Временное утешение

Как только Пушкарёва села за столик, то произнесла только одно предложение, которое объяснило всё непонимающей Юлиане. — Жданов, Юль, всё из-за него. Подруга смогла сдержаться и не выказать своего шока, позволив страдающей перевести дух и начать свой рассказ. Виноградова знала, что он будет длинным и насыщенным. Так и было. Они сидели в баре уже третий час. Первые полчаса Катя просто лила слёзы, заливаясь виски, который не переносила на запах. Зачем? Хотелось бы ей это знать. Юлиана, конечно же, промолчала о выборе напитка. Виноградова понимала, что даже сейчас в таком состоянии, всё, что хотела её подруга, — быть ближе к своей нездоровой любви. Говорить ничего не стала, а лишь подавала салфетки, что заканчивались уже второй раз. Следующие полтора она рассказывала Виноградовой о том, как всё-таки решилась «уйти в загул» и что было дальше. С кем она туда пошла, Юлиана поняла уже по первой фразе подруги. Однако, услышав полный рассказ, не удержалась — заказала виски и себе. — Ну я же не это имела в виду! — А я откуда знала? Я же…я… Дальше следовали всхлипы, сопли и икание. Катя чувствовала, что Жданов её вспоминал и вряд ли тёплым словом. Сейчас ей всё казалось сном. Вот она, умница, теперь уже даже красавица, сидела в баре и лила слёзы по тому, которого должна была ненавидеть, которому где-то в глубине в душе действительно хотела отомстить. И что в итоге? В который раз посматривала на телефон, порываясь набрать номер. — Юль, что мне делать? Юлиана не знала, что ответить подруге. Как минимум, потому что всё же надеялась, что это её наваждение пройдёт. А тут оно мало того, что не прошло, так ещё и плотно укрепилось. Она думала, что Катя сможет отвлечься с кем-то и может далеко не одним, чтобы почувствовать, что не только Жданов может переворачивать её мир одним лишь касанием, что c другими так тоже бывает. Только она не могла и подумать, что Катя сразу же, почти с разбегу, бросится в объятия к Андрею, а тот видимо будет только и рад. Правда, Катя рассказала ей и о том, что Жданов всё это время пытался сделать всё, чтобы с ней поговорить, объясниться, но та ему просто не давала этого сделать. Юлиану удивляло и то, что Жданов столько продержался. Только видимо даже он не был готов терпеть и позволять использовать себя как игрушку, а то, что Катя именно это и делала, сомнений не было. Проблема была лишь в том, что она сама с собой сыграла злую шутку. — Может позвонить ему? Она говорила уже немного захмелевшим голосом. — Нет, звонить на пьяную голову — всегда плохая идея, поверь. Лучше завтра, Кать. Как минимум, ты будешь трезвая. — А как максимум? — Жданов успокоится. Не верю я, что он может перечеркнуть всё вот так. — Плохо ты его знаешь, — на эту фразу Юлиана улыбнулась. — Это ты его ещё плохо знаешь, милая, если так думаешь.

***

Она добралась на работу на ощупь, ну чисто по ощущениям, потому что открыть глаза было практически невозможно. Болела не только голова, но и казалось всё тело от макушки до пят. Старость ли это была или нервы вместе с похмельем, Пушкарёва предпочитала не разбираться. Ссылаясь на своё состояние, она предупредила на работе, что сегодня она придёт к обеду. Все, конечно же, поверили, что у неё важная встреча в банке. Пушкарёва никогда не «прогуливала» работу. У Пушкарёвой в этом была безупречная репутация. Уже в обед здороваясь с коллегами, она думала только об одном: как сможет поздороваться с ним, как сможет подобрать слова и что вообще скажет. Сможет ли она оказаться перед ним и говорить о… чувствах? Она не могла объяснить, что творилось внутри. Она знала только одно — он ей был нужен. Сначала казалось, что постели будет достаточно. Ошиблась. Оказалось, что терять Жданова очень больно. Отпускать было намного проще. В конце концов, у неё и отпустить не вышло, но в момент болело знатно меньше. Кабинет встретил её тишиной. Сейчас ей это было очень необходимо. Подумать, собраться, успокоиться. Она села за стол и принялась разбирать документы, которых оказалось намного больше, чем она оставила ещё вчера. Перекладывая папки, она обратила внимание на свёрнутый лист бумаги и документы, которые видела впервые. Когда она развернула сложенный вдвое лист и прочитала, захотелось выйти на свежий воздух. В папке лежали расчёты, сводки и планы продаж. Всё чётко, понятно, придраться не к чему. Только Пушкарёвой было сложно сосредоточиться на них хотя бы на минутку. Из рук валилась папка, а очки совершенно не выполняли сегодня свою работу — перед глазами плыло и мазалось. Когда она отбросила их в сторону, то поняла, что в сей раз очки не причём — слёзы застелили её взгляд. Вот она, сильная женщина, глава компании, уже второй день подряд лила слёзы из-за подлеца и наглеца. Папка упала на пол, а вместе с ней и лист бумаги, наполовину исписанный размашистым почерком. «Екатерина Валерьевна! Для нас двоих будет лучше, если я исчезну. Навсегда не смогу, но оставлю вас, как вы того и хотели. Оставляю для вас расчёты и планы по продажам франшиз. Надеюсь, что успею всё до нового показа. Простите, что не дождался вас, но так даже лучше. Жданов А. П. P.S. Надеюсь, вы понимаете, почему я так поступаю»

***

Уже вечером он был в поезде и проклинал себя за то, что ушёл вот так, почти что спалив все мосты. Жданов хотел выть и дёргать стоп-кран, чтобы вернуться назад, к ней, в его квартиру, в их постель, но не посмел. Он знал, что эта история точно прикончит его. Наверное, только это и позволило ему вчера не упасть перед ней на колени и не вымаливать прощения, а утром не дождаться её в кабинете и вновь попробовать поговорить. Рано утром он ходил по её кабинету. Почти прощался, представляя, как она стоит возле него, как он целует её в шею и обещает, что скоро им двоим станет легче. Они вдвоём обо всём забудут. Он хотел в это верить. Сидя на нижней полке в купе, мужчина смотрел на деревья, что мелькали в окне. В мыслях было лишь одно: он не увидит её целый месяц. Он сможет залечить свои раны и забыть о ней. Он обязан.

***

Тридцать дней прошли почти незаметно. Нет, правда. Катерина делала всё, чтобы не заметить этого времени. Она работала по 18 часов в сутки, уезжала последняя и приезжала первая. Она перестала взаимодействовать почти со всеми, кто хотел говорить с ней не о работе. Она закрылась и забаррикадировалась в своём кабинете, она практически там жила. Жила, работала и иногда, когда сил совсем не оставалось, думала. Она помнила, как прочитала короткую записку от Жданова и разрыдалась прямо в кабинете. Плакала долго, кидала папки громко, посылала к чёрту всех, кто посмел зайти к ней в тот момент. Когда внутри всё успокоилось, она приняла для себя решение, что послушается Андрея. Наверное, их отношения или что бы у них там ни было, нужно было прекратить и двигаться дальше. Вон, он даже уехал ради этого, бросил её, подлец, а она чем хуже? Она так думала. Хотела думать, но, конечно же, у неё ни черта не вышло. Каждый день она приходила в компанию и думала о нём. О том, почему так всё вышло, зачем начала свою игру против него, а в конце концов проиграла сама. Ей было сложно объяснить себе, что она чувствовала к нему и что он на самом деле чувствовал к ней. Она посмотрела на часы. 10:37. Оставалось всего несколько часов. Сегодняшний день без преувеличений был одним из самых важных в её жизни. День её первого показа. День, когда она вновь увидит его впервые за месяц. И сейчас, сидя в кресле своего кабинета, она могла поклясться, что не показ её так волновал. Пушкарёва так и не приняла никакого решения. Всё, что она знала, — она хотела его увидеть. А там будь что будет. Она сама всё поймёт.

***

Когда она его увидела, то улыбнулась. Он не обманул, приехал, не исчез. Когда она увидела её рядом с ним, улыбка пропала сама собой. Жданов обнимал, притягивал, улыбался, говорил, смотрел в глаза. И не ей, Кате Пушкарёвой, которую он умолял остаться в его постели на несколько минут дольше. Которую он каждую ночь трахал так, что в голове не оставалось ни одной мысли. Которой шептал о любви, когда думал, что она не слышала его. Он всё это делал с ней и для неё, а сейчас на глазах её обнимал другую. — Кать, с тобой всё в порядке? Пушкарёва чувствовала, как понемногу приходит в себя от шока, как холод постепенно заменяется жаром и захватывает всё её тело. — Кать, ты слышишь меня? Тебе плохо? — О, нет, мне не плохо, мне даже очень хорошо. Она знала, что Юлиана сразу же поймёт, что с ней что-то не так. Голос выдавал её моментально, но сделать она ничего не могла. Катя злилась, Катя не могла поверить, что видя всё это, она вот так просто ревновала. Та, которая пообещала себе никогда этого не делать, ещё когда видела Жданова с Кирой и другими женщинами. Та, которая и не любила Жданова вовсе. Ведь не любила? Она на секунду закрыла глаза и грустно улыбнулась. Кажется, нужно было признаваться самой себе. Врать не было смысла. — По голосу не скажешь. Куда ты так смотришь? Юлиана мгновенно замолчала. Катя не видела выражения лица подруги. Она всё никак не могла поверить, что осознание такого простого, казалось бы, факта, пришло к ней настолько поздно и не вовремя. — А, вижу я, куда ты смотришь. — Это не имеет значения. — Мне-то не ври. Послушай, — Юлиана взяла подругу за руку и повернула на себя. Их взгляды, наконец, встретились. — Не важно, что ты сейчас видишь. И не делай такое лицо. Сейчас самое важное, что может быть — это то, как ты откроешь показ. Забудь о Жданове, Катя, забудь. Пусть творит всё, что хочет. Ещё нужно понять, что это за спектакль такой, потому что не поверю, что всё это не игра. Катя слушала её вполуха. Понимала, что она говорила, но верить не получалось. Так играть не умеют. Даже такой мастер как Андрей. Сделала глубокий вдох. Она сможет, у неё нет иного выбора, а о Жданове она подумает немного позже. Они так и не пересеклись почти до момента, как ей нужно было выходить на сцену. То ли он специально её игнорировал, то ли всё его внимание было приковано к спутнице, но дела обстояли так, что Катя даже не смогла поздороваться с Андреем. Хотя может это было и к лучшему. Она всё ещё злилась на него и на себя. Уже стоя за кулисами, она пыталась собраться с мыслями. С этим были проблемы. Она думала далеко не о том, что и как сказать перед зрителями. Она хотела лишь оказаться перед Ждановым и сделать что-нибудь. Может, влепить ему пощечину? — Привет. Она резко развернулась, когда услышала его голос. Мысли прочитал? Он смотрел на неё и улыбался. Наглец. Будто бы и не творил ничего всё это время, будто бы один сюда пришёл и так счастливо выглядел не от того, что всего себя дарил спутнице. Будто бы светился от счастья, что смог сказать такое простое «привет» ей, Кате. — Я не хочу с тобой говорить. Не сейчас, Жданов. — Ты злишься? Она не удержалась, фыркнула раньше, чем стоило бы. Это выдавало её. — Мечтай. Мне всё равно. — Кать. — Не подходи ко мне, Жданов. — А то что? — Его глаза светились, а рука всё же потянулась к её и аккуратно взяла за кончики пальцев. Ей бы выдернуть свою руку, но не смогла. Его касание придавало ей смелости, ведь сейчас она действительно начинала волноваться о том, как она откроет показ. Почему именно сейчас ей нужно было это делать? — Мне нужно открывать показ. — Я знаю. Я пришёл сказать тебе, что у тебя всё получится. Я верю в тебя. — Мне не нужна твоя поддержка. Он рассмеялся. — Как скажешь, Кать. Как скажешь. Когда она ступала на ступеньки, чувствовала, что на губах застыла улыбка.

***

— Кать, прости меня, а? Они лежали в его постели и впервые за многие месяцы по-настоящему разговаривали. — Ты знаешь, что я чуть не дала тебе пощёчину, когда ты подошёл ко мне? Её тело затряслось — Жданов смеялся под ней. Он чувствовал, что только везение уберегло его тогда от такой участи. Руками аккуратно провёл по её боку, нежно коснувшись основания груди. — Знаю, прости, — шёпот утонул в её волосах. — Знаю, что поступил как идиот, но ничего не мог поделать с собой. Я ведь действительно думал вначале, что смогу забыть, что так будет лучше, но каждый вечер только и думал о тебе. — А зачем это представление с Надей? — Спроси меня что-то попроще. На самом деле, я, наверное, хотел увидеть, что тебе действительно на меня не плевать. Ты так легко тогда ушла, Кать. — Мне было непросто. — Но я же этого не знал. Они замолчали. Сейчас всё, что произошло, казалось какой-то страшной глупостью. Его попытки заставить её ревновать, её твердолобость и нежелание признать очевидное. Оба понимали, что причинили друг другу много боли, но ощущали, что с каждым словом всё внутри затихало: обиды, злость, непонимание. Они впервые начинали слышать. — Кать. — М? — Ты не представляешь, как мне было сложно не сорваться к тебе как только мы вошли в зал. Пушкарёва даже приподнялась, чтобы посмотреть на него. — Но ты же даже не смотрел на меня! — Это не так, Катюш. Ты просто не видела, а я успевал отвести взгляд, как только ты переводила свой. Я боялся, что если посмотрю тебе в глаза, то испорчу всё, а это был твой день. Его губы коснулись её щеки. — Не смей так больше никогда делать, ты меня понял? Глаза закрыты, а губами ощущает его губы и дыхание. В такие моменты Жданов пах сексом, и каждый раз это сводило Катерину с ума. — Ты же говорила, что не ревнуешь меня. — Какой же ты… — Какой? Поцелуй. — Несносный. — Знаю. Поцелуй. — Отвратительный. — Да, но твой. Ты будешь моей?