а в ванне красные розы

Сынмин с Чонином по полной отхватили от тренера, который не обнаружил их в кровати после одиннадцати часов. Уже в пол двенадцатого парни принужденно валялись в постели и делили одеяло, в итоге оказавшееся на полу благодаря неаккуратности Нина, который решил взять инициативу на себя. По заслугам получил и Сынмин. Только Чон, дабы вся помощь старшего не обратилась бедой, заявил, что сам попросил Мина помочь. Тренер поверил на слово, ибо своих проблем хватало, ещё раз пригрозил тем, что выгонит отсюда, и наконец отлучился. А Сынмо ещё весь вечер пытался достойно отблагодарить Яна, но был заткнут им же, когда тот, положив ладонь на коленку старшего, сказал, что для него это ничего не стоило. Тогда оба дружно завалились на кровать, немного поспорили из-за одеяла, потом посмеялись с самих себя и ещё долго разговаривали о банальных вещах, узнавая друг о друге всё больше и больше странностей. ••• Эй, ты где потерялся? Мы же договаривались 13:48 Я слежу за тобой. 13:48 Мелкий, хватит уже ерундой заниматься, бегом ко мне 13:48 Поверни голову направо. 13:49 А юноша без лишних слов правда перевёл взгляд вправо. — Ян чертов Чонин! — взвизгнул Мин, разглядывая эктоплазму, стоящую в проходе комнаты, — тебя не учили, что нельзя людей до такой степени пугать? Это кто вообще в тебя вселился? — Да блин, — Чон стягивает со своего лица страшную маску, накручивая её себе на запястье. — Я думал, ты хотя-бы на секунду подумаешь, что это кто-то кроме меня. — А, тогда вернее спросить, в кого ты вселился, а не кто в тебя вселился? — Сынмо хлëстко рассмеялся. — Думать вон умеешь, оказывается. — Да всё, хватит подколов. Чего звал? — Чонин поправил на себе плащ, в котором с головой мог утонуть, если бы хоть чуть-чуть сгорбился. — Иди переоденься сначала, потом музыку твою послушаем. — Правда? С плеера? — С плеера, с плеера, — Сынмин лучезарно улыбнулся. — Иди уже, чудо в перьях. ••• — Ты придурок? — шатен выпучил глаза, как только заметил нечто, осевшее на всю кровать. — Ох, Ким Сынмин. Как же хорошо помыться после мучительных четырёх дней. Чон доверял полотенцу, которое вот-вот упадёт с его бёдер, больше, чем родным родителям, и катался по заправленной кровати, разрушая весь порядок на глазах у старшего. — Я чувствовал себя дерьмом до этого прекрасного момента. — Слушай, мне абсолютно фиолетово, как ты там себя чувствовал, как чувствуешь сейчас. Я просто хочу сесть. — Так садись, что тебе мешает? — Чон стал делать снежного ангела на покрывале. — Мне мешаешь ты, — Сынмо сложил руки у груди. — Эх, как жалко. — Дуралей, — старший испустил смешок. — Ладно, я тогда в зал пойду. — Скатертью дорога. В эти дни, наверное, я был обречён или что-то вроде того. Но точно понял, что Ян Чонин — человек, из которого прет харизма и обаяние. Наверное, это даже хорошо. С ним не соскучишься, он обязательно что-то придумает и вовлечет в это тебя, не давая выбора. Единственная проблема, что после всех его сумасшедших идей можно превратиться в песок.¹* На следующих страницах сверкал стих, сочинённый Мином ночью, когда он понял, что Ян Чонин для него — не просто обаятельный мальчик с клуба по плаванию. Ножом насквозь пронзает ветер, А волнам покоя нет. Эффектом бабочки играет плеер. Так глухо, порой что-то шепча в ответ. То запоет дурную песню, То молчить будет шёпот птиц. Рука ползёт в морскую бездну, Пархать, не видя косых лиц. Сынмин откладывает небольшой блокнот с синей обложкой и ручку на тумбочку, а потом растирает глаза до того момента, пока сосуды не полопаются. Ближе к вечеру юноша скорее всего пожалеет, когда в зеркале увидит свои красные глаза. — Ты уже вещи собрал? — мелькает около уха. Мин угукает, поворачивая голову набок. Несложно было догадаться, кто пришёл навестить его перед отъездом. — Да? А это там что? — указав на блокнот сзади Сынмо, Нин сразу же потянулся ближе к нему. — Так, мелкий, я без твоего контроля справлюсь, — Мин резко сместился вбок, дабы этот блокнот не оказался в руках у Чонина. Нин, используя свой привычный метод, так же неожиданно потянулся вперёд, в итоге оказавшись на расстоянии в один сантиметр с Кимом. — У тебя красивые глаза, — моментально вырывается из уст шатена, стоило ему только коротким взором оглянуть глазное яблоко младшего. А Чон не слышит. Время замерло. Оно схлопнулось у него в груди. Сынмин спонтанно превратился в колоссальный магнит, а Ян с каждой нано секундой сворачивался в маленький кусок металла всё больше и больше. Он никогда не думал, что стать микроскопическим гвоздиком будет настолько льстиво. Мин уже дышит дыханием младшего, в то время, как у Чонина его перехватило, когда он носом втянул побольше воздуха, пропитанного запахом Кима. Он являлся каким-то больно родным. Нин нашёл в неком аромате частичку из параллельных вселенных, в которых парень имеет возможность каждое утро разбавлять мерклые дни этим упоительным запахом. От старшего несло новыми книгами, на страницах которых простирались ветки сирени. Несло природой после дождя. И каждая нотка Сынминового аромата действовала на Нина как успокоительное. Глаза машинально слипались, когда удавалось совершить подвиг и сделать судорожный вдох, пальцы на ногах больше не жили своей жизнью и спокойно выжидали своего часа, а рот инстинктивно открылся. Пропускать кислород внутрь почему-то не получалось, как бы сильно Чон не старался. Но он был удовлетворен и тем, что сам сейчас дышал Кимом. Дышал не кислородом, а Кимом. В кровь просачивался не кислород, а Ким. Лёгкие Нина нуждались не в кислороде, а в Киме. Сам Чонин нуждался только в одном. И точно не в кислороде. Губам стало щекотно. Сведëнные мышцы, больше похожие на стеклянную субстанцию с острыми углами, режущими стенки живота, были готовы разорваться на тысячи мелких осколков вместе и соорудить сто бабочек. В момент, когда Нин ощутил на губах ошеломляющий жар, который вскоре вовсю бурлил на языке, так и произошло. Только осколки не собирались во что-то цельное, а одичало летали внизу живота, пока Мин уже неумело целовал младшего. У Чона, словно по волшебству, внутри возросли розы. Как раз в пору, когда у юноши силы были на исходе, шипы возбуждением окольцевали хрупкие костяшки. А Сынмин целовал хоть и неумело, но чарующе. Так, что недавно зажившая стопа начала сама собой колыхаться, накручивать в воздухе круги. Слои мурашек войсками шли в атаку, инспирируя дикую струю холода, тянущуюся по всему позвоночнику. Чонин чувствовал всë. И долбанную струйку, не дающую сосредоточиться на важном, и мурашки, и неудачные попытки Мина включить в работу язык. Он долго старался. Наверное, даже понял суть, как делать правильно, в отличие от Чона. Младший же не знал, куда деть конечности. Скользил ногами по покрывалу, ладонями то ерзал по плечам Сынмо, то разбирал взмокшими пальцами его волосы. Но за все полминуты ни разу не вынудил руки замереть на одном месте. — Нин, — Сынмин лбом прислоняется ко лбу младшего, как только выпадает возможность оторваться. — Я тебе нравлюсь? Уши улавливают знакомую звонкую тишину и вянут, в ожидании искомого ответа. — Сынмин, — щурясь, всё-таки выдаёт Чон. — Это хоть и неправильно, но... — Чонин. Только один человек может произнести имя Яна так, что у него сведёт все конечности и отобьёт дар речи. Сейчас он в очередной раз в этом убедился. Больше не хочет. — Просто «да» или «нет», без твоих поэм. Юноша пожимается, отлипает от Сынмо, выводит пальцами беспримерную картину на покрывале, а потом одолевает ту чёрту и выпаливает из себя загаданное: — Чёртов Ким Сынмин, да! — внутри всë сжалось. — Просто...поцелуй меня ещё раз. Мин растянул уголки губ в кривой ухмылке. Взгляд случайно упал на наручные часы, одна из стрелок которых находилась на цифре «3». — Через пять минут мне нужно стоять на улице. — Разве один грёбаный поцелуй займёт много времени? — с надеждой глазеет на Сынмо юноша. Старший, рассматривая свои запястья и что-то высчитывая, улыбается всё ярче и ярче, а потом косится на Нина исподлобья. — Зачем просить меня о том, что ты можешь сделать сам? — посмеивается шатен. — Я не умею, — Чон берёт ладонь Мина и внутренней стороной кладёт её себе не щеку, чувствуя влагу. Но сейчас эта влага ощущалась не как пот, а как что-то в разы бóльшее. — Пожалуйста. — Тогда обойдешься, — Сынмо пожал плечами, бережно отобрал руку у младшего, и с лукавой ухмылкой стал пихать в рюкзак, ранее стоящий на полу, блокнот с ручкой. — Будешь меня провожать? — Буду, — Нин, как только заметил, что Сынмин встал и пошёл к шкафу, потянулся за ним. Не прошло трёх секунд, как младший стоял впритык к Мину. Он опустил предплечья на надплечья того, а старший, под воздействием интриги, заулыбался ещё свежее. Да, Чон где-то в задворках подсознания злился на Кима за это, но его целью было другое. — Поцелуй меня, иначе я тебя не отпущу. — Ээй, да ты серьёзно что-ли? Шантаж? — Да, шантаж, — Чон соорудил из указательного, среднего и большого пальцев пистолет, а потом навёл его на лоб старшего. — Мне надо бояться или.., — Ким пыхнул от смеха. — Какой бояться? Тебе надо целовать меня. — Ах, так? — старший враз подцепил Чона под подмышки и, бережно приволоча туда, куда изначально планировал, скинул все проблемы, в том числе и юношу, на кровать. Через некоторое время он и сам завалился поверх брюнета, поддерживая свой корпус на локтях, а потом, щёлкнув по носу того, снова вскочил на ноги. — Хватит дурью маяться, маленький, — Сынмин наконец добирается до шкафа и, распахивая дверцы, убеждается, ничего ли он не забыл. — «Маленький»? Фу, звучит слишком смазливо, — надутый Нин выгибает бровь. — Потом сам будешь отзываться на это прозвище. — Чего? Я то? Да не в жизни, — фыркает младший. Сынмин залился издевательским смехом. — А помнишь ты говорил, что никогда меня не полюбишь? — Мин, поколесив из одного угла в другой, окончательно уверился в своей готовности. — Пошли, мелкотня. Чонин лишь цокнул себе под нос, а потом поднялся с кровати и поковылял за старшим, который всячески пытался поправить рюкзак, свисающий с плеча, при этом имея в той же руке чемодан. ••• — Смотри, это мой номер, — Сынмин протягивает юноше маленькую бумажку. — Пиши сюда в любое время. Ян молча кивает и принимает листок, после внимательного изучения кладя его в карман шорт. Убивающее с новыми силами молчание резало уши. Резало внутри, резало снаружи. А Нин с надеждой шарил взглядом по лицу старшего, стремясь выследить хоть каплю поддержки. — Ты же ответишь мне, если я напишу? — заикается вдруг Чон. — Что за глупые вопросы? Не зря же я тебе номер свой даю, — Сынмин без лишних слов вмиг расплывается в собственной улыбке. Чон расставляет руки в стороны, а потом неспешно двигается к старшему, теперь смотря куда угодно, только не на его лицо. Ему впервые за всю жизнь грустно...по-настоящему? — Ну ты чего расклеился? — Мин сразу же твёрдо сделал шаг навстречу желаниям Чонина и вскоре уже неразрывно обнимал того. — Просто.., — Нин жмурится, до последнего не веря в происходящее, и хватается за футболку старшего цепкими пальцами, словно это могло что-то изменить. — Боже. Не думал, что скажу это, но я, кажется, и правда люблю тебя. Сынмо аккуратно стаскивает с себя руки юноши за запястья, а потом сцепляет их воедино со своими. — Скажи, — выпаливает старший, оставляя Яна без ответа. — Ты будешь писать мне? — Да, писать буду. Только вот мои родители.., — Нин шумно вздыхает. — Они могут быть против нашей...любви? С каждым разом Сынмин всё больше и больше поражался, слыша из уст Чона горькие слова, касающиеся любви. Никогда подумать не мог, что тот способен в принципе на любовь. — Занятий же не будет до ноября? — удостоверяется старший. — Мы можем встречаться у меня дома, если что. Мои старшики на работе днями и ночами, а так там только сестра, которая даже говорить не может. — В смысле? — Ей года нет, она пока говорить не умеет. Родители спихнули воспитание на меня, — Мин закусил губу. — Сейчас с ней какая-то нянька, которой я не доверяю. Потому и хочу быстрее вернуться. — У тебя есть маленькая сестра? — Чонин сам не заметил, как начал светлеть с каждой секундой. — Господи, я обожаю маленьких детей! — Будет тебе ещё одна причина приехать ко мне. — Мин, — юноша высвобождает одну руку и убирает прядь с лица старшего за ухо. — Я сказал тебе про родителей, поэтому я не могу чего-то обещать. — Я всё понимаю, иди сюда, — не прошло и времени, как оба, сросшись в одно целое, не могли разорваться, с какой бы силой тренер не пытался наругаться на всех тех, кто ещё не готов. — Я люблю тебя. — Ладно, я действительно устраиваю какую-то драму, — Нин встряхнул головой, разорвав тактильную связь с Сынмо. — Спасибо тебе. Спасибо за те вечера, за то, что терпел меня, за эти десять дней. Наверное, я никогда не встречал таких, как ты. И больше никогда не встречу подобных. Я тоже тебя люблю. — Так, давай без вот этих прощальных поэм, — Сынмин потрепал голову брюнета. — У тебя выезд через час, иди собирайся. Меня, значит, отчитал, а сам не собран. — Хорошо, прости. Пока. — Закрой глаза, — старший пальцами зачесал волосы Нина назад. А Чонин закрыл. Закрыл, не думая о последствиях. Закрыл и не открывал, пока не получил сигнала, что уже пора. — Можно открыть уже? — шепчет младший, а потом, не заполучая ответа, открывает по своей воле, без разрешения. Рядом и вдалеке Мина уже не было. На песке остались только следы от колёсиков чемодана. ¹* в предыдущей главе сынмин говорил, что ему проще превратиться в песок, чем влюбиться в чонина