Беги от меня

— Что происходит? — Блять! Кропаль обжигает палец. Лихорадочно трясу рукой, раскидывая искрящийся пепел вокруг себя, еще больше засыпая руку маленькими горячими хлопьями. Когда ты вообще пришел? И главное! Почему я тебя не услышал ещё на этапе открывания входной двери. Неужели так глубоко закопался в рефлексию… Опускаю многострадальную сигарету дотлевать в переполненной пепельнице. Дую на растекающиеся красным пятна, ползущие по костяшкам и тыльной стороне ладони. Взгляда не поднимаю. Стараюсь успокоить зашедшееся в нелепом испуге сердце. — А что-то происходит? До ушей доносится звонкий, чуть истеричный смешок и приближающиеся шаги. В поле зрения заползает твоя тонкая кисть, перехватывающая горлышко почти приконченной бутылки коньяка. — Действительно. Ты в темноте, полупустая бутылка дешёвого пойла, и запах сигарет можно учуять даже на улице. Конечно же ничего не происходит. Тон холодный, деланно безразличный. Режет не хуже лезвия. Хмурюсь, трусливо продолжая прятать глаза. Н-да. Не вовремя. Не вовремя и вообще черт возьми не к месту. Твое появление не входило в планы. Не то чтобы они вообще у меня были. Но лишний рефлексирующий вечер пришелся бы очень кстати. Было, о чем подумать. В обед по телефону ты сказал, что вечером планируешь зайти к Годжо. В последнее время ваши отношения оставляют желать лучшего. Можно было бы предположить, что в этом есть моя вина, но правда это лишь отчасти. Между вами и без моей помощи все не совсем гладко. Видимо сказывается факт того, что твой белобрысый приемный отец сам еще ребенок. Ребенок помешанный на контроле и уверенный, что тебе все еще 6 лет, и ты нуждаешься в защите. Тем более от странного и грубого, пропитанного желчью, с вечным оскалом на лице, что покрыто татуировками, меня. Годжо я совершенно не нравлюсь. Впрочем это взаимно. В любом случае, ты редко приходишь ко мне после таких встреч. На взводе, с опускающимися руками, разочарованный его непониманием, ты обычно остаешься у той девчонки из вашей компании. Кугисаки кажется. Черт. Когда-нибудь мне станет не все равно, и я начну запоминать имена твоих друзей. И мир схлопнется. Разверзнется ад и прольются реки крови. Не думаю, что кому-то это понравится. Поэтому пока-что просто «девчонка». Не знаю, чем и как она тебя успокаивает, но у нее однозначно всегда получается лучше, чем у меня или моего тупоголового братишки. Что с Итадори не так, я в душе не ведаю, а вот моя эмпатия еще в утробе матери мутировала во что-то страшное и отмерла за ненадобностью. Поэтому данный вечер я так смело отвел под очередной этап психотерапевтической пьянки наедине с пустой квартирой. Как уже говорилось, было, о чем подумать. И уж точно это должно было пройти мимо тебя. Этот праздник жизни для моих внутренних чертей и страхов. Саморазрушение. Самоуничижение. Самопадальчество. Пирование на собственных костях, дешёвый, как ты выразился коньяк, и гнилое сердце на закуску. Вся та мерзость, что в твоём присутствии оперативно заметается под ковер из вылепленных, на редкость убедительных, масок. Одной конкретной. Кривая улыбка, чуть выпирающий левый клык и абсолютное понимание в потухших, однако, глазах. Моя любимая. Слепленная из заготовок, которые ты сам вложил в мои руки. Сам сделал. Сам обжег. Сам разукрасил. Неумело, но искренне. Все для тебя и твоего комфорта. Во имя тебя. Про тебя. Из-за тебя. Лишь бы не вымазать в этом зловонном месиве, что представляет собой мое нутро. Стоит тебе появиться на моем пороге, все черти сразу заботливо кутаются в пеленки и на манер куколок шелкопряда прячутся в шкаф, погребённый на самом дне подлой души. Весь сволочизм и детские травмы высасываются с костным мозгом через трубочку и отправляются в лабораторию к старым ублюдкам-ученым. Далёкую и неизвестную. Там их сохранят на какое-то время, исследуют на предмет повышенного мудачизма и вернут, когда снова можно будет остаться одному и оголиться перед темнотой такой же одинокой кухни. С сигаретой, зажатой в левой руке и рюмкой в пальцах правой. Молчание затягивается. Непонятно, о чем ты думаешь, но мне запоздало становится стыдно. Ты здесь, значит что-то случилось. У тебя же блять и случилось, раз приходишь не предупредив, ещё и после, совсем не радужных посиделок у Годжо. Видимо сегодня сдали уже не только его, но и твои нервы. Помахали белым, в цвет его волос, платочком и отправились на запах сигарет в мою пропахшую таким же нервным бессилием квартиру. Мимолётная гордость, что этим вечером ты выбрал своим утешением меня, ударяется о бетонную стену осознания всего пиздеца ситуации. Какая уж неловкость. В глотку бьёт самый настоящий ужас. Утягивает в ад. Особенный, личный. А потому самый жестокий. Начинает Цербером вгрызаться в беззащитную глотку и рычать на всех, кто решит приблизиться. На тебя в том числе. Нельзя позволять ему этого. Нельзя допустить, чтобы и до тебя он добрался. Чтобы и тебя утащил в мой собственный ад. Я ведь совершенно это не контролирую. Это жрет меня. Облизывает алым пламенем кости и плавит душу в вечной пытке. Топит по горло в Стигийском болоте под насмешки злобного Флегия, сына Ареса и перевозчика грешных душ. Но коль так легли карты, играть придется до конца. Поэтому прочищаю горло и как можно безразличнее парирую. — В темноте, потому что глаза устали за день. И это не пойло, а коньяк, между прочим очень даже неплохой. А сигареты в этом доме курю не я один, так что этот запах уже впитался в его внешние стены. Я не при чем. Говорю и сам понимаю, какой же бред несу. Но сгорел сарай, гори и хата. Жмурю веки до белых пятен на изнанке и поднимаю на тебя глаза. Моим ответом ты явно не впечатлился. Может даже именно это сейчас разочаровало тебя сильнее всего. Сарказм и ухмылка вместо честного ответа. Броня, которую я наращиваю в который раз. Ты столько раз разбирал эту стену между нами по кирпичику, вывозил строительный мусор, чтобы возвращаясь, снова и снова натыкаться на наскоро возведенные новые укрепления. Да, хлипкие. Да, с дырами и проплешинами от лихорадочной, неаккуратной работы. Но тем не менее, стены. Крепость вокруг моего гнилого, разлагающегося сердца. Тауэр, в который я самолично ссылаю себя, отворачиваясь и пряча под собой всех своих демонов. Бессмысленно пытаться объяснить тебе, что так я стараюсь защитить тебя от их яда. От кислоты, которой они плюются во все стороны, не имея представления об установке «свой-чужой». А ты каждый раз самоотверженно бросаешься на эту амбразуру. Бьешь кувалдой крошащиеся кирпичи и отчаянно доказываешь мне, что не боишься. Что тебе они не навредят. Что это вопрос доверия и мне нужно просто протянуть тебе руку. Позволить помочь. Дьявол побери твой синдром спасателя. Такой же, как у твоего приемного папаши. Удивительно, как много между вами общего, при полном отсутствии понимания друг друга. Впрочем, судя по следующему вопросу, даже твое терпение не вечно. — Ты когда-нибудь перестанешь закрываться от меня? Голос больной и притихший. Уставший и сломленный. Маска на моем лице даёт первую трещину, и я изо всех оставшихся сил стараюсь удержать ее. Залить разломы суперклеем, прижечь паяльником и заштукатурить, будто и не было этой слабины. Будто не надорвалось что-то внутри от того, как страшно ты звучишь. Беспомощно и обессиленно. — Сразу, как ты перестаешь пытаться залезть мне в душу. Леплю поверх готовой вот-вот снова надколоться маски кривую ухмылку. Всем своим видом стараюсь показать, как глупо было с твоей стороны приходить сегодня. — Бесплатное шоу закончилось. Дальше прошу на выход. Все внутри вопит заткнуться. Я же знаю, почему ты пришел. Вижу потухший взгляд. Вижу сжимающиеся в сдержанном жесте кулаки и наливающиеся бессильной, злой тоской глаза. Понимаю, что ты искал здесь, если не поддержку, то просто моего присутствия. Комфорта и возможно ласки. Понимания. Потому что и без моего непосредственного участия, разваливаешься на куски. Потому что, несмотря на все то нездоровое между нами, это позволяет тебе держаться. Потому что, пока я прячу от тебя своё гнилое и страшное, ты можешь поверить, что рядом необязательно быть сильным и несгибаемым. Что можно доверять. Но я ничего не могу с этим поделать. Собственные демоны орут, вопят, приказывают тебя прогнать. Чем дальше, тем лучше. Ты смотришь на меня еще несколько секунд. Может стараешься уловить те самые трещинки, что полосуют мою маску. Может ждешь, когда она разойдется по швам, оголяя больную, изуродованную душу. Надеешься, что вот сейчас я извинюсь и наконец отвечу взаимным доверием. Естественно ничего из этого не происходит. Когда дверь за твоей спиной закрывается с тихим щелчком, я отпускаю себя, впечатывая ладонь в стол с надрывным утробным рычанием. Кричать не вариант, хотя и хочется до зубовного скрежета и скручивающих органы спазмов. Опрокидываю в себя очередную рюмку, чудом устоявшую после удара. В голове не прекращает звучать заученная, стылая молитва. Господи, Фушигуро, беги от меня на край света. Создай собственную крепость, куда мне не будет доступа. Ни мне. Ни моим демонам. Ни моим чертям. Беги туда, куда не доберутся мои долбанные страхи. Где у них не будет власти. Куда не дотянется их убийственный яд. Беги от меня. Пожалуйста.