Все наши вчера

      …Новости быстро распространились по Цзянькану. Уже по дороге из дворца Чу Ин ловил на себе косые, колкие, недовольные и осуждающие взгляды, замечал, как перешептывались чиновники и знать, когда он проходил мимо. Волны обиды и горечи захлестывали величайшего мастера го Южной Лян с головой, сдавливали грудь и душили не хуже отравленного вина или церемонного белого шелка. Чу Ин готов был кричать во все горло о своей невиновности, но никто бы не стал его слушать. В один миг все пошло прахом. Одна секунда, один с ювелирной точностью сделанный ход на доске — и годы кропотливого труда, годы упорных тренировок, целая жизнь — все это в один миг исчезло. Что-то предали огню, а что-то навеки стало запретным.       В тот же день вернувшись в резиденцию, Чу Ин получил указ. И каждое слово, с филигранной интонацией произнесенное придворным евнухом, убивало в нем всякую надежду на возможность оправдаться и получить снисхождение императора.       — Императорский наставник Чу Ин высокомерен и тщеславен, не уважает го, не считается с законами неба, и противится моей воле. В наказание повелеваю лишить его всех титулов и привилегий, предать уничтожению все его партии, изъять его имя из императорского табеля о рангах, и навеки запретить играть в го. В назидание грядущим поколениям, дабы успокоить небо, землю и людские сердца, быть посему.       Чу Ин безвольно опустил голову, судорожно глотая предательские слезы.       — Подданный принял указ, — убитым тоном прошептал он.       С того дня его жизнь превратились в сущий кошмар.       Иногда Чу Ин целыми днями не вставал с постели, иногда же сутками мог просиживать за гобаном, не смея взять камень в пальцы. В такие моменты перед мысленным взором проносились воспоминания о былых днях: о длительных беседах и сыгранных партиях, о радости, которую он испытывал всякий раз, играя с императором, о гордости за свое мастерство. И чем ярче в памяти всплывало прошлое, тем сильнее болела душа за то, как с ним обошлись. Чу Ин всегда понимал, что император У-ди не мог считаться ему другом, но мастер искренне полагал, что за столько лет сумел заслужить его доверие и уважение. Он всегда относился к Его Величеству с должным почтением, всегда с нетерпением ждал возможности сыграть… Так почему в тот единственный раз, когда он умолял императора поверить в его невиновность, тот не стал слушать? Разве хоть когда-нибудь он, Чу Ин, давал повод думать о себе столь низко?..       С каждым днем некогда глубокоуважаемый мастер угасал все больше. Ничто вокруг больше не радовало глаз, ничто не приносило облегчения. Он почти перестал есть, и практически не реагировал, когда к нему обращались обеспокоенные слуги. Даже во сне Чу Ин не знал покоя, часто просыпаясь посреди ночи и захлебываясь горькими слезами. К нему больше никто не приходил, а стоило ему самому выйти за ворота резиденции, и он словно бы сразу становился невидимым для окружающих. Император сохранил ему жизнь, но это даже с большой натяжкой можно было назвать существованием. Все стало бессмысленно. Его сторонились и игнорировали, будто прокаженного, и Чу Ин вскоре понял, что не сможет вынести такого обращения. Однажды, больше не в силах и дальше терпеть свое бесполезное жалкое существование, он надел свои лучшие одеяния и покинул свою резиденцию, захватив из нее на память один лишь гобан, зная, что больше никогда не вернется. Униженный мастер не знал, куда податься, да и не существовало в мире места, где он мог бы избежать своего несправедливого наказания.       Мысль покончить с жизнью не вызывала у него никаких чувств. Какая разница, дышать или нет, если одинаково нельзя взять в руки камень, если все равно нельзя играть. Что делать человеку, который больше никогда не сможет осуществить свое самое заветное желание? Покончить с собой было не так уж плохо. Больше не будет косых взглядов и перешептываний за спиной, не будет холодного отчуждения, не будет мыслей, не будет чувств, только блаженная пустота для измученных несправедливостью разума и сердца.       Чу Ин покинул границы города еще затемно и уверенно шел к своему последнему пристанищу, не испытывая ни капли сомнений. Воды Янцзы смоют позор с его души, а скалы станут вечным надгробием бренным костям. Чу Ину было все равно. Он искренне полагал, что только в смерти сможет стать по-настоящему свободным.       Мастер специально направился прямиком к самой скалистой, самой крутой местности, чтобы наверняка быть уверенным в том, что не набредет случайно на какого-нибудь рыбака или другую живую душу — ему не нужны были свидетели. К тому моменту как Чу Ин добрался до обрыва, солнце давно скрылось за плотным пепельным навесом из облаков. Впереди мелькали разряды молний, воды внизу были неспокойными и мутными; врезаясь о скалы они с шумом вспенивались и брызги хаотично летели во все стороны. Край уступа, на который поднялся мастер, был гладким и скользким. Одно неосторожное движение — и уже ничего нельзя будет изменить.       Чу Ин с силой сжал свой гобан в пальцах и, глубоко вдохнув, посмотрел на затянутое тучами мрачное небо. Он почти не чувствовал обжигающего холода, почти не ощущал брызг воды на своем лице. Еще несколько недель назад император в нем души не чаял, а сегодня величайший мастер го своего времени — обыкновенный преступник, изгой, без будущего и без прошлого. Стоя на краю в гордом одиночестве, под сумрачным небом и колючим ветром, Чу Ин искренне верил, что пути назад нет, и что больше в его жизни ничего не осталось.       А затем, будучи в одном мгновенье от того, чтобы сделать последний шаг, он услышал чей-то голос, полный отчаяния и вместе с тем необъяснимой надежды:       — Чу Ин!..       На какой-то крохотный, едва уловимый миг решимость свести счеты с жизнью пошатнулась. В ту маленькую секунду Чу Ин даже малодушно позволил себе понадеяться на то, что это император послал кого-то за ним. Потому что каким-то образом выяснил правду и понял, что его наставника просто-напросто оклеветали завистники. Понял, что был неправ и хотел вернуть великого мастера обратно ко двору.       Но в глубине души Чу Ин прекрасно осознавал: это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.       Осторожно обернувшись, он увидел лишь незнакомого юношу в странных темных одеждах. Тот стоял на тропе в нескольких шагах от обрыва и смотрел так, будто отчаянно ждал чего-то: слова, жеста, взгляда — невозможно было понять. Чу Ин, собственно, и не хотел понимать: сердце мгновенно замерло, и крохотная искра надежды внутри стремительно обратилась в прах. Чего бы от него ни ждали, он был не в силах этого дать.       Отвернувшись от незнакомца, мастер выдохнул и сделал небольшой шаг к краю. Едва это случилось, как он снова услышал полный безысходности голос за спиной:       — Чу Ин, стой!.. Не делай этого!       С силой зажмурившись, мужчина почувствовал, как злость и горечь смешались в его душе: все это было неправильно! Он не нуждался в свидетелях, не нуждался в том, чтобы после его смерти злые языки судачили о том, что он покончил с жизнью из-за того, что чувствовал себя виноватым.       Услышав в какой-то момент, как позади захрустел гравий, Чу Ин испуганно выкрикнул:       — Не подходите!       Нервы были натянуты до предела, и он непроизвольно сильнее стиснул гобан в пальцах. Настолько, что резной орнамент до боли впился в кожу. Это немного отрезвило всполошившийся от внезапного появления незнакомца разум. Краем глаза заметив, что юноша остановился в нескольких шагах от края, Чу Ин на секунду прикрыл глаза, призывая себя успокоиться. Какая разница, что будут говорить после его смерти? Разве… Разве вообще кто-нибудь ее заметит?.. Разве кому-нибудь позволят что-то сказать?.. Как же глупо, что несмотря ни на что он все еще продолжал переживать о своей репутации…       — Я не знаю, кто таков молодой господин, но вам не следует останавливать меня. Прошу вас уйти. То, что я должен сделать, я сделаю сам, — тихо, но твердо сказал Чу Ин, упрямо глядя вниз, на бушующие, пенящиеся воды реки внизу. Он не хотел быть грубым с первым человеком, который посмел ради него нарушить указ императора, и говорил так, по сути, только ради блага незнакомца. Незачем кому бы то ни было лишний раз так неосторожно провоцировать Сына Неба. Тот, как оказалось, был совершенно беспощаден не только к врагам, но и к собственным подданным.       — Чего?.. Какой еще молодой господин?.. Ай, и фиг с ним… Пожалуйста, Чу Ин, я тебя умоляю, отойди от края! Если ты кому что и должен — то это мне! Но ты ничего не сможешь исправить, и ничего не сможешь искупить, если шагнешь! Я не шучу! Если ты это сделаешь, я никогда тебя не прощу!.. Слышишь меня?..       Слова молодого незнакомца практически ничего в нем не задевали, потому что были абсолютно бессмысленны. Он никак на них не реагировал и ощущал только, как холод пробирал до самых костей, как сердце замерзало, превращаясь в один цельный кусок льда. Разбить вдребезги, избавив от страданий — единственный выход.       Но его навязчивый собеседник так отнюдь не думал.       — Чу Ин, — нарочито мягко позвал юноша, и краем глаза мастер заметил, как тот осторожно сделал полшага в его сторону. — Если ты сейчас шагнешь, то никогда больше не сможешь сам сыграть в го. Никогда больше не сможешь прикоснуться ни к доске, ни к камню!.. Ты… Даже став духом, сотни лет ты проведешь во мраке и одиночестве, играя с самим собой, без единого шанса найти Божественный Ход… Зачем обрекать себя на такие мучения?..       Чу Ин не сдержал горькой усмешки и та на мгновение исказила черты его лица. Когда он шел сюда, то и не представлял, что здесь, в одном шаге от бесконечности, какая-то случайная добрая душа попытается его спасти. На секунду он ощутил слабый прилив признательности: долгое время никто не решался не то что говорить, но даже смотреть в его сторону. Хотя бы для того, чтоб уважить смелость незнакомца, Чу Ин устремил взгляд к горизонту и философски произнес:       — Что есть сотни лет мучений после смерти, если сейчас при жизни каждый день как тысяча таких?.. Раз уж молодой господин знает меня, то безусловно ему известна и участь, которой я удостоился. Мое имя заклеймили печатью вечного позора. Записи моих партий, моя репутация, мой дом — ничего больше не осталось. Император сохранил мне жизнь, но эта жизнь без возможности играть все равно что бесконечная пытка. Я не хочу продолжать ее. Раз так, мой путь закончится здесь и сейчас.       Чу Ин надеялся, что этого было вполне достаточно для того, чтобы молодой человек понял: отговаривать его бессмысленно. Он слегка повернулся к нему и склонил голову в знак уважения.       — Я давно не говорил ни с кем и благодарен за эту возможность, но моя судьба решена. Прошу вас больше не стоять у меня на пути.       — Но ведь!.. — тут же воскликнул юноша и запнулся на полуслове. Но не прошло и мгновенья, как он тут же неожиданно выпалил, явно не думая о том, насколько абсурдными были его слова: — Сыграй со мной! Прошу, всего одну партию! И… И если я выиграю, то ты откажешься от этой идеи!       Безрассудная просьба незнакомца вмиг будто полоснула уши острым лезвием кинжала. И все произнесенные им слова оглушительным эхом отдавались в сознании, попутно вызывая новую порцию боли в груди.       — Мне нельзя… играть, — сквозь стиснутые зубы выдавил Чу Ин, чувствуя, как снова сжимает горло от вмиг подкативших рыданий. В голове крутилось только назойливое «замолчи, замолчи!», но ему не хватало духа произнести это вслух. Очень хотелось зажать уши руками, но вместо этого он продолжал что есть мочи сжимать в пальцах гобан. В какой-то момент Чу Ин отстраненно подумал о том, что с такими темпами на дереве скоро останутся его отпечатки.       Незнакомец сделал еще полшага, но Чу Ин этого не заметил. Вся его выдержка уходила на то, чтобы не потерять последние крохи достоинства.       — Здесь нет императора. И нет никого, кто бы мог ему донести. Только я. Никто не узнает, если…       — Противиться воле Его Величества — преступление, — тут же прервал его Чу Ин, потому что подобные разговоры могли стоить жизни. За свою он не переживал, но быть ответственным за смерть постороннего совершенно не входило в его планы. К тому же, вся эта ситуация сильно его тяготила и грозила поколебать решимость довести начатое до конца. Он с нажимом добавил, больше не желая оттягивать неизбежное. — Этот разговор больше не имеет смысла. Я снова прошу вас уйти.       Собеседник ничего не ответил и Чу Ин вздохнул свободнее. Но тут же невольно вздрогнул от неожиданности, когда юноша решительно встал рядом, едва ли не поскользнувшись на влажном камне.       — Что вы делаете?.. — со священным ужасом произнес мастер, широко распахнув глаза. Такого поворота Чу Ин не мог вообразить даже в самых смелых своих предположениях.       — Если ты прыгнешь, то и я прыгну, — вдруг огорошил мастера незнакомец с непроницаемым выражением лица. Чу Ину казалось, что тот в самом деле был абсолютно серьезен. — Я проделал огромный путь. И раз уж мне выпала возможность встретиться с тобой, я не стану снова безвольно наблюдать за тем, как ты уходишь. Раз уж ты, господин Чу, не хочешь со мной сыграть — ладно. Но заставить меня уйти у тебя не выйдет. Ни сейчас, ни когда-либо.       Юноша решительно взглянул ему в глаза и Чу Ин впервые за все время беседы по-настоящему растерялся, не зная, что ему делать. Его застало врасплох заявление незнакомца и у него в голове не укладывалось, что тот мог так легко расстаться с жизнью. Пользуясь случаем, мастер пристальнее пригляделся к нему и уверился, что действительно никогда ранее не встречал этого молодого человека. Так с чего бы ему действовать столь опрометчиво? Ради чего?.. Рады одной игры, в которой не будет никакого смысла? Чу Ин оставался непобежденным в го в течение многих лет. Чего незнакомец добьется, вынуждая сыграть?..       — Вы!.. — бессильно воскликнул Чу Ин, разрываясь внутри от терзавших его противоречивых чувств. Его загнали в тупик, из которого он не видел приемлемого выхода, и это вгоняло его в отчаяние. — Зачем вы это делаете?..       — Затем, что не хочу быть один, — обезоруживающе просто произнес незнакомец и Чу Ин каким-то шестым чувством понял, что это была правда. Странная правда, которую он совершенно не понимал. Юноша вдруг улыбнулся ему — мимолетно, а взгляд его вопреки всякому здравому смыслу заметно потеплел. Чу Ин не мог вспомнить, когда в последний раз кто-нибудь смотрел так на него или улыбался ему. Казалось, это было в другой жизни. — Пока у меня есть выбор, я предпочту выбрать здесь и сейчас. Даже если это будет последнее, что я сделаю.       Что-то внутри мастера вдруг дернулось и оборвалось. Он понимал, что находился буквально в одном шаге от вечной пустоты, от вечного покоя. И все еще полагал, что броситься в пучину холодных вод было в его положении наилучшим решением. Чу Ин не хотел снова мучиться, не хотел снова терзать свое сердце, но теперь отчего-то решиться на последний шаг стало намного сложнее, чем минуту назад. Воля императора висела на плечах Чу Ина мертвым грузом, она душила его, придавливала к земле свободолюбивую, страстную натуру игрока. Он не мог просто проигнорировать его волю. Сыграть партию сейчас было почти что равносильно презрительному плевку в лицо и Сыну Неба, и предкам, и богам. Но он так давно ни с кем не говорил… Ни с кем так давно не играл… Чу Ин прикрыл глаза, поражаясь тому, что несмотря на все усилия, слова и поступки незнакомца каким-то непостижимым образом сумели задеть его за живое. Это было так странно — с чего бы ему слушать этого незнакомого юношу, которого он видел впервые и даже не знал его имени?.. Но как бы там ни было, а Чу Ин не хотел тянуть за собой в пропасть невинного человека, даже если тот сам по глупости туда лез. Не хотел иметь на душе еще один грех.       Вздохнув, Чу Ин открыл глаза и решился. Он сыграет эту последнюю партию, так неожиданно дарованную небесами, выиграет, и уйдет в вечность с чистым сердцем и совестью. Уйдет, как и подобает — непобежденным мастером Южной Лян.       — Что ж, хорошо. Я сыграю с вами. Но если я выиграю, — Чу Ин прямо посмотрел своему новому знакомому в глаза, не мигая, — вы уйдете и больше не станете мне препятствовать.       Юноша сразу же кивнул, и во взгляде его совершенно не было никакого страха, никаких опасений. Только неподдельная радость и облегчение. Чу Ин не понимал его эмоций, но они и не должны были его касаться. Несколько часов ничего не решат и ничего не изменят. Он не отступится от своего решения что бы ни случилось.       — Спасибо, — ответил юноша с таким видом, будто для него не было большего счастья, чем услышать эти слова. После этого он ловко сошел с уступа и поспешно отошел подальше от края, обхватив себя руками и неуверенно перетаптываясь с ноги на ногу. Чу Ин какой-то момент наблюдал за ним, по-прежнему теряясь в догадках. У незнакомца была странная прическа, странная одежда, странная речь и вопиюще бесцеремонные повадки. На фоне остальных жителей Лян он выглядел вызывающе чужим и совершенно не вписывался в картину мира, которую знал Чу Ин. Он не мог этого объяснить, но ему почему-то казалось, что этому человеку здесь было не место.       — Ну чего ты застыл, спускайся! — юноша призывно махнул рукой и кивнул головой в сторону тропы. Чу Ин, моргнув, мгновенно вернулся мыслями в реальность. — Ты уже обещал мне партию. Я сдержу свое слово, только если ты сдержишь свое.       Чу Ин поджал губы и с тяжелым сердцем повернулся лицом к дороге, на которой его дожидался незнакомец. Ноги слушались с трудом: после непривычно долгой ходьбы под гору мышцы сводило от боли. Длинный подол ханьфу мешался и мастер передвигался крошечными шажками, хмурясь всякий раз, когда ступня скользила по влажному от воды камню.       — Давай я тебе помогу, — внезапно сказал юноша и, не дождавшись возражения, которое уже было готово сорваться с языка Чу Ина, беспардонно подхватил его под локоть и помог спуститься вниз. Мастеру только и оставалось, что удивленно хлопать глазами: сейчас любой из жителей Лян побрезговал бы даже встречаться с ним взглядом, но странного юношу, казалось, совершенно ничего не смущало. Он вел себя так непринужденно и непосредственно, будто все происходящее было для него в порядке вещей.       — Наверное, неудобно было тебе вскарабкиваться наверх с гобаном в руках, — предположил он и неуверенно улыбнулся, когда они спустились. Юноша немного помедлил, прежде чем отпустить его локоть, и Чу Ин, внимательно наблюдая за каждым его движением, неожиданно поймал себя на том, что невольно ему было приятно такое внимание. — Хорошо еще, что ты ни обо что не споткнулся и не поскользнулся на всех этих булыжниках.       Незнакомец продолжал улыбаться дружелюбно и смотрел на Чу Ина без какого-либо стеснения, не отводя взгляд ни на секунду, будто боялся, что стоит ему отвернуться и спасенный мастер тут же рванет обратно, где не мешкая бросится с обрыва. В голове Чу Ина в самом деле проскакивала подобная мысль, но он был человеком чести и если уж дал слово, то обязан был сдержать его, как бы тяжело ни было на сердце.       На мгновение повисла неловкая пауза, которую заполнял собой только громкий шум ветра и рев волн Янцзы внизу.       — Лучше давай я понесу его, — снова вызвался юноша и, вмиг преодолев разделявшее их расстояние, схватился за гобан. — Ты, должно быть, долго его держал и руки наверняка устали — я-то знаю, насколько он в самом деле тяжелый…       — Кто вы такой? — прямо спросил Чу Ин, потому что ему было почти физически больно смотреть на то, как кто-то так безрассудно ставит под удар собственную жизнь, смея столь нагло и вызывающе идти наперекор воле Сына Неба. Никто из ныне живущих в здравом рассудке не решился бы на такое ради нечестивого изгнанника.       Юноша на секунду замер. Руки его уже лежали на гобане, но Чу Ин не отпускал доску, внимательно вглядываясь в черты лица незнакомца, словно пытался найти там ответ. Его будущий соперник был относительно невысок и молод — может, немногим младше самого мастера, но больше ничто в его облике не поддавалось никакому рациональному объяснению. Чу Ин не мог отрицать, что в глубине души был признателен за его смелость и доброту, но вместе с тем это были слишком ценные дары для того, чтобы в своем нынешнем плачевном положении он посмел принять их.       Незнакомец медлил всего мгновение. Когда юноша вздохнул и поднял взгляд, Чу Ин увидел только искреннее уважение и желание помочь. Но было и что-то еще, чего мастер не мог понять: молодой человек смотрел на него непозволительно долго. Намного дольше, чем было дозволено в приличном обществе и предписано правилами этикета. Его взгляд будто что-то говорил и о чем-то спрашивал, а Чу Ин чувствовал себя так, словно ему дали прочесть важное послание, но он не понимал, что в нем написано, потому что не знал языка. Это было совершенно новое чувство, которого ему доселе не доводилось испытывать. И оно тут же исчезло, стоило юноше открыть рот и ответить:       — Друг, — негромко сказал он и снова уголки его губ приподнялись в едва заметном намеке на улыбку. — Всегда был и всегда буду. Прошу, верь мне. Я хочу тебе помочь.       Чу Ин опустил взгляд на свой гобан, бесшумно вдохнув и выдохнув. Как же хотелось просто принять эти слова, позволить себе снова верить и довериться, но недавний горький опыт еще был слишком свежим в памяти. Раньше мастеру и в голову не могло прийти, что император У-ди вот так запросто в один момент сможет отвернуться от него, разом перечеркнув все годы взаимного почтения и уважения. Раньше он и не представлял, что некому будет вступиться за его опозоренную честь — казалось, желающих стать ему близкими друзьями всегда было в избытке. Раньше он и не думал, что стоит впасть в немилость и куда бы ни пошел — везде будет вечно презренным, чужим и одиноким. Возможно, юноша просто не понимал, о чем говорил.       — Быть моим другом — значит подписать себе смертный приговор, — без выражения произнес Чу Ин, но его нового знакомого сказанные слова ни капли не смутили и не обеспокоили. К бесконечному удивлению мастера, юноша покачал головой и громко прищелкнул языком:       — Ну хватит меня запугивать! Я же уже сказал, что никуда не денусь, пока мы не сыграем. И я не стану отказываться от своих слов. Пусть бы хоть сам император меня об этом спросил — я бы ему сразу также и ответил!..       — Следите за языком! — сразу же оборвал его Чу Ин и почувствовал, как кровь мгновенно прилила к щекам. Смелость смелостью, но слова юноши были пугающе безрассудны и вполне могли считаться за проявление неуважения к Его Величеству. Подобные преступления нередко заканчивались пожизненной ссылкой на каторгу или смертной казнью. Но незнакомец, кажется, этого совершенно не понимал, что вызывало у Чу Ина неподдельное изумление.       — Да ладно, как он может услышать, а?.. Он же далеко во дворце, а мы здесь совершенно одни. Чего ты боишься?       Чу Ин потрясенно взглянул на юношу. У него в голове никак не хотело укладываться, что кто-то мог позволить себе столь вопиющую наглость в адрес императора и при этом совершенно не бояться возмездия предков и небес.       — Это… Это неслыханно! Кто знает, сколь далеко простирается всеведение Его Величества? За подобную дерзость вы можете лишиться головы!..       Юноша громко вздохнул, сжимая в пальцах гобан, который все еще собирался забрать, а потом посмотрел на Чу Ина.       — Не стоит беспокоиться о моей жизни. В любом случае, сейчас меня твоя волнует куда больше.       — Что?.. — невольно вырвалось у мастера и он, не выдержав, горько рассмеялся, потому что эти слова были абсурдны и нелепы до крайности. Его смех потонул в новом порыве ветра, заставив взметнуться вверх длинные темные волосы и белоснежные одеяния. По оголенной коже пробежали мурашки, но мастер не обращал никакого внимания на холод. Ему казалось, над ним издеваются, из-за чего жалость к себе накатила с новой силой.       Крепко стиснув в пальцах веер и доску, Чу Ин посмотрел на юношу и на глаза против воли снова выступили предательские слезы. Он грустно улыбнулся.       — Ныне моя жизнь не ценнее жизни бродячего пса, — едва слышно выдавил он из себя. — Как вы можете говорить такое?..       Незнакомец какой-то момент все еще смотрел на него, а затем решительно вытащил из онемевших пальцев гобан. Чу Ин посмотрел на юношу с недоумением.       — Можешь считать меня глупцом или болваном — кем угодно — но сейчас для меня нет никого важнее тебя. И меня не волнуют последствия. Больше всего на свете я хочу сыграть с тобой, потому что мечтал об этом долгие годы. И даже если сегодня я проиграю и не смогу удержать тебя от желания шагнуть с этого обрыва, то по крайней мере ты не сделаешь этого в одиночестве, — он на секунду запнулся, а потом продолжил, отчего-то сердито: — Просто прими это. Я никуда не уйду.       Губы Чу Ина задрожали от едва сдерживаемых слез и вдруг он почувствовал, как на лицо упала холодная капля. Юноша на мгновение поднял голову вверх, а после посмотрел на мастера и снова кивнул в сторону дороги.       — Если не поторопимся и не спрячемся где-нибудь, то промокнем… Ну же, Чу Ин, — с гобаном в руках, юноша сделал полшага вперед и его умоляющий взгляд каким-то необъяснимым образом проникал в самую душу. — Просто доверься мне, ладно?       Отдельные капли стали падать чаще, грозя вот-вот обрушится на берег сильным ливнем и мастер отстраненно понимал, что юноша был прав — им стоило побыстрее укрыться от непогоды. Но он был слишком потрясен, взволнован и испуган для того, чтобы обращать внимание на дождь. Чу Ин словно оцепенел, отчаянно боясь поверить в то, что услышал. Он всем своим существом хотел снова ощутить себя нужным и значимым, но вместе с этим желанием в сердце вгрызался страх опять быть преданным и брошенным на произвол судьбы.       Не в силах самостоятельно разобраться со своими противоречивыми чувствами, Чу Ин решил отдать все в руки богов. Возможно, только сыграв он сумеет обрести равновесие и найти выход. А заодно и понять логику этого странного и непостижимого человека, который смотрел на него так, как ранее не позволял себе никто, даже император У-ди.       Чу Ин медленно кивнул в ответ на просьбу юноши. Тот тут же просиял радостной улыбкой в ответ. От одного ее вида у мастера невольно сжалось сердце.       — Отлично! Тогда, может, найдем какое-нибудь укрытие или еще что?.. — юноша растерянно оглядывался по сторонам и щурился, когда капли дождя падали ему на лицо. — По пути сюда я, правда, не видел никаких зданий или домов, и вообще-то не представляю, в какую сторону идти…       — Здесь недалеко есть старый заброшенный храм, — негромко сказал Чу Ин. — На некоторое время мы можем укрыться там.       — Хорошо! — с облегчением сказал юноша. — Прошу, господин Чу, указывай дорогу.       Мастер послушно сделал несколько шагов и замер, с сомнением взглянув на своего юного спутника. Не опасно ли будет пойти туда, да и еще привести постороннего? Чу Ин и не думал, что все так обернется и что он вынужден будет вернуться обратно, почти к границе города. Старый даосский храм находился очень близко к главному торговому тракту… Что, если их кто-нибудь заметит?.. Но с другой стороны на улице бушевала стихия. Вряд ли в такую непогоду они наткнутся на кого-нибудь по пути…       — В чем дело? Почему ты остановился? — обеспокоенно спросил юноша и Чу Ин, вынырнув из своих раздумий, взглянул на него. Подумав, что незачем лишний раз тревожить спутника, он едва уловимо качнул головой.       — Ничего. Просто я вдруг понял, что вы не назвали своего имени. Не узнав вашего имени, я не смогу выказать вам должного уважения.       — Я… — юноша будто бы растерялся после его слов, но это длилось всего какое-то мгновение. Снова встретившись взглядом с Чу Ином, он ответил: — Ши Гуан. Меня зовут Ши Гуан.       Под темным небом, плачущим мелкой моросью, бывший императорский наставник чинно сложил руки и отдал юноше церемонный поклон.