Fallacious

***

      Глаза Луки метнулись сначала влево, а затем вправо. Экран, что был любезно подарен одним из богатых фанатов, сверкал яркими красками и издавал оглушительную музыку. Он сосредоточился на громком голосе Тилля, наблюдая за ним с включенными субтитрами и пристально вглядывался в самого парня. Анализировать каждую строчку, каждый слог и выражение — стало для него обычным делом перед каждым раундом. Именно это и привело его к успеху в пятом и во всех предыдущих раундах, он был усерден и находчив больше всего на свете. В конце концов, у него был тот, ради кого он должен был выиграть, тот, кого он очень скоро встретит снова.       Он делал записи в своем блокноте с размашистостью бывалого ветерана, записывая каждую деталь, которую заметил в результате тщательного анализа Тилля.       Он основывал свои заметки на всем контенте Тилля, который только смог найти — основной вклад в его записи, конечно же, вложил второй раунд, за ним следовал недавний шестой раунд, а затем какой-то случайный фанкам, который он нашел на просторах Youtube, опубликованный каким-то фанатом, о реакции Тилля на пятый раунд. Его было так просто читать, честное слово. Буквально как открытую книгу. Существует ведь поговорка: «Глаза — ворота души»? Лука никогда не верил в подобные вещи, но то, каким взглядом Тилль смотрел на нее… Его проникновенные текста, каждое тщательно подобранное слово написанное о любви к ней. Даже когда тот мальчик, который по уши влюблен был в него, так явно показывал свою преданность; он всё равно выбрал ее. Хотя, судя по всему, Тилль не осознавал этого до конца шестого раунда, Луке стало ясно, степень любви Тилла к ней превыше всего, даже бедного влюбленного парня, если слова песни, которую они пели, имели хоть какое-то значение.       Лука присвистнул. Надо отдать должное Тиллю, эти слова были очень глубокими. Настолько, что большинство слушателей, вероятно, расплакались бы на середине песни, испытывая эмоции, о которых им даже не положено знать.       Как трагично.… Лука позволил легкой улыбке расцвести на его губах, он написал свою последнюю заметку аккуратным курсивом и выделил стрелками последнее слово, подчеркнув и выделив жирным шрифтом. «МИЗИ». Он уже знал, как будет обеспечена его победа.

***

      Тилль ощутил, как инопланетные смотрители натянули на него одежду — кажись, снова черного цвета — и вытолкнули на сцену, где ему предстояло пройти последний раунд. Он смутно различал звуки, издаваемые инопланетянами, и почувствовал мимолётное прикосновение прохладного воздуха на своей щеке, он опустил взгляд на землю.       Ещё когда то, во время его самого первого раунда он был подтянут и полон жизненных сил, его упорство и настойчивость всегда приносили ему победу. А прошлый раунд… Честно говоря, его вообще не должно было быть здесь, на седьмом раунде. Тот парень явно должен был победить, у него было всё: внешность, голос, харизма — Тилль не должен был быть тем, кто сейчас стоит на этом месте. За месяц, прошедший с того рокового дня, Тилль ни на секунду не переставал видеть его чертову улыбку.       Тилль сожалеет, сожалеет и еще раз сожалеет — Сожалеет, что не уделял этому парню больше внимания ранее, когда те были детьми. Сожалеет, что не отвел своего взгляда от Мизи на одинокого мальчика, который когда-то стоял один под метеоритным дождем, держа чужую руку, лежавшую в его руке. Сожалеет о том, что он не сжал их руки, не заставил держаться ещё крепче — может быть, тогда тот парень был бы здесь и пел бы свою новую неоднозначную песню. Тилль смотрел бы на него свысока, снова отчитывая его за то, что он прячется за маской, вечно скрывая свои истинные эмоции, как слабак, пока он не начнет петь, и она не треснет. Не унывай, — иногда говорит себе Тилль, когда никто не видит. По мнению Тилля, очень глупый способ утешить себя. Кроме того, звучащий смутно знакомым…       Чёрт, дело ведь совершенно не в этом. Сначала этот парень крадёт его первый поцелуй, потом крадёт единственного человека, который остался с ним, покончив с собой, а потом, черт возьми, вторгается в его сознание заставив думать про это дерьмо о сожалениях! Черт возьми, проворчал Тилль, этот вор должен вымаливать у него прощение на коленях! Но его здесь нет, и Тилль предпочитает не думать об этом, а ещё пуще ругать его, дабы отвлечься.       Парящая сцена озаряется ярким, слепящим светом, обжигающим глаза Тилля. На другом конце сцены стоит Лука, его противник и противник Мизи, если он правильно помнит. Каким-то образом он слышит в голове голос того парня, который говорит ему, чтобы он был осторожен, что Лука, скорее всего, сделает с ним то же самое, что и с Мизи, и тот мысленно говорит ему, чтобы он отвалил. В данный момент тому блондину даже не нужно было ничего делать, чтобы победить, если он просто будет стоять там достаточно долго, Тилль, скорее всего, спрыгнет с этой сцены, навстречу к тому парню, Мизи и всем остальным. Спровоцировать его не получится, весь огонь в нем был потушен его кровью, пропитавшей его ладони и поселившейся в его сердце.       Тилль слышит начало минусовки и подходит ближе к микрофону. Это дуэт песни, которую он сочинил и написал сам. Сочинить песню это единственное, что он смог сделать за последний месяц, движимый эмоциями, которые не мог описать, и, как ни странно, смутным чувством апатии. Когда он писал текст, он чувствовал, как слова вырываются из самых глубоких уголков его сердца, он дал им волю и вылил на чистый лист бумаги, и именно так они ожили.       Он потерял все: своих друзей, свою детскую любовь и то, кем он был, и эта песня, вероятно, будет его последней — наследием давно павшего вундеркинда. Он надеется, что Лука исполнит ее вместе с ним, ведь он хочет, чтобы его последнее выступление было самым лучшим, даже если он не в полной мере использует свой потенциал для этого. Для этого парня и для всех остальных, кого он потерял, он будет петь, словно голубь на последнем дыхании. Он сжимает микрофон, готовясь спеть бэк-вокал для партии Луки, и чувствует, как что-то схватило его за запястье. —Чт-…       Тилль задыхается, поворачиваясь лицом к бледной, слегка обесцвеченной руке, нежно обхватившей его запястье, и видит розовый цвет. Розовые волосы с голубыми кончиками, добрые зеленые глаза в тонких очках и самая милая улыбка, в которую он когда то влюбился. Мизи усмехнулась его реакции и спела первый куплет сладким тоном.       Он резко моргнул и этого было достаточно, чтобы выйти из ступора и иллюзия исчезла, на месте Мизи он увидел Луку. Его болезненно-сладкий голос проник в его уши и окутал его, словно ложное обещание. Его манера поведения, его очки (откуда он их вообще взял?), его тон… если бы Тилль закрыл глаза, он мог бы по-настоящему поверить, что это действительно его детская возлюбленная. Если бы он встретился с Лукой на прошлом раунде то, он уверен, что сжался бы в себе и упал бы в распростёртые объятия Луки.       Если бы он позволил себе поверить, то на одного человека станет меньше. С ним была бы Мизи, хотя бы на короткое время песни. Разве это не сделает его смерть счастливой?       Разве он не умрет достаточно счастливым?       Дождь. Кровь. Улыбка. Тилль помнит его горькую улыбку. Вечный взгляд, не отрывающийся от него до последнего вздоха, и, похоже, он знает ответ на свой вопрос.       Как по иронии судьбы, ему удается поймать этот взгляд только после смерти того парня. Он начал скучать по нему только тогда, когда наконец ощутил тяжесть мира без него. Это незнакомое чувство, когда перед тобой и позади тебя нет никого. Никто не предлагает помочь справиться сначала с одной проблемой, потом с двумя, а потом и с тремя, и по итогу с улыбкой на лице берёт все твои заботы на себя. Только… Только как долго тот парень был рядом и молча защищал его, неся на себе всю тяжесть его чувств …в одиночку, просто для того, чтобы продолжать оставаться рядом с ним и защищать его?       Этот парень сделал для него очень много, и, как бы Тилль не хотел это признать, самое меньшее, что он может сейчас сделать в ответ, — это пожить еще немного. Просто из жалости. Ну и по доброте душевной. Что ж говорить, Тилль — человек с высокими моральными принципами. Он, наверное, очень расстроился бы, если бы Тилль умер так скоро, да еще и в таком жутком состоянии, после того как он так драматично погиб. Хуже того, он мог бы даже посмеяться! Тилль не позволит погубить себя из-за какой-то дурацкой манипуляции и дразниться даже после смерти. Ему придется просто смириться с этим и петь с чувством умирающего сердца.       И вот он, с большей силой, чем нужно было, вырвал свою руку у Луки. Он схватил микрофон и наконец резко запел, дополнив песню бэк-вокалом. Он смотрел на Луку, наблюдая, как медленно рушится фасад блондина, а выражение его лица медленно кривится из безразличного в смутное замешательство. Ха, неудачник, подумал Тилль.

***

      Нет, нет. Всё идет не правильно. Тилля должно было быть легче всего обмануть, манипулировать им. Это ведь была его детская влюбленность, его надежда, весь его мир в конце то концов. Лука часами учился, вкладывая душу в каждое действие, чтобы передать характер Мизи и все остальное. Он даже раздобыл на черном рынке инопланетян её тонкие очки (кстати, они отвратительные). А они ведь тоже были не из дешевых.       Голос, который он тренировал десятилетиями, не подводит его, и, хотя внутренне его разум работает сверхурочно и паника охватывает его грудь, его голос остается ровным и четким, а для зрителей это самое главное. Он держит лицо как можно более нейтральным, не желая разрушать иллюзионный образ, который создали о нем сами пришельцы.       Он отбрасывает панику в дальний угол своего сознания, чтобы задаться вопросами позже. Сомнение — это главная черта неуверенного и уязвимого человека, а Лука как раз таким и является. Он любим инопланетянами, его называют «принцем» инопланетной сцены. Он был наделен не только прекрасным голосом, но и хитростью с умом, которые вкупе обеспечивали ему победу во всех раундах. Его наследие будет высечено на камне, его будут помнить как величайшего из тех, кто когда-либо выступал на инопланетной сцене. У него нет ни малейшей причины беспокоиться из-за какого-то вспыльчивого и дерзкого мальчишки, которого даже невозможно контролировать.       Вот и все, он просто раздражен. Скорее, его бесит неудача, а не реальная угроза.       И чтобы исправить ситуацию, он собирает мелкие частички себя воедино и пытается снова. Жаль, что он не может танцевать с Тиллем или прикасаться к нему с такой же пышностью, как к Мизи в прошлом раунде, — публика довольно осуждающе относится к подобным действиям мужчин к мужчинам (он молча благодарит черноволосого влюбленыша за то, что тот косвенно сообщил ему эту информацию). Он решил сделать так, чтобы оказаться прямо перед Тиллем, как раз когда его куплет закончился, и наклонился вперед, чтобы слегка прикоснуться губами к уху Тилля. —Удачи- прошептал Лука, когда пришло время Тиллю петь свой куплет. Тилль слегка вздрогнул от его действий, но оставался относительно стойким. —Ух, спасибо- Тилль слегка кивнул головой. Глаз Луки задёргался.       Теперь он в ярости. Он позволяет своему раздражению разгореться в течение одного раза и в конце концов подавляет его, предпочитая очаровать зрителей вместо Тилля, чтобы гарантировать себе победу, просто на случай, если что-нибудь случится. Просто дополнительная мера предосторожности. Он повторяет голос Тилля, чтобы подстраховать его, с отвратительно фальшивой улыбкой на лице и непонятным чувством, подкатывающим к горлу.       Они продолжают петь, и Лука ждет желаемого момента с затаенным дыханием — и он происходит. Промах.       От его зоркого глаза никогда не ускользнут мельчайшие детали, поэтому, когда Тилль на секунду замирает, а его голос дрожит, Лука радуется. Наконец парень вздыхает. Вздыхает, но не с облегчением. Он уже начал думать, что психическое состояние Тилля не так уж плохо, как изначально казалось Луке. Возможно, шок от того, что он увидел свою пропавшую детскую влюбленность, наконец-то настиг его.       Он сменил позу, слегка смягчил взгляд и приготовился изображать милую девочку, но увидел, что рука Тилля дрожит. Его трясло? Неужели с ним все настолько плохо? Лука почти почувствовал жалость к нему.       "Может быть, я позволю ему отделаться немного легче…" Лука вздыхает. Он заметил, как зрачки Тилля расширились, а взгляд остановился на какой-то точке в зале. Лука быстро переводит взгляд на ту же точку, слегка щурясь, чтобы разглядеть… ребенка?       Черноволосый ребенок, вцепившийся в руку своего инопланетного хозяина, наблюдает за Тиллем своими черными, как смоль, глазами. Он одет в белую, похожую на пижаму одежду, по-видимому, один из новых учеников сада Анакт, как и они когда-то были. Он, кажется, в восторге от выступления Тилля, и на его лице играет вежливая, легкая улыбка, словно его учили не позволять себе растягивать губы еще шире.       Взгляд Луки возвращается к Тиллю, и в его глазах больше эмоций, чем тогда, когда Мизи потеряла самообладание и была впоследствии задержана. Удивление, печаль и… огорчение?       По позвоночнику пробегают мурашки от резкого чувства дежавю. Где-то он уже видел этот взгляд—       6–й раунд — «Тилль VS Иван», так называлась прямая трансляция. 2 миллиона зрителей в прямом эфире, стремительно растущий бурный чат в прямом эфире, трансляция шла с официального аккаунта; это было настоящее грандиозное событие. Лука, заинтригованный, потягивал банановое молоко из своей кружки «Hello kitty». «Пришло время посмотреть на конкурентов », — подумал он. Из-за большого количества зрителей загрузка прямой трансляции заняла некоторое время, и в конце концов она перешла на темную сцену. Зажегся свет, и Лука моргнул. Моргнул еще раз. Тилль выглядит… гораздо более потрепанным, чем когда он видел его в последний раз. Эта девчонка Мизи, должно быть, очень много для него значила, да.       Примерно через три четверти раунда Лука уже делал заметки об Иване в своём блокноте. Какую тактику лучше всего использовать, чтобы обвести его вокруг пальца в следующем раунде, какую футболку надеть, чтобы максимально походить на Тилля, — он готовится заранее. Он отпивает бананового молока, на секунду переводит взгляд на экран, когда слышит, что пение прекращается, и тут же роняет кружку от увиденного.       Ох. это… довольно…смелый… шаг. На прямой трансляции. Хм. И теперь он самостоятельно душит его. Все еще на прямой трансляции. Хорошо. Это уже слишком… Ох, и в него наконец стреляют. Справедливо, честно.       Зрители в чате приходят в ярость. Крики, подбадривания, вопли — они все процветают в этом хаосе. Разврат в самом лучшем виде, думает Лука. Один из комментариев даже гласил: «Они что действительно геи???? Я думал, это шутка???», в то время как Иван лежал в луже собственной крови на экране. По крайней мере, у них четко расставлены приоритеты.       Лука молча скомкал страницу, на которой писал. Какая же пустая трата времени. Он уставился на экран, на камеру, приближающую лицо Тилла. Его лицо, его выражение—       Ах,       Лука выбрал не того.

***

      Тиллю казалось, что он задыхается в воздухе. Его глаза моргали, словно затворы фотоаппарата, механически и быстро, и он пытается заглушить крики своего собственного разума. Вокруг шумно. Так шумно. Он все еще поет, слова врезались в него, как клеймо, а мелодия горячо текла по его венам, но мысленно он больше не находится в этом месте. Он снова в саду Анакт, лежит на траве и смотрит в голубое небо. Рядом с ним мальчик, самый красивый на свете, о котором он тогда и не подозревал, и он ярко улыбается, слушая болтовню Тилля. Вокруг них искусственные цветы, которые Тилль всегда любил, искусственный воздух наполняет его легкие. Он дома.       Иван?       В этот миг, плотину прорвало— Тилль видит, как его собственные маленькие ручки сжимают цветок, другая пара рук рядом делала то же самое, рот повторяет одни и те же слова «держись!», а затем у него в груди словно всё начало закипать от эмоций, когда он бьет Ивана за его невежественные слова. Это глупо — он был в плену с самого рождения, жестокое обращение было обычным делом, и его ценность была понятна ему с того дня, как он увидел наклейку о распродаже на 50%, наклеенную на стеклянный барьер, — и больше всего его задевало то, что этот мальчик с короткой стрижкой монотонно твердил ему, что он одинок.       Как будто он не был единственным другом Тилля.       Кажется, Тилль забыл о своем месте. Он недостаточно ценен, чтобы его считали за «друга», и поэтому не может найти в себе силы винить Ивана.       Мир перевернулся, когда он увидел цветочную корону, раздавленную ногой Ивана, и почувствовал, как его толкнуло вперед. Он вскрикнул, когда Иван обрушил на него удары со всей силой, на которую только был способен его крошечный кулачок, с радостным выражением на лице. Тилль вздрогнул — он вспомнил. Вспомнил, что это был первый раз, когда он по-настоящему увидел Ивана.       По тому, как мягкие черные волосы обрамляли его лицо, по приливу адреналина в глазах, по красным зрачкам, расширяющимся от радости, он запоздало понял, что впервые увидел Ивана, а не парня, который всегда был рядом, или «друга», который иногда помогал ему снять ошейник. Просто Иван.       Конечно, Тилль был совершенно унижен и оскорблен тем, что его повалил на землю человек меньшего роста, но, оглядываясь назад, можно сказать, что они были всего лишь детьми, которых никогда не учили понятию любви. Быть любимым — значит быть замеченным, а Ивана не замечали никогда и, следовательно, не любили, откуда ж ему знать, что это такое, а тем более как дарить любовь?       Тилль почти провоцирует маленького Ивана ударить посильнее, чтобы вбить в мозг маленького Тилля хоть немного разума. Так сильно, чтобы глаза Тилля задрожали и наконец перестали быть слепы — чтобы увидеть перед собой несчастного мальчика, чтобы полюбить его, даже если в этот момент он будет избивать его до полусмерти.       День скомкался, как клочок бумаги. Один метеор пробил хрупкую иллюзию. Другой метеор провалился сквозь нее. Вскоре в небе появились два мальчика, смеющихся посреди всего этого. Тилль хорошо помнит, как его только что посадили в тюрьму за особое непослушание и оставили гнить. Он был на грани срыва, напрягся, когда почувствовал, как что-то коснулось его шеи, но вскоре расслабился, почувствовав те же мягкие пальцы, что и всегда. Иван. Он вывел их из города, используя ключ, который он выкрал у своего инопланетного хозяина.       Метеориты были самой красивой вещью, которую Тилль когда-либо видел, сравнимой только с мальчиком который сейчас перед ним.       Они вцепились в руки друг друга, словно это было их спасением, и бежали, и бежали, пока оранжевые оттенки неба не стали слишком розовыми и не слились с голубыми. Тилль остановился, его рука резко выскользнула из руки Ивана. Иван неосознанно потянулся, чтобы найти ее, подумав, что это случайность, и обернулся, когда понял, что Тилль полностью убрал руку. Тилль поднял голову, надеясь вымолвить несколько слов, но из-за растерянного и невинного выражения лица Ивана слова застряли как ком в горле. Он задыхался, ему хотелось вырвать эти слова из себя. Иван заслуживает знать причину, не так ли? — Мизи там, сзади—Тилль умолял: -Она не пойдет с нами, если мы не приведем Суа, но нас поймают, если мы вернемся и попробуем еще раз. — Мизи там, Иван. Мы не можем оставить её! Я не могу оставить её. Вместо того что бы сказать это Тилль, проявив трусость, разворачивается, не успев ничего сказать. Иван — одаренный гений, он поймет, в чем заключался замысел Тилля. Инопланетяне что-то говорили про айкью 130...? Это должно что-то значить, поэтому он доверяет разгадку своих мотивов Ивану. И все же больше всего на свете он просто не мог смотреть парню в лицо. А когда это я мог, спрашивал себя Тилль.       Как Тилль хотел бы снова схватить руку Ивана и крепко сжать её словно спасательный круг. Он никогда бы не отпускал его, и хватка Ивана тоже бы не ослаблялась ни на миг. Ему сейчас было плевать на то, что он оставил бы Мизи, он просто хотел вернуть его. Они сбегут, будут жить мирной жизнью на окраине какого-нибудь провинциального городка, возможно, даже присоединятся к сопротивлению, которое Иван будет яростно отрицать, утверждая, что «это поставит под угрозу их безопасность», пока Тилль в конце концов не втянет его в это. В любом случае, он никогда не продержится долго против Тилля.       И все же он не сделал этого. Он побежал обратно. Забравшись под одеяло, он зарыдал навзрыд. Он был напуган, напуган как никогда. Он только что предал своего друга и чувствовал сожаление, вину и все остальное. Он был ужасным человеком и еще более ужасным другом. Но он знает, что Иван так не думал, потому что, когда Тилль пришел на занятия поздно утром, Иван сидел и помогал ему делать записи. Тилль садится, а Иван без слов перелистывает конспекты. Парень делает вид, что не замечает жирных слез, катящихся по щекам Тилля и попадающих на бумагу, и метеоритных каракулей, то и дело покрывающих домашнее задание Тилля, и именно так Тилль узнает, что Иван его любит.       Тилль смаргивает слезы. Мальчик с любопытством наклоняет голову, похоже, заметив, что Тилль долго смотрит на него. С гораздо большим усилием, чем ожидалось, Тилль отвел от него глаза и решительно смотрел на всё что угодно, кроме этого мальчика. Если, нет, когда он победит, клялся он, он разрушит всю эту систему изнутри. Он всегда был честолюбив, но он клянется, что никогда больше не будет мальчишки, который прибегнет к насилию, чтобы быть замеченным. Никогда схватится за раненую голову и не будет говорить себе «Держись. Не унывай», потому что никто другой не поможет. Он клянется, что никому больше не придется видеть метеоритный дождь и думать о потере, о пустой руке и параллельно чертить домашнее задание.       Пылко и отчаянно Тилль поет. Поет, чтобы победить. Поет своему обещанию и своему богу, кускам мяса пришельцев из низшего класса.       Он переводит взгляд на своего противника, теперь они оба поют один и тот же куплет на равных частотах, и он запинается.       Иван был там, на сцене, и пел с ним дуэтом. Его волосы были чуть волнистее и светлее, чем в прошлый раз, а голос чуть выше, но это был он, и он дышал и пел вместе с Тиллем. Он здесь. Тилль захлебывается своими же рыданиями. Зрители в замешательстве от внезапной остановки Тилля и его внезапной перекраски его лица в бледный цвет. Иван здесь. Так почему никто больше не реагирует? —Иван? — Голос Тилля дрожит. Почему он дрожит? Это же Иван.       Иван смотрит на него. Его взгляд все так же безэмоционален, но, когда он смотрит на Тилля, они проясняются, как и всегда. Его глаза не потухли. Его одежда не пропитана кровью. Он жив. Иван отбрасывает микрофон в сторону и направляется к Тиллю с серьёзным видом человека на задании. Все это кажется смутно знакомым, но Тиллю на это наплевать.       Рука касается его щеки. Она кажется слишком костлявой и холодной. Но это рука Ивана, и он склоняется к ней.       Тилль в оцепенении смотрит на лицо мертвеца, который вернулся, чтобы преследовать его. —Прыгай - Иван улыбается.       Тилль смотрит на плавучую платформу, на которой они находятся. Это справедливо, правда. Очевидно, Иван хочет его смерти, после всего, что Тилль сделал, или не сделал — он заслуживает гораздо худшего, чем смерть. Иван и так всегда был с ним довольно милостив. —Хорошо.       Тилль подходит к краю сцены, к ужасу зрителей. Руки Ивана обхватили руки Тилля, как бы подбадривая его. —Я буду рядом с тобой. — свидетельство его преданности.       Один шаг, другой. Они вальсируют к краю сцены в чудесном и безмолвном танце. Оркестр из криков и возгласов создает прекрасную мелодию для их финального выступления. На них зажигают свет, и время пришло. Тилл стоит на самом краю, в шаге от чужого возмездия. Он смотрит на своего бога в последний раз, за мгновение до того, как они снова смогут наблюдать за метеоритным дождем. Он вдыхает жизнь Ивана, впитывает в себя его соболиные глаза. Он разглядывает черты его лица, любуясь ими в первый и последний раз, вплоть до губ и…       Стоп, где его торчащий зуб?       Такая глупая мысль разрушает иллюзию. Внезапно рев публики стал для него яснее, Иван… нет, руки Луки нежно, но захватывающе обвивают его шею, так же, как это делал Иван, и он подходит слишком близко, и один неверный шаг и он упадет на голову какого-то бедного инопланетянина и ЛУКА, ОТОЙДИ НАХЕР!       ВЫСТРЕЛ       Раздается выстрел, такой как словно судья решительно стукнул молотком.       Лука падает на землю перед ним.       Тишина. —КАКОГО ХРЕНА, ИВАН! —Ах, виноват. Еще один выстрел. —ИВАН! —Мм, я так виноват.       Пистолет щелкает так, как будто его перезаряжают, и вскоре раздается звук удара о землю. Снова тишина. —…ещё раз?.. —НЕТ!       А?       Хёна? …Иван? Что они тут…       Публика ревет, раздаются выстрелы, повсюду царит хаос. Рука вцепилась в его запястье. Тилль разворачивается, готовый ударить в нос того, кто, как он понял, был Лукой, а не Иваном… —Тилль! Это я! Слушай, это немного чересчур, но нам нужно идти, прямо сейчас! — торопливо говорит Мизи, направляя Тилля к ряду ступенек, которых раньше не было, и которые, похоже, вели за кулисы. Тилль, все еще находясь в оцепенении, смущенно повиновался, слепо шагая за своей возлюбленной детства.       Они прошли мимо корчащегося на земле Луки. Он сжимал руку и потрясенно смотрел на них. Он что-то бормочет. Х, да, ты… — всё что разбирает Тилль, когда они проносятся мимо.       Мизи вдруг остановилась, повернулась и отошла на несколько шагов назад. —Мизи, времени у нас не так уж много — пытается сказать Тилль.       Мизи сильно бьет Луку ногой по лицу, затем по руке, куда он был ранен, и, наконец, по… Ой, это должно быть больно.       «Проклятье. Хорошо.» Тилль моргает. —Око за око. Или три за двоих. Извини, математика никогда не была моей сильной стороной- бесцеремонно заявляет Мизи, уводя Тилля. «О нет, это было её».       Где-то среди хаоса парень что-то искал и искал, стреляя в каждого инопланетянина на своем пути, особенно трижды выстрелив в своего покойного похитителя. Он остановился, когда узнал одного мерзкого пришельца. —Нашел тебя, — мрачно усмехнулся он. Он выстрелил в инопланетного хозяина Тилля раз, два, и так пока не пришлось перезаряжаться снова. Ни один инопланетянин не поднялся, чтобы остановить освобожденного вундеркинда, все дрожали, как кролики перед волком. Лишь рука Тилля протянулась к нему, мягко, но настойчиво коснувшись его плеча. —Он у нас. Давайте возьмем Луку и уйдем отсюда.- раздается яркий голос Хёны.       Иван опускает пистолет. Нужно на будущее приберечь несколько патронов для этого гада.

***

      Тилль просыпается от солнечного света, проникающего через окна. Он моргает, запоздало осознавая, что находится в просторной, уютной комнате, в которой смутно пахнет алкоголем. Ха…что? Он на пробу сдвигается с места, обнаруживая, что на него навалился большой вес. Какого хрена… —Мн. О, это просто Иван. …Подождите. Иван?       Шестеренки в голове Тилля гулко завертелись. Он вскочил с нечеловечески громким воплем, и его обмякшее тело рухнуло на пол с громким стуком. Приглушенный стон. — Еще слишком рано. —Ты… Ты не умер. —Хм, правда?       Тилль инстинктивно швыряет в Ивана подушкой и тот позволяет пушистому оружию ударить его по лицу. Иван хихикает, и он здесь, он вдыхает воздух, и его глаза щурятся от смеха, глядя на выходки Тилля. Этот ублюдок здесь. На всякий случай взгляд Тилля опускается к его губам. Да, корявый зуб. —Как ты вообще… что? -осознанно говорит Тилль. Иван, похоже, понял его тарабарщину, так как его улыбка стала еще шире. —Ты помнишь Хёну, выпускницу и наставницу? Очевидно, она начала это огромное сопротивление после побега 4 года назад. Мизи тоже кстати здесь. —Иван лежал на полу в неподвижной позе морской звезды и говорил. —Они немного опоздали, но в конце концов завладели моим телом, пристрелив пришельцев до того, как они успели бросить мое тело низшим. Проснуться пришлось от этого зрелища. Они принесли меня сюда и… да, и… все- Он перевернулся лицом к Тиллю, делая раздражающие в стиле джаза движения руками. —Какого черта. Тебя ведь застрелили. Ты рухнул передо мной. Ты умер на моих глазах.- голос Тилля слегка дрожал. Он надеется, что Иван этого не заметит.       Иван поднимает бровь. Блин. Его глаза сверкнули пониманием и знакомым блеском, а выражение лица внезапно стало серьезным и слишком серьезным, на взгляд Тилля. В мгновение ока он вскочил на ноги и двинулся к изножью кровати, где Тилль застыл и ждал, затаив дыхание.       Иван остановился и посмотрел на Тилля; он говорил торжественно и медленно. — Ты… неужели…ты скучал по мне?       Тилль моргает. Тилль задумывается. Тилль принимает решение.       Он ударяет Ивана ногой.       Тело Ивана словно скручивается в комок. —Это было заслуженно. — выдыхает он. В тот короткий миг, когда Тилль оказался вне поля зрения Ивана, он поспешно вытер слезу, которая скатилась по его щекам, и остальные, которые грозили вот-вот навернуться. —Не будь таким самоуверенным. — Говорит Тилль, пиная Ивана снова и снова, пока тот не насытился, как собака пищащей игрушкой. —Но ты не сказал «нет» — ответил Иван. —Да, я не говорил.-Тилль соглашается. Хотя и очень неохотно.       На мгновение воцаряется молчание. Тилль с трудом отрывает взгляд от земли, чтобы посмотреть на внезапно замолчавшего человека.       Иван моргает. Иван пристально смотрит на него. Иван шмыгает носом. Иван—       Подождите. Он… плачет? Серьезно? —Почему ты плачешь?! — ТИИИЛЛЬ—       Иван утаскивает их обоих на кровать. Этот парень… —Отвали от меня, тяжелый ублюдок! Возьми себя в руки!       Мизи и Хёна медленно отступили от двери, ни один из них не был особо заинтересован в том, чтобы попасть под перекрестный огонь. —Все еще параноишь? -дразняще спросила Хёна, подталкивая Мизи плечом. Мизи покачала головой. —Не то чтобы я не доверяла Ивану, но после того, как я увидела Тилля таким… ну, знаешь, таким… Я просто беспокоилась, что он будет не в лучшем состоянии. Я… просто хотела быть рядом с ним, если так случится… Я знаю, каково это, — горько улыбнулась Мизи, обернувшись на приглушенные крики гнева и веселые смешки из комнаты. —Но раз уж он здесь… Думаю, с ними все будет в порядке. —Может, и нет. Если раньше влюбленный мальчишка был приставучим осьминогом, то теперь он стал чертовым Кракеном. Спасибо за твою жертву, Тилль— Хёна хлопнула в ладоши в издевательской молитве. —Я б не хотела больше иметь дело с этим эмо-неудачником.       Ее молитва не была услышана никем, кроме Мизи, потому что пронзительные крики почему-то стали громче. —ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ- — Я люблю тебя, Тилль. —…ЧТО?!       Мизи затыкает уши. Да, с ними всё будет в порядке.

***

Прим. от автора: Мой первый написанный фанфик! Надеюсь, вышло хорошо! Это зависит от вашей собственной интерпретации, но мне нравится думать, что песня, которую сочинил и поет Тилль, — это «Tongues and Teeth» группы The Crane Wives, потому что я ее очень люблю, и она в некотором роде подходит ИванТиллям. Лука неверно истолковал её как самоунижающую песню о любви к Мизи, думая, что Тилль чувствует себя виноватым за исчезновение Мизи, но Тилль подсознательно написал её, думая об Иване. Его ненависть к себе проистекает из вины, которую он чувствует из-за того, как он обращался с Иваном. Что касается персонажей, то Тилль здесь должен быть ОЧЕНЬ ненадежным рассказчиком. Он чувствует гораздо больше, чем показывает, и он заботится об Иване глубже, чем когда-либо признавался или показывал. Это полностью взаимно, в равной степени с обеих сторон. Я также попытался/лась уделить внимание на неуверенность Луки, которая проистекает из того, что его так долго возводили на пьедестал. У нас не так много информации об этом загадочном человеке, но думаю это было главной чертой его характера, наряду с одержимостью Хеной , и, кроме того, это был сюжетный ход ИванТиллям, ха-ха. Если вам интересно, то да, Иван надрал ему зад после того, как они вернулись в убежище. Что касается Ивана, то он сходил с ума в ожидании Тилля. Сопротивление должно было остановить его, чтобы он мог исцелиться, и он даже не должен был участвовать в спасательной миссии, не говоря уже о том, чтобы быть с оружием, но у него есть свои пути (деньги). В частности, он ненавидел владельца Тилля, потому что в 6-м раунде показано, что из-за него он был подвергнут жестокому обращению и насилию. Иван – рыцарь в сияющих доспехах. Кроме того, это более очевидно, но я не упомянул Ивана, а только называл/а его «тем парнем», пока не появился ребенок, чтобы показать избегание Тиллем этого вопроса и отстраненность от существования Ивана извращенным способом, чтобы справиться с тем, что он ушел «навсегда», а также дать то же чувство шока, которое испытывал Тилль! Спасибо, что прочитали!!