Поле пушистых цветов

Мне просто нравится чувствовать чужое толстое тело. От того, насколько мягким и тягучим оно кажется на ощупь, до различной текстуры всех растяжек и целлюлита, что ощущается, когда я провожу по коже кончиками пальцев. То, как каждая часть их тела кажется тяжелой, но в то же время мягкой. Это великолепно. Я обнимаю их сбоку, сжимаю со всей силы и залажу пальчиками в самую глубь подкожного жира. При этом мои руки едва могут дотянуться до противоположного бока - это то, насколько полнее стала их фигура. Красивая и изящная, со всеми изгибами и выпуклостями по которым я нежно прохожусь руками. Тепло, которое исходит от них, притягивает меня и вызывает настойчивое желание прижаться к ним сильнее. Боже, я так люблю это. Я слышу бурчание живота. – Голодны? - вопросительно констатирую я, закусывая губу. Их щеки немного краснеют и они смущенно кивают. Я знаю как им нравится такое повышенное внимание от меня. Я слышу, как прерывается их тяжелое дыхание. Очевидно их обоняние наконец учуяло запах с кухни. Я встаю и ухожу за угол, возвращаясь уже с огромным подносом сладкой и жирной еды. Поднос настолько тяжелый, что я едва могу поднять его. Я медленно подхожу и опускаю его на столик прямо напротив их тела. – Ах.. хах, – они тянутся за кусочком пиццы, что бессмысленно. Живот не дает телу вытянуться дальше злополучного дивана. Они могли бы потратить немного больше энергии и, пододвинувшись, сесть ближе к подносу. Но они прекрасно знают, что им не нужно так напрягаться, когда рядом нахожусь я. Как будто дразня меня, они потянулись ещё немного и с отдышкой опрокинулись назад, не забыв посмотреть на меня щенячьими глазками. Ленивые, жирные манипуляторы. И ведь я ведусь на это. Огромная пицца, наггетсы, жареная картошка, печенье и почти все это залито сырным соусом и майонезом. Мне бы хватило этого на неделю, и я бы все равно все не съела. Сделать достаточно сытный ужин стоило огромных усилий, но я слишком люблю их для меньшего. Я беру кусочек пиццы и поднимаю его над собой. Горячий сыр свисает и аппетитно падает на тарелку. Моцарелла, пармезан, колбаски, ветчина и соус. Она огромна, возможно, на этот раз я даже перестаралась. Тем не менее пицца должна быть подстать их аппетиту. Я подношу кусочек к их рту. Какое восхищенное лицо, они едят с таким зверством, что это не может мне не льстить. Кусочек за кусочком, они съедают большую часть пиццы и картошку, сделав лишь пару перерывов на колу. Живот издал прерывистое урчание и из рта вырывается небольшая отрыжка. – П-прости... ух, – они немного ерзают задом в попытке найти более удобное положение. Их живот, очевидно, полон, но отсутствие чувства собственного достоинства не даст им пойти против меня. Они уже выглядят жалко, но этого мало, мы только начали. – «Давай, нужно доесть пиццу»; – «Вы даже не попробовали курочку...»; – «Сейчас, я принесу еще колы»; – «Смотри, последний кусочек!» – не успели они оглянуться, как я поднесла последний кусочек жаренной курицы прямо к их рту. – Ах... По-подожди... хах, – их активное тяжелое дыхание прерывается из-за надрывистых звуков, что исходили из недров набитого желудка. Их лицо краснеет, они немного откидываются и, в попытке успокоить живот, начинают его лениво поглаживать своими потными руками. Они смотрят в потолок, потом на меня, а затем снова в сторону. Их замутненный взгляд кажется удовлетворенным, но легкая нахмуренность наглядно выдает боль и дискомфорт, что давит внутри. Они немного отворачиваются, чтобы сдержать отрыжку. Странно, они прекрасно знают, что ничего страшного не произойдет, если они наберут несколько кило. Так зачем прерывать поток удовольствия? Им даже не нужно двигаться, просто положи руки на живот и почувствуй, как он становится больше. Что сложного? – Можешь съесть для меня еще немного? Всего несколько кусочков, тут осталось не так много... Я прохожусь ладонью вокруг их живота и останавливаюсь на кишечнике. Они трясутся подо мной, такие горячие и бурчащие. Мягкими массажирующими движениями я тру их живот, пока они покачиваются в попытке найти удобную позицию. «Бурп... ух, фух». Они как будто бы хотели что-то возразить, но все, на что у них хватает сил, это пытаться дышать в перерыве между отрыжкой. Такая мерзость, но почему-то это их беспомощное состояние меня так возбуждает. На подносе ещё полно еды. И я прекрасно знаю, что в их животе достаточно места, чтобы его опустошить. Нужно просто все немного скомпоновать. Они немного приподнимаются, пытаясь изменить свое положение. И в этот момент прямо из под них доносится громкий скрипучий звук. «Ах.. прости.. Ик!.. пожалуйста...» – их потное тело замирает, а глаза начинают слезиться. Они пытаются извиниться ещё раз, но на этот раз им мешает внезапно вырвавшаяся отрыжка. Они действительно стыдятся того что сделали, как будто это было в первый раз. Возможно, сложно за такое короткое время привыкнуть к настолько жалкому положению. Вероятнее всего, они сейчас даже не смогут встать без моей помощи. Я почувствовала, как бурчание их живота немного стихло. «Фух..» – маленькая слезинка пробилась и потекла по их мягкой щеке. На их окрыленном лице четко читалось облегчение от ослабевшего давления после выхода лишнего воздуха. Что значит, что в их желудке освободилось ещё немного места. Я подсела ближе, просунув их гигантское бедро между моих ног. Во сколько эти "ляшки" были больше моих? В три.. нет, в четыре раза, если не больше. А ведь я никогда не считала свои ноги худыми... Их взгляд останавливается на моем лице. Мне сложно сдерживать улыбку. Иногда я забываю насколько округлилось их лицо с тех пор как мы познакомились. Я нежно собираю их слезы, как будто это самые настоящие драгоценные камни. Их дыхание учащается, я чувствую насколько быстрее начинает биться их сердце. – Ты же не хочешь меня расстроить, правда? Я так долго это готовила... Я беру в руку их любимое шоколадное печенье. Оно все еще теплое и мягкое, приготовленное мной в районе часа назад исключительно для них. Я прикасаюсь им до их губ, немного дразня сладким запахом. Возможно, это жульничество, ведь я всегда оставляю сладкое на потом, зная, как сильно они любят заканчивать прием пищи десертом. Или они просто не хотят меня расстраивать, даже не знаю... Они лениво открывают рот тратя последние силы на медленное пережевывание пищи. Эта тяжелая работа заставляет их вспотеть еще сильнее. Хрустящее тесто крошится и маленькие кусочки печенья разлетаются по щекам и груди. К моменту, когда тарелка была пуста, их движения настолько замедлились, что мне постоянно приходилось их трясти и подразнивать, чтобы они продолжали жевать. Я игриво похлопываю их по больному животу. Веселей, мы почти закончили! В моих руках появляется ведерко с мороженым. Дав им небольшую пору, я пробую первую ложку сама. Великолепно! Фруктовый мягкий вкус и нежная сливочность. Возможно, слишком сладко, но для них в самый раз. Я начинаю кормить их, но теперь с куда более медленным темпом. Первая ложка. Вторая. Все шло хорошо, пока я не заметила, что кое-кто перестал открывать рот. – Эй, не засыпать! Сначала десерт, потом пищевая кома! – Уф... – липкое от мороженого лицо перестало сопеть и посмотрело на меня уставшим взглядом. – Не.. Ик.. не могу. Я посмотрела на них с отвращением. «Невероятно. И как только можно быть такими эгоистами», – подумала я взяв ещё одну ложку в рот. – Ладно, отдыхай. Я слезла с них и, вернув мороженное на стол, пристроилась сзади. Мои пальцы проскользили по складкам жира на спине и медленно перебрались на их бока. Мне нравятся эти "крылышки" на их спине, состоящие из чистого жира. Есть в этом что-то... невинное. Я слышу тихое мычание. Почему-то их тело до сих противиться мысли, что им это нравится. Но я все слышу.