Алеф

Мир Я открыл глаза только тогда, когда дверь за омегой закрылась. По спине полз скользкий, липкий страх и чувство опасности. Раны на спине снова открылись, от всех эти грубых движений, и кровоточили. Кровь стекала вниз по спине, морая мою единственную одежду. Всё болело тупой, саднящей болью. По крайней мере в этот раз он не стал бить. Слёзы сами тихо скатились по щекам. Хотелось потешить себя возможностью сбежать из этого ужасного места, но это была бы просто пустая ложь. Пустая, горькая ложь. — Встань. — я вздрогнул, не заметивший, когда сюда снова кто-то пришёл. Высокий бета смотрел на меня сверху вниз. Его руки лежали на боках, брови были сведены. Даже если бы я не знал, кто это такой, по одежде легко догадаться — дворецкий. — Быстрее. Он нахмурился ещё сильнее и я поспешно встал. Всё таки, он — не тот омега, он только приносил еду последние три раза, поэтому злить его совсем не хотелось. — Хозяин приказал вылечить тебе спину. — от этих слов оставалось только удивлённо раскрыть глаза. — Сядь на кровать. — он говорил вполне спокойно, но я чуял за дверью несколько омег. Очевидно, они стоят там на случай, если я буду сопротивляться. Я лишь тихо шипел когда чужие пальцы аккуратно обрабатывали мои рубцы на голой спине. Потом меня заматали бинтами, чувствовалось, что этот человек знает что делает, потому что в его действиях всё было чётко и быстро, без лишних движений. Я просто старался не шевелиться. Было до крайности приятно от холодной, пахнущей травами мази, которая буквально тушила мои горящие от боли раны. — Итак. Есть что взять с собой? Ты переезжаешь. — бета снова ошарашил своим заявлением и я раскрыл на него удивлённые глаза. Но постарался быстро взять себя в руки и помотал головой. — Ясно. Бета молча отступил, давая двум жилистым, сильным на вид омегам пройти вперёд. В животе завязался противный, мокрый комок страха. Две недели. Всего две недели я нахожусь здесь, не больше. И всё это время я контактировал только со слугами-бетами, и не видел ни одного омегу, кроме него. А эти двое были крупнее, в рыцарской форме, и выражение их лиц так вообще не предвещало ничего хорошего. Густой, тяжёлый запах влился в комнату. Стало липко, неприятно дышать, по телу мелко прошлись холодные мурашки. Меня, как истинного аристократа, с детства учили не поддаваться на этот подавляющий, туманящий разум запах, который может выработать каждый в мире омега. Учить то учили, но в моем распоряжении всегда были фильтры. Аккуратные, незаметные, прозрачные, если другие люди и видели их, то только торчащим из носа маленьким кольцом. Они не давали запаху проникать в нос. Это, конечно, притупляло основное человеческое чувство, словно я нельный, но не давало всяким омегам давить на тебя, управлять. Сейчас никаких фильтров на мне нет. — Давай, пошёл. — чужая рука уперлась в больную спину, сначала вынуждая встать, а потом и выводя из комнаты. Сначала мы долго шли вверх по серой, закрученной лестнице, на стенах которой иногда проглядывали маленькие квадратные окна. Потом мы будто выползли из-под земли на поверхность, и в глаза стали бить искорки от начищенного паркета, блестящего на солнце. Туда сюда сновали одетые одинакого слуги. На потолке висела огромная, золотая люстра, которая пока, за ненадобностью, совсем не горела. А она действительно была не нужна, потому что с двух сторон в стенах вырезаны несколько в ряд стоящий, ровных, больших оконных рам. Через одно окно были вставлены витражи. Правда, рассмотреть, что на них нарисовано, я не сумел. Слишком уж быстро меня вели, да и перед глазами словно стоял туман, поэтому даже если бы темп был нормальным, я бы всё равно ничего не увидел. Просто разноцветная стеклянная размозня. Потом мы опять шли по лестнице. Эта была короче, шире и совсем не завитульками, от которых тошнит, а прямая, величественная. Такими я всегда восхищался раньше.. Меня пихнули в комнату и закрыли за спиной дверь. Должно быть заперли на ключ, но проверять не хотелось. Я просто пошёл вперёд, на несгибающихся ногах и рухнул на кровать. Раньше со мной никогда так не обращались. Стража была мила и обходительна, ни от одного омеги в нашем поместье я не чувствовал угрозы. Никогда. Возможно, ещё на всяких там балах приходилось надевать фильтры и держаться особняком… Но это же политика. Там все друг друга грызут. Сплетни, заговоры… Я поджал губы от понимания, что политические энтриги, принятые среди аристократии, в которых я только только начал принимать участие, мне тут никак не помогут. Они просто не нужны. *** Прошло уже два дня. Теперь то, намного удобнее понимать смену дня и ночи, и вообще как-то ощущать себя во времени, когда в комнате есть окна. Я не знаю точно, как я не потерял свое времяощущение, пока был в том подвале. Или может потерял? Может я пробыл там не две недели, а неделю.. Или месяц. Кто знает, как исказилось моё восприятие, когда я даже не знал в какое время мне приносят еду? И когда свечи никто не тушил, а их просто заменяли, когда они совсем таяли? Дверь открылась и в комнату въехал поднос с едой не хуже той, которую я ел до похищения. Средних лет бета поставил тарелки на стол, и ни разу не задерживая на мне взгляда, ушёл. Как только, в комнате я остался один, то сразу принялся есть. С тех пор как я «переехал», кажется, кормить стали чаще. За сегодня уже второй раз. Я поймал себя на том, что ем по всем правилам этикета, которые должны соблюдать приличные дворяне. Обстановка располагала. Мраморный высокий потолок, светлая, чистая комната, украшенная золотом. Стол, полностью вписывающийся под этот бело-золотой интерьер. Вот только, если посмотрить на себя самого, то все эти правила этикета кажутся неуместыми. Полуголый. В одних штанах. Едва ли я похож на того, кто должен сидеть на таком красивом, расписаном золотом стуле. Дверь сзади плавно открылась, вырывая из раздумий. Я обернулся, что бы увидеть кто снова пришёл, и замер. Он зашёл в комнату и его фигура всё приближалась, заставляя сжаться. Захотелось спрятаться, не привлекать внимание этого человека. Это конечно было глупо, учитывая, что он целенаправленно шёл ко мне, но я ничего не мог поделать со своим страхом. Не липким и мокрым, какой был от других омег, а холодным и бешеным, который до хруста изнутри бьёт рёбра. Кто знает чего он хочет? Зачем пришёл? Звук того, как этот омега опустился на стул напротив, заставил съежится. Я не ожидал того, что он сядет напротив меня, потому что думал что он сразу подойдёт ко мне. И видеть его действия я соответственно не мог, потому что мой взгляд уже давно уткнулся в собственные колени. — Мир, как ты себя чувствуешь? — он отпил из маленькой, фарфоровой чашки. Тут поставили ещё одну, когда оставляли еду? И почему я не обратил внимание. — Ответь мне, Мир. Не бойся. Я попытался сказать хоть слово, но что-то не давало мне произнести и звука. Хочу что бы он ушёл. — Скажи мне, как долго ты у меня? — его голос был спокойным и запах казался мягким, успокаивающим. Даже чуть сладковатым. Это странно. Всегда, когда он приходил было страшно.. Он давил своим запахом, истязал физически и говорил всякое. А сейчас его запах также обволакивает, также оседает в носу и заставляет. Заставляет успокоится. Это так странно и непривычно. За эти две недели я, кажется, успел привыкнуть к ощущению принуждения. Сейчас я этого не чувствовал. Скорее, как будто с потолка капал тёплый мелкий дождь и смывал с меня чувство липое чувство тревоги. И затем, попадая вовнутрь, он топил страх. Медленно, но действенно. И от этого неприятно. Неприятно, потому что становилось приятно и действительно спокойно. А от него, от этого жестокого омеги, уж точно не должно быть приятно или спокойно!. Ни за что. — Мир, давай просто поговорим. — он был слишком терпелив. — Всё нормально, посмотри на меня. Я медленно поднял глаза. Его лицо было совершено спокойным, а когда наши взгляды встретились, он мягко улыбнулся. Я молчал, не зная что сказать, не зная, что чувствовать. Наверное.. Надо чувствовать облегчение? Кажется, он не собирается издеваться сейчас. И даже хочет поговорить, хочет дать мне то, о чём я так тщетно просил в начале. Но получается только поджать губы. — Отпустите меня, Алеф Линцке — предательский голос звучал слишком тихо, а в конце и вовсе пропал. Он долго молчал, слишком долго. А я не был так терпелив, как он до этого, поэтому нервно ёрзал на стуле и сжимал пальцами дорогие, но уже грязные и потрепанные брюки. — Дорогой мой, Мир Эверс. Если бы я Вас отпустил, что бы Вы сделали? — меня насторожило его вежливое обращение, а он, не дав мне ответить на вопрос, продолжил. — Вы бы ушли, вернулись к себе в поместье и непременно рассказали бы всё барону Эверс. И тогда у одного из нас были бы некоторые проблемы. Угрожает, что если я расскажу всё отцу, то у него будут проблемы? Ключевое слово «если», потому что, очевидно, такой возможности у меня не будет. Его взгляд прошёлся по всему моему телу, и никакой сладкий запах не смог удержать желание прикрыться руками. Он усмехнулся также гаденько, как и всегда, заставляя меня опустить голову и сжать зубы. — Знаете что, Мир? Я прикажу слугам вымыть Вас и дать новую одежду. Омега опустил пустую чашку на стол и шагая так же медленно, как тянулся весь этот разговор, ушёл.