. Играется с огнём и непонятными и неизвестными чувствами друг друга и их самих. — Давай поиграем в математику, ты будешь считать, что не хочешь меня, а я буду считать пальцы в тебе, — пожирающий сверкающий взгляд, идущий добычу. А Минхо всё же встаёт с кровати, так смело направляясь под дулом пистолета, снятого с предохранителя и не боиться что в эту же секунду потеряет не только голову вместе с десятками литров крови, но и свою жизнь. Будто знает что Ким не выстрелит. А Сынмин нажимает, только пуль нет. – И ты прадва думал, что у тебя будет лежать заряженное оружие в моём то здании, и ты смог бы убить меня в моём же месте? Хах, наивный щеночек, – смеётся от всей души, будто сейчас перед ним комик, а не киллер. И этот смех такой искренний, однако заувалирован ширмой, за которой тысячи чертей.