better kidding me

Сигарета шаяла в трясущихся Лу руках. Это все было неправильно. Кей не должен был так поступать, не должен был вываливать на нее столько ответственности разом. От собственной трусости перед браком было даже смешно. Будто другая девчонка пару дней назад помогла совершить государственный переворот, а не она. Кто-то более смелый и сильный. Кто-то умный и расчетливый. Точно не малявка из интерната по имени Лу Рид. И это догоняло прямо здесь — на крыльце подъезда Кея Стоуна. Лу будто снова двенадцать, и она не решается идти домой потому что… Тайлер. И это все до безумия глупо, до безумия банально и совсем по-детски. Она профессионал в конце концов. Но вот ситуация — убежала из-за предложения. Подумать только. А возвращаться боязно. Очень глупо. Снова все проебала. Крэп. Дверь за спиной открылась. — Лу? У него голос все такой же спокойный, успокаивающий, дающий надежду. И Лу страшно. Язык будто к небу приклеен. Ни слова сказать не выходит. Он рядом садится, куртку на плечи набрасывает. И молчит. — Кей, ты пойми… Это не для меня, — голос дрожит как у нашкодившей школьницы, — я так не могу и не умею. И научить тоже вряд ли получится. Кей молчит, в бетон под ногами смотрит. И от того еще больнее. — Ты правда не хочешь ничего серьезного? И она не находит что ответить. Губы нервно кусает — с интерната так не делала, кажется. — Давай договоримся так, — он произносит серьезно, — дай себе время подумать. Я понимаю, что ты напугана, но… я ведь тоже не железный. Через пару недель давай поговорим. Сейчас бестолку это все. Ее хватает только чтобы выдавить из себя «спасибо», подхватить шлем и гнать-гнать-гнать прочь от его квартиры на новом байке. Проходит день. Второй. Третий. Она пишет Иво: «извини, мне нужно пару недель перерыва. любые взыскания делай — сейчас я правда не могу работать» Он пишет ей: «Ты в порядке?». Он пишет ей: «Что произошло?» Он пишет ей: «Если нужна помощь, то я подберу психолога» Лу отвечает простое: «спасибо. я объясню позже». А потом думает-думает-думает. Гоняет вокруг Периметра. Пару раз останавливается у Ле-Лож, но так и не решается заехать к матери. В дубовой роще, где они с Кеем узнали о некоторых дополнительных трудностях их работы, ее срывает — кричит истошно, траву ногами бьет и повторяет без остановки почемупочемупочему. Вопрос застывает в воздухе — почему нет? Следом второй — что если да? И третий — что если она не справится? К концу недели она не проезжает поворот на Ле-Лож. К ее новому мотоциклу сбегается детвора — «ого!», «а я вас по телевизору видел!», «а научите ездить?». И Лу улыбается. Медленно катает детей по улице туда и обратно — чтоб утолить детский своей пятилетки внутри интерес. Перед дверью в квартиру матери замирает на секунду — ничего не пугает уже. Только вот страшно перед ней глупой оказаться. Открывает своим ключом. Думает тут же, что дура. Что нужно было ей что-то привезти. Раньше мать любила конфеты с нугой. Интересно, любит ли сейчас? Мама обнимает крепко, почти ломает дочери ребра. — Я так рада, что ты в порядке. И внутри что-то падает. Лу плачет в объятиях матери словно малышка. И крепко сжимает в ответ. За чаем вдруг говорит: — Почему ты вышла замуж? И Энн Рид едва заметно улыбается (Лу не хочет этого замечать). Говорит о любви, об ответственности, о желании быть рядом. Лу уже жалеет, что спросила. — А еще я всегда знала, что он меня уважает и сперва думает о том, как мне лучше. В голове что-то щелкает. — То есть? — Лучше быть с тем, кому доверишь свою жизнь в любых обстоятельствах. И Кей он же именно такой. Он рядом, он думает о ней, о ее безопасности, о ее комфорте и… он ее любит. А она любит его. Больше Лу к теме не возвращается. Они с матерью пьют чай вечерами, говорят об отце (пытаются) и просто находятся рядом. Нечто утраченное много лет назад собирают по кусочкам. К одиннадцатому дню своего исчезновения Лу начинает собираться в Нью-Пари. Она все решила. В конце концов, не попробуешь — не узнаешь. «Не больно — неинтересно» всплывает в голове пятнадцатилетний Доган из интерната. Лу уезжает. Не говорит вслух, но заносит в календарь — приедет на выходной через пару недель. Она теперь тоже взрослая. Ошибки матери нужно прощать. Малышка с улицы кричит: «Подождите!» — дает Лу пару конфет. На ее руке браслет со знаком «пси». И от этого почему-то внутри разливается тепло — этот мир изменится к лучшему. Два дня она проводит дома, собирается с мыслями. И, наконец, отвечает на звонок Йонаса. Тот кричит — «Долбанулась!» прямо в трубку, бурчит, что все морги обыскал и что она дура. Лу выпаливает оправдательное: «Кей сделал мне предложение!» — получается чуть истеричнее, чем планировалось. Йонас оказывается на пороге ровно через сорок четыре минуты. — Ну, что, невеста! Рассказывай! Лу только кривится, но бокалы для виски достает. — Знаешь, подруга, я не думал, что ты такая трусливая, — пьяный Йонас с сигаретой в зубах выглядит особенно очаровательным. Лу вслух не скажет, только вот она согласна. Она трусливая слабачка, сбежавшая поджав хвост. Ни чем не лучше Гюлера во время мятежа. Йонас уходит под утро. — Я тебя прошу: не проеби его. Он тебя любит. Ты его тоже, — дверь до ответа захлопывается. Лу выдыхает. Делает тренировку, мышцы от отсутствия нагрузки за пару недель поднывают. Идет в душ. Ладонью стирает конденсат с зеркала и шумно вздыхает. Она все решила. Завтра она это сделает. Уборка в шкафу дает возможность не думать. До кармана светло-зеленого пиджака. И рисунка в нем. Мысли путаются, слипаются в одно слово: такнедолжносновапроизойти. В голове пляшут судьбы детей псиоников, Жонсьер, который так и не имел возможности побыть отцом из-за этого; младенец с завода. Все могло выйти иначе для них всех. И для нее тоже. Чтобы не думать включает музыку громче. А потом идет спать. С этим разберется потом. Утром, выкатывая байк, ловит себя на страхе. Вдруг Кей тоже сделал все выводы. И не в ее пользу. Открыть дверь своим ключом она не решается — так неправильно. Проходит одна Две Три Четыре Пять секунд, прежде, чем дверь открывается. — Я согласна. — а глаза не открывает. Страшно. Он ее обнимает крепко. — Лучик, я скучал.

***

Лу соглашается на психолога, и Мартен правда находит лучшего специалиста. Они говорят много, и так легче. Иногда все еще передергивает от кольца на руке — ощущается странно. К матери Лу теперь ездит часто. С Кеем и одна. — Ма, а как вы вообще решились на ребенка? — вопрос сам вылетает, не успевает даже подумать. А мать болтать лишнего перестала. Теперь только смотрит пристально, практически насквозь, перед ответом. — Хотелось дать кому-то лучшую жизнь, чем у нас. И Лу много думает после. Она полгода как замужем. Ей повысили зарплату. А малыш с завода, наверное, все еще в приюте. Лу просит Даниэль посмотреть, как там дела. Вейсс вопросов тоже не задает, молча помогает. И Лу видит: ему десять месяцев, его зовут Эллиот. Он все еще в приюте. От бессонницы пару дней мучается. Рисунок на холодильнике напоминает об ужасах, пережитых псиониками. Слова матери крутятся в голове: «лучшая жизнь, чем у нас». Она спрашивает у Кея хотел бы он детей. Она знает ответ вообще-то. Просто брать ответственность все еще бывает страшно. Мартен удивляется, конечно, но позволяет. С ребенком теперь возится вся инквизиция — Баретти даже усы сбрил. От греха и цепких детских рук подальше. Жонсьеру прилетает сильнее — малой ставит ему такой фингал, что Марк после почти две недели не снимает солнечные очки, и бурчит: «это все твое влияние, Рид». Его дочка хохочет и подмигивает Лу. Он ее забрал почти сразу, и это тоже повлияло на решение Рид. Мартен подшучивает над молодыми родителями больше остальных: погремушки дарит, жалуется Эллиоту на его родителей. Ребекке и Энн роль нянек понравилась. Практикуют часто теперь. Лу думает: странно это все. Сложно и тяжело. Но так правильно. В первую очередь по отношению к пятилетней девчушке на байке из покрышек. В крутом шлеме.