Товарищ милиционер

— Товарищ милиционер, снова 106 квартира шумит. Ну невозможно, право слово! Они опять играют свои песенки, — Надежда Петровна, пожилая женщина, возомнившая себя сторожилой подъезда, вскинула руками, показывая участковому свое недовольство и возмущение. — Наверняка ещё и деньги за это берут. Костя устало вздохнул, записывая что-то в записной книжке. Не хватит цифр чтобы сосчитать сколько раз он жалел о выборе своей профессии. Если бы он только мог, он бы вернулся в прошлое и дал бы себе настолько оглушительную, что юный выпускник десятого класса, Константин Уралов, даже имя свое забыл бы. Но вот он здесь, в очередной раз по вызову ворчливой бабки собирается разгонять бедных музыкантов и их слушателей. Радовало, что музыкант хотя бы был знакомый. — Не волнуйтесь, гражданочка, — Костя убрал карандаш в карман и сравнил карикатуру на вредную бабку с оригиналом. Удовлетворительно кивнув, он убрал записную книжку и продолжил: — Со всем разберемся. Старушка рассыпается в благодарностях, а Уралов, лишь устало думает о том, как же он хочет уволиться. Поднимаясь на пятый этаж, Костя, который раз задался вопросом: «Каким образом эта карга услышала музыку если она живёт на первом, а гитара у них акустическая?» И вот перед ним привычная дверь, с привычной золотыми цифрами 106. И он, как обычно, стучит в дверь, надеясь, что бабке просто послышалось и недотепа-музыкант просто наигрывал что-то на своей гитаре, а не устроил квартирник. Но, как всегда, его надеждам не было суждено сбыться. — Уралов Константин Петрович, — представился он, войдя в квартиру. — Почему шумим? — Так, товарищ милиционер, выходной же, да и день ещё, — черноволосый парнишка лет двадцати пяти ставит гитару рядом и многозначительно скрещивает руки. — Имеем право. — А бутылки откуда? — груда упомянутой тары жалобно визжит, пока одна из них под силой тяжести скатывается вниз. — Небойсь плату за «квартирник» ваш брали? — Обижаете, товарищ милиционер, насобирали, — подаёт голос шатен с проколотой бровью. — Так сказать, благотворительностью занимаемся, мусор собираем. На маленькой кухне хрущевки каким-то чудом умещалось десять человек. И не тяжело же им тут находится. — Что в чайнике? Вино? — Чай. Чай пьем, да песни играем, — Пожимает плечами музыкант. — А что? Теперь и это незаконно? — Все законно, — Костя устало снимает фуражку. — Попрошу всех удалится из квартиры. Кроме вас, товарищ Татищев. — Ну, а куда я денусь из собственной квартиры, — буркнул музыкант, пред тем как хлопнуть в ладоши и звонким голосом проговорить. — Граждане и товарищи! Как вы видите, на сегодня наше музыкальное собрание окончено. Люди что-то недовольно бурчали, уходя из чужого жилья. Только Илья, так звали парня с серёжкой в брови, сначала пожал руку хозяину квартиры, а после похлопал по плечу Уралова. Как бы говоря: «Все в порядке, Костян! Служба, все понимаю.» От такого жеста стало легче. Ещё легче стало, когда Татищев прекратил игру в незнакомцев и от души матюкнулся. — Опять карга эта старая тебе пожаловалась? — получив утвердительный кивок, Юра издает какой-то устало-раздражительный вздох и тянется к чайнику. — Когда ж она помрёт уже? Тьфу! Чайники перепутал! — Она мне уже самому надоела. — Не менее устало произносит Уралов и садится за стол, пока Татищев достает из кухонной тумбы ещё один чайник. На этот раз уже точно с портвейном или вином, если у музыканта денег хватило на такой напиток. — Зачем тебе вообще второй чайник? — В одном портвейн, а в другом чай, — многозначительно тянет Юра. — Вдруг ко мне какой-нибудь другой мент заглянет, а не ты. Ты, кстати, портвейн будешь? Или тебе чаю? — Мне чай, я на службе. Гораздо логичнее было бы просто прятать бутылки с вином, а чайник держать на столе. К чему такие трудности? — Е-мае! — схватился за лоб Татищев. — Об этом я как-то не подумал. Спасибо за совет. Тебе может печенье достать? Анька недавно готовила. — Не откажусь, — Костя сделал первый глоток крепкого черного чая. — Кстати где она? Отсутствие одной рыжей и бойкой девушки сразу бросалось в глаза. Особенно когда эта девушка почти что в комплекте шла с Юрой. Они вон даже группу свою создали. И отношения у них такие, что сразу и не понять. Толи они находятся в браке уже десять лет, толи они просто очень близкие друзья с отношениями как у брата и сестры. Но как Костя выяснил позже, второй вариант оказался верным. И Аня спокойно рассказывала Юре о парнях с завода или со двора, которые ей нравились. А тот после тщательной оценки выдавал вердикт, что все они пидорасы и Камская заслуживает гораздо большего чем какого-то разгильдяя со двора. Правда когда девушка привела какого-то паренька из танкового училища, Татищев не нашел к чему придраться и просто выдал стандартную фразу о том, что шею ему свернёт, если что. — Ну, ее же ещё не пожаловали в союз музыкантов, поэтому она по старинке пашет на заводе, — Юра достает папиросу и поджигает, сразу затягиваясь, чуть морщась от воспоминаний о прошлой работе. — Кстати, что у тебя там с союзом художников? — Ну, я отправлял свои работы во всяческие журналы и выставки. Как видишь, я всё ещё сижу тут в милицейской форме, — он развел руками, указывая на свою одежду. — М-да друг, дела, — многозначительно тянет Юра. — Ну ниче, прорвёмся. Я вот уже состою в союзе, значит и Анька скоро будет. Да и у тебя вон работы какие, намного круче чем у этого Малевича со своей геометрической фигурой. Да и тем более твой Санька-пидорас попал же как-то в союз писателей. — Юра. — Да ладно, ладно. Не пидорас твой Сашка, — примирительно поднял руки Юра. — Хотя тут поспорить можно. — Так, — Костя решительно поднялся из-за стола. — Мне пора. — Эй-эй! Стой, ну не пидорас он говорю же, — вскочил за ним музыкант. — Просто манера речи у него непривычная. Ну не обижайся, Катюх. — Успокойся, я не из-за этого, — сказал участковый милиционер уже обуваясь в прихожей. — Я всё-таки на работе. Лучше не задерживаться. — А, ну да… Ну ты, это вечером то хоть приходи. Там может и Анюта подтянется, а может и нет, — Татищев незадачливо почесал затылок. — Но ты все равно приходи. — Обязательно, Юр. — Не придёшь, я ещё один квартирник устрою. Да такой, что у карги старой барабанные перепонки лопнут. Костя тихо посмеялся от такой угрозы: — Тогда обязательно приду. До вечера. — Ага, давай. Пару щелчков и Юра прислоняется лбом к закрытой двери, стараясь унять почему-то разогнавшееся сердце. Возможно ему пора перестать устраивать квартирники, раз он так боится милиции. Или наоборот шуметь как можно чаще, чтобы старуха с первого этажа позвонила одному конкретному участковому.