Апокалипсис: Бункер

[Krobak – It's snowing like it's the end of the world cropped] - Как тебе Содэмун, дорогой гость? - Намджун восседает в кресле за круглым столом, закинув друг на друга ноги. Весь его вид кричал о мании величия. По одной ухмылке можно понять, что этот человек ни капли не изменился, если только стал ничтожнее. А казалось бы, куда еще хуже? Его стан говорил о власти, которую он имеет в этих стенах. Руки омыты кровью несчастных, кому однажды удалось столкнуться с этим омерзительным человеком. Апокалипсис явно был его средой обитания и пошел ему на пользу. Однако не на руку парня, сидящего напротив. - Такой же, как и ты. - Феликса посадили перед глазами Кима. Руки перевязали за спиной к деревянной спинке стула, туго перетянув запястье. Протез натянулся, впиваясь в кожу металлическими зажимами. Локоть неприятно сдавило и гадкое ощущение капало на мозг, заставляя елозить на месте. - Отвратный, тошнотворный и грязный. - Ты слышал это, Юнги? - Намджун прыснул в кулак, наклоняя голову в бок. На лице не дрогнул ни единый мускул, говоря о полной уверенности владения ситуацией. - Да, сэр. - Юноша, с волосами ментоловых конфет, ранее сопровождающий Ли по дороге из Бункера, мерзко усмехнулся и толкнул солнечного в плечо. - Кажется блондиночке нужно разъяснить, как нужно правильно разговаривать с лидером. - У блондиночки шестьдесят три медали по тхэквондо, развяжи меня и я посмотрю кто кому будет разъяснять. Ты мне, я тебе, будем квиты. - Ты че там базаришь, мышь? - Юнги шагнул в сторону парня, но резко остановился, заприметив ладонь главного. - Не сейчас, Мин. Выйдите, нам нужно перекинуться парой слов с Ёнбоком. Мятный недовольно фыркнул, но ослушаться слова “хозяина” не смел. Он, и еще пара мужчин покинули комнату, громко хлопнув за собой дверью. Воздух стал сгущаться от напряжения между двумя людьми, словно скисшее молоко. Духота била по легким как в колокол, словно на утренней церковной службе. В горле запершило, икры ног свело и кажется, захотелось высунуться в окно. Возможно даже выйти. - Что тебе от меня нужно? - Феликс нарушил тишину первым. Взгляд прожигал триггер прошлого, не моргая. - Даже не спросишь, как у меня дела? - Ким довольно улыбнулся, наблюдая чрезмерную сосредоточенность в лице собеседника. Он чувствовал себя главным, ощущал триумф на кончике носа, считал себя победителем. - Не смог убить меня в первый раз и решил попытать удачу снова? - Ты? - Теперь уже улыбался Ли. Эмоции старшего наконец приняли очертания ступора. Намджун оцепенел, явно не ожидая такого поворота событий. Парень буквально видел сквозь призму, шестеренки, вращающиеся у того в голове. - Твоя память... - Вернулась ли ко мне моя память? Дай-ка подумать, - Блондин сделал нарочито задумчивое выражение, заставляя мерзавца злиться. - Да, и очень давно. Спустя пару месяцев, кажется. Просто я никому об этом не говорил. - Почему же? Феликс тяжело вздохнул, копошась в воспоминаниях. События резали острыми клинками по коже, каждый чертов раз. Так и бывает, когда держишь все в себе, не давая себе возможности выговорится. - Действительно, почему? Наверное, потому что я не озабоченный чертов псих, в отличии от тебя? Потому что имею силы прощать? Мне действительно стоило засудить тебя тогда, чтобы ты сгнил за решеткой, за всё, что сделал. - Заткнись. - Однако я простил тебя. Простил, потому что этого хотел Чимин! Знаешь, какая была его последняя просьба? Знаешь, что он писал в своём предсмертном письме? - Завались, блять! - Он просил нас не ругаться. Представляешь? Переживал за наши отношения, больше, чем за себя. И что в итоге сделал его прекрасный брат? Попытался убить человека, которого он любил? - Сука, закрой свой поганый рот! - Намджун выскочил из-за стола, как разъярённый зверь, чуть ли не брызжа слюной. Вены вздулись в области висков, зубы ходили ходуном и терлись друг об друга, создавая неприятный слуху скрежет. Он схватил блондина за волосы и одернул его голову назад, сжимая пряди в кулаке. Шею свело, а кожу на затылке жутко стянуло. - Не смей произносить его имени! - Парень резко опустил лицо Ли, в сторону поверхности стола. Жидкость разлетелась по дереву, как осколочная граната. Кажется, хрустнула переносица. - Не смей, блять, говорить о нем! - Он снова и снова вдалбливал веснушчатый лик в красную лужу, окрашивая воздух в жестокость. - Ты, мерзость, даже думать о нем не имеешь права! - Ха-ха... - Ким остановился, вглядываясь в разбитые горечью глаза. Белки налились кровью, со сломанного носа капало, а на покоцанных губах красовалась убитая улыбка. Она плакала и просила прощения. Не у Намджуна, нет. У небесной бабочки, которая без сомнения наблюдала за сценой расправы, тихо хныча где-то в углу и уговаривая остановиться. - Прикончи уже меня. - Нет уж, Ён-бок. - Противно растягивая гласные, произносит старший. - Или как ты сейчас называешься, Феликс? Думал, перестанешь зваться своим корейским именем, и я тебя не найду? - Нервная усмешка прокатилась по помещению, словно шар для боулинга. - Я не стану тебя убивать. Это слишком легкая смерть, для такого ничтожества, как ты! Хотел, чтобы меня посадили под арест, говоришь? Какой же ты тупой. - Он ткнул указательным пальцем в висок блондина, а потом еще и еще. - Зря ты струсил, очень зря. Потому что теперь тухнуть за решеткой будешь ты! Не забывайся, Содэмун все еще остается зданием старой кутузки. Ли сплевывает кровь под ноги и не чувствуя боли, смеется во все горло. - Все-таки ты действительно находишься там, где тебе самое место. Тюрьма - свалка, где всё гниёт. А ты, Намджун, гниль во всех ее проявлениях. - Оставь свои красивые речи для того света. Ты подохнешь в подвале моей общины, а после я повешу твою жалкую бошку на главные ворота, как самый главный сувенир, и не забуду показать столь увлекательное зрелище твоим многоуважаемым подземным крысам. - В аду для нас двоих припасён котел. Так что куда ты, туда и я. - Уводите его, парни! - До ушей доносится звук открывающейся двери позади и чьи-то шаги. Картинка перед глазами плывет, стремясь вот вот отключиться. - Снимите с него протез и киньте к его старому, они ему больше не понадобятся. - В нижние камеры? - Да, и уберите тут все. Дальше Феликс не слышит и не видит. Не ощущает. Боли нет, чувств тоже. Пустота. *** [Ruby Haunt - Answering Machine] Июнь, или уже июль? Я очнулся в сырой камере подвала. Не знаю, сколько я был в отключке, по ощущениям не больше суток, но я не уверен. Эти идиоты забрали все мои вещи, а также дели куда-то мой протез. Хорошо, что дневник с карандашом я спрятал за пазухой. Надеюсь, это не даст мне сойти с ума. Если я все правильно расслышал, люди Содэмуна действительно являются ищейками. По всей видимости, именно моя старая рука дала пищу Намджуну, толкая на мои поиски. Черт, я подставил весь Бункер, своим появлением там. Пусть они будут в порядке. Ужасно хочется пить, все болит. А еще тошнит от вкуса крови во рту. Феликс откладывает дневник правой рукой, закладывая грифель между страниц и прячет его под кусок ткани на полу, неизвестного происхождения. Запах смрада бьет по носу и заставляет желудок скручиваться в порыве отвращения сильнее. Одежда неприятно давит на кожу так, что хочется раздеться. Вместо этого, парень лишь снимает ботинки, разминая пальцы ног и отставляет их куда в сторону. Взгляд напрягается от скудного освещения где-то в конце коридора за решеткой, от чего глазницы режет вдвойне. В поле зрения попадается ведро, брошенное у двери. Желание надеть его себе на голову уходит на второй план. Парень на ощупь трогает лицо и скулит от саднящей боли в области носа. Он не мог разобрать тяжесть раны, из-за месива грязи и крови на коже. До ушей доносится лишь собственный скулеж, отбивающийся о голые, каменные стены. Блондин ощущал себя зверьком в клетке, рыбой в консервной банке и хлопьями в коробке из-под сухого завтрака. Замкнутое пространство давило на мозг, смешиваясь миксом с обостренными ощущениями. Ли не выдерживает и ложится на мокрый, холодный пол, сбивая температуру разгоряченного тела. В углу камеры кто-то копошиться. Допустим июль. Я все тут же. Меня периодически вырубает. Сушняк невероятно мучает, я уже порядком подустал глотать слюну. Не знаю сколько прошло часов, я сбился со счета. Все раны чешутся, заставляя меня нервничать. Остается только надеется, что никакой инфекции не будет. За всё это время никто не приходил. Ни души. Пытался разглядеть держат ли тут еще кого-то, но кажется, нет. Эта тишина сводит с ума. Скучаю по болтливому Чонину. По бреду Джисона, интересно, как он там? Скучаю по Хёнджину, блять... Замок на двери не поддается и нет ничего, чем можно было бы попытаться его открыть. Никаких намеков на окна. Ни-че-го. А еще я, кажется, все-таки схожу с ума. Забавно. - Записываешь свои мысли в дневнике, а мог бы разговаривать со мной. Феликс отводит взгляд от страниц и переводит его на мальчишку, сидящего в мокром углу уже какое-то количество времени. - Ты всего лишь плод моего воображения. - Его розовые волосы больно режут по сердцу и образовывают крупинки слез в уголках красных глаз. - Да, но, в твоей голове я все еще твой друг. По крайне мере, я на это надеюсь. - Он неловко улыбается и мнется, ковыряя заусенец на пальце. - Уходи, Чимин, не заставляй меня считать себя поехавшим. - Блондин прячет блокнот и устало трёт глаза. Пак бесшумно вздыхает и поднимаясь на ноги, разминает затекшую спину. Шагу не делает. - Я не могу уйти. Твое изнеможденное сознание мне не позволяет. Ли молчит, сверля стену пустым взглядом. Соленые дорожки стекают по щекам, обжигая ссадины на коже. Воспоминания крутятся в голове, как кассета в видео-магнитофоне. - Ты вырос. - Мальчишка одобрительно кивает и усаживается обратно. - А ты не изменился. - Бормочет солнечный не поворачивая головы и шмыгает носом. - Это правда. Там, - Он возносит указательный палец руки куда-то к потолку, - нет такого понятия, как время. - Так ты призрак? - Веснушки ерзают, не давая спокойно сидеть. Феликс решается снова посмотреть в угол. Чимин пожимает плечами. - Кто знает. [Jean-Pierre Taïeb - Running After My Fate] Июль. Приходил какой-то мужик, забрал ведро и принес обратно. Кинул мне небольшую бутылки воды. Делать было нечего, жажда мучила, раздирая горло. Я выпил. После меня вырвало, что в принципе, не удивительно. Всё бы ничего, но кажется туда что-то подмешали. Теперь я не могу спать. Тело хочет, но мозг не отключается. Намджун кажется хочет, чтобы я подох в муках, а не во сне. Это так на него похоже. Боже. Не могу посчитать сколько суток прошло, так как не вижу, день сейчас или ночь. Я устал. - Твой брат жестокий ублюдок, ты знал это? - Страницы дневника громко хлопают и блондин горько усмехается. Пак бросает беглый взгляд на парня, ничего не отвечая. Нечто мечется в безделье и рисует на стенах мокрыми пальцами мотыльков. Те изображены гусеницами, которые постепенно обрастают коконом, а после становятся чудными крылатыми созданиями. - Ты слышал, что бабочки - это души умерших? - Мальчишка чешет подбородок, разглядывая высыхающие линии. Феликс отрицательно машет головой, и чуть пододвигается, чтобы разглядеть картинку по ближе. - Я тоже, но слышал кое-что другое. “Порхай как бабочка, жаль, как пчела.” Вроде бы, какой-то боксер так говорил, уже не вспомню. Очень символично, тебе не кажется? - Мне кажется, что у меня едет крыша, когда разговариваю с тобой. - Выбора у тебя больше нет. - Розововолосый снова пожимает плечами и облокачивается спиной о стену. - Мой брат, он... Он очень импульсивен в своих решениях. Я не могу осуждать его, у него никого не осталось. Но ты прав, он жесток, бесспорно. - Прости меня, Чимин. - Ли опускает глаза в пол, пряча лицо в тени. Пальцы руки подрагивают, а колени сводит под чашечкой. - Все в порядке, я всегда знал как ты к нему относился. - Прости за то, что не видел твоих чувств. За то, что позволил всему этому случиться. Прости, прости, мне так жаль, Чим... Мальчик прискорбно улыбается, сдерживая подкатывающий ком в горле. Он с жалостью смотрит на старого друга, у которого от плача содрогаются плечи. - Хёнджин отличный парень, я рад что ты нашел того, кто по-настоящему достоин тебя. - Пак подходит к блондину и гладит ладонью по грязным, выжженым волосам. - Ты вышел. - А? - Он оглядывается на расстояние, пройденное из угла камеры до парня, и удивляется сам себе. - И правда, что-то держало меня там. Оба усаживаются на старую ткань и поджимают ноги. Розовая макушка падает на плечо Феликса, устраиваясь удобнее, напевая какую-то песню себе под нос. - Откуда ты знаешь Хвана? - Ли прикрывает глаза, в надежде задремать. - Я знаю все, что знаешь ты. Сам сказал, я плод твоего воображения. - Значит, ты знаешь наперед все что я хочу сказать, или спросить? - Блондин пытается уловить хоть капельку тепла от сидящего рядом тела, но ничего не ощущает. Оно так же эфемерно, как бабочки, которых на стенах вовсе и не было. - Поживём – увидим. - Пак начинает ерзать на месте, недовольно вздыхая. - И как ты сидел тут всё это время? - Поживём? Это вряд ли. - Парень усмехается в пустоту и кривит разболевшийся нос. - Порхай как бабочка, жаль, как пчела, Феликс. Ты не умрешь сегодня, за тобой уже пришли. - О чем ты... - В эту же самую секунду, до ушей доносятся звуки выстрелов где-то снаружи. Чьи-то крики, непонятный грохот и кажется, удары. Мнимое чувство тревоги закралось в самую трахею, сковывая крепкой хваткой и держа руки у гланд. Лязг цепей в конце коридора, торопливые шаги и Ли, кажется, выпадает из реальности. - Хёнджин? - Извини, немного задержались. - Брюнет, быстрым поворотом ключа, открывает решетчатую дверь и парень наконец замечает свой протез в руке Хвана. - Ничего не потерял? Идем скорее, у нас мало времени. Блондин торопливо натягивает ботинки, вытягивает из-под тряпки спрятанный дневник и подойдя к двери, оборачивается в последний раз. В камере никого нет. Лишь ощущение тепла на плече, греет больную душу и перевязанное сердце. Плакать больше не хочется, сожалеть о чем-то тоже. Все слова сказаны, грустные и счастливые, тяжелые и не очень, а в голове это происходило, или же наяву, не важно вовсе. - Феликс? - Да, идем.