Все наши вчера

      Ши Гуан не понимал.       Он озадачено смотрел вслед спешно удаляющемуся наставнику и понятия ни малейшего не имел, что произошло. Он сделал что-то не так?.. Что-то не так сказал?.. Для самого юноши собственная победа хоть и оказалась невообразимо приятным событием, но она как-то отошла на второй план сразу же, как только он сообразил, что за ней следовало. Тогда для Ши Гуана наконец-то дошло, что на самом деле было для него самым важным. Радость от победы над старым другом не могла потягаться с облегчением, которое он испытал, поняв, что все-таки сумел спасти наставника от печальной участи. Чу Ин был человеком слова, что значило только то, что по итогу этой партии он будет жить. Ши Гуан всем сердцем верил, что поступал правильно, не позволяя старому другу застрять в гобане, и не хотел даже думать о каких-либо последствиях для себя. Пусть таким образом наставник и не станет никогда божеством го, но это по крайней мере избавит его от тысячелетнего заточения и долгого беспросветного одиночества…       Отмерев через какой-то миг, Ши Гуан торопливо поднялся и направился на улицу следом за древним мастером. Вне храма было темно хоть глаз выколи: юноша, привыкший к постоянному уличному освещению и разнообразным городским огням, оказался неприятно удивлен тем, что куда хватало глаз — повсюду царила тьма. Даже звезд и луны не наблюдалось: скорее всего, небо было по-прежнему плотно затянуто тучами. В воздухе все еще витал очень отчетливый запах сырости и влаги, и где-то неподалеку приглушенно стрекотал сверчок. Раскисшая земля неприятно чвакала под ногами. И только благодаря тому небольшому отсвету, который исходил от импровизированного костра, что они развели в храме, Ши Гуан сумел выхватить взглядом в густой тьме знакомую фигуру в белом.       Юноша нахмурился и сглотнул. Чу Ин стоял к нему спиной, прислонившись рукой к обрушенному ограждению. Голова его была опущена вниз, а плечи, казалось, слегка подрагивали. Ши Гуан остолбенел на мгновение: он никогда и подумать не мог, что поражение настолько могло выбить его из колеи, а потом вспомнил себя и горько усмехнулся — сколь, оказывается, во многом они были похожи!..       — Ты в порядке?       — Я… — Чу Ин дернулся на мгновение от неожиданности, но не спешил оборачиваться. — Прошу прощения, я просто… Все замечательно, вы в самом деле достойный соперник и победили честно… Просто я не думал, что все закончится так. Не ожидал.       Голос его был сиплым и едва слышимым. Ши Гуан какое-то мгновение молчал, обдумывая свои слова, а затем пожал плечами.       — Знаешь, я тоже, — доверительно сообщил он, решив, что говорить как есть сейчас — лучшая стратегия. — Я тоже совершенно этого не ожидал. Потому что… Ну, это ведь ты. Великий господин Чу, которого никто никогда не мог одолеть. И я на самом деле не знал, получится ли у меня, ведь… Скажем так, моя игра в последнее время оставляла желать лучшего…       Ши Гуан осекся и прикрыл глаза на секунду, почувствовав острый укол вины и стыда за свое поведение на турнире. Раскис, как девчонка, сорвался и позорно сбежал, заставил друзей волноваться… Каким же он все-таки был болваном!..       — Но я пошел на риск… И мне было очень страшно! Потому что в противном случае ты бы шагнул с того утеса и все бы закончилось! Я сыграл с тобой не ради славной победы, не ради того, чтобы заставить тебя разувериться в собственных силах, но ради крохотного, почти призрачного шанса на твое спасение, — негромко сказал Ши Гуан, созерцая темный затылок и едва заметную светлую ленту, что терялась в волосах. — Ради того, чтобы потом иметь возможность сыграть еще раз. И еще раз, и еще — и столько, сколько захочешь.       Чу Ин медленно обернулся. Его лицо утопало в тенях, и Ши Гуану сложно было понять, о чем мог думать старый друг, чувствовал ли он, что прозвучавшие слова — правда?..       Юноша сделал еще один шаг вперед, сокращая расстояние.       — Ты свободен, Чу Ин — почему ты никак не поймешь? — выпалил Ши Гуан, заглядывая ему в глаза. — Свободен от придворных тягот, от императора, от необходимости мириться с несправедливым наказанием! Мир так огромен и в нем столько возможностей! Ты можешь уйти куда хочешь, можешь уплыть в другие страны, и самое главное — вне Лян ты сможешь продолжать играть, сможешь снова прославиться, если захочешь!.. Только здесь и сейчас, Чу Ин, прошу, пойми. Ты сможешь жить по-настоящему только здесь и сейчас.       Глаза заволокло подступившей влагой, и Ши Гуан поспешно протер их, чтобы не дать себе окончательно размякнуть. Интуиция подсказывала ему, что именно так все должно было быть, что он поступал правильно. Чу Ин принадлежал этому времени, и только в этом времени мог быть по-настоящему счастлив. Как бы юноше ни хотелось обратного, как бы сильно ни хотелось просто взять его за руку и забрать с собой в двадцать первый век — но там он снова останется лишь несчастной тенью, снова без возможности говорить с другими людьми, без возможности взять камень в пальцы, без возможности ощутить так много других обыденных маленьких радостей… Но даже если бы Ши Гуан и правда мог забрать его, это было бы слишком эгоистично. Никогда больше он не хотел видеть снова тоску и печаль, что скрывались в глубине темных понимающих глаз, что прятались за теплой улыбкой. Не хотел подвергать Чу Ина новым страданиям.       Древний мастер молчал и просто смотрел Ши Гуану в глаза — долго, пристально, без какого-либо стеснения — совсем не так, как раньше. Создавалось впечатление, будто он искал что-то, или намеревался таким образом понять что-то важное для себя. Юноша не отводил глаз, и ему казалось, будто старый друг пытался заглянуть в саму его душу.       Чу Ин вдруг сам сделал шаг вперед и сказал едва слышно, не прерывая зрительного контакта:       — Мы… встречались раньше?..       Едва слова слетели с губ, и зашелестевший травой ветер унес их ввысь, в далекое сумрачное небо. Ши Гуан почувствовал, как широко распахнулись его глаза в неверии и искреннем непомерном удивлении — этого ведь не могло быть, он просто не мог помнить… Юноша не знал, что сказать — в голове вдруг стало абсолютно пусто. И этот пристальный, ищущий взгляд напротив, совершенно не способствовал каким бы то ни было мыслительным процессам.       Ши Гуан вдруг поймал себя на том, что смертельно устал подбирать правильные слова, устал быть опорой — это всегда было больше по части Чу Ина. Поэтому юноша просто шагнул вперед, сократив дистанцию до минимума, и порывисто обнял старого друга, доверчиво уткнувшись лицом ему в плечо. Он услышал, как сдавленно охнул Чу Ин под его напором, но не смел поднять взгляд — не хотел видеть в чужих глазах страх, непонимание, или, упаси боги, неприязнь. Ши Гуан глубоко вдыхал уже знакомый травяной запах его мягких белых одежд, слышал, как частило чужое сердце в грудной клетке, и наконец-то снова ощущал себя абсолютно правильно цельным, живым, сильным, способным на что угодно. До этого момента юноша совершенно не отдавал себе отчета в том, как на самом деле много места занимал в его сердце Чу Ин, и как на самом деле мало образовавшейся пустоты он сумел заполнить после его ухода. И пусть это продлится всего лишь мгновение, пусть это всего лишь отчаянный порыв души, который так и останется до конца не понят, Ши Гуан не променял бы этот момент ни на что. Ради возможности снова побыть рядом, ради возможности прикоснуться и удостовериться в том, что он на самом деле существовал — самый удивительный человек на свете, который кардинально изменил его жизнь и судьбу одним своим появлением — все неприятности стоили того.       Юноша вдруг ощутил, как чужие руки скользнули по его спине. Сперва робко и нерешительно, но затем Чу Ин будто отбросил прочь какие-то свои сомнения, навязанные обществом правила и предрассудки, и крепко обнял в ответ. Ши Гуан улыбнулся — казалось, еще чуть-чуть, и он просто взорвется от переполнявших его волнения, безграничной радости, благодарности и ни с чем несравнимого счастья.       — Ты не расскажешь, верно? — негромко сказал Чу Ин где-то над ухом, не размыкая объятия. — Где и когда это было?       — Прости, я бы очень хотел, честно. Но я и сам далеко не все понимаю, — в тон ответил Ши Гуан, и только крепче сомкнул руки на чужой спине — он еще не был готов отпускать, тщательно запоминая, впитывая в себя каждую мелочь. Юноша немного помедлил, а потом спросил: — Как ты догадался?       — Почувствовал, — тихо сказал Чу Ин и сердце Ши Гуана на миг пропустило удар. А потом древний мастер добавил: — Ну и все остальное, конечно же. Ты самый невоспитанный, грубый, и совершенно бесцеремонный человек из всех, что мне доводилось встречать. И вместе с тем ты очень открытый, добрый, отзывчивый и великодушный. Ты принадлежишь какому-то другому миру, невообразимо далекому, удивительному, полному возможностей.       — Ты как всегда проницателен, — Ши Гуан усмехнулся краешком губ и зарылся носом в складки одежды, ощущая умиротворение, покой, безопасность. Но вместе с тем юноша смутно догадывался, что время, отведенное ему здесь, подходило к своему завершению. Он не знал, как и почему, и цеплялся за Чу Ина изо всех сил, потому что боялся того, что может случиться, если он разомкнет руки. Нет, еще не сейчас, мысленно сказал он себе, глубоко вдыхая чужой запах, ставший родным. Юноша немного подумал и вздохнул. — Чу Ин, хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что.       — Что?       — Обещай, что даже если я вдруг исчезну, даже если мы больше никогда не увидимся, ты проживешь долгую счастливую жизнь до седых волос и глубоких морщин в каком-нибудь удивительном красивом месте…       — Ты!.. Зачем ты говоришь все это?.. — недовольно начал было Чу Ин, но юноша оборвал его, не дав закончить.       — Обещай мне, что ты будешь играть каждый день, и что ты обязательно прославишься на весь мир, как непревзойденный мастер го — неважно, под своим именем или чужим. Обещай, что не закроешься от всего и вся, что будешь жить среди людей, что наберешь учеников, что передашь им свое мастерство…       — Ну почему ты говоришь так, будто прощаешься? — взвился Чу Ин, попытавшись было вырваться из объятий, но Ши Гуан держал крепко.       — Обещай мне, что обязательно найдешь кого-нибудь равного себе, что никогда не будешь один, — юноша понизил голос до шепота. — Обещай, что не будешь сожалеть. Не будешь сожалеть ни о чем и никогда. Обещай мне, Чу Ин.       Ши Гуану было тепло и уютно. Он ощущал шероховатость ткани под пальцами, чужое дыхание где-то на макушке, как периодически щекотали щеку пряди длинных волос. Ощущал надежные крепкие руки на своей спине, и вслушивался в стук чужого сердца: сейчас — самый дорогой звук на свете.       Чу Ин явно был сбит с толку, растерян и может в глубине души даже негодовал от того, что ничего не понимал. Но в итоге, он, видимо, смирился. Юноша почувствовал, как через некоторое время его ласково потрепали по голове, а затем до ушей донесся тихий шепот:       — Обещаю тебе, сяо Гуан…       Ши Гуан улыбнулся в ответ на знакомое обращение, не открывая глаз. Тело его с каждой секундой становилось все более тяжелым, будто кто-то вливал в него свинец. Стоять было уже почти невыносимо, как и держать руки на весу. Голова гудела, нестерпимо хотелось спать, но Ши Гуан не позволял себе упасть и забыться, изо всех сил цепляясь за чужую спасительную белизну чиновничьих одежд. Он цеплялся, что было сил — до последнего вдоха, до последней связной мысли, до боли в пальцах. Он не хотел уходить так скоро. Но силы покинули его.

***

      …Ткань под пальцами была по-прежнему шероховатой, но почему-то казалась гораздо толще и пахла смутно знакомой свежестью стирального порошка. Гулкий стук сердца заменил противный громкий писк какого-то прибора прямо над ухом. Где-то на краю сознания шевельнулась вялая мысль: больница?.. Скорее всего. Голова трещала, веки словно кто на клей посадил, а во рту было как в пустыне. С губ Ши Гуана сорвался недовольный стон, стоило ему слегка пошевелиться — все тело ломило так, будто его не сбили, а переехали с особым садизмом с десяток раз каким-нибудь товарным поездом. Но стоило только вспомнить о том, что он так и не дотянулся до веера, который чудом не завершил свою жизнь под колесами автомобиля, как глаза чудесным образом распахнулись. Но юноша почти сразу с силой зажмурил их от резкой боли — вокруг оказалось слишком светло.       — Он очнулся! — крикнул чей-то смутно знакомый голос и Ши Гуан, поморщившись от громкого звука, несколько раз моргнул и осторожно открыл глаза. Первым он увидел встревоженного Илана, склонившегося над ним с крайне озабоченным выражением лица. Между бровями залегла складка, губы плотно сжаты в одну линию, и даже очкам было не под силу скрыть синие мешки под глазами, которые он заработал явно от недосыпа.       — Ши Гуан, — обратился к нему товарищ, внимательно разглядывая, — ты слышишь меня? Как ты себя чувствуешь?       — Могло быть и лучше, — насилу ворочая языком, ответил юноша. — Пить хочу.       — Конечно, сейчас, — пока Шэнь Илан суетился у тумбочки, наливая ему воды, Ши Гуан обвел медленным взглядом больничную палату, в какой-то иррациональной, робкой надежде на то, что вот, сейчас, через секунду увидит старого друга в белом ханьфу, который тепло улыбнется ему и скажет, что все это был не сон, не галлюцинация от лекарств, не плод воображения. Умом Ши Гуан понимал, что это попросту невозможно, но не мог перестать глупо надеяться.       Южная Лян, утес, разрушенный даосский храм и бесконечный дождь, стучавший по крышам… Цокот камней, знакомый до боли и такой еще совсем новый гобан, родной человек по ту сторону и…       Партия, которую он выиграл.       Воспоминания неумолимо тускнели и меркли, одно за другим и Ши Гуан цеплялся за каждое, как утопающий за соломинку, прокручивая в голове снова и снова, чтобы не забыть этот еще один дивный совместный день. Еще одно «вчера». Для него оно было таким же настоящим и важным, как и все остальные.       Когда Ши Гуан закончил оглядываться и полностью смирился с тем, что снова в своем времени, он рассеянно взял двумя руками протянутый Иланом стакан. Сделал машинально несколько глотков и слегка поник: Чу Ина здесь действительно не было и не могло быть. Зато почти сразу нашелся Юй Лян, сверкая глазами в приступе праведного гнева: он пронесся по палате, словно маленький ураган, громко при этом сопя как паровоз на полном ходу. Следом за ним вошел Фан Сюй — слегка осунувшийся и несколько растерявший свой обычный лоск — в компании доктора, который выглядел так, будто его уже изрядно замучили некие профессиональные трепатели нервов из числа игроков в го. Взгляд Ши Гуана скользнул по всем визитерам с одинаковым вниманием, но в конце прикипел к хорошо знакомому вееру, который был зажат у Юй Ляна в руке. Ши Гуана разом затопило облегчение напополам с негодованием: он дорожил дружбой напарника, но не мог спокойно смотреть на веер, что был зажат в его руке.       Но, конечно же, возмутиться или как-то еще выказать свое недовольство ему не дали — сперва Ши Гуану пришлось ответить на несколько вопросов доктора, потом мужественно вытерпеть пару уколов и смену повязок. Все это время Илан, Юй Лян и Сюй-гэ молчаливо стояли в углу палаты, периодически бросая на него обеспокоенные взгляды. Ну, кроме Юй Ляна. Тот показательно таращился в стену и сердито супился. Ши Гуан мысленно только закатил глаза, мрачно готовясь к грядущей выволочке.       К большому неудовольствию юноши — вполне заслуженной.       — Вы, молодой человек, что тут сказать, родились в рубашке, — напоследок сказал доктор. — Отделалась в основном ушибами, ссадинами да царапинами. Но пару дней мы вас еще все же понаблюдаем, на всякий случай.       — Пару дней? — шокировано вырвалось у Ши Гуана. — Н-но я не могу столько валяться здесь, у меня турнир!..       — Ши Гуан, все в порядке, не волнуйся, — устало ответил Фан Сюй. Он подошел к больничной койке и, сняв очки, потер переносицу. — Ты и без того почти двое суток провел без сознания, чем очень нас напугал. А за турнир не беспокойся. Я поговорил со спонсорами и организационным комитетом и договорился о переносе оставшихся матчей. Так что продолжим на следующей неделе, когда ты полностью поправишься, и тебя выпишут.       После его слов Ши Гуана по уши затопило чувство вины. Он открыл рот, чтобы сказать, как он признателен и как это много для него значит, но в итоге не сумел выдавить из себя ничего кроме «спасибо».       — Что ж, пойду сообщу остальным хорошие новости, а ты отдыхай, — кивнул Фан Сюй, а потом повернулся к Илану с Юй Ляном. — Вы тоже не рассиживайтесь долго.       — Конечно, — кивнул Илан за них обоих.       Когда дверь за Фан Сюем закрылась, в палате повисла долгая многозначительная пауза. Ши Гуан чувствовал стыд за то, что подвел столько людей и не был уверен, что ему сейчас хватит сил и смелости, чтобы выслушивать справедливые упреки. Он немного поерзал на кровати, устроившись так, чтобы было удобней наблюдать друзей, и его взгляд вновь упал на веер в руках Юй Ляна.       — Уверен, все будут рады узнать, что с тобой все в порядке, — начал Илан, разбив тишину. Он немного помолчал, а затем нахмурился: — Знаешь, я понимаю — ты хотел побыть один, но все же тебе следовало сказать нам, прежде чем покинуть гостиницу. Мы в чужом городе, а ты даже телефон с собой не взял… О чем ты думал?       — А он разве умеет? — резко вставил Юй Лян, прежде чем Ши Гуан успел открыть рот. — Хорошо у него получается только жалеть себя и бегать от ответственности!       — Юй Лян…       Ши Гуан на миг прикрыл глаза. А когда открыл, то взгляд сам собой вновь остановился на веере, зажатом в пальцах напарника, который еще считанные минуты назад находился у своего истинного владельца. И от этого созерцать его в руке Юй Ляна было только больнее.       — Ты хоть понимаешь, сколь безрассудно и глупо ты поступил? Хоть осознаешь, как тебе повезло, что водитель сразу вызвал «скорую», а не укатил восвояси, оставив тебя на обочине?..       — Верни мне веер, — нейтрально произнес Ши Гуан, прикрыв глаза, потому что в голове опять неприятно запульсировало от громкого тона напарника. — Верни и потом можешь орать какой я болван сколько угодно. Пожалуйста.       Юноша протянул руку. Юй Лян, замолчавший на середине гневной тирады, какой-то момент оторопело смотрел на нее, потом перевел взгляд на веер, а потом опять на руку. А затем сжал тот в кулаке и нахмурился еще сильнее.       — А вот не отдам, пока ты не выслушаешь!       — Юй Лян, — снова попытался вклиниться Илан, но тот не обращал никакого внимания. Ши Гуан смотрел на свою протянутую ладонь и старался не заводиться. Он не желал ссориться и был готов полностью признать свою вину и принять последствия, какими бы они ни были. Но сперва он хотел хотя бы на минутку прикоснуться к дорогой сердцу вещи и ощутить на мгновение те зыбкие покой и умиротворение, которые ощущал еще совсем недавно. Эхо присутствия Чу Ина рядом все еще было так сильно и Ши Гуану казалось, что взяв веер в руки, он сможет продлить это чувство немного дольше.       — Юй Лян, дай мне веер, пожалуйста, — повторил свою просьбу юноша, с трудом удерживая руку на весу.       — Ты!.. — взвился напарник, не в силах подобрать слова. Казалось еще чуть-чуть — и его попросту разорвет от возмущения. — Ты… совсем не понимаешь, какого переполоху наделал? Или доктор ошибся и тебе таки последние мозги напрочь отшибло? Может, изволишь хоть на секунду устыдиться и представить, сколько мы все искали тебя той ночью? Сколько времени убили на то, чтобы найти, чтобы удостовериться, что с тобой все в порядке?.. Можешь представить, сколько сил и нервов иностранцы потрепали шисюну, прежде чем он убедил их всех остаться и продолжить турнир?.. Знаешь, ему было бы куда проще заменить тебя, чем ждать, пока ты очнешься, но я убедил его не делать этого, потому что знал — тебя это только еще больше расстроит и раздавит!.. Но, кажется, тебе вообще плевать на все, как всегда!..       — Мне не плевать, — рука Ши Гуана безвольно упала на кровать — держать ее вытянутой больше не было сил. Он перевел затравленный взгляд на Юй Ляна. — Мне никогда не было плевать! Просто мне надоело получать от тебя подачки! Надоело, что ты постоянно считаешь нужным убеждать всех и каждого, что я чего-то стою на протяжении всех этих лет! Я и сам знаю все про себя! И хочу заслуживать только того, что по праву мое! Хотели заменить меня — так бы и сделали, я от этого в депрессию не впаду, и играть не перестану, потому что я сам во всем виноват и знаю это!..       Крылья носа Юй Ляна трепетали от гнева, и он стискивал веер в пальцах так сильно, что у него побелели костяшки пальцев. Илан переводил обеспокоенный взгляд с одного товарища на другого и обратно, точно не мог определиться, на чью сторону встать.       — Да кто тебя вообще разберет, что ты знаешь или что сделаешь? — в сердцах произнес Юй Лян, с заметной горечью в голосе. — Сколько мы знакомы — ты все время где-то витаешь, будто временами живешь здесь, а временами — где-то еще! Иногда ты играешь невероятно и потрясающе, а иногда — словно только вчера камень в пальцы взял! И в последние пару лет лет эта твоя нестабильность стала только больше бросаться в глаза остальным. И что, скажи на милость, мне оставалось делать, если ты сам не мог с собой справиться?! Я… Я верю в тебя, Ши Гуан, но абсолютно не понимаю! Не понимаю, что творится у тебя в голове и, наверное, никогда не пойму. Знаю только то, что зарыть в землю такой талант как у тебя — будет самым настоящим кощунством!..       — Очень признателен тебе за это, — прохладно буркнул Ши Гуан, глядя ему прямо в глаза — сил на крики уже совершенно не имелось. Зато сарказма хватило и даже в избытке. — За это, и за все остальное. Мне очень жаль, что доставил тебе столько проблем своим нестабильным поведением, нестабильной игрой и самим фактом своего нестабильного существования, — юноша покачал головой и прикрыл глаза, почти сразу же почувствовав стыд за свои слова. Это было несправедливо и, по меньшей мере нечестно — во многом, если бы не Юй Лян и его поддержка, он бы не сумел зайти так далеко. Ши Гуан знал это, но все равно не мог сдержать обидных слов. Захотелось дать себе подзатыльник, но он справедливо посчитал, что попав в аварию и так сполна отделался. Поэтому продолжил говорить уже куда более примирительно, надеясь, что они поймут.       — Я знаю, что ты хочешь как лучше. Вы оба хотите как лучше, и я ценю это, правда. Я благодарен вам за вашу веру и помощь. Вы оба очень много сделали для меня, и я никогда этого не забуду. Я знаю, что временами бываю несносным, и инфантильным, и глупым, и иногда замыкаюсь в себе, но… Я просто… Я многого не могу объяснить вам, но есть вещи, с которыми вы не сможете мне помочь. Это то, с чем я должен справиться сам, с чем я до сих пор учусь справляться. Вам нужно знать только одно — я не брошу го. Я буду играть — выигрывать и проигрывать — до тех пор, пока смогу держать камень в пальцах. И этого ничто не изменит.       Ши Гуан посмотрел Юй Ляну в глаза, а потом перевел взгляд на Илана. Тот улыбнулся ободряюще.       — Я всегда это знал. Ты рожден для того, чтобы играть в го.       Юй Лян хмыкнул, скрестив руки на груди.       — Даже не сомневайся, что я запомню эти слова и буду цитировать их тебе всякий раз, когда увижу, что ты снова взялся за старое.       Ши Гуан вымучено улыбнулся краешком губ, и устало откинулся на подушки.       — Договорились. Со своей стороны я обещаю больше не уходить никуда без телефона. И… Обещаю больше не сомневаться. Ни в чем.       Юй Лян некоторое время изучающе смотрел на напарника, а затем громко вздохнул. Наблюдая за ним Ши Гуан сразу понял, что гнев друга наконец-то поутих.       — Вот это уже больше похоже на Ши Гуана, которого я знаю, — он немного покрутил веер в пальцах и, подойдя к кровати, протянул тот владельцу. — Хорошо, что ты наконец это сказал. Теперь я куда меньше стану волноваться о своем нестабильном напарнике.       Ши Гуан громко прищелкнул языком и показательно закатил глаза в ответ, а потом аккуратно взял веер и бережно провел по нему пальцами как в первый раз. Ему иррационально казалось, он не держал его в руках по меньшей мере тысячу лет.       — Что ж, мы пойдем пока. Отдыхай, — сказал Илан.       Юноша кивнул.       — Передавайте всем привет. И Юэ Чжи в том числе, чтобы не расслаблялся.       Юй Лян понимающе ухмыльнулся.       — Обязательно.       Друзья махнули на прощание и вышли за дверь, бесшумно прикрыв ее за собой. Ши Гуан долгое время крутил в пальцах веер, гадая, было ли все там, в Лян, сном или нет. Юноша готов был поклясться, что объятия Чу Ина были еще какими реальными, но сейчас, при свете дня, он все же не мог утверждать однозначно. Но что бы с ним на самом деле ни приключилось, а Ши Гуан был этому рад и внутренне ощущал себя как-то иначе. Готовым выйти на встречу и миру и показать ему, на что способен.       Еще бы, ведь он выиграл партию у самого божества го.       Разве после этого ему еще было чего бояться?..